Вестник Хогвартса. Выпуск 1, Лето 2005
Не дразните спящего дракона! Новая***
Вот, собственно, и всё. Проверка, в основном, закончилась. Я пережил эту неделю, оставшись практически невредим, – не будем сейчас о грустном, то есть о проблемах с Грейнджер. Замок по-прежнему стоял на своём месте, в полной сохранности. Ни один из учителей не пал жертвой нервного стресса. Обошлось и без каких-либо явных членовредительств или горьких слёз. Дополнительный бонус – отсутствие глобальных инцидентов со стороны учащихся. В целом инспекция прошла так гладко, как только возможно. И, на мой взгляд, следовало радоваться таким результатам. Я не знал, что будет со всеми нами после итогового заключения комиссии, но всему своё время: не стоит бежать перед «Хогвартс-экспрессом». Да и зачем на данном этапе заглядывать в будущее? Совят по осени считают – нам же, как минимум, предстояло ещё пережить сегодняшний день. В конце концов, достаточно пары минут, чтобы идиллия обернулась кошмаром, а все наши достижения отправились мантикоре под хвост. Именно по этой причине я созвал в субботу утром совещание до того, как инспекторы явятся в школу. Большая часть сотрудников выглядела гораздо расслабленней, чем в начале недели, однако это вовсе не значило, что можно уже праздновать победу. – Прежде чем перейти к сервировке столов и ритуально-магическим пляскам – с откупориванием Огденского, звоном бокалов, триумфальными тостами и заливанием глаз василиску, – напомню, что впереди у нас квиддичный матч, к тому же сами инспекторы должны закончить работу с отчётами. Я понимаю, что сегодня выходной, тем не менее мы обязаны быть начеку и до последнего сохранять бдительность. Почти все присутствующие одобрительно закивали. И только Гораций упрямо сверлил взглядом стену, всё ещё дуясь на меня и остальной мир из-за своего клуба, как тётушка Мардж – на Поттера. – Пока мы не стряхнём с мантий «приворотную» пыль наших любимых гостей, избавившись от них окончательно, веселью предаваться рано, согласны? Конечно, я понимал, что надо поблагодарить коллег за труд и те усилия, которые они – ну или большинство из них – вложили в наше нелёгкое плаванье, в эту чёртову «регату», однако… Я пополнил шкафчик для напитков – они оценят глубину моей признательности, когда откроют его: вплоть до нынешнего вечера он будет заперт моим личным Коллопортусом. – Поппи, вам необходимо присутствовать на сегодняшнем матче. Фея волшебных повязок и эликсиров театрально застонала: – Вы же знаете, что я терпеть не могу квиддич! Разумеется, я это знал – в том-то и всё удовольствие. – Я хочу, чтобы вы дежурили около поля и были готовы разбираться с травмами, если таковые возникнут. Мы не можем позволить себе просто оттаскивать раненых в сторону, складируя их у трибун до конца состязания, как обычно. – Хорошо, но тогда я возьму с собой почитать. – Да хоть весь библиотечный фонд несите, если это вас уймёт. Тут в дверь постучали, и вошёл Эпплби, а за ним остальные инспекторы вместе с замыкающей строй Грейнджер. Многократное пожелание доброго утра привычно облетело комнату, как того требует этикет. Я не позволил себе слишком долго задерживать взгляд на главе комиссии. Она, в свою очередь, просто кивнула, когда наши глаза встретились. Джонс в ожидании едва не приплясывал, нетерпеливо привстав на цыпочки и с любопытством вытягивая шею, словно кенгурёнок из сумки. – Надеюсь, сегодняшний матч будет по-настоящему увлекательным, – заявил он мне, в то время как учителя уже начали расходиться. – Боюсь, наш последний турнир продолжался всего четверть часа, мистер Джонс. Его физиономия разочарованно вытянулась: – Ох, ну надо же, вот незадача! Глянув через плечо Джонса, я вдруг заметил на столе кое-что, чему там было явно не место. – Э-э, Минерва! – как можно небрежней окликнул я. МакГонагалл находилась к преступной улике ближе всех. – А, в чём дело? – Кажется, вы забыли свои бумаги. – Что? – растерянно переспросила она. – Позвольте, я вам помогу, профессор МакГонагалл, – любезно предложил Джонс, но тут, на счастье, до кошачьего мозга всё-таки дошло, и Минерва ринулась к столу. – Мерлин, ну конечно же это моё. Благодарю вас, мистер Джонс, я справлюсь. Сунув под мышку наш тотализаторный список по квиддичу, МакГонагалл бросила на меня выразительный взгляд и бочком двинулась к шкафу. Хорошо, что это был только список, а не наличные: мешок с деньгами (которых, видимо, у большинства из нас и гиппогрифы не клюют) смотрелся бы здесь, посреди учительской, весьма эпично. Защити меня патронус – рядом со мной вдруг выросла Грейнджер. – Профессор