Записки с задней парты

Подвалы, в которых находился класс зельеварения, претерпели глобальные изменения с тех пор, как Северуса Снейпа сменил на посту известный в узких кругах венгр мистер Венцит. Первый же класс, ввалившийся со звонком в широкий дверной проем, заметил кардинальные различия, прежде всего заключающиеся в широких витражных окнах. Вид за окном был захватывающий и очень непривычный из-за контраста с прежними темными и сырыми подземельями. В воздухе ощутимыми теплыми вихрями витала магия, коснувшаяся рабочих столов, парт и книжных шкафов. Ученики сгрудились в единственном сумрачном (хоть немного приближенном к привычному мраку) углу и пугливо уставились на яркие ковры и драпировки. Прежние дубовые парты сменили изящные, в чем-то даже щегольские, столы из орехового дерева; вместо высоких, под потолок, шкафов с ингредиентами обнаружились легкие стеклянные стойки, вокруг которых фосфоресцировала защитная магия. — Прошу вас, — вкрадчивый голос, с похожими и одновременно непохожими на Снейповские интонациями, поплыл по помещению. – Гриффиндор, верно? Второкурсники… *** Новый преподаватель обеспечил Хогвартс новостями на целые недели вперед. Высокий, благородно рыжий и абсолютно подавляющий, Венцит Фурстан занял по праву первое место в списке сплетен школы. Учителя сравнивали его со Снейпом, куда без этого, однако сравнение было в пользу венгра. Его уроки изобиловали редкими – и полезными! – сведениями, которые без труда умещались в головах даже ветреных четверокурсников. Венцита любили ученики всех факультетов, хотя он бывал и жесток, никогда не выходя, тем не менее, за рамки приличий. Гриффиндорцы ценили честность и прямоту, с которой он отвечал на самые трудные и неудобные вопросы. Студенты Рейвенкло верещали от восторга, получая усложненные рецепты зелий (не сложнее остальных, но им этого знать не стоило), а хаффлпафцы были довольны тем, что их, наконец, перестали попрекать недалеким умом. Слизерин обожал Венцита просто по умолчанию, ибо такому декану не зазорно было бы и поклоняться. Пожалуй, единственной головной болью Венцита – хотя, кто знает, что думал хитрый лис по этому поводу – был мальчишка Халдейн, пятикурсник с Гриффиндора. Какая муха его покусала, привив стойкую ненависть к зельевару, даже сам Келсон не сказал бы точно. В кабинете на него нападали попеременно ненависть, презрение, панический страх, опять ненависть, замешивая коктейль в душе и мешая замешивать зелье в котле. Уроки неизменно оканчивались испорченным варевом и троллем в журнале. Отработки Венцит тоже назначал исправно, хотя, видят боги, ему совсем не улыбалось заставлять студента перебирать – и портить – ценные ингредиенты. Вообще сама концепция отработок была ему чужда: как-то они разговорились с МакГонагалл, и Венцит поделился собственным опытом работы с трудными учениками, еще во времена жизни на родине. После этого директор школы неделю ходила и опасливо косилась на профессора Фурстана, признавая, однако, эффективность изощренных и практически персональных наказаний. Но терпение Венцита, вопреки всему, вовсе не было таким уж безграничным. К ученикам у него был ряд требований, которые должны были выполняться неукоснительно. Этому, как правило, и сопротивлялся юный Халдейн. Было ли это врожденное желание делать все наперекор врагу (а иначе как врагом, Келсон профессора не именовал) или юношеский негативизм, однако методичное нарушение очевидных правил явило свои плоды: Венцит вконец разозлился на “упертого мальчишку” и назначил ему отработку. И еще паре десятков учеников, которым не повезло попасться под горячую руку уже после уроков, в коридорах замка. Заставлять провинившихся очищать склизкие тушки флоббер-червей Венцит поленился (все равно самому потом переделывать), а запас перетертых жуков-скарабеев еще не успел кончиться после предыдущих отработок. Посему, профессор усадил класс в кабинете зельеварения, позаботившись о трансфигурации парт в одноместные (во избежание