Кола для Спортакуса

На третьей неделе терпение у Робби лопнуло. — Хватит. Хватит. Нет. — Но почему, Робби? Давай поговорим, что я сделал не так? И месяца не прошло. А ведь поначалу казалось, что отношения со Спортакусом — это именно то, что Робби нужно. Спортакус будет делать всё сам, он полон сил, у него сильные руки и мощные ноги. Красивый, ухоженный, выносливый партнер — чего еще желать? Получалось, что Робби достиг всего, что может себе пожелать гедонист: он жил в удобном доме с чудесной кроватью, роботы выполняли унылую домашнюю работу, а он по настроению тратил время на себя и на новые изобретения. В холодильнике всегда были отличная еда и напитки всех мастей, а в постели дожидался привлекательный мужчина, который сам завалит, сам будет вертеть так, как надо. Мужчина, который хочет всегда и в любую минуту. И в этом был корень проблемы. — Ты. Меня. Заездил. Я чувствую себя снарядом для отжиманий. Как будто с отбойным молотком сплю. И ничего хорошего в этом не было. Робби не хотел ставить рекорды. Ему достаточно было один раз кончить, а потом в полудрёме перебирать лучшие моменты, а не лежать часами под неутомимым Спортакусом, который будто бы считал, что если задница не саднит и пять раз не кончил, то ничего и не было. Который будто бы считал, что если уж взял член в рот, то надо хотя бы час держать на грани оргазма. Слишком много, и постоянно — на полной скорости. — Не могу удержаться. Но я попробую… Робби себе представил это — изо всех сил сдерживающегося Спортакуса. Спортакуса, который посреди ночи делает отжимания с упором на стоящий член. Пытался ведь донести, что не нужно ему пять оргазмов, но тот чувствовал себя почти неполноценным, если кончал один. Нет, так дело не пойдёт. — Как сам думаешь, что из этого выйдет? Спортакус вздохнул и поник разом — будто бы лампочку выкрутили. Робби его никогда не видел потускневшим — разве что когда Трикси попала в больницу, и оставалось только ждать. Быть может, Робби даже взял бы свои слова назад. Но вспомнилось ощущение — он лежит под молотильной установкой. Приятно, но словно Спортакус не с ним. Вперед-назад, вперед-назад. До мозолей. Превратил удовольствие в обязаловку. Можно же что-то придумать!.. Нет-нет-нет. Никаких «попробуем»! И так уже Робби ловил себя на мысли, что ему не хочется вечером в постель, на удобную кровать с отличным матрасом. Снова трахаться. Какой ужас. — Мне рвет от тебя голову. Но тебе же тоже нравится. В этом-то и была проблема. Каждый раз он не мог послать Спортакуса, снова возбуждался, они снова падали на кровать — как по щелчку тумблера — и на Робби снова набрасывалась неутомимая машина для секса. Тренировка по, мать его, расписанию. — Сегодня ты спишь на дирижабле, — сказал Робби и сбежал — скрылся — в мастерской, оставив за собой последнее слово. Гремел по металлическим ступенькам Спортакус — в этот раз он просто шел без своих прыжков и сальто. Надеялся, что Робби передумает. В последний раз громыхнула ступенька, хлопнул входной люк. И наступила тишина. В доме стало тихо — уже событие. Робби выдохнул. Получилось. Из заначки в потайном холодильнике он достал торт три шоколада — наконец-то его можно было съесть без молчаливого упрека. К нему — кофе со взбитыми сливками и каплей ликера. Что с того, что на дворе почти ночь? Сегодня он сможет спокойно посидеть над чертежами машинки, которая помогла бы запихивать одеяло в пододеяльник. В запотевшем бокале с колой пузырьки газа позвякивали о кубики льда. Ну и мысли в голове также — бурлили и исчезали, были только что — и нет их, не сосредоточиться и на простенькой задачке настройки почти готового манипулятора. — Как-то я даже успел привыкнуть, что у меня в доме прыгают и качают пресс. Надо что-то придумать. Так, чтобы без лишнего шума, поменьше движений и ни в коем случае не в ущерб моей гордости и моему удобству. Я готов еще мириться с тем, что он по утрам просыпается ни свет ни