Двадцать четыре часа на счастье

Матсукава отправляет окурок щелчком в урну. Его вторая рука спрятана в кармане, на лице — темные очки, трехдневная щетина и растрепанные ветром черные кудри. На самом деле прическе Иссея все равно ветер или нет — волосы у него всегда кажутся непричесанными. Он нерасторопно и медленно вышагивает дистанцию от парковки до высокого здания: припарковался в квартале, чтобы не вызвать лишних подозрений. Ему досталось плевое дело — всего лишь забрать спижженные бумаги у курьера. Беда только в одном — говорят, появилась крыса — кто-то слил информацию о встрече. А значит надо быть внимательным. И аккуратным. Справа под мышкой у Маттсуна кобура — Вальтер сорокового калибра. Под черным пиджаком — восемь килограммов пуленепробиваемого материала. Двигаться, правда, неудобно. Но Иссей никогда не отличался особой активностью. Он подходит еще ближе — здание уже виднеется из-за угла, а на месте стрелки еще пусто. Пусть так, подождет. Иссей — терпеливый. До поры до времени. Матсукава достает из кармана упаковку сигарет и вытаскивает одну, прикуривает, втягивая небритые щеки, и выдыхает дым носом. Из здания напротив играет отличная музыка — заставляет расслабиться, покачивать головой в такт или постукивать мыском по асфальту тротуара, метая вороватые взгляды темных глаз на скамью у отеля, куда должен прийти его человек. Или не его. Судьба подскажет. Установка одна — одинокий мужчина в сером плаще с кейсом. И именно такой тип приближается к месту встречу — Матсукава почти сразу замечает фигуру, но не торопится подойти. В этом деле нельзя ошибаться. Он отправляет окурок щелчком в сторону урны и, лишь, когда его связной оказывается у нужного знака и замирает, Иссей медленно выходит из своего укрытия. Матсукава — до поразительного спокойный человек — на перестрелки он ходит, как обычный клерк на работу. Матсукава — осторожный человек — он подходит со спины. Руки его спрятаны в карман черных брюк, мыски лакированных туфель легко блестят в свете палящего солнца — в этом ебучем пиджаке дьявольски жарко. В этом сраном жилете казалось, что Матсукава прошел уже пару кругов Ада — восемь килограммов плотного материала сдавливают ребра. Иссей не любит рисковать по пустякам. А это был именно пустяк. Мама его всегда говорила, что Иссей не умеет расставлять приоритеты — глупый мамин Иссей. В старшей школе мама говорила ему, что он плохо закончит, бросив свой спорт — глупый мамин Иссей. Мама Иссея была права. Матсукава замирает в паре шагов от связного. В голове у Маттсуна каша — силуэт ему кажется до боли знакомым. Где он мог его видеть? Маттсун в смятении — у него плохое предчувствие. Но Матсукава непоколебимо называет кодовую фразу, прикладывая к уху мобильный. — Берроуз терпел, — голос его немного хрипловат, но не от волнения — врачи ему сказали, если он не бросит курить, то не доживет до сорока. Матсукава и так не доживет до сорока, поэтому он и не думает бросать курить, — и нам велел. Матсукава ждал чего угодно. Матсукава ждал кого угодно. Он был готов к любому исходу. Он просчитал десятки вариантов развития событий. Но только не этот. Ханамаки. Он узнает его сразу: Макки не изменился; Макки все такой же. Точно такой же каким был, когда уехал; когда оставил Иссея. Матсукава просто теряет дар речи. Он не знает, что ему сказать. А ведь если подумать, то ему так много надо сказать Хиро. Это ведь из-за Хиро Матсукава стал таким. Образы прошлого ярко всплывают в голове, ноги подкашиваются, в груди начинает жечь, а в голове оседает явственное понятие. Просто феерическое совпадение: совсем недавно Иссей читал сводку о паре предназначенной друг другу, о чертовой проклятой судьбе их мира — нашел своего человек и у вас лишь двадцать четыре часа на счастье. Он тогда еще посмеялся, подумал, как хорошо, что он одинок. Он не хотел бы умереть так рано, не в двадцать четыре года. И вот — ирония. Иссею всегда было интересно, какого это, когда встречаешь родственную