эксцессов) и загрузил заданиями до и вместо ужина. Разновозрастному классу были розданы листы с вопросами, а старшим курсам (представленным Алариком Морганом с седьмого и Дунканом МакЛайном с шестого) в довесок досталось написание эссе на три свитка о способах использования клобука монаха. Морган достаточно быстро справился с основным тестом и от нечего делать – писать эссе ему в голову не пришло – начал оглядывать класс, отмечая про себя, что так много студентов на отработке у Венцита он видит впервые. Собственно, он оказывался на них не так часто: больше по глупости, попадаясь после отбоя, к примеру, чем ошибаясь на самих уроках. Зельеварение Аларику нравилось, даже у Снейпа он умудрялся получать “выше ожидаемого” (это на Гриффиндоре!), но общешкольные правила никак не хотели соблюдаться. Сидящий за первой партой младшекурсник попытался списать, но, видимо, перепутал заклинание и вместо тихого шепота раздался громоподобный вопль о безоаре и том, где его стоит искать. Венцит поморщился и, не вставая из-за своего стола, махнул палочкой, заменяя листок с заданиями на другой, с другими, более заковыристыми вопросами. — Мистер Хоуэлл, будьте любезны думать своими мозгами. Это первое предупреждение, следующее станет последним. Аларик хмыкнул, скользя по классу взглядом. Дункан упоенно строчил что-то на втором по счету свитке и попутно делал пометки в тестовом листке. Келсон на соседнем ряду, кажется, закончил с тестовыми вопросами и теперь вертелся, как будто ему за шиворот насыпали сушеных пауков. Морган беззвучно сотворил клочок пергамента и нацарапал на нем: “Перестань ерзать так, как будто тебе штаны член прижали”. Свернувшись крошечным полупрозрачным голубком, пергамент скользнул к Келсону. Тот вздрогнул от дуновения магического ветра, но, поймав взгляд Моргана, развернул послание. Они и раньше перебрасывались короткими – и не очень – записками, порой достаточно фривольного содержания. Однако делать это под носом у строгого преподавателя… Аларик совсем с катушек съехал: это ему остались считанные недели до выпуска, а Келсону еще учиться и учиться. И познавать, как далеко простирается власть и злопамятность профессора зельеварения, не хотелось. “Отстань, Морган”. Слишком коротко и грубо, но Келсон не мог позволить Аларику вновь с собой играть. Еще свежо было воспоминание о Риченде, о том, как она вешалась на старшекурсника, поймав его после урока Трансфигурации. Конечно, он извинялся перед Келсоном, на коленях стоял (еще как стоял!), но мерзкий осадок с привкусом ревности все еще тревожил сердце. “Это так не работает, милый Келсон. Признайся, ты соскучился”. Аларик довольно оскалился, увидев, как Келсон отвел глаза от неровных строчек. Его было легко читать, ловить эмоции на выразительном лице и чувствовать направление мысли. Сейчас он на секунду отвлечется, кинет взгляд на Венцита, убеждаясь, что преподаватель всецело занят своими бумагами, и примется писать ответ, иногда останавливаясь и задумчиво водя кончиком пера по носу. Милая дурацкая привычка. “Здесь слишком жарко. Прежний кабинет мне нравился больше: лучше отморозить яйца, чем их поджарить лучше замерзнуть в ледышку, чем медленно поджариваться в этой духовке”. Тщательно вымаранные чернильные строчки сдались под напором заклинания, являя Аларику истинные чувства Келсона. У этого волчонка прореза̀лись зубки. “Такие слова не подобает употреблять отпрыску чистокровного рода. Тебя стоит наказать”. Свернутый голубок улетел, невидимо чиркнув по краю парты. Венцит, то ли реагируя на звук, то ли просто постоянно контролируя класс, поднял голову и прошелся взглядом по партам. Взмахнул палочкой, распыляя шпаргалки двух девочек-третьекурсниц, подозрительно посмотрел на Аларика и вновь вернулся к работе. Клочок изрядно помятой бумажки вернулся и раскрылся на парте перед Морганом. “Ты бы взялся, да? Бьюсь об заклад, ты не смог бы сделать мне больно”. Аларик даже несколько опешил, но затем заметил отчаянно алеющие уши