Снейп! – Да? – Вы не могли бы проводить меня в свой кабинет? Мне нужно забрать для Министерства кое-какие документы. Я бы хотела взять их сейчас – на случай, если потом забуду. Я кивнул: – Идёмте. Надеюсь, это не уловка, чтобы остаться со мной наедине. Я мысленно усмехнулся: что за нелепая идея! Впрочем, а чего ещё я ожидал от Грейнджер? Нам обоим хватало мозгов, чтобы держать свои первобытные чувства в узде. Всезнайка безусловно не собиралась вешаться на меня только потому, что накануне проявила к моей персоне капельку интереса! И ключевым здесь было слово «капельку». Я понятия не имел, какую цель она преследовала. Я лишь мог предположить, что мадемуазель изнывает от одиночества, и не видел причин отказываться от подобных соображений. Что же до меня самого, то верите или нет, но я с трудом понимал, чего на самом деле требуют мои низменные инстинкты. После вчерашних выходок и всплесков было довольно сложно спрогнозировать, что я почувствую, улицезрев Грейнджер в следующий раз, однако я подозревал, что блеснуть равнодушием мне вряд ли удастся. Поэтому сегодня, когда всезнайка вошла в учительскую, некая часть меня, думаю, отнеслась к её появлению более живо и заинтересованно, чем следовало. Но с этим я мог справиться. Как и с тем, что у меня, возможно, возникло желание поговорить с Грейнджер. Глупо было бы отрицать: мне очень нравилось дразнить, мучить и раззадоривать её, независимо от того, что я при этом испытывал. В каком-то смысле, полагаю, это действительно являлось притяжением, семена которого, вероятно, были брошены в землю ещё в тот день, два с лишним месяца назад, когда Грейнджер объявилась у нас в качестве главного ревизора. Я слышал, что при первом знакомстве такое случается (ну, в нашей ситуации – при возобновлённом, так сказать). И разумеется мне было известно, что подобное может произойти. Разве я не оказался изначально, с первой встречи, очарован Лили Эванс? Хотя, конечно, эти два случая так непохожи друг на друга, что я не рискнул бы в отношении Грейнджер использовать термин «очарован». Теперь я уже не спешил превращаться во влюблённого идиота. И дело было даже не в физическом влечении, а в моей неожиданной способности к эмпатии. Хотя, может, такой вариант ещё хуже? Но я принял бы его куда охотней, нежели безоговорочную влюблённость. То, что объектом интереса оказалась Гермиона Грейнджер, моя бывшая студентка, признаюсь, слегка охладило мой пыл, однако где гарантии, что со временем данное обстоятельство не перестанет меня беспокоить? Но зачем я раздумывал над этим? Честно говоря, ума не приложу. Хотел ли я чего-то конкретного? (В действительности мне жутко претило, что всезнайка заставила меня обращаться мыслями в эту сторону.) С увеличением расстояния между нами притяжение исчезнет, однако вероятность дружбы… Реальна ли она? У нас появилось нечто объединяющее: мы вместе пережили события, способные лечь в основу дальнейшего общения... Потому что пока Грейнджер состояла на службе Управления по образовательным стандартам, а я руководил Хогвартсом, между нами не могло быть ничего большего, чем работа, даже при взаимном желании (мне, конечно, слабо верится в такой расклад, но тем не менее). Малейший намёк на отношения мог бы дорого обойтись нам обоим. Я всё же взглянул на всезнайку, когда мы выходили из учительской, направляясь в мой кабинет. Мне слишком хорошо известно, как протекает большинство романов: молниеносно. Грейнджер была молода и, по её же собственным словам, временами одинока и несчастлива. Но я отнюдь не собирался становиться для неё краткосрочным развлечением. Во-первых, меня в целом не прельщают роли одноразовых жилеток и моральных отдушин. А во-вторых – без обид, но, думаю, оно того не стоит. Подобный риск – это игра, которую я целиком забросил в день, когда, будучи уже одной ногой в могиле, смог вырваться из лап смерти. Да, приключения остались в прошлом, душевные тревоги улеглись, но я был жив и благодарен судьбе за это. Пока мы шли, Грейнджер молчала, видимо, не торопясь начинать разговор. Впрочем, это не доставляло мне каких-то неудобств: я заставил себя отвлечься от мыслей о ней, позволив разуму бесцельно парить в пустоте. Когда мы проходили по коридору, в его дальнем конце я заметил группу учащихся. На первый, сторонне-обывательский, взгляд эта компания не представляла никакой угрозы, однако я был уверен ровно в обратном: не так безобидны Лонгботтомы, колдующие над котлом. Без опознавательных цветов факультета было сложно идентифицировать собравшихся, но мне всё же показалось, что я их знаю. Рейвенкло и Хаффлпафф. Они... Вдруг