Личное убежище дьявола

Себастьян, наконец закончив двигать тяжеленный стол к двери, распрямился и положил руку на занывшую поясницу. Кости тихо хрустнули, и Джозеф усмехнулся из-за барной стойки. – А моложе вы, детектив Кастелланос, не становитесь, – сказал он, опираясь на неё локтями и бросая на Себастьяна насмешливый взгляд из-под приподнятых бровей. – Твоей наблюдательности остаётся только позавидовать, – фыркнул тот в ответ. – Может, рассмотришь карьеру детектива? Определённо более удачный выбор, чем бармен заброшенной пивнушки в вымышленном мире, населённом зомби. – Ну, зато платят неплохо, – пожал плечами Джозеф. – Жизнью, которую я до сих пор умудрился сохранить. – Да, я заметил. Очень мило с твоей стороны наконец сообщить мне об этом через столько лет. Бить по больному – и собственному, и чужому – низко. Мелочно. Не стоило тени, прошедшей по лицу Джозефа, напряжённо сжавшихся губ и складки на лбу, которой не было три года назад. Не стоило, но Себастьян всё равно это сказал, а когда Джозеф открыл рот, чтобы ответить, остановил его жестом, подняв раскрытую ладонь. – Так что нальёшь, бармен? – спросил Себастьян, грузно забравшись на стул и положив дробовик на стойку рядом с собой. Верный арбалет уже стоял чуть дальше – у одного из столиков, как и сумка с остальными припасами. – Если я правильно помню, тоску ты предпочитаешь заливать неразбавленным виски, потому что цель твоей жизни – соответствовать всем известным человечеству стереотипам о детективах. – Джозеф повернулся к нему спиной и пошёл к полкам. Большая часть бутылок оказалась разбита и валялась бесполезными осколками стекла с подсохшими подтёками липкой жидкости, но некоторые каким-то чудом всё же остались целы. Видимо, Потерянные не пылали особой страстью к горячительным напиткам. – Ага, – ответил Себастьян. – Видишь, даже бороду отрастил. Пушистую. – Ну, стоит отдать тебе должное – вышло удачно. Прям как на картинках. Джозеф вернулся к стойке, держа в руках на треть пустую бутылку виски и два грязных бокала. Один он сразу поставил перед Себастьяном, а второй, чуть поморщившись, попытался протереть рукавом рубашки, но без особого успеха. Вздохнув, обречённо покачал головой и наполнил до краёв оба. Идея прийти сюда принадлежала, как ни странно, именно Джозефу. Когда Лили обхватило белёсое склизкое подобие рук, Себастьян не мог сделать ровным счётом ни-че-го – он лишь стоял и смотрел. Существо, которым повелевала Майра – или которым она была? – держало его дочь с нежностью, осторожно, явно не желая навредить, но от этой картины всё равно сжимало глотку. Руки утащили Лили к себе, вниз, в бездну развалившегося пола, а Себастьян остался стоять на сцене театра с запятнанным чужой кровью лицом и пистолетом в подрагивающих пальцах. Джозеф хватал его за плечи, тряс, повторяя, что он ни в чём не виноват, что не смог бы остановить нечто подобное, но Себастьян слышал лишь отдалённое эхо чужого голоса, а прикосновения чувствовал будто бы сквозь слой ваты. А потом Джозеф снял одну из своих извечных перчаток, отвесил ему звонкую пощёчину и безапелляционно заявил, что они идут напиваться. Себастьян так удивился, что просто молча побрёл следом. Чтобы выбраться наружу, им пришлось лавировать между теми стульями, что не свалились в образовавшуюся посередине зала яму. На них всё ещё чинно восседали обезглавленные трупы – леденящий кровь отзвук чужой больной страсти. До бара они шли дорогой, уже расчищенной от Потерянных, но один по пути всё же попался – то ли они его пропустили, то ли он забрёл из другой части