заря, сопит и хлопает дверью. За это он мне ой как должен. Здесь нужно пораскинуть лучшими мозгами в Лентяево. О! Знаю. Когда он пойдет мириться — а он непременно пойдет! — добавлю ему колы в бокал с соком. И если всё сделать правильно, то у него сил будет куда меньше. А этого-то я и добиваюсь. Чтобы Спортакус сбавил обороты, но не отрубился сразу. Может, так мы сможем договориться. Оставалось только всё рассчитать. И, конечно, замаскировать колу! Спортакус на следующий день не пришел. Да, этому могли быть и честные, хорошие причины, не касающиеся Робби — дети могли заиграть своего героя. У дирижабля мог сломаться педальный привод. Спортакус мог увлечься своей дурацкой книжкой про приключения и рухнуть головой в кусты. Но к вечеру сомнений не оставалось: Спортакус дуется и ждет, пока Робби сам сделает первый шаг. Как будто тот и так не делал первые шаги, когда обманом и маскировкой устраивал их свидания, красовался, случайно зажимал Спортакуса, касался его и почти целовал. Пока Спортакус не потерял голову. Пока не потерял голову он сам. А теперь попрыгунчик, оставшись на дирижабле, умудрялся испортить роскошный вечер с какао и булочками. И даже аромат корицы не мог настроить Робби на умиротворенный лад. Робби было тоскливо и одиноко. В динамиках за звуками дождя — а когда еще пить какао, если не в промозглую дождливую погоду? — угадывались голоса детей, которым пора бы идти домой. — Ну надо же! Они по дренажу кораблики пускают. В какую погоду — и кораблики! Чего им дома не сидится? И как мне затащить Спортакуса к себе? Быть может, я попаду в беду? Поскользнусь на мокрых листьях, упаду, растяну руку… Нет-нет-нет, никаких членовредительств. Надо было раньше думать и искать способ обмануть кристалл. Молнии сверкали без перерыва. — Как там этот дуралей в своем дирижабле? В такую погоду я бы даже с воздушным шариком не решился выйти. Алый воздушный шарик, который Спортакус притащил с детского праздника, дернулся на сквозняке — будто бы кивнул. — Нет-нет, спасать его я не пойду. Он герой — пусть сам себя и спасает. Должны же быть мозги, правда? Чихнули и фыркнули динамики. — Робби Злобный, я знаю, ты подслушиваешь. Пожалуйста, помоги привязать дирижабль. Мы не… ай, Пиксель, держи крепче! Мозгов у Спортакуса все же не было — даже не догадался посадить свой дом заранее… Будто бы Робби будет им помогать! Будто бы он помощник в их беготне и возне. Но только у Робби был автоматический гарпун, который мог бы помочь пришвартовать непослушный корабль. — И что бы они все без меня делали? Без Робби Злобного, лучшего изобретателя Лентяево? Ладно! Время приодеться для дождливой погоды! Воздушный шар по-прежнему уныло покачивался в углу. А Робби в новеньком дождевике уже лез в дождь и мерзкую осеннюю погоду чтобы — подумать только! — помочь бестолковому герою, балансирующему на самом верху. — Спортакус! Робби пришел! — Отлично! Зигги, кидай веревку! Робби, давай! Спортакус скакал по шаткому и мокрому дирижаблю — обычно он не казался таким огромным! С неба лились бесконечные водопады. Моргнули фонари. — Давайте скорее, из-за урагана может вырубиться свет в городе! — Робби, давай еще веревку! Наконец, дирижабль удалось притянуть к земле и намертво затянуть узлы. Насквозь мокрый Спортакус спрыгнул на землю. — Никуда он теперь не денется. Ребята, вы отлично поработали. Спасибо всем! — Как будто корабль в шторм! — И фонари мерцают. Жуть! — Точно! Айда ко мне, сидеть под одеялом и рассказывать страшные истории! — крикнул Пиксель. — Стефани, вот увидишь, будет здорово. — Давайте! Спортакус… Робби, вы с нами? — Спасибо, нет! — Нет, это вы уж без меня. — Ну, как хотите, — Стефани обернулась напоследок и побежала по тёмной улице следом за остальными — курс на мерцающий диодными индикаторами дом Пикселя. — Надеюсь, они не забудут переодеться в сухое, — Спортакус напоследок проверил узлы и встал перед входом в кабину. Робби мог бы