Люблю и не ебет!

      Арс курит много. Бесит этим Матвиенко. Прошло уже больше двух часов после этой ебучей фразы: «Антон ночует в другом отеле». Попов заснуть не может. Сережа тоже.       Прямой эфир был болючий. И слова нельзя сказать лишнего, у Арса сто пудов найдется еще одна пиздострадательная ассоциация с гребаным Шастуном. Сережа раздражается ещё больше. Эфир заканчивается. Друг смотрит на дымящего актера. Закатывает глаза.       — Так и будешь умирать? — хрипло спрашивает он, тряхнув друга за плечо. Арсений переводит на него взгляд, полный тоски и боли. Сука. И каким бы сейчас суровым не хотел выглядеть Матвиенко, Арсу он посочувствовал. А потом встал с места и пошел звонить кому-то.       Брюнет выкидывает недокуренную сигарету в пепельницу и обхватывает голову руками. Больно. Ему больно так, что хочется надраться до зелёных чертей и даже не помнить того, как сегодня его касались руки в кольцах. Реветь в голос, как девочка маленькая, у которой отобрали близкого друга. Гребаное актерское нутро. Чтоб ты сдохло!       — Кальян привези, — говорит Сережа, вернувшись в комнату, — все, адьё! Хорошие новости Арс, нам везут кальян.       — Бляяяяяя, Матвиенко, мне это не поможет…       — Попов, я знаю лучше, что тебе поможет, а что нет, — Сережа полез рукой за диван, доставая оттуда затаенную бутылку виски.       После третьего стопарика, стало легче. Арсений и Сергей полу сидели, полу лежали на диване, угарая над самыми тупыми шутками во вселенной. Раздается звонок в дверь. Матвиенко щелкает пальцами и, пошатываясь как вышка без укрепления на ветру, следует к выходу из комнаты. Ударившись смачно коленом о диван, матерится, а Арс громко смеётся, прикрывая рот ладонью.       — Нету у вас больше самого талантливого импровизатора, — протягивает вместо стона боли Матвиенко, — я отбил себе чувство собственного достоинства! И тут же смеётся во весь голос, пока Попов просто сползает вниз, на пол от этой искрометной шутеечки.       Отсутствовал армян недолго, и уже через минуту провожает в комнату под руку человека, что привез кальян, напевая:       — Кальянщик, обманщик… мягкий диванчик, — на последнее слово, длинное тело присаживается напротив резко переставшего улыбаться Арса.       Пальцы в кольцах сжимают курительный аппарат, а зелёные глаза смотрят очень виновато, даже не смотря на мягкую улыбку.       — Оп, это я заберу, — отбирает кальян из рук парня Матвиенко все ещё шатается, как проклятый, — пойду, намешаю всякого, а вы пока говорите. И скрылся в коридоре.       — Зачем ты здесь? — стараясь выглядеть спокойно, трезво и адекватно, спрашивает Арс.       Шастун молчит. Смотрит и молчит. Он чувствует вину. Это невооружённым взглядом видно. А ещё он расстроен. И на щеке красный отпечаток. Нет, не помада. Удар. Попов срывается с места, почти подползая к парню, прикладывает холодные пальцы к раскрасневшемуся месту. Он должен злиться. Должен! Этот кусок человека заставлял его сегодня страдать. Но тело реагирует быстрее него.       — Я расстался с Ирой, — выдавливает из себя спокойствие Шаст, обхватывая запястье мужчины пальцами, — она… рука у нее тяжёлая.       — Почему? — это разве не очевидно, Попов? Ты спрашиваешь, потому что боишься, что эта двухметровая несуразность выкинет ещё что-нибудь не то? Он здесь. А это ведь что-то значит.       — Прости, — шепчет Антон, не решаясь сказать ещё что-то.       Брюнет сжимает свободную руку в кулак. Злись. Ты имеешь право на это. Ударь. Тебе станет легче. И Антон как предчувствует удар, щурясь и расслабляя лицо, чтобы синяк не распространялся дальше места удара.       Но Арс не может ударить его. Нет сил. Он отстраняет руку от места удара и касается его губами нежно, ласково, будто пытается излечить покраснение этим прикосновением.       Длинные пальцы в кольцах ласково касаются шеи, проводя по светлой коже, усыпанной родинками. Во всех жестах Антона читаются извинения и мольба простить его. В сердце Попова все ещё зудит, но каждая секунда со своим мальчиком залатывает подраное сердце, согревает.       Шастун обхватывает лицо мужчины, заглядывая в голубые глаза, лёд гнева в которых почти растаял. И плавно целует его уставшие веки, дыша прерывисто, напряжённо. Потом касается губами бровей, уголков глаз, где уже от улыбки стали собираться очаровательные морщинки. Льнет к вискам, усыпает поцелуями обе щеки, подбородок, медленно подбирается к губам, запечатывая их прикосновением, полным трепета и нежности.       Арс обмирает, полностью прощая его, целуя в ответ, прихватывая губы, едва прикусывая, затягивая язык вглубь своего рта, посасывая его. Он бы ни за что не прервал бы этого, если бы у его драгоценного не нашлось сказать нечего важного.       — Я люблю тебя и не ебет, — странно было слышать шутливую фразу горячим шепотом по губам.       — Смотря кто кого не ебет, — продолжает смешную перепалку в перерывах между поцелуями Арс.       — А чего бы тебе хотелось? — рука скользнула вниз, по груди, остановилась на бедре и крепко там сжалась. Арсений не сдерживает стона прямо в губы, пока Антон хитро улыбается, довольный своей выходкой. На что Попов решает припомнить ему весь сегодняшний день, опрокидывая парня на диван и накрывая своим телом, вжимая в мягкое покрытие.       Он кусает тонкую светлую кожу на шее, срывая тем самым несдержанный стон с губ Шаста. Но пальцы в кольцах в этот раз не рвут на нем одежду, а просто зарываются в короткие темные волосы, поддаваясь, повинуясь. И от этой мысли Арсу хочется плакать от счастья. Он любит его тоже, это ведь и без слов понятно. Поэтому он в очередной раз затягивает на его губах нежный до исступления поцелуй. ***       Сережа курит кальян на малине, мяте и зелёном чае, запершись на кухне. Не слышит, как в комнате мирятся два его коллеги. Он лишь отписывается Стасу, что все удалось. На что читает в ответ «Спасибо, Серёж. Что бы я без тебя делал?». И это заставляет армяна немного смутиться и отправить смайлик фак на такое проявление внимания. Что бы делал… Сам бы разбирался с этими педиками.