"Кукуруза"

      — Кук… кукуруза?.. — русский выглядел жутко озадаченным. — Какая кукуруза, товарищ Хрущев? —       — Какая, какая… Обычная! — взорвался тот. Он не любил, когда ему в чем-то перечили. — Такая же, как в США. Огромная, высокая и высоко плодоносящая.       — Но здесь же не США, товарищ генсек, — удивился Иван.       — Ну и что?.. Что мы, хуже их, что ли? Мы тоже будем сажать кукурузу! — Хрущев важно заходил вокруг карты СССР, примериваясь, куда бы ему лучше высадить свою чужеземную культуру.       — Но… — попытался русский возразить.       — Никаких но! Кукуруза — это богатство! Это же чистое золото! Сам подумай: из нее можно делать муку, хлеб, консервы, ею можно кормить скот, птицу, а листья пустить на удобрение. Безотходный продукт! Настоящая царица полей! — подвел итог Хрущев и вооружился длинным красным карандашом. Русский же досадливо почесал затылок. «Даааа… Интересно, это его Федька так по голове шарахнул или как?..» Остро отточенный карандаш хищно взлетел над картой, будто нацеливающийся на цыпленка коршун, немного повисел так, примериваясь, и, приняв наконец решение, ринулся вниз — на территории Казахской АССР появился жирный красный круг. — Мы посадим ее здесь. И здесь. И здесь. И здесь, и тут тоже. — Карандаш вычерчивал все новые и новые круги…       — Так… — застрял вдруг грифельный кончик над широким полем серого цвета. — Это у нас что? — спросил Хрущев, заинтересованно разглядывая карту.       — Что, что… — ворчливо отозвался русский. — Тундра это, — бросил он хмуро. — Рядом с Полярным кругом. А за ним Таймыр. — Прекрасно! — восхищенно выдал Хрущев. — Просто чудесно! Какая большая территория, сколько пустой земли без городов, без леса! Одни поля! И вся эта территория пустует?!.. Так, все, решено — здесь мы тоже посадим кукурузу, — и он деловито черкнул новый круг. — Но товарищ Хрущев!.. — уже возмутился Иван, — Какая может быть кукуруза в тундре?! Там же одни болота, глинистая земля, короткое лето и длинная зима! Кукуруза не выдержит тамошнего климата! — Цыц. — поднял вверх руку генсек. — Ты что это тут раскричался?.. Думаешь, что я совсем дурак, ничего не соображаю?.. Нет, брат, шалишь. — погрозил он пальцем. — Я ещё с 1949 про эту кукурузу размышлял. Разные ее характеристики изучал, сорта смотрел всякие, в саму Америку насчет нее в командировку ездил, много думал. И придумал: из-за того, что обычная кукуруза не выдерживает низких температур, в тундре мы будем сажать не простую, - генсек многозначительно поднял вверх указательный палец, - ...а морозоустойчивую кукурузу! — и Хрущев торжествующе окольцевал карандашом Таймыр. Русский лишь закрыл лицо ладонью. На лице его читалась полная безнадёжность. — Так что, не перечь мне, — продолжал генсек, вырисовывая круги, — Я-то, чай, тоже соображаю. Вон, статью целую недавно написал, можешь почитать, она там, в шкафу, на полочке лежит. — кивнул он в сторону стоящего в углу шкафа. — Читал я ее, и давно, — мрачно ответил Иван. — И по моему, ваши планы слишком радужные и грандиозные. Откуда мы возьмём столько специалистов?.. Из США, что ли, привезем? Люди-то наши не умеют выращивать кукурузу. А эта культура, извините, жутко капризная, и к нашей земле неприспособленная. Зря только столько земли распашем. Да и что у нас своих зерновых культур что ли мало? Потому почему бы нам… — — Почему, почему… — рассердился Хрущев, — Много ты чего понимаешь в этой культуре, всю жизнь свою одну рожь да пшеницу сеял. А я, если хочешь знать, этой кукурузой в 49 году твою сестрицу Ольгу от голода спас!