пойти домой, согреться под обжигающим душем, закутаться в халат и налить себе горячего шоколада. А этот спортивный идиот переночевал бы у себя. Где угодно еще. Какая разница! Вода с рёвом исчезала в водостоке. — Они снова будут рассказывать о монстре, живущем под городом, — сказал Робби вполголоса. — Ты тоже знаешь эту историю? — Спортакус отпустил веревку и шагнул навстречу. — Все знают. Под Лентяево в подземельях живет нечто жуткое. — И в непогоду похищает детей. Не люблю эту историю. Мне не нравится думать, что не нашлось героя, который победил бы чудовище. — …Или что герой не справился. — Или что он не справился, — со вздохом согласился Спортакус. Спортакус — Десятый. Третий, седьмой, девятый… Так ведь можно вообразить себе чудовище, скрытое в мутных водах. Чудовище, подбирающееся прямо к его дому, где сейчас темным-темно и грохот капель по стальным трубам стекает вниз… И вот кто знает, существует ли чудовище на самом деле или нет. Никто не знает. Робби всей кожей чувствовал: настало время маскировки. Будто бы он не Робби, а кто-то другой, кому не страшновато, не мокровато, не грустновато. Кто-то другой, кто лучше Робби понимает, что значит «бессилие». Когда замаскирован, легче сказать прямо: — Лично я иду греться и спать. Думаю, горячей воды в баке хватит на двоих. Спортакус подошел еще ближе. В темноте было не разглядеть выражения лица — одни только глаза, в которых отражались дождь и молнии. Можно было вообразить, что под глазами залегли тени. Можно было вообразить, что Спортакус тоже не понимает, что делать дальше, но готов попробовать разобраться. Наверняка у него сейчас холодные руки, холодные ноги и холодная задница, и весь он покрыт мурашками с ног до головы. — Второй раз звать не буду, — пожал плечами Робби и, не оглядываясь, пошел домой. Он знал, что Спортакус пойдет за ним. Куда денется. Пойдет, правда? В грудном кармане в металлической фляжке на всякий случай лежал запасной вариант с колой. Хотелось бы обойтись без нее: не оценит ни щедрости, ни изящества хода. С него станется еще и предложить вместе тренироваться. — Давай я, — предложил Спортакус, когда Робби не смог справиться с тяжелой и мокрой крышкой люка. Да, эта помощь была самым меньшим, что ему полагалось. Это Спортакус — мастер по грубой работе. Хотя лучше было бы поставить здесь нормальный электрический привод — давно пора. Но для начала хотя бы залатать крышку: вода капала сверху, ступени вниз, отсырели. И Робби очень, очень не нравился гул, который доносился снизу. Конечно, это просто эхо. Скоро они будут дома, где есть генератор, горячая вода, сандаловый гель для душа. И Спортакус разомнёт ему уставшие мышцы — ведь это по его вине Робби здесь. — Так, я спускаюсь первым. Ты следом, не отставай. Аккуратнее! Они были почти дома. Пусть сейчас света не было, но по этой лестнице он спускался каждый день. В голову ведь не пришло поставить резервный генератор еще и сюда — зачем, разве в непогоду он сунется из теплого и светлого дома? И был прав! Сидел бы дома — и не нужно было бы лезть по лестнице (шаткой!) в тьму (ни зги не видно!), и шумит где-то там вода (потоп!). Но нужно спускаться, еще пара шагов — и он в безопасности. …И что-то гудит — что бы это могло быть? Уж точно ничего хорошего! — Спортакус, твой индикатор не работает как фонарик? Кажется, мы действительно в опасности. — Нет, не бойся, здесь нет ничего страшного. Я подстрахую. Ага, так… Робби ступил на землю, скользкую, по которой и на свету-то идти опасно. — Вот видишь, ничего страшн… Земля дернулась и пропала. С треском и грохотом грунт поехал вниз и потащил Робби за собой — вниз, вниз, вниз, по острым камням и сырому песку. Плащ зацепился за что-то и замедлил падение, но порвался и он, и Робби снова повело в еще более непроглядную темень. По затылку прилетело камнем, камни стучали по ногам и животу, все тело горело, и… всё закончилось. Он лежал в груде камней и мокрого