Келсона и понял, что намек дался тому с большим трудом. При всех откровенных разговорах и еще более откровенных отношениях между ними двумя, Келсон все еще краснел от слишком пошлых оборотов, видимо, стараясь сохранить так привлекающий Моргана образ нежного юноши. Пожалуй, впервые на памяти Аларика он решился на прямое заигрывание. Благие намерения стоило поощрять. “Ну что ты. Я предпочел бы мучить тебя иначе, распаляя и испытывая удовольствием. Если ты, конечно, меня простил ”. Ответ прилетел быстрее, чем можно было бы предположить. “Ты сам знаешь, что давно простил. Ну же…” Аларик сел чуть боком, загораживаясь от вероятных любопытных взглядов. Как можно тише отодрав кусок пергамента от свитка для эссе, он принялся строчить, стараясь избегать совсем уж банальных фразочек. Ничего принципиально нового Морган не мог предложить Келсону: все то же, в разных позах, как говорится. Своим тоном переписка слишком сильно напоминала ему дамские романы, что тайком ходили по рукам. Девчонки всех возрастов, начиная от четырнадцати, томно вздыхали и, хихикая, цитировали особенно вдохновляющие пассажи. Видят боги, Моргану было тяжело удержать тонкую грань и не скатиться в вульгарщину. “Я бы начал с подходящего места. Наверное, затащил бы тебя в Выручай-комнату, она была бы полностью в нашем распоряжении, огромная и подвластная моим – и твоим – желаниям. Сначала я бы притиснул тебя к двери, поцеловал, не давая дергаться. Я бы поднял твои руки, чтобы ты не мог ничего сделать, чтобы чувствовал себя полностью в моей власти. Ты бы постанывал, тщетно пытаясь потереться об меня. Но я бы держал крепко”. Чувствуя, как член натягивает брюки, Аларик сдвинулся к краю стула и накинул полы мантии на бедра. Повинуясь мановению палочки, бумажный голубок улетел к Келсону. Тот замер, вчитываясь в строчки, и судорожно вдохнул, выпрямив спину; его поза сразу стала какой-то деревянной. Ответ он царапал слишком долго, по мнению Моргана, но в ожидании тоже была часть очарования игры. “Я подчинился бы тебе сразу и безусловно. Делал бы только то, что ты прикажешь. Чувствуя, как слабеют ноги, я умолял бы тебя не медлить”. “Правильно, умоляй, мой милый Келсон. Я бы, может, даже подчинился. Прикусил бы за шею, отмечая, коснулся бы ключиц, плеч. Я бы слушал твои тихие стоны, когда прикоснусь к соскам, очень легко, только дразня. Ты бы вырывал кисти из моих рук, в попытке дотянуться до меня, благословить собой. Но я бы держал крепко, иногда, подразнивая, поднимая голову и прикусывая тонкие запястные косточки”. Рука с пером чуть дрожала, выводя предложения. Отослав голубка, Морган поднял глаза и столкнулся с пристальным взглядом почти прозрачных, льдистых глаз Венцита. Возбуждение прокатилось контрастно горячей волной по спине, сменяясь острым предвкушением опасности. — Мистер Морган, вы закончили? Мне дать вам еще одно задание? – Венцит был обманчиво спокоен. Казался бы даже благодушным, если бы не обещал взглядом все кары мира. — Н-нет, профессор Фурстан, я еще не кончил… — Аларик осекся, осознав, что именно только что сморозил. — Тогда будьте любезны сосредоточиться и перестать обмениваться любовными посланиями с мистером Халдейном. По классу пробежался тихий шепот, сначала от задних парт вперед, затем обратно. Новую сплетню взяли на вооружение. Келсон при упоминании своей фамилии вздрогнул и пошел красными пятнами. Злить Венцита не хотелось, но так сладко ныло внизу живота от записок Аларика… “Будь осторожнее. И продолжай. Пожалуйста”. Уменьшенный полупрозрачный посланник скользнул в руку Моргана, становясь видимым от прикосновения с пальцами. Писать ответ пришлось, прерываясь ежеминутно, прикрывая записку рукавом мантии от прожигающего взгляда профессора. Некстати с шорохом прилетела записка от Дункана – он слезно просил помочь с точным рецептом зелья Сна-без-снов. Морган только отмахнулся, обращая бумажку в пепел: все потом. “После сосков я бы скользнул ниже, становясь на колени перед моим принцем. Обвел бы