города. Джозеф потянулся было за пистолетом, но Себастьян остановил его, коснувшись запястья. Сам подкрался сзади к вальяжно стоящей твари и вонзил ей в череп нож, который вошёл в размягчённую кость с хлюпающим звуком. От него и от протяжного визга боли по телу разлилось злое удовлетворение, отозвавшееся приятным зудом в подушечках пальцев. Обмякший труп Себастьян пинал, раздавливая череп в кашу и пачкая собственные ботинки, до тех пор, пока Джозеф не положил твёрдую руку ему на локоть и не сказал тихое: «Хватит». А теперь они сидели в баре, забаррикадировав дверь и задёрнув жалюзи на окнах. В помещении была установлена лишь пара старомодных ламп, отбрасывавших блёклый красноватый свет, создававший уютную атмосферу полумрака. Себастьян определённо заглянул бы в подобное заведение в реальном мире, а может, и в самом Юнионе до того, как тот начал разваливаться. Нынешние же обстоятельства посещения забегаловки при всём желании нельзя было назвать благоприятными, но в груди почему-то всё равно поселилось ощущение странного, неуместного покоя. – Ох, какое же дерьмовое пойло, – поморщился Себастьян, сделав глоток из своего бокала. – Там ничего получше не осталось? – Себ, а чего ты, позволь узнать, ждал от «Личной пивной дьявола»? Выбора виски на любой вкус? – Джозеф приподнял одну бровь и пригубил собственный напиток. Себастьян удовлетворённо усмехнулся, когда он скривился и закашлялся. – Да чего угодно, но не этого говнища. Но да и хрен с ним. До дна? – Издеваешься, что ли? – возмутился Джозеф. – Меня с пары глотков вывернет. – Ничего-ничего, зато потом как по маслу пойдёт, – заверил Себастьян. – Послушай человека, которого под зад выпнули из полиции, и который год жил на пособие да сбережения, не изменяя при этом своей любви к выпивке. – Постой, тебя уволили? – нахмурился Джозеф. Ах, точно. Он же не в курсе. Он же три года ошивался чёрт знает где. – Скорее вежливо попросили удалиться без возможности отказаться, подсунув бабла. Чтобы под ногами не мешался и не подрывал моральный дух других сотрудников своей помятой рожей. – Себастьян криво усмехнулся, сжимая пальцы на бокале чуть сильнее, чем требовалось. – Но это тоже «Мёбиус» постарался. А ты тему-то не переводи. До дна, Джо, до дна. – Господи, за что, – пробормотал Джозеф, обречённо смотря в бокал. Себастьян поднёс к нему свой и звонко чокнулся, а потом, не дожидаясь реакции, залпом опрокинул всё содержимое. Глотку обожгло, а от вкуса дешёвого алкоголя и правда тянуло блевать, но это желание быстро сменилось разлившимся по телу привычным расслабляющим теплом. Джозеф, всё же последовавший его примеру, кашлял и, о боже, матерился под нос, стуча себя по груди. В уголках глаз у него выступили слёзы. Себастьян широко улыбнулся. Вокруг него творилась полнейшая чертовщина, а душу жрало сосущее чувство потери и режущее – предательства пополам с непониманием. Он понятия не имел, что делать дальше, где и как теперь искать Лили, и ответа на этот вопрос не было даже у Кидман, совсем не ожидавшей, что Майра сойдёт в этом треклятом месте с ума. Проще говоря, он оказался в полнейшем дерьме, и от нелепости и безысходности положения хотелось выть в голос. Но сейчас? Прямо сейчас, в этот момент, ему хорошо. Тепло. Привычно. Джозеф был одной из тех констант в его жизни, которую отнял «Маяк», но каким-то чудом вернул Юнион. Джозеф, одновременно и знакомый, и изменившийся до неузнаваемости, приносил с собой спокойствие. Ну, и дерьмовый виски. – Живой? – поинтересовался Себастьян, с интересом наблюдая за тем, как Джозеф утирает глаза. – Я тебя