песка, перед глазами мерцали круги и сполохи, а издалека, сквозь звон и грохот, доносился назойливый голос: — Робби, эй, очнись, ты в порядке? Робби, ты меня слышишь? Со стоном Робби приоткрыл глаза — и ничего не изменилось, темень и круги перед глазами. — Ох, за что мне всё это… Шишка на макушке пульсировала жаром, но крови вроде бы не было. Руки, ноги вроде бы были на месте — можно сказать, что и легко отделался. Вот нечего выходить из дома в такой ливень — об этом еще матушка предупреждала. — Робби? Ты цел? — На мне живого места нет! Ой, надеюсь, это просто ушиб. Эхо перекатывалось по… пещере? Никто не знал, сколько под Лентяево подземелий. Ни Робби, ни строители — никто не знал, что прячется в дальних и темных переходах; никто не знал, где еще вода вымыла известняк. Спортакус дышал глубоко, полной грудью, и Робби цеплялся за эти звуки, дышал в ритм — в ритм отдавались вдохи в ушибленных рёбрах. В отличие от дыхания, звуки шагов нервировали. От них по стенам раскатывалось призрачное эхо. От них кровь стыла в жилах. Что, если эти шаги маскируют чьё-то чужое движение. Спортакус походил немного кругами и вернулся к Робби. — Пол слишком ровный для пещеры. Ты тут живешь, должен знать. О, жил он не здесь, а на верхнем уровне. Там, где очень удобно подключиться к коммуникациям, где работает вытяжка и нет проблем с летней жарой, а отопление так и вовсе дармовое. Он жил в благоустроенном доме, не в грязной норе, где от земли тянуло вечной сыростью, пробирающей до костей — вот-вот кости покроются плесенью, а мох разъест кожу. Со стоном Робби заставил себя повернуться на бок. Не лежать же на холодном камне — от этого и бронхит, и застуженные почки. Нет, надо было оставаться дома — и ничего бы этого не случилось! — Откуда-то сбоку поддувает. Наверное, там выхо… Ауч! — В чем дело? Просто споткнулся? Но мало ли что водится в этой темноте? Может быть, на охоту вышли маленькие пещерные крокодилы — и о таких Робби тоже слышал. Почему бы и нет? И что, что, что делать? Зачем он влип в это, зачем связался со Спортакусом. И в темноте что-то было. А если и нет, то они погребены заживо, в кромешной тьме, и он даже не видит, что здесь творится. Сделать шаг навстречу Спортакусу — он рядом, он вот здесь, и всё будет хотя бы неплохо, Спортакус балбес, но вытащит. Тело не слушалось. «Поднимайся, ну же!» Накатила волна тёплого воздуха — Спортакус был здесь. — Ты точно цел? Нет, не точно. Но камень вытягивал из тела тепло. Цел или нет — надо подниматься. — Хватайся за руку. Спортакус потянул Робби на себя, и он, не удержавшись на ногах, полетел прямо на него. Висок Спортакуса оказался прямо у его носа — и знакомый запах ударил в нос: резина матов и мячей, пот, соль, мощь. Тот запах, который должен бы раздражать, но почему-то вызывал азарт. Спортакус, держа Робби в объятиях, обычно поднимал взгляд, брал за плечи, смотрел снизу вверх — весело и уверенно. — Мы справимся. Мы выживем, Робби. В кромешной темноте не было видно взгляда. Не должно было быть видно. Но Робби чувствовал его всей кожей. Он неловко отстранился и ощупал карманы. Фляга с колой и морковным соком уцелела, ключи тоже были на месте. Где-то в груде камней потерялся гарпун, но какой смысл его искать? Они не летучие мыши, чтобы в кромешной тьме услышать цель. — Я осмотрелся немного. Здесь хороший воздух и сквозняк. Думаю, здесь есть какой-то лаз наружу, и на рассвете мы сможем хоть что-то разглядеть. Или когда дадут электричество. Надо просто продержаться здесь — и мы спасены! Всю ночь в сыром бункере? У него уже ледяная задница! Ни теплой одежды, ни сухой обуви, ни огня. Спортакус еще не понял, как они влипли? — Мы замерзнем здесь насмерть. — Согреемся! — И как же? — Мы можем отжиматься. — Всю ночь! — Бег на месте и приседания! — Спортакус, всю ночь! — Тебе всё-таки стоило хоть иногда тренироваться, — хлоп — Спортакус упал на землю и действительно начал