пупок пальцами и повторил губами. Я бы целовал тебя, кусал и зализывал причиненную боль. Она была бы сладкой. Ты положил бы руку мне на голову, перебирая волосы, стараясь меня поторопить. Ты бы уже не стонал, а дышал сорвано, обессилено прислонившись к этой чертовой двери”. Пергамент рвался под неровным нажимом, складывался изломанными линиями. Келсон низко склонился над партой, пряча пылающие щеки, в ожидании голубка. Тот ткнулся ему в ладонь под партой, вызвав едва слышный возглас. Услышал ли его Венцит за скрипом перьев и звяканьем чернильниц? Келсон писал долго, прерываясь и настороженно обводя класс лихорадочно горящим взглядом. Пергамент вернулся весь измятый и чуть не продырявленный в нескольких местах. Морган чуть усмехнулся и поправил лист заклинанием. “Ты заставлял бы меня плавиться в твоих руках. Обжег бы огнем, заставил бы выгибаться, тянуться к тебе как к источнику посреди душной пустыни. Я бы поднял тебя с колен и поцеловал. Я бы молил тебя без слов, просил телом. Я бы прижался к тебе, чувствуя, как ты напряжен, как дрожат твои руки, но как ты сдерживаешь себя, потому что всегда все контролируешь. Ты бы опустил щиты, позволяя мне касаться твоего сознания. Ты – моя сила и моя слабость”. Голубок вспыхнул в руках у Аларика и рассыпался пурпурными искрами. — Мистер Морган. Я, кажется, уже просил перестать заниматься посторонними вещами. Я уверен, то, что вы так увлекательно читали, вполне способно дождаться окончания отработки. Это последнее предупреждение. Венцит еще раз пристально оглядел студентов и хотел опять опустить глаза, но резко переменил свое решение и встал, медленно обходя класс. Морган, знаками попросив Дункана прикрыть его в обмен на помощь с тестом, быстро строчил в свежесотворенном пергаменте. “Ты всегда вьешь из меня веревки, но в этот раз я бы не поддался. Я бы поднял тебя, прижимая к себе, заставляя сцепить ноги у меня за спиной, и отнес бы к кровати. Там, опустив на покрывало, я бы создал мягкие прочные ленты и связал твои запястья, покрыв их поцелуями. Палочкой бы снял с тебя всю одежду, потому что был бы слишком нетерпелив, чтобы сделать это самому. Ленты бы сами прикрепились к изголовью, открывая тебя всего. Я бы скользнул к твоим ногам, обводя пальцами подъем, на грани с щекоткой проводя по своду стопы. Ты бы дергался, кричал, умолял, но не отнимал ногу. Я бы поднялся выше, обводя икру и затем бедро. Ты бы закричал, когда я легко провел по внутренней стороне, почти касаясь твоего члена. Но только почти”. Послание стало прозрачным и вспорхнуло Келсону в руку. Он даже успел его развернуть и прочитать, попеременно краснея и бледнея, но, торопясь ответить, сильно дернулся и сбил чернильницу с края стола, привлекая внимание профессора Фурстана. Терпение того, видимо, подходило к концу. Ступая бесшумно, Венцит подошел к парте Келсона и, наклонившись над самым ухом, угрожающе проговорил: — Мистер Халдейн, мне надоело разбираться с вашими юношескими проблемами. Если вы не можете держать себя в руках, находясь в непосредственной близости к объекту обожания, будьте добры пересесть. Первая парта, поменяйтесь местами с мистером Хоуэллом. Келсон резко побледнел и принялся вставать, неуклюже придерживая мантию. — Вставайте, вставайте, быстрее. Вы тратите свое время. Морган фыркнул в кулак, понимая, что команду “встать”, Келсон выполнил заранее и очень, очень добросовестно. Прикрываясь свитками с тестом и широкими полами мантии, Келсон добрел до первой парты и плюхнулся на стул с обречённостью приговоренного к казни. Морган как можно тише наколдовал новый листок (сколько они уже извели?) и пустым отправил Келсону. Оставалось ждать ответного хода, пытаясь найти такое положение, чтобы стул не казался пыточным устройством, а член не выпирал бугром сквозь брюки и мантию. "Я бы чувствовал твою мощь, от нее у меня бы проходила дрожь по спине, а ноги сами раздвигались. Я доверил бы тебе самое себя, тело и душу. Я бы чувствовал, как твои прикосновения