на руках не потащу, ты имей в виду. – Вот уж обойдусь, спасибо, – фыркнул тот. – И, если что, на втором этаже есть спальня. Удобств там, конечно, не особо много, но выбирать нам не приходится. Я думаю, лучше не выходить на улицу в таком состоянии и переночевать здесь. – Принято. Алкоголь уже начал давать в голову, и Себастьян потянулся за бутылкой. Эта затея была бездумной, легкомысленной. Глупой, опасной. Но не глупее и не опаснее, чем заново сунуться в STEM, и потому Себастьян не думал лишний раз перед тем, как снова наполнить их бокалы до краёв. – А точно надо? – жалостливо спросил Джозеф. – Точно, – кивнул Себастьян. – Ну ладно. – Джозеф вздохнул и, сделав осторожный глоток, задумчиво пожевал нижнюю губу. – Слушай, а ведь правда лучше идёт. – Я же говорил. Давай, за бывших копов и вечный идиотизм. Ещё два бокала и три бессмысленных тоста спустя они рискнули включить стоявший в углу музыкальный автомат. Тот тихо-тихо наигрывал какую-то незнакомую мягкую мелодию на самой низкой громкости. Под неё они и переместились на диван. Себастьян сел, откинувшись на спинку и поставив одну согнутую ногу на сиденье, без малейших угрызений совести заняв как минимум половину пространства. Джозеф устроился ближе к краю, облокотившись о стол и подперев голову ладонью. Верхние пуговицы рубашки у него были расстёгнуты, волосы – взлохмачены, а очки самую малость съезжали с носа, и он их постоянно поправлял одним пальцем. Выглядело мило. – Знаешь, Себ, а ведь обычно я тебя из баров вытаскивал, а не наоборот, – сказал Джозеф, чуть растягивая слова и улыбаясь. – Ага, вот и я удивился, – хмыкнул Себастьян, задумчиво крутя в пальцах полупустой бокал виски, допивать который уже не особо хотелось. Он знал, что если выпьет ещё, то перешагнёт ту грань опьянения, за которой таятся те самые мысли, которые не стоит думать, и вопросы, которые не стоит задавать, ведь ответы могут и не понравиться. Скорее всего не понравятся. – Ну, я подумал, что можно и исключение сделать. – Джозеф возил пальцем по столу, выводя какие-то ему одному известные фигуры и символы. – Обмыть встречу, всё такое. Он замолчал, а Себастьян ничего не добавил, и между ними повисла тишина. Она не была неловкой, скорее задумчивой. Разбавляло её лишь тихое бормотание музыки. Джозеф продолжал что-то вырисовывать, а Себастьян отстранённо смотрел на его открытую шею, тонкую и ужасно бледную. Мысли и вопросы всё же пытались пролезть в голову, хоть их пока и не звали, и Себастьян на них внутренне шипел, отгоняя куда подальше, заменяя другими. Не менее мрачными, но всё же не рискующими пошатнуть его отношения с вновь обретённым напарником. Майра и её сумасшествие. Лили и её неверие в то, что она на самом деле увидела отца. Стефано и его камера, которую Себастьян раздавил ботинком после того, как вынес этому психопату мозги. Тяжело. Давит, тянет к полу. Хочется опустить руки, остаться навсегда в этом загаженном баре, на одну ночь закрытом от внешнего мира и превращённом в их личное убежище. В жалкую попытку совершить временный побег от обязательств и необходимости двигаться дальше. Они ведь всё равно не знали, куда это – дальше. Они застряли в пути, им не оставалось ничего, кроме как ждать, получится ли у Кидман что-то выяснить там, снаружи. Голос Джозефа разорвал тишину неожиданно, выдирая из мыслей и заставляя вздрогнуть. – Себ. Ты ведь знаешь, что я пришёл бы, если бы мог, да? Себастьян промолчал, переводя взгляд с чужой шеи на свой бокал. – Я… они… они бы с нами что-нибудь сделали, Себ. Убили бы, стёрли память, чёрт знает, на