The Queen covers the King

В палате всё белого цвета. Стены и пол, каркас кровати и постельное бельё, пижама, сменившая смирительную рубашку, и кожа Алисы. Лишь волосы свисают ржавыми сосульками¹. Моют их редко, вонючим жирным мылом — на душистые шампуни для пациентов средств не хватает. Но потерпеть это совсем несложно. Как и тщательный надзор, отсутствие книг, ежедневную выдачу таблеток. Белые кругляши и шарики в белой эмалированной миске, которую приносит санитар в белом медицинском костюме. Алиса прилежно делает вид, что всё проглатывает, а затем осторожно сплёвывает лекарства в унитаз. Она ждёт. И понимает, что всё делает верно, когда на белоснежной краске появляется первое пятнышко. Оно дрожит и расплывается, точно крошечная медуза, растёт, ширится, вытягивается в дугу, которая не тянет себя за хвост — скалится. Оскал хищный, острый и до дрожи приветливый. Алиса улыбается в ответ, а высушенная лекарствами кожа трещит, словно рвущийся лист пергамента. — Учишься на ошибках, Алиса? — вопрошает улыбка, словно произнося ритуальные слова. — Учусь. — На своих или чужих? — На всех. Чеширский кот появляется целиком, спрыгивает прямо из воздуха на пол и отряхивается, как настоящая кошка. Брызги невидимости разлетаются веером крошечных зеркал и тают в белизне комнаты. — Это умно, — удовлетворённо мурлычет Чешир. — Раз так, не стоит слишком долго говорить с галлюцинацией. Прописные истины. Она бы и рта не открыла, если бы не была уверена, что за дверью пусто. Сейчас охрана присматривает за больными, которым положена прогулка, а медсёстры и санитарки используют спокойный часок для чаепития. Ох, им бы не помешала компания Шляпника. Тогда бы почтенные дамы поняли, что такое настоящее сумасшествие. Ведь все мы немного ненормальны, да? — Поможешь выбраться отсюда? Чешир лукаво наклоняет голову. — Знаешь, чем ум отличается от свободы? — спрашивает он. Алиса знает, как ответило бы большинство людей. Но также она понимает и то, что такой ответ не годится. — Можно освободиться от ума, но поумнеть, чтобы обрести свободу?.. — Чешир отвечает сам. Вопрос риторический. — Раньше твои подсказки были полезнее, — жалуется Алиса. — Что же, — тянет он, — не вижу тут кроличьих нор и зеркал. — Как и я. — Попробуй отыскать ключ. — …И дверь? Но какая ведёт в Страну Чудес? — Тебе решать, — он пожимает тощими серыми плечами и начинает пропадать. Срываясь с кровати, сбрасывая на пол одеяло, Алиса тянет вперёд руки, хватающие лишь туманную дымку. Одна только улыбка висит в воздухе у неё перед глазами. — Ключи бывают разными. Главное, чтобы они были связаны с нами. И с тобой, — говорит на прощанье улыбка. А Алиса возвращается в кровать. Она продолжит свою игру в прилежную пациентку, и тогда, возможно, её наградят парой игрушек. Достаточно будет даже одной. Ведь ей-то известно, что игрушки совсем не так просты. Раньше у Алисы было чем защищаться. Нож; колода острых, как бритвы, карт; молоток для крикета — с секретом; кубики, способные взрываться; огонь, холод и… многое другое. Скоро ей разрешают присоединиться к другим выздоравливающим в комнате отдыха. Цепкий взгляд рыскает, ищет. Но ничего в Рутледже не походит на ключ. Зеркал нет ни в общей комнате, ни в ванных, ни даже в кабинетах психоанализа. На шахматы у администрации денег нет, на прогулках — увы — не играют в крикет. А карты… Карты запрещены. Они являют собой азарт и моральное разложение, по мнению докторов. Так что пациенты под надзором санитаров раскладывают домино и заполняют таблички от лото. Но Алиса знает, что объединяет людей в закрытых заведениях: тюрьмах, детских домах, психиатрических лечебницах. Не всё остаётся на виду у персонала. И после отбоя из-под