Когда я была маленькой девочкой, меня не учили быть справедливой. Меня учили прощать и никогда не поступать так, чтобы прощение требовалось мне. Но люди совершают поступки, не заслуживающие прощения. И тогда перед нами встает выбор: простить или потребовать справедливости. Я простить не смогла.
Шел снег. Он падал белыми хлопьями, заполонял собой все вокруг, что неизменно приводило детей в восторг, а жителей мегаполиса повергало в отчаянье. Она не была исключением. Взятый ею напрокат автомобиль безнадежно буксовал, застряв почти в самом конце многокилометровой пробки. Главное шоссе, что вело из Вашингтона в Квантико, казалось, утонуло в бесконечном потоке машин. Метель не была яростной. Скорее, наоборот, — очень чистой, ясной и твердой, и снег был настолько ярким в своей белизне, что ее слепило все время, пока она смотрела сквозь лобовое стекло на заснеженную линию асфальта. Эта белизна вызывала жжение в глазах и желание надеть солнцезащитные очки или хотя бы зажмуриться, но она упорно не отводила взгляда, отказываясь смотреть куда-либо еще. Возможно, это было глупо, но ей казалось, что так она доедет быстрее. Непредусмотренная задержка постепенно перерастала в ожидание: ожидание, что буквально грызло ее изнутри, заставляя нервно сжимать руки на руле; вынуждая беспрестанно смотреть на часы, чтобы в очередной раз осознать, что она безнадежно опаздывает и уже точно не сможет приехать вовремя. Впрочем, она могла подождать еще немного. Ни гомон клаксонов, ни настойчивое бухтение диктора по радио, не радующее прогнозом погоды на ближайшие сутки, не могло сбить её с одной только мысли, настойчиво крутившейся в голове. Она добилась. Она пришла к промежуточной цели, а значит она совсем близко к тому, к чему готовилась больше десяти лет. И никакой снег, никакая метель не сможет отвлечь её от этого. Она невольно поморщилась, вновь судорожно сжимая ладони на руле. Руки совсем заледенели, а перчатки так и остались лежать в номере отеля, и эта маленькая, совсем незначительная оплошность разозлила — ведь сейчас нельзя было допускать ошибок. Такеда всегда говорил, что тот, кто не внимателен к мелочам, обречен на провал. Но учитель не зря потратил свои силы на её подготовку, она справится со своей миссией. Она обязана справиться. Когда она наконец добралась до места назначения, ей невольно почудилось, что уже наступил вечер. Облака висели совсем низко, угрожающей свинцово-серой тяжестью наползая на ограждения из колючей проволоки. Стук в ветровое стекло заставил ее вздрогнуть и оторвать взгляд от кучки молодых парней в военной форме, что тренировались неподалеку. Она не успела рассмотреть шевроны на рукавах, вместо этого опуская стекло, чтобы протянуть паспорт мужчине с сержантскими нашивками на бушлате и кратко объяснить цель своего визита. Ей показалось, что в промежутке между тем, как сержант наконец вернул ей документы и приподнял шлагбаум, прошла целая вечность. — Сожалею, но вам придется идти пешком, — произнес он, давая указания по поводу нужного ей направления. — С машиной ничего не случится, не волнуйтесь. Она ослепительно улыбнулась. Открыла дверь, чтобы выйти. Перебросила ключи через крышу — сержант ловко поймал их на лету. — Ничего страшного. Я со всем справлюсь. Она ни разу не обернулась. Лишь слегка приподняла приподняла воротник пальто и поправила шарф, чтобы защититься от колючего зимнего ветра. Блондинка в черном пальто входила в здание штаб-квартиры ФБР. *** Стук каблуков по мраморному полу вестибюля отдавался в ушах барабанным боем, но она никак не могла решить, победным он ей казался или предвещал поражение. Раздраженно отметя все посторонние мысли, она на секунду притормозила, чтобы пригладить края пальто, мимолетно заправила за ухо светлую прядь, и уверенно подошла к стойке ресепшена, чтобы предъявить девушке в форме свой паспорт и удостоверение. Подложное удостоверение по подложному паспорту. Мелочи по сравнению с тем, что вся её жизнь — подделка. Поддельное имя, личность, биография. Поддельные мысли и такая же поддельная улыбка на тонких, покрытых розовой помадой губах. Но это не являлось проблемой. Она давно научилась держать свои эмоции, лицо и язык тела под контролем, а Нолан позаботился об остальном. Получив документы назад вместе с указанием, на каком этаже находится нужный ей офис, Эмили Торн направилась к лифтам. Зеркальные дверцы закрылись, отделяя её от пронзительного взгляда охранника, и она позволила себе слабую, чуть самодовольную улыбку. Пусть ее и смущало отсутствие привычной тяжести на бедре, где должно было быть табельное оружие, а на лацкане пиджака поблескивал временный пропуск для посетителей, все это являлось несущественными мелочами по сравнению с тем, что ее ожидало впереди. *** Она почти не удивилась, когда увидела свое новое место работы. Скорее это было лишь легкое недоумение и раздражение, которые, впрочем, она быстро подавила, заставив себя расслабиться. На этом этаже было слишком много открытого пространства. Практически пустой общий зал не имел даже перегородок, лишь столы и стулья, образующие рабочее пространство, скорее общее, чем индивидуальное. Лестница, ведущая на балюстраду второго этажа представляла собой смесь высокопрочного стекла и титана, предлагая взойти вверх словно по воздуху. Кабинеты второго этажа прятались за еще одним слоем пуленепробиваемого стекла и серых, напоминающих металл, стен, словно их обитатели не желали оставлять общий зал без внимания даже