чья-то рука с палочкой рванулась вверх, неточно посланное заклинание проскочило мимо цели и, отрикошетив от доспехов, с огромной скоростью понеслось в нашу сторону. Я выставил щит прежде, чем оно смогло достигнуть нас. Грейнджер удивлённо посмотрела на меня. – Думаю, самое время простить вам инцидент с мячом, – заметила она. Ух ты, а я уже и забыл... Однако повод вернуться к столь чудесному мгновению принёс мне массу положительных эмоций. – Напомните сохранить это воспоминание в Думосборе, пока оно ещё свежо? Похоже, ей это ни капли не понравилось. Великолепно! Я переключил внимание на учащихся, прошипев им: «Стойте где стоите!» Виновники торжества обречённо переглянулись между собой. – Мистер Болдуин, если вы так безмозглы, что нарушаете правило «никакой магии в коридорах», когда здесь нахожусь я, то, полагаю, вам не придётся увидеть сегодняшний матч. Вы составите компанию мистеру Филчу в выполнении его обязанностей. – Но сэр… – Кроме того, по десять очков с каждого из присутствующих. И довольно об этом: я больше ничего не желаю слышать. Лучше подумайте над своим поведением. Стадо баранов. С другой стороны, Грейнджер теперь убедилась, что я способен на благородные поступки. Пусть наслаждается моментом, поскольку вряд ли такое будет повторяться слишком часто. Зуб василиска даю. Когда мы добрались до моего кабинета, сверху раздался голос Финеаса: «Решили тут уединиться? Нам оставить вас вдвоём?» Я лишь молча воззрился на него. Старик заплатит за свои слова, уж я об этом позабочусь. Вероятно, почувствовав, что я уже близок к нарушению портретного сходства и вот-вот разнесу полотно на холщовую рвань и лучинки, Грейнджер произнесла вполне миролюбиво: – В этом нет необходимости, сэр. Дамблдор выглядел явно разочарованным. – Видите, что вы наделали, мисс Грейнджер? С чем я вынужден мириться? – раздражённо буркнул я, собирая папки. – Кажется, я начинаю понимать, зачем нужны растворители, – сказала она вполголоса. Ну наконец-то хоть кто-то на моей стороне! Я передал всезнайке документы, и она уменьшила их, чтобы положить в сумочку. А затем наступила неловкая пауза. Что сказать? Почему я вообще беспокоюсь о том, что говорить? – Э-э… чем думаете заняться после окончания инспекции? Вернётесь в отдел контроля за магическими существами? – Теперь Грейнджер вообразит, что меня колышет её будущее. Браво, Снейп. Пять очков Слизерину! – Ещё не очень ясно, что станет с Управлением по образовательным стандартам, но в зависимости от решения Министерства я, вероятно, продолжу работать совмещённо. Ведь проверки, скорее всего, будут проводиться только раз в пять лет. Грейнджер заправила за ухо густую прядь волос, и мне показалось, что глава комиссии напряжена чуть больше обычного. Не было ли в том моей вины? Кто знает! Однако я уже начинал ощущать, что сыт по горло этими сомнениями: мне порядком надоела собственная мнительность. «Завтра всё вернётся на круги своя», – сказал я себе.***
Прежде чем отправиться на поле для квиддича, часть персонала собралась в учительской. Мой взгляд невольно остановился на увлечённой разговором с Минервой Грейнджер – по той единственной причине, что я пытался её разгадать. Днём она куда-то исчезла сразу, как забрала свои папки, и я смог провести несколько часов, не думая о ней. Знаю, было ошибкой позволять Грейнджер владеть моими мыслями. Именно поэтому я так ждал её отъезда. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон. Ко мне подошёл Джонс, и впервые с момента нашего знакомства я был благодарен ему за вторжение. – Как же я завидую тем, кто сегодня играет, – печально вздохнул он. Ну ладно, с благодарностью, пожалуй, стоило слегка повременить. Я равнодушно хмыкнул. – Обожаю летать, – продолжил Джонс, не обращая внимания на мою холодность. – Это, наверно, одно из самых захватывающих ощущений. Тут я согласился с ним уже искренне. – Моя метла для меня – ценнейшая вещь. Я слышал, «Чистомёты» опять входят в моду. Мой совет вам, профессор, делайте ставку на них: «Молнии» больше не актуальны – они попросту изжили себя. – У меня нет метлы, – рассеянно заметил я, так как внутренне вернулся к прежней проблеме. – Нет метлы? Помилуй бог, вам не нравится летать? Грейнджер теперь стояла одна. – Нет, просто для этого мне не нужна метла. – Прошу прощенья? Я сделал усилие, чтобы полностью сосредоточиться на Джонсе, который выглядел глубоко потрясённым. Лишь тогда до меня, наконец, дошло, что нужно было крепче держать язык за зубами. – Я летаю, э-э, без посторонней помощи. Только, Мерлина ради, не спрашивай, где я этому научился. – Силы небесные! – с