чьего-нибудь матраца обязательно достанут — пусть хлипкую и самодельную — колоду из тридцати шести, или пятидесяти двух, или пятидесяти четырёх картинок. Картинок, что в руках Алисы станут чем-то иным. Чем-то иным тут и так уже является слишком многое. Санитары и медсёстры строят из себя заботливых простачков, но Алиса видит их суть. Глаза — те же зеркала, только ведут они не в Зазеркалье, а к душам, скрывающимся за улыбчивыми лицами. Это не людские души. Обтянутые человеческим обликом, по Рутледжу гуляют монстры. Чудовища выдают лекарства пациентам, накрывают к обеду столы, выводят на прогулку. Их зеркала пристально следят за Алисой, ждут, когда она себя выдаст. Она чувствует эти взгляды даже спиной: жгучие, как дыхание Бармаглота; скребущиеся, словно лапки забравшихся под рубашку насекомых. Терпение. На него уходит масса усилий — от напряжения сводит мышцы на лице, принимаются дрожать руки и зубы стучат. Но Алиса тоже ждёт. Первой она не оступится. Кажется, обман удаётся — её переводят из одиночной палаты в общую. Сумасшествие тут концентрированное, плотное, как вонючая жижа внутри снарков. Оно забивается в нос, режет глаза, стремится пробраться в мозг. Но Алиса и не собирается сопротивляться. Безумие — не слабость, не порок. Для неё это — катализатор. С ним Зазеркалье быстрее протянет к ней руки. С ним ближе Страна Чудес. Так что Алиса вдыхает поглубже, и когда голова кружится от наполнивших её скверны и миазмов, то уже давно не маленькой фантазёрке кажется, будто волшебный вихрь вновь несёт её вниз по кроличьей норе. Накопившиеся чувства готовы прорваться в любой момент, но его Алиса предпочитает выбрать. Разве летний день — не лучшее время для прогулок? Персонал истосковался по свежему воздуху и теплу. Как, впрочем, и больные. Весеннее обострение осталось позади, и можно уже не так настороженно ждать: не случится ли у кого психоз или истерика. Палаты, комнаты и коридоры пустеют, и в полумраке кабинетов потихоньку расслабляются за рюмкой чего-нибудь душистого и крепкого директор и заведующие трёх отделений. Возможно, кому-то из них компанию составляют симпатичные медсёстры… Расслабленная атмосфера. Алиса её, конечно, не чувствует. Куда там — напряжена до предела, будто ходит по осколкам и спит на иглах. Но умом она понимает, что момент наконец настал. Если решаешь остаться в палате в одиночку, тщательно продумывай объяснение. Скажешь про плохое самочувствие, решат, что у тебя ипохондрический бред или — что хуже: заразная простуда. Сидеть тебе тогда в карцере. Спишешь всё на плохой сон — обвинят в нарушении режима. Мол, чем всю ночь занималась? И жди наказания. А попросишь дать тебе возможность дочитать интересную книгу, сразу завопят про аутистические тенденции и силой погонят общаться с другими. Да только попробуй не улыбаться и не щебетать как птичка! Алиса уже не ребёнок, она умна и всё просчитывает заранее. Она ссылается на «женские дни», морщится, держась за живот и просит таблетку. Медсестра сама предлагает приболевшей не вылезать из постели. Монстры опасны, но оставить их с носом можно, если постараешься. Главное — свой нос не слишком задирать. Едва затихают шаги в конце коридора, Алиса вспархивает с простыней. Теперь она вихрем заполняет комнату — пусть у сумасшествия от неё кружится голова. Шкафчики, полочки, тумбочки; тайники под матрацами, прилепленные к дну кровати, к спинке шифоньера… Цепкие пальцы и глаза обшаривают каждый уголок палаты. И вот — в руках стопка бумажек. От прикосновения рук, что спасали и убивали сотни жителей волшебной страны, квадратики не выдерживают. Они пищат, как попавшие в ловушку мыши, искрят, рвутся на волю и наконец сдаются. Тонкая бумага становится