отдаются искрами в крови. Я бы скулил и подавался тебе навстречу, даже чувствуя, как ленты врезаются в кожу. А потом я бы даже не смог закричать, когда ты взял бы мой член в рот, потому что это слишком сильно. Я бы сжал пальцы, впился ногтями в кожу, чтобы хоть немного отрезвить себя. Чтобы не кончить как пятнадцатилетний подросток. Ты бы не дал мне кончить". Венцит по дуге обходил класс, приближаясь к первым партам. Чувство опасного предвкушения вновь мурашками отдалось в затылке, и Келсон поспешил отправить голубка Моргану. Тот воспользовался тем, что внимание профессора сосредоточилось на передних рядах, и почти не таясь развернул пергамент. Строчки прыгали, буквы меняли размер, а отдельные слова полностью прятались в кляксах. Келсон, обычно смущающийся, открыл в себе талант описывать глубоко скрытые желания. Наверное, так ему было проще: оставлять себе лазейку под названием "это всего лишь игра". "Ты бы не кончил без моего разрешения. Без моей помощи. Я бы мучил тебя, легко без нажима обводя головку, едва касаясь руками яичек. Я бы отвлекался, проходя пальцами по животу, поднимаясь к груди, а затем опускаясь к ступням. Я бы доводил тебя до безумия, прикасаясь всегда не там, где ты так жаждешь. Затем я бы развел твои ноги шире, чтобы было удобнее. Я бы прикоснулся поцелуем к складке ануса, одновременно поглаживая член рукой. Затем надавил бы языком, все ещё недостаточно сильно. Ты бы стонал, просил остановиться и не останавливаться никогда. Тогда я бы наколдовал смазку и аккуратно проник в твоё тело одним пальцем". Морган отправил записку, чувствуя, как в висках отдается пульс. Сколько времени они уже переписываются? Сколько ещё пройдет, пока Венциту не надоест этот балаган и он не выставит их вон? Конечно, тогда можно будет осуществить все написанное (и ненаписаннное), но исчезнет нотка опасности... Слишком возбуждающая, чтобы легко с ней расстаться. Пергамент вернулся неожиданно быстро, шлепнувшись перед Алариком и самостоятельно развернувшись. "Пожалуйста... Пожалуйста, Аларик". "Ты слишком нетерпелив, тебе стоит поработать над выдержкой, милый Келсон. Я бы занялся и этим тоже. Я бы мучил тебя, не добавляя пальцы, не велся бы на провокации. Я бы делал вид, что меня не волнуют твоя закушенная губа, сцепленные пальцы, перевитые спутавшейся вконец лентой. Что твои всхлипы не заставляют мои руки дрожать, не отдаются в солнечном сплетении горячей волной. Я бы, наконец, добавил второй палец, видя, что ты уже на грани. Обхватил твой член у основания, не давая сорваться за грань. Ты бы сжимался на моих пальцах, умоляя дать тебе больше. Твоё дыхание было бы поверхностным. Тебе было бы мало и трёх пальцев, ты бы ловил мой взгляд, выпрашивая член. Ты бы взвыл, когда я добавил смазки и протолкнул в тебя четвертый палец. Наплевав на боль в запястьях, ты бы рванулся вперёд ко мне, шипя и извиваясь. Я бы усмехнулся, чувствуя пульсацию своего члена. К этому моменту я бы голову потерял от желания взять тебя". Кончики пальцев кололо от возбуждения. Отработка окончательно исчезла из области внимания, вместе с остальными студентами и строгим Венцитом. Аларик чувствовал только дикий жар, практически слышал частое с присвистом дыхание Келсона (ему только казалось, но они действительно хорошо друг друга знали и могли предсказать почти любые реакции друг друга). Келсон весь скукожился на своей первой парте, сзади было хорошо видно, как сильно у него вспотел загривок, завивая чуть отросшие волосы колечками. Морган подумал, что в следующей записке надо обязательно это упомянуть. Вот спина Келсона дрогнула, он едва не рухнул грудью на парту, не в силах больше изображать поглощенность тестом. Аларик так пристально следил за Келсоном, что почти пропустил прилетевшую записку. "У меня не было бы сил сопротивляться тебе, вздумай ты сотворить что угодно. Я уже потерялся бы в ощущениях, мне везде чудились бы твои руки, губы. Мне было бы горячо и холодно одновременно. По ногам шли бы судороги, ты