явной опаской уставился на меня Джонс. – А вы ни разу не задумывались о судейской карьере? Ваша травма позволяет этим заниматься? – спросил я, чтобы направить разговор в другое русло. – Честно говоря, я уже пробовал. И должен заметить, что определённо предпочитаю быть членом команды, хотя вы, я уверен, как профессиональный игрок в регби меня понимаете. Травма способна стать проклятием всей жизни, не так ли? – Регби? – раздался позади меня пытливо-недоверчивый голос. Голос, который заставил меня замолчать. – Признаюсь, вы меня заинтриговали, профессор Снейп. Я повернулся к Грейнджер. Поднятая бровь и слегка вздёрнутые краешки губ говорили о том, что она мне ни грамма не поверила. Унеси её дракон – что, если всезнайка начнёт дискуссию прямо здесь, разоблачив меня прилюдно!.. – Да, мисс Грейнджер, у меня есть опыт в данном виде спорта. – Ясно. И на какой же позиции вы играли? Ручаюсь, она ещё об этом пожалеет. Я не имел ни малейшего понятия, в качестве кого я мог бы играть. – Судя по вашему телосложению, вы были одним из защитников. – Вы совершенно правы, мистер Джонс. Клянусь, что никогда больше и слова плохого не скажу об этом парне. – Я так и знал! – сияя, как солнце Австралии, воскликнул он. Грейнджер продолжала скептически смотреть на меня. – Ну, пора на трибуны, – быстро предупредил я её возможные реплики и вихрем вылетел из комнаты в коридор. Не дай Иммобилус, глава комиссии увяжется за мной… но, очевидно не собираясь отступать, она уже спешила следом. – Из вас такой же игрок в регби, как из меня Финтиплюх! – не теряя темпа, с усмешкой бросила Грейнджер. К счастью, остальные плелись позади. – А я-то всё думал, кого вы мне напоминаете! Она подняла с пола челюсть. – Хотите сказать, что я похожа на Болотного фонарника? – А вы – что я лжец? – Это весьма вероятно. Надоедливая девица! – Если сомневаетесь, могу в любой момент продемонстрировать вам свою работу корпусом. Это ж надо было такое ляпнуть!.. А главное – выкручиваться без толку. В результате между нами повисла звенящая тишина, и мы невольно замедлили шаг. Со стороны могло бы даже показаться, что случайный намёк заставил меня покраснеть. Однако я решительно заявляю, что это всё выдумки. Я только окликнул Минерву, делая вид, будто хочу с ней что-то обсудить. Шалость удалась: я отделился от Грейнджер. Мало того, я старательно избегал её вплоть до самого стадиона (очевидно, что в присутствии всезнайки я больше не мог себе доверять). К сожалению, беда настигла меня, когда мы оказались на трибуне. Грейнджер с остальными инспекторами застряли возле входа, не зная, куда сесть. Я проигнорировал их, спеша занять своё обычное место. Но чёрные кошки не дремлют даже на отдыхе: видимо, хлебнув у миссис Норрис валерьянки, Минерва решила, что дело в шляпе и что соблюсти корпоративный имидж, перебежав передо мной дорогу, нужно именно сейчас. – Проходите сюда, мисс Грейнджер: вот здесь, рядом с Северусом, вам будем удобно. А я сяду впереди, – предложила МакГонагалл, направляясь к соседней скамье. Запас моих цензурных мыслей резко сократился. «Тысяча и одна благодарность, Минерва! Гадом буду, не забуду!» – прошипел я себе под нос. Заметив Поппи, примостившуюся на самом краю переднего ряда, я тронул МакГонагалл за плечо: – Скажите этой почитательнице, чтобы кончала разглядывать буквы и тащила свой зад к игровому полю! Когда до внучки Гиппократа наконец дошли мои слова, она поднялась, захлопнула книгу и, яростно сверкнув глазами, молча двинулась к лестнице. Будь Помфри чуть менее благопристойной – одним только зрительным посылом я бы не отделался: наша богиня милосердия наверняка присовокупила бы к нему соответствующий жест... Пока Грейнджер устраивалась рядом, я лишь барабанил пальцами по колену. С другой стороны от меня уже восседал на груде подушек Филиус. – Не так давно я получила здесь по голове мячом. Надеюсь, сегодня мне не достанется ещё и бладжером, – послышался слева голос всезнайки. – Ничего не могу обещать, – хмуро ответил я, глядя прямо перед собой на собирающиеся в небе команды. Грейнджер фыркнула. Судейский свисток дал старт началу матча, вытеснив, наконец, из моих помыслов стихийное бедствие, расположенное слишком близко, чтобы о нём не думать. Джонс тут же активно включился в процесс, очертя голову болея и подбадривая игроков со свойственным ему энтузиазмом. Мне в общем-то нравился квиддич, хоть я и получал от него гораздо больше удовольствия, будучи деканом Слизерина. Теперь же необходимость оставаться нейтральным портила весь кайф: ощущения были уже не те. С другой стороны, я мог избежать ехидных