* Да, да! Она на одной этой кукурузе и выдюжила. Так что хватит тут мне перечить. Ишь… «Неприспособленная»… — передразнил он голос русского и раздраженно ткнул карандашом в карту. — Это что за поле? — Колхозное, — был хмурый ответ. — Аха… А что на нем посажено? — Карандаш задумчиво завертелся в толстых пальцах генсека. Русский подошёл к карте, нагнувшись, взглянул на указанное место и сообщил: — Картошка.  — Аха, — обрадовался Хрущев. — Здесь мы тоже посадим кукурузу. — Где?!.. На картофельном поле?!.. — изумился русский. — Ну да. А что? — удивился генсек. — Вон, гляди, сколько место остаётся между картофельными грядами, сколько пустой земли, ой… А ее тоже надо использовать. Потому мы между грядами тоже посадим кое-что, чтобы земля зря не пропадала, и это будет кукуруза.  Я видел, так в Америке многие делали, и все было просто прекрасно. Да и вообще, ты только взгляни, — Хрущев повёл рукой над картой, — сколько у нас пустует земли. Ну на что нам вся эта целина, пастбища эти, поля… малоурожайные? Толку же от них мало. Земля же просто пустует! — генсек вновь раздраженно повертел карандаш, — А вот если бы на каждом этом клочке посадили бы хотя бы по одному маленькому гектарчику кукурузы, то сколько бы всего урожая вместе получилось бы… — мечтательно возвел он глаза к небу. Иван возмущенно сложил руки на груди и иронически фыркнул: — Да, и останутся наши стада без пастбищ, деревни — без покосов, села — без полей под озимую рожь, зато будем все с кукурузой. Которая неизвестно еще взойдет или нет. — Лицо генсека досадливо поморщилось, а взгляд сполз с потолка на землю. — Вот когда ты таким пессимистом успел заделаться, а? Все мысли портишь, — проворчал Хрущев, вновь берясь за свой разящий карандаш. — Учишь тебя, учишь… Ты просто не понимаешь ещё всей выгоды, которую нам может принести эта кампания, потому и разводишь всякие настроения панические, — добавил он уверенно, чертя круг на территории совхозного покоса. — Говорил я тебе: давай вместе съездим в Америку, посмотришь на то, как там вся эта кукуруза растёт. Так нет же, теперь сидишь тут и зудишь над ухом. А съездил бы, сам посмотрел бы и убедился в том, какая это прекрасная, богатая и неприхотливая культура. — Нет уж, спасибо, —  ответил Иван дерзко, — Вам надо было — вы и ездили, а мне в эту Америку ездить незачем.  Хрущев поднял на него полный возмущения взгляд, собираясь видимо, сказать что-то бранное распустившемуся на его взгляд воплощению… Как вдруг в этой все более нагнетающейся обстановке как нельзя кстати прозвенел звонок телефона. Хрущев грозно погрозил Ивану пальцем, на что тот лишь усмехнулся и снял прыгающую на телефоне трубку. — Алло?.. Да. Генсек слушает. — сказал он в неё хмуро. — Кого? Сейчас, минуту. — Хрущев мрачно сунул трубку Ивану и буркнул: — Тебе. Тот чуть удивлённо приподнял брови, принимая телефон — кто бы это мог звонить ему? У Яо, что ли, какие-то проблемы?.. Странно, странно. — Да… Брагинский у аппарата. Срочный вызов? Хорошо, ясно. — Иван положил трубку и сухо бросив: — Скоро вернусь, — вышел из кабинета. — Дураком был, дураком остался. — проворчал ему в след генсек, вновь берясь за свою кукурузно-рисовательную деятельность. *** Иван шёл скорым шагом по длинному кремлевскому коридору, направляясь из кабинета генерального секретаря в аппаратную. Аппаратной называлась специальная кабинка, где воплощения могли спокойно поговорить друг с другом, не вовлекая в разговоры своих политиков и начальников — и так они везде свой нос суют, спасу никакого от них нету. Только вот Брагинскому было невдомёк, кто же мог его беспокоить в рабочее время. Неужели у сестриц случилось что-то? Или у неугомонных азиатов