Любовью связаны, разобщены проклятьем

— Юри, ты затрахал меня. В прямом смысле, — жалостно простонал Виктор, растянувшийся поперек кровати. — Ты даже во время второй юности не был таким жадным. Пожалей старика, я не в том возрасте, чтобы выдерживать такие марафоны! — Тебе всего тридцать два, страдалец, — фыркнул Юри и подошел к зеркалу, разглядывая свое отражение. — Во времена второй юности, — передразнил он, кривляясь, — у меня сперма в глазах плескалась. Хотелось быстро и много, особенно учитывая, что до этого ты на пушечный выстрел меня к себе не подпускал. А теперь, когда пыл поумерился, хочется, конечно, тоже много, но обстоятельно. Я не виноват, что ты в свои «старческие годы» выглядишь крышесносно. Виктор демонстративно шумно вздохнул, вспоминая то время. В первый год после расставания с Крисом они основательно озаботились вопросом своего дома, ведь вопрос с заклятием решился, и Юри больше не собирался сбегать. Они долго подыскивали место и добротный дом, их магические резервы постепенно восстанавливались, и когда хлопоты закончились, Виктор вдруг увидел, что Юри вытянулся на добрый десяток сантиметров и больше не походил на щуплого ребенка, и выдохнул с облегчением, ведь это значило, что старания Криса возымели эффект. Вот только расслабился он напрасно, потому что Юри тоже это заметил и с удвоенной силой начал выпрашивать ласку. Хотя бы скромную. Виктор оставался неприступен, и держал оборону еще пару лет. Они нашли свое место, обзавелись определенной славой в теперь уже родном селении, и жизнь потекла своим чередом. А потом Юри в голову ударили гормоны, и Виктор сдался. Сейчас он с ужасом (и возбужденной дрожью) вспоминал, сколько они занимались сексом в тот год. Юри безжалостно и ненасытно раскладывал его и подставлялся сам во всех мыслимых и немыслимых местах в их доме. Пометил все поверхности, шутил он сейчас лукаво. Но в конце концов страсти поутихли, и в последний год их жизнь устаканилась окончательно. Юри все еще не догнал по внешнему виду свой возраст: тридцатилетний по факту, он выглядел лишь на двадцать с небольшим, но и этого Виктору было достаточно, чтобы не ощущать себя неуютно в постели. (Хотя его самооценка все же давала трещину, когда он ловил отражение себя рядом с Юри. Все-таки, что бы тот ни говорил, а он уже не так хорош, как пять лет назад.) — Ну хватит красоваться, — проворчал Виктор, понимая, что Юри задержался у зеркала. Он все еще иногда не мог поверить, что все это закончилось, и жаждал доказательства. — Знаешь же, что хорош. — Завидуешь? — мурлыкнул Юри, разворачиваясь и медленно ступая к нему. — Брось, ты прекрасно знаешь, что восхитительно выглядишь. — Не подлизывайся. И что это ты опять задумал? Юри, я знаю этот взгляд, иди к черту! Юри набросился на него, придавив своим весом, и рассыпал звонкие поцелуи по лицу, а после удобно устроился на груди, обхватил поперек корпуса, проскользнув руками под спину, сжал в объятиях и блаженно пробормотал: — Я люблю тебя больше жизни. — Ты и есть моя жизнь, — улыбнулся Виктор и уткнулся носом в темную макушку, обвивая руками в ответ.