шуточек Минервы в случае проигрыша «змей», ссылаясь на своё беспристрастное и полностью непредвзятое отношение. Хотя, думаю, МакГонагалл даже скучала по соперничеству со мной. Просто Гораций был не самым заядлым любителем квиддича, а с такими целомудренными оппонентами, как Помона и Филиус, всласть, от души не поспоришь. Но одна область соревнований всё же сохранила своё значение для всех: наш тотализатор. Минерве нравилось думать, что она способна предсказывать исходы игр лучше меня. Я, разумеется, считал иначе. Таким образом, успех ставок, служивших для подавляющего большинства простым развлечением, для меня и МакГонагалл являлся делом чести: ведь на кону (помимо денег) стояло самолюбие. За предыдущие два матча никто из нас не смог сорвать банк, однако мне было доподлинно известно, что турнирная статистика последних лет играет на меня. При счёте 60:40 в пользу Рейвенкло дело приняло выгодный для Минервы оборот. Но её надежды на реванш не оправдались. Я видел, как МакГонагалл с досадой стукнула себя по ноге, когда «орлиная» команда начала уходить в отрыв, и при разнице в пятьдесят очков пожелал ловцу Рейвенкло завладеть снитчем прежде, чем соперники накидают «нам» дополнительных квоффлов. «Мои» снова забили. «Поймай его!» – с мольбой твердил я про себя: в этом случае моя ставка оказывалась ближе всех к абсолютному выигрышу. «Да лови же!» Задери тебя Хуч – даже я уже разглядел этот мелкий вертляво-крылатый трофей! Наконец болельщики на трибунах подняли рёв, и ловцы пришли в чувство. Какое-то время я думал, что игрок Хаффлпаффа вот-вот схватит снитч, но нет – после стремительной контратаки заветный мяч достался Рейвенкло. Бинго! Весь куш был мой. – Ну-с, Минерва, – сладчайшим, шелковисто-бархатным голосом промурлыкал я, наклоняясь вперёд. – Что же мне купить со своего выигрыша? Может, бутылку марочного скотча, который я видел у Розмерты в пабе, – того самого, помните, о котором вы так страстно грезили, мечтая его попробовать? Если будете хорошей девочкой, я, пожалуй, выделю вам – глоточек. Пара капель нектара никому же ещё не вредили?.. – Отстаньте от меня! – прошипела МакГонагалл. Я выпрямился, однако самодовольство и радость мгновенно стёрлись с моего лица, едва Грейнджер, о которой я начисто забыл, вдруг спросила: – А мне тоже светит приглашение, если я буду хорошей девочкой? Я лишь прищурился, глядя на неё и совершенно не зная, как реагировать. Она, в свою очередь, раздражающе широко улыбнулась: – Я видела вашу таблицу со ставками – там, в «букмекерской». Пронырливая особа. Ну нет уж, чёрта с два она будет истреблять мой скотч! После игры все сотрудники отправились в учительскую, где должен был начаться праздник, – хотя комиссия ещё не покинула школу. Засев в одном из классов, инспекторы устроили «небольшое заключительное совещание», как выразилась Грейнджер, после которого планировали присоединиться к нам, чтобы отдохнуть и слегка перекусить, а затем, перед ужином, распрощаться уже окончательно. Этого момента, уверен, ждали многие учителя, потому что благостная атмосфера и общая приветливость ревизоров совсем не отменяли того факта, что эти люди были нашими проверяющими. Как говорится, сколько внешностью ни очаровывайся, а Норберт – огнедышащий дракон. Я обязан был напомнить большинству своих коллег, что угроза ещё не миновала. Но, несмотря на мои предупреждения, кругом царили беспечность и легкомыслие – неизбежный результат приближающейся свободы. Совершенно очевидно, что к утру всех ликующих настигнет горькое похмелье. Хорошо хоть, что чужая головная боль перестала быть моей заботой: как директор (то есть «главный по тарелочкам») я уже не занимался варкой Отрезвляющего. Прошли те времена, когда мой кабинет по большей части смахивал на приёмную нарколога с неиссякаемым потоком пациентов... – Ну и где мой выигрыш? – воскликнул я, едва переступив порог учительской. – Тьфу ты! – принялась возмущаться Роланда. – Сколько раз вы уже загребали весь банк? Клянусь «Серебряной стрелой», это похоже на аферу. Здесь кто-то явно жульничает! – Оставьте при себе свои глупые инсинуации, клятвы и спортинвентарь. Довольно слов – гоните деньги. Она чуть было не швырнула галлеоны мне в лицо, но, хорошенько подумав, воздержалась. Я уменьшил кисет с выигрышем и удобно разместил его в кармане мантии. Глаза Минервы, наблюдающей за мной, лучились неприязнью. – Скорей бы завтра, – тяжело простонала Помона, без сил падая в кресло. – Жду не дождусь, когда смогу расслабиться и выдохнуть! – Однако нервотрёпка не закончилась, – сокрушённо посетовал Филиус. – Нам ещё месяц