тогда, когда скрывались с глаз. Жуткое, не до конца ложное ощущение, будто на нее все смотрят, заставило Эмили поднять голову еще выше, чем прежде, и сильнее расправить плечи. Она не любила быть на виду, и хотя последние тринадцать лет её биографии были реальны, а остальные искусно подделаны, она не желала выставлять себя напоказ. У нее была цель; вполне конкретная первоочередная задача, а завоевание лишнего внимания отнюдь в нее не входило. Ей предстояло преодолеть пролет словно висящей в воздухе лестницы и войти в кабинет своего будущего шефа, но время будто замерло. Хотя нет, оно лишь стало течь медленнее, тягуче, словно отодвигая миг, после которого все изменится. Все обязательно должно измениться. Кабинет оказался заперт, поэтому ей пришлось пройти чуть дальше, к приоткрытой двери конференц-зала, из-за которой слышались голоса. Вид, открывшийся ей по ту сторону, заставил Эмили замереть. Спиной к ней, прямо на овальном столе для совещаний сидела брюнетка, даже с этого ракурса выглядящая скорее моделью, нежели агентом ФБР. Будто прочитав ее мысли (хотя на самом деле отвечая на чью-то приглушенную реплику), брюнетка закатила глаза и произнесла: — Мальчики, а вам не проще дождаться экспертного заключения от Кристины, чем выдавать такие скоропалительные и грандиозные гипотезы на тему, кем являлся убитый? — То есть, это не ты только что утверждала, что наш убитый — агент ЦРУ? Высокий брюнет, которому принадлежала последняя фраза, встал с кресла и прошел к окну, попутно бросив брюнетке яблоко. Та среагировала фантастически быстро — поймала яблоко попросту вытянув руку и даже не сдвинувшись при этом с места. Брюнет, тем временем, встал у окна, слегка повернув голову в профиль — Эмили не могла понять, смотрит ли он на улицу в самом деле, или лишь притворяется. — Джеймс, признай, здесь все просто. Даже ты можешь догадаться. Лица говорившего, Эмили в этот раз не видела, но голос звучал насмешливо, даже игриво, с тягучими нотками, словно у профессионального иллюзиониста. Торн поймала себя на мысли, что невольно прислушивается к тому, что будет дальше. — Ха-ха, очень смешно, Поттер, — брюнет на замечание не обиделся, лишь усмехнулся, будто смеясь шутке, известной лишь ему. Впрочем, он так и не отвел взгляда от окна, лишь в его руках появились солнцезащитные очки — Эмили не смогла отследить момент, когда это произошло, — которые он теперь вертел в руках, словно раздумывая, стоит ли их надевать. — Сколько раз я тебя просил… — Не называть тебя так, знаю, знаю. Но когда я тебя слушался? Брюнетка, по-прежнему сидевшая на столе, заливисто рассмеялась: — Эйдан, ты до сих пор не привык к тому, что приносит за собой участь быть младшим братом? Яблоко, так и не надкушенное, полетело теперь в сторону дивана, где, по-видимому, было успешно поймано, поскольку следом послышался смачный чавкающий звук. — Да, и в этом дурдоме Вам придется работать. Голос заставил Эмили вздрогнуть и обернуться, чтобы столкнуться со светло-карим взглядом мужчины, взирающего на нее с долей заинтересованности и скучающей усталости — такой взгляд часто встречается у воспитателей детсада, которые вывели умненьких, но буйных воспитанников на прогулку. — Старший специальный агент Джек Хотчнер, — мужчина протянул руку; его улыбка оказалась на удивление дружелюбной, открытой, а рукопожатие крепким. — Ваш новый начальник. При условии, что Вы продержитесь здесь дольше месяца, а не сбежите, испугавшись наших… методов работы. — Я не привыкла пугаться, — она едва удержала себя от желания воинственно вздернуть подбородок. — Вот как, — спецагент Хотчнер приподнял брови; в его взгляде тенью промелькнуло восхищение — а может, ей лишь показалось. — В таком случае, прошу в мой кабинет. Мы уладим последние формальности. Голос Джека привлек к ним внимание тех, кто находился в кабинете, сразу же подвергнув Эмили визуальному досмотру — крепкому, более внимательному, чем можно было ожидать от тех, кто только что шутя перебрасывался яблоком. Поэтому она оказалась почти рада уйти из-под прицела острых взглядов, прожигающих в ней дыру. — Еще не передумали? — агент Хотчнер взял из её рук папку с бумагами, внимательно глядя ей в глаза — не пугающе, скорее мягко изучающе. Помедлил, перед тем как поставить на бумагах свою размашистую роспись. Эмили улыбнулась — с равной долей обаяния, энтузиазма и искренности, искусно скрывая настороженность за маской немного наивного дружелюбия, — и забрала папку из рук новоиспеченного босса: — Я привыкла во всем доходить до конца, агент Хотчнер. — В таком случае, — агент Хотчнер вновь улыбнулся; Торн почему-то стало не по себе от его улыбки, — пожалуй, настало время, представить Вас команде. Но, сначала… Он оборвал себя на полуслове, чтобы наклониться и открыть один из ящиков стола, а затем протянуть ей значок и пистолет, к которым на долю секунды — всего на долю секунды — ей оказалось страшно прикоснуться. Но уже в следующее мгновение новенький служебный «Глок» привычной тяжестью лёг в ее ладонь, а затем, после быстрой проверки, переместился на бедро, словно сигнализируя о том, что её цель стала на еще один шаг ближе. Слова агента Хотчнера будто подтвердили ее мысли — поставили под ними невидимую печать одобрения: — Добро пожаловать в отдел, агент Торн.Иногда грань между поиском справедливости и местью настолько тонка, что мы перестаем трезво оценивать свои мотивы. Но, может быть, это и неважно, потому что самое главное то, что эта история не о прощении.