плотной и жёсткой, края заостряются — так, что в воздух ввинчивается звон. Цифры и масти, такие неровные, нарисованные цветными карандашами, наливаются краской, линии сглаживаются и очерчиваются, изящные завитки украшают рисунок и рубашку. Изображённые лица очерчиваются, карикатурно искривляются, усмехаются пугающе знакомыми глазами. — Ты всё же нашла свой пропуск в Страну Чудес, Алиса. — Чешир в этот раз не затягивает с появлением. Сидит на полу да вылизывает кончик костлявого хвоста. — А где же дверь? — спрашивает Алиса. — Их тут полным-полно. Но какая нужная? — Та, у которой привратник. Кот снова исчезает, оставляя её с загадками, но в этот раз и с оружием². Алиса вспоминает: не первый раз ей играть такую партию. Главный противник всегда наверху. Коридор проносится незаметно, мелькает пустым проходом. В конце — охранник. Лишь успевает привстать и повернуться к нарушительнице, а карта уже летит к нему. Впивается в шею острым уголком. Кровь разукрашивает больничную рубашку алыми цветами. Охранник хватается за горло, но тщетно. Ему умирать — быстро, Алисе он не сделал ничего плохого. Она сдёргивает с пояса связку ключей. Эти — не от той двери, что ведёт в другой мир, но и они пригодятся. Удачное время — почти весь персонал с больными в саду Рутлежда. Но Алиса понимает: ушли не все. Следующей её встречает санитарка, пожилая, толстая, неповоротливая. Вышла, должно быть, на шум. Они сталкиваются почти у лестницы. Если бы Алиса пила их чёртовы лекарства, те не дали бы увидеть монстра за маской безобидной старушки. Да что там — Алиса бы и до охранника не добралась. Но пилюли утекают по канализационным трубам, в руках у Алисы не исчерченные карандашом блокнотные листы — колода, так что старушечья кожа лопается и сползает лоскутами, обнажая истинный облик. Всего-то шестёрка бубен. Рыхлые щёки, все в оспинах и морщинах, нависают над плоским телом карты-стража³. В руках не знакомое копьё — огромный шприц. — Ты забыла принять лекарство, дорогая, — скрипит бывшая санитарка. Алиса улыбается, и в расплывчатое лицо летят бритвой специально подобранные шесть ромбиков. Стражница бита, её обрывки осыпаются на пол тухлым сырьём. Так выглядит и пахнет кипа газет, что провела весну в затопленном подвале и сгнила от летней жары. Подъём по лестнице не сбивает дыхания. Второй этаж — наблюдательные палаты. Тут стражей больше, и они хитрее. На головах Алиса видит шлемы, в руках — копья, короткие и длинные. Вторые уставлены ей в грудь, первые уже летят прямо к голове. — Береги голову, Алиса, — некстати мурлычет Чешир откуда-то сбоку, повернуться к нему времени нет. — Да и не хотелось бы, чтобы тебя лишили твоей сердечности. Карты веером заслоняют от снарядов. Не хуже щита Белого Рыцаря. И вот — они уже вновь становятся оружием, режущим, колющим, пронзающим. Стены больницы перестают сиять белизной: на них волнами и брызгами перемешиваются кровавый и грязно-серый. Искромсанные карточные тела разбросаны по полу. Глаз пик? Предплечье червей? Целая стопка разных мастей прислоняется к дверям. Приходится отодвигать их ногой. В наблюдательной палате мальчонка лет двенадцати, Алису он не боится. Да она его и не тронет — нет в пациентах чертовщины. Чешир выпрыгивает из-за спины ребёнка, клонит улыбку боком, чешет за ухом. Мальчонка смущённо тянет к нему руки, гладит по сухой коже, а кот льнёт к нему. Мурлыкание заполняет палату. Алиса тактично кашляет. — Да-да, — недовольно ворчит Чешир, — ты же без подсказок никуда. Учти: во главе больницы не число — картинка. Он король, а эту карту сложно бить. Тем более такой пешке, как ты⁴. Это вообще из другой игры. — И что же делать? — спрашивает Алиса. — Что общего у карт и шахмат⁵? — подмигивает