предстоит томиться в неизвестности. – Но ведь за всю эту неделю не случилось ни одной катастрофы, – постаралась его утешить Роланда. – Даже у Сибиллы, – добавила она шёпотом, хотя витающей за гранями разумного глухой тетери рядом не было. – «Катастрофа» и «Сибилла» – это уже синонимы, – сухо заметила МакГонагалл. Вокруг раздались жидкие смешки. – Я, признаться, поражён, что вы отзываетесь о своей коллеге столь неблаговидным образом. – Чей бы упырь шуршал! Вы, Северус, вообще хотели сплавить её на неделю в Скарборо! Все удивлённо повернулись ко мне. Эта маленькая подробность (как и прочие детали упомянутой акции) особо широко не рекламировалась – до настоящего момента. – Ну спасибо, Минерва, – хмуро бросил я. – Он пытался убедить бедняжку в том, что она выиграла конкурс. Кто-то из присутствующих едко хмыкнул, заставив меня напрячься. Пожалуй, впредь Минерве стоит быть внимательнее: как бы ей случайно не прищемили хвост или язвенных батончиков в еду не накрошили, подумал я мстительно. – У меня болит сердце только о клубе, – достав любимую шарманку, завёл свою песню Гораций. Мы хором пропустили его излияния мимо ушей. – Всё обойдётся, – уверенно заявила МакГонагалл. – Я нахожу, что мисс Грейнджер настроена весьма благожелательно. Да и мистер Эпплби произвёл на меня приятное впечатление. Думаю, у него не будет к нам претензий. Моя ж ты кошечка! Какой исключительно щедрый подарок – поднести своё блюдце прямо к флакончику с ядом! Этим просто грех было не воспользоваться. – Ещё бы вам не находить его приятным! – фыркнул я. – Помню, как вы аж светились от восторга, мурлыкая о нежных чувствах, которые питали к Эпплби, будучи его студенткой. Под улюлюканье коллег Минерва с негодующим видом развернула кресло в мою сторону. – Чего ради, задери вас Амбридж, мне делиться чем-то подобным с вами? – пренебрежительно спросила она. При этом, однако, на её щеках вспыхнул багровый румянец. Я был в ударе. И собирался закрепить успех: – А разве не вы предлагали задушить старика в объятьях, исполнив роль русалки, или задействовать более мягкую силу – свои кош… женские чары, – чтобы охмурить его, если инспекция обернётся провалом? – Северус, это неправда! Не было такого! – протестующе воскликнула глава гриффиндорского клана. Помона хохоча схватилась за живот: – А знаете, Минерва? Мне кажется, я вижу, что вы в нём нашли! – Ничего такого не было! – с яростью повторила МакГонагалл. Роланда вздохнула: – Если бы я знала, что наша истинная стратегия заключается именно в этом, то была бы вовсе не прочь занять делом биту мистера Джонса. – Равно как и я, учитывая, что Минерва уже застолбила мистера Эпплби, взяв на себя труд показать ему класс Трансфигурации! – рыдая добавила Спраут. – А вам, Северус, удалось испытать свои «тёмные чары» на мисс Грейнджер? – вскользь поинтересовалась Роланда. – Она всю неделю ходила в приподнятом настроении! Я буквально почувствовал, как мои глаза, округлившись, полезли на лоб, но тут на сцену выступила Минерва, оттягивая внимание на себя: – Да разве ж он способен! – ухмыльнулась она. – Если только не подсыпал ей чего-нибудь сомнительного... Вряд ли стоило на это обижаться. Поскольку я сам неоднократно и всесторонне доставал МакГонагалл, такого выпада следовало ожидать. – К вашему сведению, Минерва, я умею быть очаровательным, если захочу. У меня свои методы – просто я предпочитаю не применять их к вам. Минерва издала удивлённое восклицание, и многие засмеялись. Ха! Они думали, что это шутка, но, судя по недавним событиям, у меня действительно имелись свои методы и средства. Правда, едва ли я мог бы их назвать. Знал только, что они весьма успешны. Минут через десять дверь отворилась и вошёл Эпплби в сопровождении миссис Льюис, а за ними – Джонс. С этого момента обстоятельства начали складываться довольно странным образом. Нет смысла говорить, что я сразу же заметил отсутствие всезнайки: оно было очевидным для всех. – А где мисс Грейнджер? – спросила Минерва, как всегда чересчур заботящаяся о своей любимице. – Она сказала, что ей нужно взять у профессора Снейпа ещё одну папку. Я взглянул на Эпплби. Интересно. Грейнджер знала, что я в учительской. Да и горгулья её не пропустит... МакГонагалл потребовала от меня разыскать всезнайку, поэтому, коротко кивнув присутствующим, я направился к себе. Однако стоило мне подойти к центральной лестнице, как я обнаружил «пропажу» – опираясь на подоконник, она смотрела во двор. – Мисс Грейнджер, полагаю, вы хотели забрать ещё какие-то документы? Вздрогнув, она повернула голову, однако её лицо было замкнутым и отстранённым, что