отжиматься. Вдох-выдох, раз-два. Каждое утро на коврике у кровати, каждую ночь — на Робби. Ему бы сейчас треснуть как следует! Это же Спортакус, который не может усидеть на месте, потерпит пару минут — и снова понесется вскачь, переломав ноги и оставив Робби одного. И как потом его не вытаскивать? Они погибнут. Оба. — О боги! Я вынужден объяснять простейшие вещи! У меня ноги сухие, а ты мокрый насквозь. Вспотеешь от отжиманий, а потом не заметишь, как переохладишься. До рассвета еще часов пять, не меньше, и нам сильно повезёт, если солнце действительно появится. Придется действовать по-другому. Для начала надо тебя высушить. — Откуда ты всё это знаешь? — Передачи про выживание. Очень, знаешь ли, приятно посмотреть на идиотов посреди Арктики, пока сам сидишь с дома с чашечкой горячего шоколада. Он примерял на себе методы выживальщиков — и в теории всё было выполнимым и звучало очень хорошо. Но он хотя бы знал, что делать! Жаль только, что у него с собой не оказалось вещмешка, в котором можно найти и полотенце, и таблетки сухого спирта, и фонарик. Пришлось думать, выкручиваться — и думать за двоих, потому что от Спортакуса толку оказалось мало. Придумать, как высушить одежду, надеть один плащ на двоих — рукав в рукав — и встать спиной к спине. Если отвлечься, приятно было ощущать, как соприкасаются их ягодицы. От этих мыслей тоже становилось чуть теплее. — И что теперь? — Будем ждать до утра и попытаемся не замерзнуть. Иногда немного разминаться, чтобы согреться — бр-р-р! Холод уже почти добрался до костей. — А если ничего не изменится? — Тогда и будем думать, что делать дальше. Скорее всего, город переключат на резервную подстанцию. Но не раньше девяти утра. Если нам повезет, фонари наверху загорятся. Спортакус словно пружинил на месте. Был готов оп — и сорваться на бег. Тут-то и таилась настоящая проблема. Сейчас им нельзя было быть спринтерами. По телевизору говорили, что главное — успокоиться и не тратить силы понапрасну. Даже когда он серьёзно говорил со Стефани, его хватало ненадолго. Успокоить Спортакуса — кому такое по силам, кроме Робби. Вот Спортакус глубоко вдохнул — неужели до него дошло? — и спросил: — Раз уж мы оба не можем сбежать от разговора… Робби, что мы будем делать дальше? Ведь он спрашивал не о выживании. И спросит еще раз, и никуда от него не деться. Как же быть? Что будем делать. Разойдёмся окончательно, и пусть всё будет как прежде — неплохо, тихо и спокойно. Снова начнём соревноваться в постели и ставить рекорды? «Кто больше раз кончит». Вот даже сейчас — Спортакус почти подпрыгивал на месте, как туго скрученная пружина. Ему хоть иногда удавалось расслабиться? Только во сне? Спортакус жил ярко, без полутонов — лампочка включена, лампочка выключена. А как нащупать режим, в котором он поймёт Робби? — Спортакус, а как ты расслабляешься? — Ты переводишь тему. — Нет, мне нужно знать ответ. — Ты сам знаешь. Читаю. Тренируюсь. Вяжу иногда. Что бы Спортакус ни делал — он одновременно тренировался. Робби сначала удивлялся, а потом в порыве вдохновения сделал идеальную подставку для книг с гироскопом и подсветкой, чтобы этот идиот не посадил себе зрение. — В знак примирения сделал тебе сок. Всё как ты любишь, морковный: энергия, фруктоза, клетчатка, все эти витамины. Пей давай. — Спасибо, но… — Пей. Я же сказал, знак мира и всего остального. Спортакус потянулся назад и нащупал фляжку — ледяные пальцы соприкоснулись в воздухе — принюхался и сделал глоток, другой. — Робби. Что ты мне дал? — Символ мира. Не волнуйся, концентрация колы в соке смешная, ничего не случится. Просто расслабься. Спортакус вдыхал и выдыхал — медленно, зло, тяжело, но наконец-то стоял спокойно. Наконец-то чувствовал то же, что и Робби — не избыток сил, а ровно столько, сколько их нужно теперь. Теперь можно было и поговорить, а не удерживать Спортакуса за руку, чтобы тот не сорвался вдруг в бег. И пусть злится сколько угодно! Зато