что они способны. Но было бы… было бы плохо, понимаешь? Я хотел, я очень хотел, просто безумно, я… – Хватит. – Себастьян оборвал его резко, грубо, снова низко и мелочно. – Не распыляйся. Я не хочу ничего об этом знать, хорошо? Ни к чему оно. Только помешает. У нас дело есть. – Себ… Себастьян думал, что он скажет что-то ещё. Продолжит говорить о том, о чём не хотелось слышать, но Джозеф этого не сделал. Джозеф его поцеловал. Коротко, отрывисто, лишь на какие-то несколько секунд, но Себастьян всё равно учуял исходивший от него запах алкоголя, почувствовал мягкость его губ и отчаяние его порыва. Джозеф отвернулся, прикрыл лицо ладонью, рвано выдохнул. Стыдно, что спустя столько лет всё же не сдержался? Наверное. Но… плевать. Наконец-то плевать. Себастьян притянул его к себе, взял за подбородок и поцеловал тоже, на этот раз по-настоящему. Джозеф уцепился пальцами за ворот его рубашки, сминая ткань, тихо-тихо простонал и, кажется, даже всхлипнул. Отвечал с каким-то болезненным рвением, неосторожно кусая губы. Себастьян опустил ногу и сел так, чтобы держать его ближе, одной рукой обнимая за талию, а другой зарываясь в волосы на затылке. Он хотел бы, чтобы всё случилось иначе. Чтобы у них было время, много времени, и не было нужды куда-то спешить. Хотел бы прижимать Джозефа к кровати и долго-долго выцеловывать ему плечи и шею, чтобы тот выгибался навстречу. Чтобы Джозефу не хватало воздуха, и он царапал спину Себастьяна ногтями в попытке сдержать стоны. Чтобы распадался под его руками, а Себастьян собирал его своими прикосновениями заново, залечивая и зализывая все те раны, те сотни ран, которые нанесли друг другу они сами и всё с ними произошедшее. Но этого им было не дано. Так им было нельзя, но можно было иначе – быстро и отчаянно, выдыхая друг другу в губы и запуская пальцы в торопливо и не до конца расстёгнутые брюки. После Джозеф сидел, уткнувшись ему во взмокшую шею и всё ещё хватаясь за рубашку, а Себастьян рассеянно гладил его по спине, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Они умудрились сбить оба бокала на пол, и остатки виски теперь растекались по деревянным плиткам, добавляясь к общему беспорядку бара. Мелодия в музыкальном автомате сменилась на другую, надрывную и жалостливую, но в то же время умиротворяющую. – Я знаю, Джозеф. – В смысле? – непонимающе спросил тот, отстранившись и поправив съехавшие очки рассеянным жестом. Прочистил горло, попытался пригладить окончательно растрепавшиеся волосы. – Я знаю, что ты бы пришёл. Тебе не нужно мне это объяснять. Джозеф неверяще посмотрел на него и раскрыл рот, чтобы что-то сказать, но быстро передумал и закусил раскрасневшиеся губы. Себастьян подался вперёд и провёл по ним подушечкой большого пальца, стёр каплю влаги с щеки – то ли пот, то ли виски, – заправил выбившуюся прядь волос за ухо, а потом откинулся на спинку дивана и с наслаждением потянулся. – Что ж, надеюсь, сигареты тут найдутся, – пробормотал он, окидывая бар скептическим взглядом. – Твоя верность цели быть ходячим стереотипом заслуживает уважения, – хмыкнул Джозеф. – Но я видел, да. Посмотри под стойкой, там, кажется, лежит чья-то заначка. Хозяину она вряд ли понадобится, так что можешь не арестовывать себя за ограбление. – Умник, – буркнул Себастьян, закатив глаза, но совету всё же последовал. Сигареты правда нашлись в указанном месте, как и зажигалка. Вопросы, так отчаянно желавшие прорваться за внутренние баррикады, ещё немного поворочались и затихли. Окончательно. Нужды их задавать больше не было. А дальше… а дальше они разберутся.