для всезнайки, осмелюсь предположить, весьма нехарактерно. Но я не стал всерьёз задумываться над этим, а просто продолжил свой путь к горгулье. Глава комиссии, не говоря ни слова, следовала за мной. Чем дольше тянулось молчание, тем явственней я понимал, что с Грейнджер что-то не так, – ведь всё утро она выглядела вполне довольной жизнью. Неужели всезнайка вновь поддалась упадническим настроениям? Возможно, потому, что в скором времени ей предстояло вернуться в Отдел контроля за магическими существами, например. Но разве она уже не смирилась с этой ситуацией? К тому же, если Управление по образовательным стандартам выйдет из-под крыла министерства, Грейнджер вполне могут оставить работать в нём и дальше – независимо от частоты проверок. Но почему я вообще пытался отыскать причину? Это была не моя проблема. Во всяком случае, она меня никоим образом не касалась. Я вынул необходимые документы и передал Грейнджер. Она спрятала их в сумочку – всё с тем же каменным выражением лица, – после чего, расщедрившись на куцее «спасибо», зашагала к двери. И это всё?! Что ж, прекрасно; я не собирался удостаивать её недовольство излишним вниманием. Меня ни капли не прельщала перспектива погружения в эти сомнительные, угрюмо-извилистые лабиринты разговоров с ней. Так что пусть идёт – скатертью дорожка. Я открыто наблюдал за тем, как она удаляется, одновременно гадая, чувствует ли Грейнджер спиною мой взгляд. Возможно, всезнайка его ощущала, потому что вдруг остановилась. Когда она посмотрела на меня через плечо, выражение её лица было таким обвиняющим, что я обалдел. Прикусив губу, Грейнджер развернулась – теперь уже полностью – и победоносно заявила: – Ваш трюк не сработал. – Прошу прощения? – Фокус не удался! – торжествующе повторила она. Что, Мерлина ради, здесь происходит? – Вы говорите загадками, – произнёс я лениво-скучающим тоном, чем привёл её в бешенство. И всезнайка не выдержала: оказывается, она случайно подслушала наш недавний разговор в учительской. – Вы действительно собирались… меня обольстить? Я чуть не рассмеялся ей в лицо. Не так уж часто у меня возникает желание от души похохотать, и, откровенно говоря, я сожалел о том, что не могу с чистой совестью удовлетворить его сейчас. Вместо этого я нахмурился: – Вы когда-нибудь слышали о таком понятии, как шутка? А дружеское подкалывание? Грейнджер это не убедило; она лишь ожесточённо мотнула головой. – Не сомневаюсь, что в отношении профессора МакГонагалл вы пошутили. Но что касается лично вас – это была чёртова правда! Вы надеялись сделать меня более сговорчивой! Моё терпение не выдерживало подобных нелепостей: просто боггарту на смех! Я с подчёркнуто-таинственным видом приблизился к Грейнджер. – Знаете, я раньше об этом не задумывался, но да… – выдержав паузу, я вперил в главу комиссии немигающий взгляд и с усмешкой продолжил: – Со стороны я, должно быть, кажусь дьявольски опытным соблазнителем и прирождённым донжуаном! Это просто цирк какой-то. В моём арсенале, конечно, есть много чего, но такое!.. От изумления я даже не сразу нашёл, что сказать. – Вы правы, мисс Грейнджер. В этом смысле я самый худший из негодяев. Порой мне достаточно лишь щёлкнуть пальцами, чтобы наивные барышни буквально падали к моим ногам! Её ярость только усилилась, в то время как я, если честно, уже начал получать удовольствие. – Хватит надо мной издеваться! – Что ж, ладно, но тогда расскажите, как мне это удалось. Поделитесь прозрением. И Грейнджер с готовностью ответила: – Вы слизеринец, поэтому выбрали наиболее коварный способ: подстроили всё так, чтобы казалось, будто это я преследую вас из личной заинтересованности! Вы провоцировали меня, настраивая против себя, потому что знали, что я разозлюсь и не смогу не обратить на вас внимание! Иначе зачем вам выслушивать мои печальные откровения с таким сочувствующим видом? Вы должны были пройти мимо, однако этого не сделали, тем самым вынудив меня дважды задуматься на ваш счёт. Уверена, что этого вы и добивались – именно в этом заключалась ваша цель. Ну а главный ваш козырь и самое безотказное средство – это вся та ахинея, которую вы несли, изображая скорбь, в пользу притянутых вами же за уши теорий заговора! Вы хотели, чтобы я почувствовала негодование из-за предвзятого отношения к вам и подумала: «Вот человек, который старается изо всех сил, но людям этого мало – они продолжают относиться к нему с недоверием и осуждать, игнорируя любые его заслуги; человек, который считает себя ответственным за то, что учащиеся разбегаются из школы»! И знаете что? Я действительно почувствовала