Как прикажете, мой командор

Дымящаяся горячая кружка обжигает пальцы даже через перчатки. Я снова пренебрег подносом. Нарушил форму и вошел в кабинет главнокомандующего без вопрошающего раболепного стука. Моя привилегия с недавнего времени. Маленькие, столь незначительные вольности, позволенные только мне. И это… подкупает, если можно так назвать. – Ваш кофе, мой командор, – негромко рапортую я, оказавшись у деревянного стола: третьего за полгода. Удивительно шаткая конструкция оказалось у первого. Второй был разрублен катаной, а первый, шаткий, ну просто очень. До неприличия. Чуть приподнимаются уголки тонко очерченного рта. Глаз не видно, слишком низко склонился над документами, но лукавые искорки так и проскакивают. Я знаю. Едва кивает. Негромко звенит блюдце, соприкасаясь с поверхностью стола. Выжидаю. И лишь спустя долгих несколько минут он соизволит оторваться от своих нескончаемых отчетов и одарить меня взглядом. Мурашки… Привычно, уже не ново, но… каждый раз спину холодит от столь откровенных, раздевающих взглядов. Эй! Ты приказал принести кофе, а не подать мою задницу! – Изволите еще что-нибудь, мой командор? Оу, ехидно. Ну, что поделаешь, не удержался. Бросает задумчивый взгляд на настенные часы, механически перевожу взор на стену: строгие, лишь черный фон и белые стрелки, с тонкими прожилками делений. Ничего лишнего, как и во всем кабинете. Странно, но я чувствую себя здесь… громоздко. В этом аскетичном идеальном порядке. Я лишний здесь с многочисленными «заклепками», как ты их называешь, на теле, но не разрешаешь снять ни единую. Тебе нравится играть с ними. Нет, не так. Тебе нравится играть с моим телом, сладко истязать его с помощью этих холодных кусочков металла. Кусаю губы. Стрелки показывают почти десять. Рабочий день давно окончен. Что бы это значило, а? Ну никаких предположений на этот счет, а уже засосало под ложечкой. Негромкий лязг – я в нетерпении провел языком по нёбу, цепляя зубы. Все еще думаешь, бросая хмурые взгляды на раскиданные по столу листы бумаги. «Творческий беспорядок», – говоришь ты, «гребаная свалка», – думаю я. Еще пара взглядов: задумчивый словно и сквозь меня, затем оценивающий и, наконец, прожигающий. Будто пелена упала, и бордовые уставшие глаза смотрят совсем по-иному – так хищник оценивает жертву: сожрать прямо сейчас или отпустить попастись еще немного. Улыбаюсь своим мыслям. – Иди сюда, – тут же командует голос. Сожрать. Хмыкаю и быстро, не спрашивая разрешения, возвращаюсь к двери, закрываю ее на замок. Так, на всякий случай. На несколько секунд замираю, чтобы насладиться взглядом, прожигающим спину. Возвращаюсь к столу. Снова заминка. Сдвигаю фуражку на глаза, направляясь к креслу. Еще шаг, и просто небрежно падаю сверху, обхватывая тебя за шею. Не очень удобно делать это в перчатках, да и тугой воротник рубашки не дает мне коснуться кожи. Досадно, поправимо. Позже, а пока… Мне нравится, как ты целуешь меня. Жадно и очень-очень-очень-очень долго, собственнически вгрызаясь в нежные, вечно истерзанные, а потому слишком чувствительные губы. Нравится, как ты небрежно скидываешь мою фуражку на пол, чтобы коснуться затылка, пригладить пряди, а после вцепиться в волосы, больно стискивая, лишая меня возможности изменить положение. И, наверное, это самое вкусное. Предвкушение… Оно не безумно сладкое, не такое насыщенно-острое, как сам секс. Оно почти безвкусное, с тонким солоноватым привкусом. Иногда и без него вовсе. Оно… Оно просто заставляет сжиматься пальцы ног и судорожно хватать воздух. Только когда ты позволишь, разумеется. Послушно сминаю своими губами твои, царапаю клыками язык, который так и норовит пощекотать мне нёбо или же подцепить шарик на маленьком штыре, пронизывающем язык. Полизать его, выдергивая вверх, оттягивая, сжимая зубами и лишая его