вновь произошла какая-то мелкая ссора?.. Казахстан и Киргизия, конечно, уважают друг друга, но все-таки… Эх, какие же они все же ещё мальчишки… Эхо шагов гулко отдавалось от стен, будто глухо отскакивающий мячик, звуча в такт мыслям СССР. В конце коридора, наконец, показалась знакомая дверь. Аппаратная была небольшой, довольно уютной комнаткой, с небольшим письменным столом в углу, и несколькими телефонными аппаратами. За столом сидела молодая девушка в очках, ведущая в данный момент какие-то записи. Услышав шум открывающейся двери, она чуть подняла голову, оборачиваясь. — Товарищ Брагинский? — спросила девушка, увидев вошедшего. — Да. — кивнул Иван. — У вас срочный вызов по международной связи, — сообщила она, чуть поправляя съехавшие на кончик носа очки. — Вот, возьмите, пожалуйста, — девушка протянула воплощению поблескивающую трубку, и добавила с еле заметной улыбкой, — Можете спокойно разговаривать, я сейчас выйду. — Иван тоже чуть улыбнулся в ответ, кивая и приложил трубку к уху. — Алло? — Хей, Руссия! — послышался в трубке до омерзения жизнерадостный голос несносного американца, — Как тебе подарочек, а? В самом деле же, не дурно получилось.  — Америка? … — О, и не благодари! Сам знаю, что подарок Героя просто прекрасен. А чего это у тебя голос какой-то невесёлый? Случилось что? Ааа, понимаю, понимаю, случилось — твой босс неожиданно заболел, да? Сажает теперь где попало непонятную тебе кукурузу, нахваливает ее на все лады, придумал какую-то кампанию по ее высадке. Может, вам специалистов прислать, а? А то вы, глупцы славянские, и знать не знаете, как сажать это растение. Или же семенами поделиться? — Твоих рук дело? — спросил Иван сурово. — О, а с чего такие вдруг такие подозрения, Руссия? — фальшиво-дружелюбным тоном откликнулся американец. — Разве я мог так поступить со своим союзником? Я же мирное, демократическое государство, и хотел только помочь тебе, предложив партию семян кукурузы, в которой ты так нуждаешься, правда, за причитающуюся плату… — Ну конечно, куда без этого. — саркастически ухмыльнулся Иван. — Что ж поделаешь, Иван, — вздохнул Альфред. Русский будто видел, как он сейчас в притворном сочувствии разводит руками. — Бизнес, мой друг, бизнес. И ничего личного. Моё дело лишь предложить товар, а ты уже сам решай отказываться тебе или нет. Хотя отказываться не советую — подписанный договор о продаже уже лежит на столе моего босса. — Вот же прохвост малолетний. — усмехнулся Иван кисло, — Все предусмотрел, надо же, и комар носа не подточит. У брата у своего, что ли, научился такому? Оба вы страшные пакостники. — Не твое дело, — буркнул Альфред в трубку, — Ну так как? Берёшь товар? — — Беру, что ж поделаешь. Кстати, да… — Иван вдруг усмехнулся криво, — Федь, давно спросить у тебя хотел — как там поживает мой подарочек в твоём кабинете? Сметаешь ли пыль с него? — Ээ… — голос Америки удивлённо притих, — подарочек? Какой такой подарочек? — — Какой какой, обычный. Надо же, и не помнишь уже ничего. Надо же какая у тебя память стала короткая, неужто склероз уже начался в таком юном возрасте? Хотя нет, ты же у нас взрослый, а у взрослых склероз — частое явление… — Кончай уже меня провоцировать, Империя Зла! - закричал выведенный из себя Альфред. От упоминаний о своем возрасте он всегда вспыхивал, как спичка, - Ты что, следишь за мной?! На новую войну напрашиваешься?! — Да что ты, Федь? - расплылся в притворно-дружелюбной улыбке Иван, как давеча Джонс, - Как я могу? Мы же союзники, вот я и интересуюсь твоим здоровьем, а то вдруг ты заболеешь и скоро развалишься? — Если уж кто развалится, так это будешь