бы удерживал меня. Ты всегда держишь мое тело, мое сердце. Только тебе я настолько доверяю. Я был бы полностью раскрыт перед тобой, моя дырка блестела бы от смазки, я бы чувствовал это. Я бы потянулся за твоими пальцами, покидающими мое тело. Я бы застонал вместе с тобой, пристально наблюдая, как ты смазываешь свой член. Пожалуйста. Аларик, пожалуйста, ты же знаешь, как мне это нужно". Морган втянул воздух, чувствуя, как поднимается удушливый инстинкт собственника. Келсон всегда признавал его власть над собой, но этих подтверждений никогда не бывало достаточно. "Я бы вошел в тебя резко, зная, что ты примешь меня. Впустишь свободно, жаждущий чувствовать меня еще ближе и еще сильнее. Я бы нашарил палочку и срезал ленты, чтобы ты обвил меня руками, прижал, прижался. Ты бы взвизгнул, почувствовав зубы у себя на шее, руки на груди, щипающие соски. Я был бы повсюду. Замер, издеваясь, затем двинулся бы мучительно медленно. Ты бы выгнул спину, опираясь головой о подушки, я бы чувствовал, как ты разрываешься, желая раскинуться подо мной и, одновременно, вплавиться в меня, ближе чем это вообще возможно. Я бы толкнулся, задев простату, ещё раз, ещё. Ты бы заскулил, а потом сорвался на хрип. Ты бы старался дотянуться, погладить себя, но я бы шлепнул тебя по ладони, запрещая. Ты бы кончил только по моей команде, я бы полностью контролировал твоё тело". Аларик скомкал пергамент, обращая его в прозрачный, и отослал вперед. Пульсирующий ток крови заглушал все вокруг, сознание сосредоточилось только на возбуждении. Как хотелось не выписывать слова, складывая их в подобие осмысленных предложений, а просто делать все, что сможет доставить Келсону удовольствие. Действовать, не тратя впустую время... Вдруг Морган ощутил на члене тугое кольцо, пережавшее основание до боли. Судя по надсадному кашлю, что-то сходное почувствовал и Келсон. А вкрадчивый шепот Венцита ввинтился прямо в уши, хотя профессор стоял у стола в передней части класса, и губы его, кажется, не шевелились. — Мне надоело наблюдать за вашими потугами скрыть от меня нарушение школьных правил. До конца отработки будете озабочены только тем, чтобы кольцо не сжалось ещё сильнее. Для этого, будьте так любезны, обратите своё внимание на эссе, плюс два свитка к заданному объему. Морган стиснул зубы и едва ли не зашипел от досады. Этот чертов профессор все это время пристально наблюдал за ними, и ладно бы просто наблюдал, судя по всему, он неведомым образом сунул нос в каждое из посланий. Но что ему с этого? Келсон впереди зашевелился, то сдвигаясь к краю стула, то тяжело наваливаясь на спинку. Аларик наколдовал под столом Темпус и чуть не завыл в голос: терпеть оставалось больше часа. Хватит ли выдержки теперь, когда стояк распирает штаны вовсе не от истового желания, а по воле извращенца-преподавателя? Минуты тянулись патокой, заставляя заподозрить Венцита ещё и в замедлении времени. Полчаса, сорок минут. Час. Поплыл по замку удар колокола к ужину, зашумел и смолк гомон толпы свободных учеников. Морган призывал всех богов, которых знал и о которых слышал когда-либо, умоляя ниспослать терпения досидеть до конца отработки и не удавить профессора голыми руками. Перо противно скрипело, послушное руке. Строчки эссе прыгали, как раньше прыгали в записках с куда более горячим содержанием. Аларик только надеялся, что Келсона обошло настолько позорное наказание. — Отложите перья, работы оставьте на краю стола. Все свободны. Громогласный голос эхом отдался от каменных стен. Долгожданная свобода принесла облегчение, и Морган встал, шумно дыша, как после марафона. Кольцо на члене ослабло, а расхристанный вид Келсона вернул жгучее желание. Они вышли рука об руку, неуловимо похожие скованными движениями и темнеющими глазами. Едва последний студент скрылся за углом, а дверь в класс зельеварения хлопнула, запертая, Морган толкнул Келсона к стенной нише, закрывая собой от всего мира. Келсон сразу обмяк в его руках, запрокинул голову, выставляя