возможности играть с твоим языком, отвечать на ласки. Иногда они щедрые, долгие. Такие прелюдии, что я кончаю, не понимая, во мне ты или нет. Или же их нет вообще: быстрый перепих в туалете во время заседания, без растяжки и лишних прикосновений. Крайности. Всегда и во всем. Если кофе – то несладкий и такой, что пальцы едва удерживают кружку. Если секс – то до пьяных всхлипов и полного помешательства. И неважно, как мы делаем это. – М!.. – протестующе мычу, пытаясь высвободить язык, который ты все еще, удерживая, увлеченно посасываешь. Черт возьми! Да… Еще. Позволь и мне тоже поучаствовать. Стискиваю плечи, затянутые в форменный бушлат. Сколько раз я видел тебя обнаженным за полгода? Два, три? Готов боготворить это тело, вылизывать каждый миллиметр твоей идеальной кожи, отмеченной шрамами. Ты никогда не расскажешь, откуда они, а я не спрошу. Шорох ткани. Не разрывая контакт, стаскиваешь с рук перчатки, с моих тоже. Касаясь пальцами ладоней, сжимаю их, ерзаю. Совсем не терпится… И тебе. Задницей чувствую. Упс, бедром. Ловкие пальцы проходятся по моей форме, освобождая ряд пуговиц из узких петлиц, расстегивают ремень, касаются груди сквозь тонкую ткань рубашки. Горячие. Развязанный галстук скользит по плечу и падает на пол, когда я поспешно выбираюсь из бушлата. Быстро стискиваешь бедра, снова возвращаешься к груди, сквозь ткань поглаживая кончиками пальцев затвердевшие соски. М-м… Как по оголенным контактам мокрыми ладонями. Нехилый такой импульс с бешеной скоростью несется вниз, стекаясь в паху. Да… Так. Скоро будет совсем хорошо. В отличие от твоих, мои кисти словно окоченевшие, с трудом вслепую нахожу и расстегиваю маленькие пуговицы. Нетерпеливо помогаешь мне. Поиграли… Теперь только одно на уме. И побыстрее. Мой язык сплетается с твоим почти у самой глотки. Подбородок, кажется, мокрый от слюны, а губы невозможно влажные: твои – настойчивые, напирающие, а мои – податливые, с готовностью уступающие натиску. Ну наконец-то! Стаскиваю форменный пиджак и с тебя, после быстро перемещаюсь вниз, чтобы неверными пальцами раздражающе медленно расстегивать ремень. Мой только что звякнул, ударившись о подлокотник кресла. Живот холодит на мгновение, после кожу согревает ладонь, скользнувшая под ткань. Вот тут уже не сдержать стона. Да и не надо. Тебе нравится. Тебе до одури нравится ничего не соображающий, ошалевший от страсти мышонок. Совсем немного. Ладонью настойчиво пробираюсь в твои штаны. Двигаешься чуть назад, помогая мне. Блять!!! Блять!!! Блять!!! Ебаная трель телефона!!! Ну какого хуя всегда так ебически не вовремя??! Почему именно тогда, когда мои пальцы уже почти сжали твой член?! Почему ты отталкиваешь их и прижимаешь меня, бесцеремонно развернув, к груди, фиксируя, чтобы дотянуться до долбаной трубки?! Закрываю глаза, медленно вздыхая полной грудью. Успокоиться, нужно успокоиться… Какая блядь посмела трезвонить в такое время?! Успокоиться… Расстрелять суку! Выдох. Пропустил начало разговора. Теперь прислушиваюсь. – Да, доложили. Э? – Образец. Чего? Нового дизайна кожаных плащей, что ли? Теперь и на пуговках? – И сколько? Вот черт! Чуть язык себе не откусил, подавившись воздухом. – Изъять. Ну да. Излюбленная манера вести переговоры: кратко, сдержанно и очень сухо. Сейчас на руку… Возбуждение никуда не делось, а я не намерен ждать слишком долго. Выгибаюсь в бесполезной попытке нагнуться и снять сапоги. Удерживающая поперек торса рука дергает назад. Так, да?! Отлично. Закидываю бедро на подлокотник. Вот так. Одну ногу, потом вторую. Сапоги глухо плюхаются на пол. Расстегиваю молнию на штанах, стараясь сделать это как можно громче, демонстративно выгибаясь и ерзая. Уже тянусь к резинке боксеров, как удерживающая рука перехватывает мою кисть. Ну почему?.. Или же… Откидываюсь назад, чтобы, запрокинув