душу. Мама ему говорила: глупый, ты поймешь, когда произойдет. Мамин глупый Исеей понял — это произошло. И вот его соулмейт стоит прямо перед ним, сверкнув на солнце значком детектива, бывший лучший друг, первая влюбленность Матсукавы — Такахиро Ханамаки. Стоит и держит ебучий кейс с документами. Вот только это уже не имеет смысла. Ничего не имеет больше смысла. Маттсун не знает, что сказать. Маттсун не знает, как действовать. Он грузно опускается он скамью и запускает длинные пальцы в темные кудри: — 24 часа, — шепчет едва слышно. Себе под нос... услышал ли Макки? Осознание их ближайшего будущего приходит в голову моментально. Иссей уже рисует картину, которая может развиться. Которую хочется развить. Матсукава как минимум, а если Ханамаки не изменился, то и ему хочется. Как они выдумывали в отрочестве, когда первый раз прочитал про случай столкновения двух предназначенных друг другу. Стоп. А разве они не предназначены с самого начала? С рождения? Матсукава удивленно поднимает брови, задумывается, но вместо здравых идей, всплывают воспоминания: улыбка Хиро. Особенно та последняя, в день на выпускном. Как сказал бы старый Макки — серпом по яйцам. Матсукава усмехается, вспоминая какими отпетыми они были в школьные годы. Вспоминает, как они воображали своих соулмейтов и составляли устный список того, чего нужно будет сделать за эти последние сутки в их жизни. Как будто уже тогда знали — им пригодится этот список. Иссей закрывает глаза. Дышать трудно — легкие как будто под давлением на глубине Марианской впадины. И все потому что, рядом на лавке сидит Такахиро. Все потому что жить одному из них осталось уже даже меньше суток. Все потому что, Матсукава — мафиози, а Ханамаки — коп. И хочется до скрипа в зубах стиснуть челюсть. И желваки тут же шевелятся, указывая на раздражение Маттсуна. Матс вообще редко раздражается, он спокойный. Но не сейчас. — А что ты предлагаешь? — от медленно накатывающей злости его спасает голос Макки. Спасает, потому что он кажется сейчас таким знакомым, словно и не было этих семи лет разлуки. Спасает, потому что голос Макки будоражит, как в первый раз, когда Иссей понял, что влюбился в своего друга. Хочется закурить. Просто неебическая потребность вкусить терпкого никотина, незримо осязаемого горечью на кончике языка — ядовитого никотина, который уже несколько лет разрушает легкие Матсукавы. Теперь в этом нет никакого смысла. Ни в чем нет никакого смысла. Кроме длинных пальцев, привычно касающихся затылка. Как давно то было, как давно Иссей ощущал эти касания — семь лет назад. С е м ь ебучих лет назад — последний кто трогал его волосы кроме самого себя — Такахиро — свет в темных глазах Матсукавы. Вечный, улыбающийся, розовый лучик счастья. Иссей помнит, как вчера; как было трудно расставаться; как они обещали поддерживать связь; как отец Такахиро позвонил Матсукаве с угрозами; как он обещал не портить будущее своего друга. Маттсун закрывает глаза — голос нашептывающего рядом Ханамаки – приятно, успокаивает, заставляет расслабиться. Почти забыться. Иссей выуживает из кармана упаковку золотистого Мальборо — травиться так красиво — достает сигарету и зажимает ее губами. Он медлит с минуту, прежде чем закурить, подпалив кончик папиросы из бензиновой зажигалки, медлительно поворачивает голову и смотрит на Макки сквозь полуприкрытые глаза — его прищур как всегда — только Хиро видит в нем отражение чувств Маттсуна. Матсукава переводит взгляд на Ханамаки, когда он опускает руку с его затылка, шумно выдыхает и усмехается, наблюдая как затягивается Макки. Маттсун даже не сопротивлялся, когда Такахиро хватает его за руку — все равно бессмысленно. Только вот обидно становится, что теперь эти цепкие пальцы не волосы его треплют на затылке, а небрежно выпускают запястье. Маттсун подносит к губам сигарету и медленно касается фильтра, прикрывая глаза. Это называется непрямой поцелуй — вспыхивает в голове — так говорил Ханамаки, когда первый раз выхватил