это негодование, а потом вы успешно заставили меня вас пожалеть и даже… – осёкшись, Грейнджер вдруг прикусила язык. У меня просто не было слов. Я абсолютно не понимал, обижаться ли мне на неё, считать ли себя оскорблённым или испытывать злость и разочарование… Я просто не мог поверить, что воображение Грейнджер нарисовало ей всё это, исходя из одного лишь мимолётно-легкомысленного разговора, подслушанного в учительской. – Подумать только, а ведь вы мне действительно нравились, – пробормотала всезнайка себе под нос, качая головой, словно возненавидев собственную глупость. Не удержавшись, я сделал к ней несколько быстрых шагов. Она вздрогнула, но в данный момент меня волновало другое. – Я скажу это только один раз, мисс Грейнджер, – произнёс я роковым голосом. – Я ни в коем случае не пытался расположить вас к себе и тем более добиться вашей благосклонности. Терпеть не могу быть источником дурных новостей, но если у вас возникли подобные чувства, то именно вы целиком и полностью в ответе за их появление. – Я слегка наклонился, чтобы смотреть ей прямо в глаза. – Вы только подумайте, зачем мне прибегать к столь откровенно изощрённой тактике? Она была бы оправдана лишь при наличии какого-нибудь грандиозного секрета или необходимости скрыть крупные махинации. Грейнджер вызывающе буравила меня взглядом, однако мне показалось, что я уловил тень сомнения, мелькнувшую на её лице. – Возможно, вы просто не хотели действовать наугад – вот и решили подстраховаться. – Слабенький аргумент, мисс Грейнджер, – фыркнул я и, выпрямившись, позволил себе ухмыльнуться: всезнайка наконец отвела глаза. Я поддел пальцем её подбородок и гладящим жестом чуть приподнял его, заставляя Грейнджер вновь посмотреть на меня. Её взгляд излучал непокорство и вызов. – Вы ведь понимаете, что это значит? – В свой манящий, елейно-гипнотический шёпот я с наслажденьем плеснул искусственной жалости. – Вы такой же параноик, как и я сам. В её лице что-то дрогнуло. Она молча хлопнула глазами, упрямство в них сменилось неуверенностью, и Грейнджер, резко развернувшись, ушла. Я остался стоять без движения, словно парализованный косым взглядом василиска, и, возможно, простоял бы так ещё дольше, если б не голос, бесцеремонно ворвавшийся в мой затуманенный мозг: – Мерлин! Да она у тебя темпераментная, как венгерская хвосторога! Горячая штучка: прямо не девушка, а фейерверк! Стремительно вытащив палочку, я не колеблясь взял под прицел назойливый источник звука. Дамблдор на портрете тут же юркнул обратно, вглубь рамы, и вжался в холст. – Что за чепуху вы несёте, старый маразматик! У меня с ней ничего нет и не будет. Зарубите себе на подрамнике! Я стрелой взлетел по лестнице и, сняв охранные чары, быстро прошёл в свои покои. Как она смеет обвинять меня в подобном?! Глупая девчонка! Похоже, я, сам того не ведая, избежал серьёзной опасности. Подумать только – чуть не связался с такой нелепой особой! Зачем мне столь иррациональная женщина, когда у меня самого этой иррациональности полный котёл? Но тут передо мной встал более насущный вопрос: как это повлияет на проверку? Должен ли я ждать официального вызова руководства из-за жалобы Грейнджер на моё поведение? Будет ли случившееся отражено в отчёте или всезнайке хватит мозгов умолчать о нашем маленьком недопонимании? Допустит ли она, чтобы слишком честный доклад послужил угрозой её собственной репутации? Немного остыв, всезнайка наверняка убедится в своём недомыслии, иначе я за себя не ручаюсь. Вот почему назначение Грейнджер главой инспекции с самых первых шагов было плохой идеей. Разве я не счёл дурным знаком её появление, как только увидел всезнайку на пороге школы два с лишним месяца назад? Я посчитал привязанность Грейнджер к Хогвартсу плюсом, однако недооценил преимущества автономного взгляда на ситуацию, совершенно упустив из виду, что это может стать помехой. Глава комиссии оказалась слишком глубоко вовлечённой в процесс и, очевидно, была не в состоянии действовать беспристрастно – независимо от того, как долго ноги её не было в замке. Грейнджер прекрасно знала его обитателей; наше (в какой-то степени общее) прошлое не могло не возыметь последствий и не повлиять на отношения в настоящем. Будучи абсолютно чужими людьми, мы ни за что не скатились бы до недопустимо личных бесед и разборок. А теперь всё накрылось большим медным маггловским тазом. И если Минерва когда-нибудь узнает (а это вполне вероятно), что именно произошло между мной и Грейнджер и что своими глупостями мы поставили под удар Хогвартс, уверен, она с огромным удовольствием меня прибьёт.