голову ему на плечо, разглядеть выражение лица. А… А-а… А голос-то такой холодный, официальный. Теперь понятно, почему нельзя снять все: ты хочешь сделать это сам. Я потерплю… Ради такого-то нетерпения и плотно стиснутых от тщательно скрываемого желания челюстей. – Быстрее, пожалуйста… – шепчу я, стараясь придать своему лицу невинно умоляющее выражение, вот только блядская голодная лыба ну со-о-овсем не желает покидать его. Какая досада. Отдает распоряжения таким голосом, словно и не его член так настойчиво упирается в мою поясницу. Ну быстрее… Еще немного – и я начну ныть и канючить. Все мои взгляды упорно игнорируются. Сука. – Да трахни ты меня уже! – раздраженно шиплю, не преставая ерзать. Трубка летит на рычаг спустя мгновение. М… Сегодня мы изволим грязно? Еще как… Пальцы дергают меня выше, усаживая поровнее, и тут же скользят вниз, оттягивая резинку боксеров, накрывая плоть. Нет, не так! Сожми! Слишком мало таких касаний. Больше! Дай мне все и сразу! Нетерпеливо поскуливаю. Тут же вторая ладонь касается моих губ, разжимая их и двумя пальцами втискиваясь внутрь рта. С готовностью втягиваю их глубже, посасывая и обволакивая слюной. Не спеша двигаешь ими, на пару миллиметров вперед и обратно. Складываю губы в трубочку и, почти полностью выпустив изо рта, посасываю только подушечки, изредка языком обводя полукруг. Аналогия… Она уже возникла, верно? Именно поэтому ты так потрясающе сжал меня внизу? Просто нечто. Почти грубо, мало, болезненно. Сережка пирсинга то и дело трется о ткань, промокшую от смазки. Мучительно. И становится только невыносимее, когда большой палец ложится на головку, нажимая слегка, перекатывая шарик, цепляя, оттягивая. Садист. Вторая рука привычно скатилась на грудь, вдоволь наигравшись с языком. Выгибаюсь, как можно сильнее толкаясь в его ладонь, и она, кажется, вся уже мокрая от смазки. Это ты тоже любишь. Тебе нравится каждый раз получать доказательство того, как сильно я хочу тебя. Ссаживает вперед, на самый край колен, отнимая ладони. Щелчок пуговицы, молния с негромким жужжанием ползет вниз. Ну наконец-то… Буквально сдергивает мешающие боксеры, приподнимая меня, направляя. Да! Да, пожалуйста! Больше нет сил терпеть. Вздрагиваю, когда горячая головка упирается в меня, скользит между ягодицами. Нетерпеливо ерзаю. Вставь… Вставь уже… – А… ах… Покусываю губы, опускаясь назад, медленно. Без растяжки не могу принять сразу всего. Снова вверх, плотно сжав челюсти. Удерживает, заставляя остановиться. Замереть перед новым стартом. Скорее, скачкой. Все это давно не кажется мне пошлым. Наоборот. Таким… Таким… желанным, правильным. Еще… – Не тяни уже, – прошу я. Голос подводит, дрожит. Секунда, и пальцы стекают на бедра, стискивая, и вниз, резко, до выступивших слез. И снова, снова… Я не заметил, когда «больно» стало «охренительно». Сейчас только вспышки, сковавший виски вакуум и звонкие шлепки ягодиц по коже живота. Опускаю голову, с трудом фокусируя взгляд на темном ореоле вокруг каждого из твоих пальцев. Снова ставят багровые синяки на бедрах, прямо поверх предыдущих, выцветших. Хочу, чтобы они появлялись снова и снова, никогда не исчезали полностью. Постепенно они разрастаются, с каждым новым толчком все больше, все ярче. Еще немного – и они расползутся настолько, что залезут ко мне в глотку, заставят задыхаться и хрипеть. Вспышка марева справа – твои зубы сжались на плече, до хруста закусывая ткань рубашки. Боже… От хриплого, рваного дыхания позади волосы шевелятся на макушке, стекаясь волнами многочисленных мурашек. Целое цунами. «Еще» – светится в сознании, словно кто-то, не церемонясь, вывел это алой краской, перекрывая все остальное. Еще… – Акира… Не соображаю. Не понимаю, чего ты хочешь, пока медленно не стекаю на пол. Прямо на четвереньки благодаря твоим подталкивающим