ему не сведёт перетруженные замёрзшие мышцы, и Робби не придется тащить его на себе наружу. Не придётся бросать его здесь умирать. — Теперь выдохни и не дергайся, у тебя сейчас всё равно нет сил на подвиги. Злишься? — Да. Если загорится индикатор, я буду бесполезен. — Мы в полной темноте, в непонятной. Ты всё равно был бы бесполезен. — Придумал бы что-нибудь. — Придумаешь и так. Спортакус молчал, и у Робби в лопатках отдавались удары его сердца. Вода журчала как и пару минут назад. Ничего не изменилось. Но подземелье стало казаться еще страшнее, еще недружелюбнее. Вновь стали слышаться подземные голоса и шорохи. Может быть, Робби был не прав. Может быть, может, зря он заставил Спортакуса — пусть и не нарочно! — встретиться с самым главным страхом. Напряженная спина, наверняка сжатые кулаки, жесткая линия губ. Этого добивался Робби? Нет. Просто хотел, чтобы Спортакус понял. Мороз прошел по коже от стоп, судорогой свело руки. Робби не думал, что он когда-нибудь скажет это, но: — Спортакус, время разминки. И первым заставил себя перенести вес с одной ноги на другую. Ещё и ещё раз. Самым сложным было начать двигаться сквозь парализовавший всё тело ужас, а дальше пошло легче. Никаких рекордов, никаких «еще двадцать пять приседаний», вместо которых можно было бы заняться чем-то интересным. Почему бы не потянуться, не попереступать с ноги на ногу? Лишь бы согреться. Даже приятно. Плохо только, что Спортакус молчал. Темнота давила, и казалось, что потолок — вот он, руку протяни. Если это действительно так? Если Спортакус подпрыгнет, зацепится за потолок, подтянется немного — и оставит его одного в этой тьме? Даже не попытается понять, что именно хотел донести до него Робби. Он вдохнул, выдохнул — и начал говорить, пока не передумал: — Может быть, я знаю, что нам делать. Ты любишь помогать людям? Прямо сейчас ты можешь мне помочь, — Спортакус дёрнулся — затрещали швы плаща, надетого на них двоих. Край правого рукава впился в плечо. — Помоги мне. Разотри мне ноги. Короткий выдох прокатился по спине, ударил в пах. Спортакус вывернулся из своей половины плаща и оказался перед Робби. Еще один выдох — он опустился вниз и бережно стащил с ноги сапог. Ноги уже не чувствовались. Холодные пальцы разминали каждый палец, ладони растирали стопу — от подъёма и вниз, проминали вдоль костей и сухожилий. Кровь снова побежала по венам, даже кожа зачесалась. — Теперь послушай меня. Идея в том, что тебе хорошо тогда, когда ты делаешь хорошо другим. Так? Попробуй почувствовать, что мне нужно. Если бы тебе пришлось отжиматься прямо сейчас, смог бы? — Конечно. — А хотел бы отжиматься? — Спортакус замялся, и Робби нравилось, как он возится у его ног. Какие роскошные открывались перспективы! — Не очень, да? Спортакус подзавис, а потом, кажется, улыбнулся. Натянул сухой еще носок и легко шлёпнул по щиколотке второй ноги. Когда он поднялся на ноги и они снова стали спина к спине, мышцы Спортакуса уже не были так напряжены. И дышал он спокойнее, ровнее и задумчивее. И пусть. Подумать ему будет полезно. Может, поймёт, что им могло бы быть просто хорошо вместе? Робби и сам провалился в полутранс, в котором время истаяло до коротких разминок и темноты между ними, затихающего шума дождя и воды. Ничего не менялось, ничего не происходило. Он замёрз и застрял во времени. Только с каждым разом всё сложнее было двигать онемевшими конечностями. Но всё-таки темнота менялась. В кромешной тьме проступали очертания: пещера, пронизанная трубами, разрушенные ступеньки и дверь под потолком, тёмный провал туннеля. Здесь кто-то жил. Кто-то обустроил эту карстовую пустоту по своему вкусу, раскидал по полу ящики, сгрёб в угол мусор. Спортакус высунул руку из рукава, в последний раз потянулся и поприседал. — Посмотрим, что там? — Подожди. Где-то там под осыпавшейся стеной оставалась верёвка — быть может, их путь к спасению. Но как найти её в груде камней в