шею с ходящим вверх-вниз острым кадыком. Аларик запустил обе руки под мантию, запутываясь в складках, жаля прикосновениями открывающуюся кожу. Он готов был повторить все то, что писал, но сейчас ему нужно было просто касаться. Пальцы на загривке, острый гребешок позвонков, как у дракона, лопатки крыльями, гибкая поясница. Тугой пояс штанов сдался, позволяя захватить рукой одну упругую половинку. — Здесь совсем не место, — шепотом, как будто читал мантру, Морган уговаривал себя не набрасываться голодным зверем, подождать, давая чувствам обостриться. Келсон будет еще податливее, стоит только провести линию от копчика до сжатого кольца мышц. Пальцами Аларик чуть потер складочки ануса и неожиданно наткнулся на что-то холодно-граненое, с ощущающимися латексными краями. С этим материалом оба познакомились летом, проводя каникулы в маггловском Лондоне. Сексшопы были полностью в их распоряжении, а на деньги ни Халдейны, ни Морганы не жаловались. — Откуда?.. Только не говори, что все это время… — Морган застыл истуканом, отказываясь верить в такую развратность Келсона. — Нет, — выдохнул Келсон в губы Аларику, шалея от тяжелого ощущения крепкого тела, прижимающего его к стене – контраст с холодным камнем заставлял прокатываться игольчатыми мурашками по спине и ногам. – Это Венцит. Тогда… Когда застукал нас. Его пос-следнее предупреждение... — Коварная лисья тварь! Престарелый извращенец! – Морган, и так с головой захлестнутый чувствами, взбеленился, разворачиваясь в готовности самолично таранить дверь в покои преподавателя. – Я эту пробку в него засуну и заставлю увеличиваться с каждым словом “мистер”! Келсон вздрогнул, как будто угроза относилась к нему, и привстал на носочки, дотягиваясь ладонями до лица Моргана, склоняя, лоб ко лбу. — Оставь его, — горячечный шепот создавал странный вакуум вокруг двоих. – Он получит свое, рано, поздно, но получит. Голос его сорвался, и Келсон потянулся поцеловать Моргана, вкладывая всю мольбу в поцелуй. — Пожалуйста, Аларик… Выручай-комната… — Полностью в нашем распоряжении, — Аларик обхватил Келсона за талию, накрывая обоих как мантией-невидимкой, отводящими чарами. Вечер только начинался. *** Вечер Венцита начинался, как правило, сильно позже, после вечернего обхода коридоров замка и полуночной чашки чая в компании мадам Трюк. Эта женщина его волновала – не совсем в том смысле, конечно – однако ее азарт и кипучая страсть напоминали профессору Фурстану о покинутой родине. Они сидели и вспоминали недавний матч по квиддичу: Роланда досадовала на отвратительную подготовку гриффиндорского вратаря, а Венцит, усмехаясь в усы, утешал ее, не особенно, впрочем, усердно. — Нет, вы представляете, оставить кольца соперникам на растерзание, чтобы на другом конце поля самолично показать загонщикам, как стоит отбивать бладжеры. — Разумеется, мадам, вы абсолютно правы. Ребяческое безрассудство. Вы не думали, что с этим нужно что-то сделать? — Глаза Венцита коварно блеснули. – Знаете, я недавно опробовал совершенно новое заклинание, оно прекрасно укрощает особенно… мм… воодушевленных молодых людей. — Вы же не имеете в виду ничего противозаконного? – мадам Трюк сощурила ястребиные глаза и в упор посмотрела на расслабленного Венцита. Тот лишь слегка приподнял брови. — Смотря что считать противозаконным, дорогая профессор. Я всего лишь преподаю этим милым людям уроки терпения. И тем слаще им потом… — Им? То есть, постойте… — Вы все поняли верно, заклинание парное, оно работает лишь на устоявшейся связи. Это досадная недоработка, признаю, но ваши северные нравы слишком строги, мне катастрофически не хватает материала для экспериментов. Я надеялся, что вы сможете мне помочь, — этой улыбке Венцита невозможно было противостоять. И кто была Роланда, чтобы не подчиниться крохотным искрам магии, незаметно оплетающим ее разум. Хогвартс медленно попадал под влияние раскованного профессора, и Аларик с Келсоном были лишь первыми пешками этой грандиозной игры.