рукам. Невыносимо. Снова ждать. Растопыренная пятерня ведет между лопатками, по спине. Дрожу. Ниже. Замирает и, стремительно скатываясь вниз, вкручивается в меня сразу тремя пальцами. – А-а-а!!! Попробуй тут сдержать крик, когда так бесцеремонно долбят. Долбят, вынуждая извиваться всем телом и прижиматься грудью к холодному полу, чтобы закусить кулак. Ничего нет. Теперь вообще ничего. Ни долбанных дрейфующих пятен, ни вспышек. Ничего. Только чернота плотно стиснутых век. И наслаждение… Оно омывает меня полностью. Даже не волнами, а фонтаном чертовых брызг. Проклятье! Не могу коснуться себя. Слишком неудобно. А член ноет, все больше тяжелея и наливаясь. Почти больно, почти сладко. Чертова черта… Лишь немного не хватает, чтобы переступить ее. Пальцы, хлюпая, покидают мое тело, скользят по рубашке на спине, оставляя влажный след, который тут же льнет к коже. Рывок назад… Голые колени саднят, елозя по полу. Ну же! Входит… На этот раз нарочито медленно, заставляя вздрогнуть всем телом, а после, предательски краснея, шире раздвинуть ноги. Прогнуться, хотя кажется, что больше уже просто невозможно. Хруст позвонков и молния, скользнувшая по позвоночнику к затылку. Так… Да. Продолжай так. Размашисто двигая бедрами, вбиваясь в меня, сопровождая гулкие шлепки аккомпанементом из хриплых стонов, задушенных еще в горле. Больше… Больше! Твое дыхание сбивается. Стоны становятся злобной, крайне нецензурной бранью. Что такое? Что?.. Не соображаю. Несколько секунд тихо, а потом в отключившийся мозг, затопленный удовольствием, врывается раздражающая трель. Нет… Нет… Мать вашу, не сейчас! – Не бери… Не останавливайся… – умоляю, чувствуя, как вот-вот ноющей болью вспыхнет неудовлетворенное желание. Замираешь. Движение вперед, от которого моим криком еще долго играется эхо, и так же резко выходишь. А-а-ай… Готов вопить от разочарования. Снова. Снова-а! Щелчок трубки, ледяной ответ. Раздражен. Всеми силами стараешься скрыть это. Чертов трудоголик. Опираясь на дрожащие руки, поднимаюсь на четвереньки, а потом осторожно сажусь. Онемело все. Заторможенно оглядываюсь. Чувствую себя пьяным… или обдолбанным. Я обдолбан тобой, Шики. Хе. Я идиот. Разговариваешь, сжимая губы в тонкую злую черту. Ползу ближе, встать просто нет сил, и, подобравшись вплотную, обхватываю твои бедра руками. Почти мурлыкая, хотя это больше похоже на хриплое карканье, трусь щекой о твою ширинку, губами едва касаясь возбужденной головки. Открываю рот, обхватывая, сжимая, почти так же, как недавно проделывал это с пальцами, только теперь ты тут же вцепляешься в мои волосы, отводя голову, а потом, толкая вперед, вколачиваешься по самую глотку. – М-м… Хрипло дышу носом, послушно принимая тебя всего. Старательно глажу языком, чуть царапая шариком пирсинга, а мои руки словно сами стаскивают с тебя штаны, спуская их до щиколоток. Послушно переступаешь вперед, так и не отпуская меня. Теперь манжеты… Какая дрянь их вообще придумала? Расстегиваю с трудом, тащу за рукава вниз, запоздало вспоминая про застегнутую рубашку. Вот черт! Как ни странно, помогаешь мне, расстегивая ряд пуговиц. Падает на пол. Вслепую, продолжая ласкать тебя ртом, глажу твой живот, пробираюсь к груди. Сжимаю соски, покручиваю. А твой голос становится еще холоднее, еще напряженнее. Вкусно. Только мне, не звонящему. Надеюсь, эта мразь, обливаясь холодным потом, подыскивает взглядом табуретку и крюк покрепче. Отвечаешь что-то, прежде чем просто выпустить трубку из пальцев, не заботясь о том, чтобы вернуть ее на место. Двумя ладонями стискиваешь мою голову. Разобьешь мне губы, если будешь так долбиться, но… тебе плевать. Грубо, цепляя зубы, не позволяя облизывать тебя, механически имеешь меня в рот, а я стискиваю пальцами твою поясницу, пытаясь не сойти с ума от боли в паху и недостатка кислорода. Все