Чешир и, как всегда, не дожидается ответа. Но отгадка так проста, что Алиса уже несётся в игровую. Пара стражей падает к ногам — десятки бьют семёрок. Вновь поиски. Игрушки тут подержанные, истрёпанные, заплатка на заплатке. Но Алисе не так нужны мягкие медвежата и зайчики. Кажется, вот — бумага, клей, безопасные ножницы, привязанные к ножке стола. Пара простых манипуляций, и в руках простецкая бумажная корона. Красота не важна. Главное — символ. Алиса торопится обратно в надзорную, ведь символы обретут силу, только если ты проведёшь над ними соответствующий ритуал. Мальчонка в удивлении поднимает взгляд, Алиса крутит на липком от крови пальце бумажную поделку. — Ты должен меня короновать, — говорит она. — Я? — ещё сильнее удивляется ребёнок. Хотя казалось бы, психушка — как раз то место, где странность к месту. — Больше некому. Он принимает из рук Алисы хлипкую корону, клей еле держит вместе два конца бумаги. — Какой королевой тебя называть? — спрашивает он садящуюся перед ним на колени пешку⁶. Всего секунду она раздумывает и тут же, улыбаясь, шепчет на ухо ответ. Алиса, конечно, ждала чего-то, но преображение неожиданно даже для неё. Больничная одежда удлиняется, окрашивается в цвет выбранной масти, заковывается в корсет, обрастает кружевом; корона тяжелеет, плотным ободом сжимая голову. — Спасибо! — искренне кивает она ребёнку. Поднимаясь на ноги, Алиса спешит оторвать от платья всё, что помешает в побеге, лишь жёсткий корсет не снять. Карты горят в руке, торопя, и она слушается. Ещё выше — на последний этаж. Да, тут охраняют кабинет директора-короля далеко не числа — у дверей нарушительницу встречают два валета. Но даже на карикатурных лицах Алиса разбирает страх. Поняли бойцы, кто к ним пожаловал. Они пробуют зайти с разных сторон. Выпады пик точны и ловки — любая другая жертва пала бы мгновенно. Только против них оборачиваются сами правила игры. Нельзя двумя картами крыть одну, а в одиночку валет слабее королевы. Алиса хохочет испугу в глазах, обрушивает дождь из цветастой колоды. Та режет, измельчает в крошево слуг короля и ровной стопочкой укладывается обратно в руку. Формальности Алиса не любит, театральность ей тоже неприятна — и без того всё вокруг вечно напоминает фарс, так что к директору она входит без стука. Король, в отличие от своих слуг, совсем не удивлён вторжению. Он спокоен и вальяжен, с хитрым прищуром оценивает Алису. Раздутый от важности, он бы походил на Траляля и Труляля, да только вся наружность его, как и положено монстру, изуродована. Вулканами вонючего гноя взрываются прыщи и нарывы, чудовищные лиловые выросты вызывают ассоциации с сиамскими близнецами. Корона на его голове совсем иного рода: намертво вросла она в складки кожи; вместо зубцов — шевеление будто живых щупалец, вместо драгоценных камней — выпученные глаза. Такого уродца любой цирк показывал бы с радостью. — Ты плохо вела себя, девочка, — говорит он. — Придётся применить к тебе меры построже. Сильнее лекарства, карцер на год, может — смирительная кровать… Хотя чего растягивать? Думаю, стоит сразу перейти к вращательной машине⁷. Он поднимается над своим столом, нависая, наваливаясь. — Дикарство! — морщится Алиса. Такому увальню не схватить её — она быстрее. Но если чудом он настигнет — не вырваться; раздавит собой, никакие карательные меры не нужны. Взгляд Алисы скачет пугливым кроликом по кабинету: зеркал — хоть отбавляй, да ни в одном не отражается мир чудес. — Что, девочка, ни двери, ни ключика? — рычит коронованный монстр. Его толстые щёки колышутся, когда он хлопает губами: — Решила поиграть? Только вот игрок из тебя слабый. Жаба, огромная тухлая жаба, думает Алиса и надеется, что мысли