тёмном углу? Не видно. Ни черта не видно, слишком мало света. Бесполезно. — Аккуратнее, тут всё едва держится! Давай просто пойдём по этому ходу. Куда-то же он ведёт. Да. Надо было идти. Потому что стоило выпасть из транса — и сразу стало ясно, что тело на пределе, что сил ждать больше нет. Спортакус уже стоял одной ногой в кромешной темноте коридора. — Пошли, Робби! Здесь окошки в потолке и свежий воздух. Что мы теряем? И правда, терять было нечего. Робби бы отдал всё ради отдыха и тепла. Никто не придёт в его секретное убежище, будут искать Спортакуса, но не там, где он есть на самом деле. Стылые подземелья сменились сухой прохладой. Ход вёл наверх и далеко вперёд. — Кажется, мы уже за городом, где-то в лесу. Действительно, шуршали деревья. После ночи в полной тьме полумрак гигантского зала резал глаза. Зарешеченные окошки и световоды на потолке пропускали достаточно света, и можно было увидеть всё: столы, пробковые доски, увешанные пожелтевшими чертежами, огромные конструкции — механизмы? — накрытые чехлами, прислоненный к стене титанический гребной винт. Рисунки прямо на стенах и, нет, не могло этого быть, что прямо под землёй, посреди леса — и… — Ангар для ремонта дирижаблей! Это же мой знак. И номер шесть. — Может, Шестой номер — тот, кто построил дирижабль? Хорошая лаборатория. Старая, но хорошая. Её оборудовал кто-то, у кого в голове были не только сальто и… О. Над столом на одной кнопке висела исчерканная карандашом схема примитивной маскировочной машины. Прототип версии один, которая когда-то досталась Робби. Широкие ангарные ворота запирались на замок знакомой конструкции. — Робби, я такие штуки видел у тебя дома. Кто-то построил Шестому номеру дирижабль. Работал над городскими механизмами и секретными установками. Что, если Робби — тоже номер Десять? Стопка лабораторных журналов на стеллажах могла бы прояснить многое. Но он едва не опрокинул стул. И, оказывается, у него стучали зубы и не гнулись отекшие пальцы. Стоило расслабиться — и тело взяло своё. — Т-тёплый душ и спать. Когда они вдвоём открыли ворота — ангар и правда был в лесу, тёплом и до боли ярком, — Спортакус кинулся было бежать, но замер в полушаге. Робби махнул рукой: — Беги. Надеюсь, дома меня будут ждать горячий душ и обогреватель. Спортакус фыркнул, улыбнулся и вместе с Робби вышел на поверхность. — Мы ведь сюда вернёмся? — Да, завтра. Мы придём сюда завтра.

***

В том же полутрансе Робби добрался до дома по заросшей ёлками просеке и только на подходе сообразил: провал. Он попадёт домой? Решится ли спуститься? А ведь грунт мог бы провалиться всего десятью метрами дальше, ровно под его домом. Не пора ли доставать заначку и нести её мэру, чтобы тот подсуетился насчёт жилья на поверхности? Когда-то, кажется, Робби пытался жить наверху, и ему, его бессоннице, там не понравилось. — Свет починили! — крикнул снизу Спортакус («...Или, или, или…» — прокатилось эхо). — Мимо провала можно пройти, я натянул верёвку для страховки. Спускайся! Робби шагнул вниз, в привычное, родное подземелье. Сколько ещё тайн оно хранило? Чего нужно бояться, от чего можно себя защитить? Спортакус перехватил его на середине пути вниз, обнял за бёдра и поставил на землю. Помог пройти аккуратно, вдоль стеночки — дыхание перехватывало, как только выжили! В дом они вошли, держась за руки. — В душ и спать! — напомнил Робби, едва переступив порог. Спортакус на удивление бесшумно последовал за ним — тихо переоделся, тихо помылся, в постели накрылся тёплым одеялом. Злорадствовать не было сил, но наконец-то Спортакусу не было жарко, душно и вредно. Сумасшедшая ночь заканчивалась в семь утра. Городское радио молчало, спали оставшиеся ночевать у Пикселя дети, заснул и Робби, наконец-то без кошмаров и бессонницы. И проснулся — на удивление! — в тишине. Спортакус сидел у кровати и подтягивал стопы: к себе, от себя, к себе, от себя, и по новой. Спокойный и тихий Спортакус — не этого ли добивался Робби? — Который час? — Полдень. Я твою одежду взял, ничего? Только встал, а сил никаких нет. После ночи без сна, в пещере, вымерзшие до костей — чего еще ждал Спортакус? Робби-то рад был и тому, что его не знобит, что они сейчас дома, просто дома. Кажется, во сне он прижимался к тёплому как камин Спортакусу, а того и не брала никакая зараза. Будто бы и не было ничего. Только ломота в мышцах и ноющий бок напоминали о вчерашнем. — После такой-то ночи… Спортакус наклонился к прямым ногам. — Кажется, что я прямо сейчас усну. Но и заснуть не получается. Я думал, это твоя кола. Яблоко съел — и ничего. Это могло бы быть смешно: неужели Спортакус никогда не спал днём? Могло бы быть и обидно: кто-то мается бессонницей столько ночей подряд, а этот даже режим нарушать не умеет. Но Робби захотелось обнять этого остолопа. Пока тот никуда не сбегает, пока тот еще здесь. Быть может, стоило самому снова делать первый шаг, но Спортакус его опередил. Он глубоко вдохнул, выдохнул и на удивление робко предложил: — Попробуем ещё раз. Робби в ответ смог только кивнуть. Приподнявшись на локтях, он оглядел стоящего перед ним Спортакуса. Домашние штаны сидели плотно, трикотажная кофта натягивалась в рукавах и груди. Спортакус подошел ближе, и Робби в голову пришла дурацкая мысль. Или — нет, мысль-то была хорошая. Он поставил ногу Спортакусу на солнечное сплетение, дождался понимания во взгляде и стопой повёл линию вниз по животу, обвёл пупок. Задержался немного, дал выдохнуть Спортакусу (выдохнул сам) и прижал член сводом стопы. — Как ты говорил, разминка? Я не очень внимательно слушал. Кажется, пальцы на себя и от себя? — Робби пару раз повторил движение. Под подошвой отвердевал член, и большой палец как раз касался головки. — Что там с коленями делают? — …колени свести и развести. — О, правда? — улыбнулся Робби и убрал ногу. — Полезное упражнение. И разденься, пожалуйста, чтобы я видел, как работают мускулы. Спортакус с шумом вдохнул, выдохнул, расслабил стиснутые кулаки — и в считаные секунды стащил с себя всю одежду. Робби оглядел его: тоже синяки и тоже царапины. Ничего. Он вернул ногу на член, чуть перекатил и шлёпнул им по животу. Да, без ткани было гораздо приятнее — но и следовало быть осторожнее. Он переместился чуть ниже и добавил вторую ногу. Сам он пока остался в пижамных штанах — идеально для наблюдения, идеально для его целей. Спортакус закрыл глаза и чуть качнулся вперёд. Робби не уменьшил нажим, хоть давление и должно было стать более чем ощутимым. Но Спортакус не отступил, а только подался назад — и снова вперед. Бёдра подрагивали как от спазма. Робби размазал выступившую каплю большим пальцем ноги, переступил, и тогда Спортакус наконец-то застонал, выпуская то напряжение, что ломало его изнутри. — Кончай, — велел ему Робби и второй стопой погладил яйца. Спортакус распахнул глаза — что, ему геройское эго не позволяло кончать одному? Нет уж. Робби демонстративно дотронулся до своего члена через штаны, погладил его, глядя прямо в глаза. — Давай. Спортакус сбился на полувздохе, обхватил основание члена рукой и всё также не разрывая взгляд провел рукой по стволу раз, другой. Робби, поймав его ритм, в том же темпе начал ласкать себя сам. Стопа по-прежнему касалась члена Спортакуса — и на неё упали первые капли спермы. Затем — Робби на лицо и на грудь. Ноги гудели с непривычки, но Спортакус смотрел на него — покрытого спермой, возбуждённого — будто бы он был настоящим сокровищем. — Переведу дыхание только, погоди… Робби хмыкнул. Возбуждение щекотало нервы, но торопиться было ни к чему. Он через тонкие пижамные штаны снова обхватил свой член и медленно провёл по нему ладонью. Впереди целый день. Они не будут никуда спешить. Нужно донести до Спортакуса, — не словом, так делом — чего от него хочет Робби и почему. Порой — быстро, порой — тягуче и бесстыдно. — Расслабься. Всё только начинается.