плывет, сейчас просто упаду на бок. Еще глубже… Хриплю. Прямо в глотку бьет струя спермы. Ощущаю только ее привкус, пока ты не ведешь членом вперед, с явным удовольствием ненадолго головкой упираешься в нёбо и только после позволяешь, окончательно одурев, осесть на пол. Так больно. Давит внизу, скручивая. Падаешь на пол рядом со мной, тянешь ближе, губами отыскивая мой рот. Не понимаю, только чувствую, как тепло наполняет, и как все становится еще хуже. Возбуждение вот-вот заставит меня выть. Поцелуй жаркий, долгий, служит отличным продолжением пытки вкупе с моими кистями, стиснутыми твоими, мешающими мне коснуться себя, наконец-то получить разрядку. Ты всегда так делаешь, не позволяя мне трогать себя во время наших игр. Отстраняешься. Все еще возбужденный, с алыми, под цвет глаз, опухшими губами. Тянусь вперед за продолжением… – Нет. Что?! – Шики? – У меня совещание через полчаса. Мне нужно привести себя в порядок. – Но… Какое там возразить… Иль Рэ уже стал собой. Расчетливая эгоистичная сука. Злоба накатывает. Неудовлетворенность лишь только подстегивает ее, делая волны еще круче. – Маленькая рыбка дождется меня? – Как прикажете. Хмыкает и, наклоняясь ближе, треплет меня за щеку. Ненавижу это! – Вернусь и затрахаю тебя до смерти. Издевательская усмешка. Скулы сводит. Все тело ноет и болит, а ты кидаешь меня, еще и смеешь издеваться! Скотина. Поднимается на ноги, оставив меня сидеть прислонившись спиной к столу. Уже у двери, ведущей в его личные апартаменты, останавливается, разворачивается ко мне. Мелькает надежда. Неужели?! – Акира, кофе сладкий? Сука. – Нет. Кивает головой в знак одобрения и скрывается в комнате. Спустя какое-то время слышу шум воды. А внутри все клокочет от злости и обиды. Ну уж нет, так не пойдет! За удовольствие нужно платить, мой командор! Рывком поднимаюсь на ноги, морщась от боли в пояснице. Оглядываюсь. Где там у тебя была пара упаковок конфиската? Просроченная партия наркотиков, вызывающих лишь дикий стояк и желание отыметь все, что имеет дырку. «До смерти», говоришь? Открываю верхний ящик стола. А вот и они. Разумеется, ты заметишь пропажу, но… позже. Пара ампул с зеленоватой жидкостью. Взвешиваю ее на ладони. Мне хватило половины дозы, чтобы едва ли не ползать на коленях, умоляя об «избавлении от мучения». Тебя это позабавило, помнится, а я не мог ходить еще почти три дня. «До смерти», да?! Быстро сворачиваю хрупкую стеклянную стенку ампулы и разом выливаю содержимое в чашку с остывшим кофе. Так тебе, тварь! Пустая капсула возвращается в ящик, под кипу бумаг, а я – к столу, приваливаясь к деревянному боку. Жду, подтягивая колени к груди. Давай быстрее, сволочь! Скрип двери ванной комнаты, еще пара минут ожидания. Выходишь уже полностью собранный и одетый. Приближаешься к столу лишь за тем, чтобы одним большим глотком осушить чашку. Наслаждайся, сука. С трудом сдерживаю мстительную улыбку. Так тебе. И лишь на мгновение в моей душе, на самом ее дне, шевелится чувство вины за содеянное, когда ты останавливаешься рядом и кончиками пальцев касаешься моих волос. – Прибери тут все. А нет. Показалось. Застудил. Хотел бы я видеть твое лицо, когда эта дрянь начнет действовать. – Как прикажете, мой командор. Кивает и, не оборачиваясь, покидает кабинет. Внизу его ждет водитель. Даже не знаю, куда он направился. Тоже мне, адъютант. *** После душа становится куда лучше. Конечно, это не было так охренительно хорошо, как могло бы быть, но… все лучше, чем совсем без разрядки. Уже вытирая волосы и собираясь завалиться спать, краем глаза замечаю, как вспыхивает экран мобильника, сообщая о входящем сообщении. Хе. Кажется, я знаю, кто это. Не спеша прогуливаюсь вдоль комнаты. «До смерти, мстительная дрянь! До смерти!!!» Закрываю. Главное меню. Тема экрана. Да, мне явно стало лучше.