из рук Маттсуна бутылку и отхлебнул из нее воды. Так говорил его Ханамаки, когда отбирал чашки с соком или чаем у Иссея. Так говорил его Ханамаки. Ханамаки, который сейчас возмущается, что сигареты у Маттсуна – дерьмо. — Вся жизнь дерьмо, Макки, — Матсукава догадывается, о чем хочет знать его друг. Его бывший-лучший-друг-коп. Портупея неприятно натирает подмышкой от неудобной позы, и Иссей садится полуоборотом, перекидывает ногу за ногу и делает еще одну затяжку, внимательно смотря на Такахиро. Матсукаве грустно и горько — его свет школьного образа, его Ханамаки сидит напротив, по ту сторону баррикады. И останется там. «Я умру» — проносится в голове Маттсуна, потому что он все еще любит Ханамаки. — Давай я просто сдамся, ты скажешь, что поймал подельщика, торговца оружием, мафиози. Тебе дадут премию, а меня вздернут. И к черту эти 24 часа, Макки. Просто Иссей не знает как поступить, когда сердце начинает разрываться, просто Иссей не имеет понятия, что чувствует Макки. Просто Иссей — глупый влюбленный Иссей. Глупый мамин Иссей, который искал утешение от безответной любви в наркотиках и продажных женщинах. У Матсукавы звенит в ушах – пощечина отдается эхом в висках, горечью на языке и жжением на щеке. Броским, противным жжением; гадкой, едкой горечью и внезапной обидой – Ханамаки как всегда не слушает его. Ханамаки – не изменился со школьных лет. Ханамаки – снова берет все в свои руки. Сколько он помнил их дружбу, почему-то именно Макки вел их. И Матсукава послушно шел за ним, Матсукава послушно шел к нему, Матсукава просто не представлял своей жизни без Макки. Особенно, когда понял, что влюблен в своего лучшего друга. В его веснушки на щеках; в необычные волосы; в его низкий голос; в его тонкие, но крепкие запястья. Матсукава Иссей влюблен в Ханамаки Такахиро – в Такахиро, который стал копом; в Такахиро, который уехал со своими родителями; в Такахиро, который сейчас злится на него; в Тахакиро, на которого он дрочил почти каждый день. Иссей поднимает руку и касается горящей щеки. Пощечина отрезвляет его рассудок, он понимает, как глупо было такое предлагать, Макки ведь ни за что бы на такое не пошел. Волосы больно сжимаются чужой рукой, и Матсукава поворачивает голову, легко щурится и нервно сглатывает. И кадык его, который еще со школьных лет в шутку любил кусать Макки, не менее нервно дергается, бегает по шее вверх-вниз. У Матсукавы играют желваки – он всегда ими шевелил, если выходил из своего обычного, флегматичного-меланхоличного состояния. И только Макки знал об этом. Только он мог по одному шевелению этих скул узнать, о чем думает, что чувствует Матсукава – его большой и глупый Матсукава. Вот только так горько, что они поняли это слишком поздно. Сердце щемит, когда приходит осознание того, что спустя годы, безответной любви Маттсун находит ее. И только на двадцать четыре часа, час из которого они уже потратили впустую. Проебали драгоценное время, золотые минуты вдвоем. Маттсун слушает Макки, слушает и не понимает: в голове не укладывается, что Ханамаки действительно тут, что он сжимает так крепко его волосы и говорит так властно. Говорит так, что Иссей только кивает, едва заметно. Такому Такахиро не отказать. Матсукава никогда не отказывал Такахиро. Иссей послушно достает телефон из внутреннего кармана пиджака. Всего пара манипуляций и гаджет уже возле уха. Матсукава говорит что-то на английском. У Матсукавы прекрасный английский. Разговор не длится дольше пяти минут, может даже три. Матсукаве не приходится повторять дважды. — Пойдем, самолет будет ждать нас через двадцать минут, — он поднимает темные глаза на Ханамаки, рассматривает лицо лучшего друга; цепляет взглядом первые морщинки у уголков глаз; рыжеватую щетину на подбородке и нижних скулах; родинку под левым глазом, едва заметную и слабо отличимую от веснушек, но родинку. Маттсун обнаружил ее еще в старшей школе. Как и свои чувства к Такахиро. Все что у них остается – двадцать три часа вместе.