ты, проклятый колхоз! — Надейся, надейся. Ладно, так уж и быть, принимаю я твои семена пожеванные, а то их тебе девать уже некуда. — Давно бы так, чёрт красный. Деньги отдашь мне вперёд. — — Об этом уже с генсеком пусть твой босс договаривается, я этим делом не ведаю. — — Да? С каких это пор ты на таких птичьих правах, Руссия? — С тех с самых, когда кое-какой малолетка постоянно сует нос в мои дела. — отрезал русский. — Чего?! — А что это ты так взъярился, Америка? Ты что, себя малолеткой считаешь? — усмехнулся Иван. — Ааа… ээ… - американец замялся. — Ладно, давай, разбирайся, какого ты там возраста, а я пойду - недосуг мне с тобой болтать. До свидания. — Иван повесил трубку. Когда же обернулся, то перед ним стояла удивлённая Беларусь. — Наташа? — изумился русский. — Откуда ты тут, сестренка? — спросил он, обнимая неожиданную гостью. — К тебе обратиться хотела за советом, — улыбнулась та, крепко обнимая старшего брата. — Сказали, что ты тут сидишь, с кем-то разговариваешь, вот и зашла, мне-то можно. Брат, — на ее лице вдруг проступила озабоченность, — Зачем ты намекнул Альфреду на наш жучок в том настенном панно? Он же так чрезвычайно важен был для нашей разведки. — А, — махнул Иван рукой, — теперь так не чрезвычайно. — Почему? — спросила Наташа — Барахлит он. — пояснил русский. — Давно уже, год как. То ли пыль его забила, то ли ещё что-то… Слышно плохо, изображение не показывает. Поэтому я решил его спалить. — Зачем?  — Как зачем? Не лезть же его вытаскивать. Пусть Америка сам этим делом занимается, мне же легче. Заодно позлю его как следует. — вылезла на его лицо шкодливая улыбка. — Эх, брат, брат… — покачала головой Беларусь, — А если он его расковыряет? Хочешь, чтоб он так же жучков наклепал? Или же чтоб предоставил всем это, как доказательство нашей разведывательной деятельности? — Ну… — русский чуть усмехнулся. — На жучке же не написано, где он произведён. Кто знает, от чей он разведки - французской или китайской, а может вообще от японской. А расковырять… Хрен он его расковыряет, вот что. Кстати… А, точно, началось уже, — Иван вдруг к чему то прислушался, кивнул и потянул Наташу за руку в угол комнаты, — Иди сюда. — Он вытащил из кармана небольшое чёрное устройство, напоминающее рацию и сунул сестре: — Слушай. Правда, шипит жутко. Наташа прислушалась. Рация жутко кряхтела, пыхтела и шипела, но среди этого шума и гама можно было расслышать, как кто-то сосредоточенно разламывает что-то нечто деревянное. На лице Ивана появилась саркастическая усмешка: — Надо же, а он оказался умнее, чем я думал. Быстро догадался. Треск дерева продолжался еще недолгое время, потом он смолк. Послышался какой-то странный шорох, еле слышный через хрип помех и наконец, полный жгучей досады и злобы вопль: — Руссия!!! Ответом служил громогласный хохот Ивана. Слава богу, что американец его не слышал — связь была односторонняя. Разозленный американец костерил своего вражьего "союзника" на все лады: — Ах ты коммунист проклятый, колхоз вонючий, чтоб ты развалился на тысячу частей! — Ладно, ну его. Пусть подосадует немного, ему полезно. — усмехнулся Иван, выключая рацию и с лёгкостью разламывая ее на две половинки. Спрятав остатки доказательств обратно в карман, русский обернулся к сестре: — Ну, сестренка, что там у тебя стряслось? — Да вот, понимаешь, тут такое дело… Брат и сестра, разговаривая о своих делах, вышли из комнаты, направляясь в зал. А через океан, в своем рабочем кабинете, сидел над разобранным *панно жутко досадующий Альфред Джонс. Среди деревянных обломков лежал маленький, замолчавший уже навсегда, чёрный шарик жучка.