читаются на её лице. Карта летит чудовищу точно меж глаз. Но оно хватает её за острый край с неожиданной ловкостью и даже не морщится. А вот Алиса охает — колода в руке начинает обжигать. — Меня не взять этим, — хохочет жаба. — Для короля тебе понадобится что-то серьёзнее. Но ты ведь не подумала об этом. Он одним движением подхватывает стол и швыряет к Алисе. Она лишь чудом уворачивается — хорошо, что оборвала подол, а то оступилась бы. Но тут же её кидает на пол брошенным стулом. Боль — ерунда, когда годами живёшь в кошмаре, её несложно потерпеть. Стремительно Алиса поднимается, увиливает от следующего броска. — Подумала, — отвечает она, надеясь отвлечь противника. Побеждать его не обязательно. Тем более картами. Колода может указать путь, а королём займётся королева. Цветастые квадратики взмывают вверх, кружат по комнате, укрывая Алису от хищного взора, а затем опадают. Все, кроме одного. Карта с козырной королевой крепко зажата ручкой шкафа. К счастью, жабий король её не замечает. А вот Алиса уже тут как тут: дёрнула дверцу на себя. Внутри склянки, пузырьки, баночки… почти как и должно быть у хорошего доктора. Но теперь ему уже никого не обмануть. Он вопит от досады, что секрет найден; стёкла флаконов звенят, ударяясь толстыми боками под звуковой волной. В Алису вновь что-то летит, грозясь размозжить голову, но она не обращает внимания. Теперь колода защищает, а не ранит, и щит из неё складывается крепкий. А Алиса тянется — рукой и жадным взглядом — к знакомой надписи. «Выпей меня». На самом деле, она никогда точно не знает, что случится после всех этих таинственных жидкостей и грибов. Но путь-то всегда приводит в нужное место? Питьё на вкус напоминает вино, щедро сдобренное пеплом. Только Алиса не может разобрать, красное оно или белое, ведь она раньше никогда вина не пробовала. Когда она поворачивается к королю-монстру, зеркало за его спиной выгибается, втягивается и кружит воронкой, засасывая в себя то одно, то другое. Распадается щит из карт, и они летят сквозь волны зеркала в другой мир. Звеня, прыгают следом склянки. — Что ты за королева такая, что обыграла меня? — испуганно спрашивает король. Его тоже почти затащило в воронку, он цепляется за ножки перевёрнутого стола, но тщетно. — А ты не догадался? — держит Алиса в руках карту с дверцы шкафа. С карты на неё смотрит её приукрашенная копия⁸. — Летим! — говорит она резко, подскакивает к жабьему королю и, толкая его перед собой, падает сквозь зеркальную круговерть. Воздух свистит у Алисы в ушах, в вихрях можно разобрать лишь летящие с ними карты. — Ты ведь сама разобьёшься, — перекрикивает ветер король. — В этом нет смысла! — Я пролила целое озеро слёз. Думаешь, реки крови дались труднее? — отвечает Алиса. Ей всё равно, слышит ли он её слова. Она как может отталкивается от его туши и готовится нырять. Красные волны сходятся у неё над головой, и несколько мгновений Алиса не движется: ни продолжает тонуть, ни поднимается к поверхности. Но стоит сделать пару движений ногами, и она всплывает. — Добро пожаловать, ваше величество, — слышит она знакомое бормотание. — Вы успели как раз вовремя. Без вас совершенно не идут дела. Ни вперёд не идут, ни назад не поворачивают. Уж совсем не знаем, что с ними делать. Белый Кролик теребит в руках часы и жестом просит Алису поторопиться. Рядом с ним улыбается Чешир. Он протягивает лапу, и Алиса с готовностью хватается за неё, вылезая из кровавой реки. Воды в ней пахнут остро и сухо, так пахло в угодьях Шляпника. Хочется заткнуть нос, но нельзя. На поверхность лицом вниз всплывает бывший директор Рутледжа. В теле не осталось ни движения. Мёртв. — Король умер, — мурлыкает Чешир. — Да здравствует королева!