Зеркало

      Когда вам говорят о большой любви, что прежде всего появляется у вас в голове? Свет, счастье, безграничное тепло, окутывающее душу. Лично я для себя всегда представляла большой дом, где будем жить я и он, двое детей, свой красивый сад. Но никак ни то, что в итоге произошло.       Слышу голос матери, зовущей меня к обеду.       — Кара! Спускайся уже. Мы все тебя ждем. Ее голос, резкий и немного обеспокоенный, прилетает в приоткрытую дверь, словно сбившаяся с пути птица.       Все — это мой отец, младший брат и мама. Я со вздохом встаю с незаправленной кровати, наступая в стопку раскрытых журналов, один из которых отлетает в сторону, прямиком в кучу шмотья на полу. За окном полная тишина, идет снег. Мне вечно кажется, что когда падает снег, мир утопает в тишине. Гасится звук шагов, смех проходящих мимо подростков, все становится мягче, отдалённей, за это я теперь и люблю зиму. Голоса и звуки не попадают прямиком в уши, сперва им необходимо обогнуть сотни падающих снежинок.       Кажется, пахнет жареным мясом. Обед проходит почти в полном молчании, видимо, родные почти физически ощущают мое нежелание находиться здесь. Я едва ковыряюсь в тарелке, намазывая пюре поверх куска мяса, делаю вид, что жую. Пахнет вкусно, но аппетита у меня уже давно нет.       Замечаю взгляд брата. Кевину всего четырнадцать, но он такой проницательный. Эти темно-каштановые волосы и болотно-зеленого цвета умные глаза наверняка скоро начнут сводить с ума не одну одноклассницу. Для меня же он всегда остается моим маленьким братишкой, смышленым не по годам. Кевин смотрит на меня около пяти секунд, затем опускает глаза. Никому в доме не под силу смотреть в мои глаза слишком долго. Это заставляет меня немного ухмыльнуться краешком губы — мое горе, эта гора, что раздавила меня, неприподъемна ни для кого. Людям не дано пережить такую сильную боль и не сойти с ума. Все, что они могут — гадать, каково мне пришлось.       Кап, кап, кап-кап, кап, кап… С крыши постепенно сходит снег. Солнце заливает комнату, оставляя на стенах теплые нагретые участки, а я прикладываю к ним вечно холодные ладони. Это удивительно, что весна наступила. Несмотря на то, что произошло в моей жизни, снова светит солнце, другие люди продолжают жить, как и прежде, ходят за покупками, рожают детей, смотрят матч по телеку. Делают открытия.       У меня же осталась лишь комната, наполненная тишиной и воспоминаниями. Внизу хлопнула дверь — семья уехала за продуктами. Я лежу на кровати и смотрю в потолок. Опускаю руку вниз, на ковер, и провожу пальцами по мягкому ворсу, неожиданно натыкаясь на что-то пушистое и теплое — это наш кот Любимчик. Раздается удивленный мяв, а затем 4 килограмма кота выпрыгивают из-под кровати прямиком на мой незащищенный живот. Любимчик — единственное существо, не отводящее глаз под моим взглядом. Несмотря на тепло за окном, комната кажется мне почти ледником, пустым безжизненным ледником, и я с радостью сжимаю теплого кота.       Мы так и лежим, обнявшись, пока не возвращаются родители с братишкой. В комнату влетает Кевин; нет, сначала влетает крик Кевина:       — Кара, ты знаешь, знаешь, что я видел сегодня?! — он вбегает, размахивая своими длинными руками. — Я видел вооот такого аиста, клянусь! Он летел над парком, а там уже все расчистили и совсем нет снега. Представляешь? — Он показывает аиста размером с небольшой дирижабль. — Я так хотел, чтобы ты его тоже видела, Кара. Ну когда мы уже пойдем гулять? Ты обещала мне еще в январе. — И он начинает болтать что-то несуразно-веселое, доказывая, как весело будет выйти на улицу, подышать весенним воздухом, покататься на скейте. Но я уже далеко и не слышу его.       … Я заливаюсь смехом. — Кара, милая, ну как так можно? — в его голосе чувствуется тепло бесконечного солнечного дня. — Никогда бы не подумал, что в твоем прекрасном теле совсем нет гибкости и баланса.       Я улыбаюсь, лежа на асфальте, горячем, как печка, а Боб, склонившись надо мной, пытается не смеяться. Он протягивает руку, я встаю и смотрю на причину моего очередного падения. Темно-зеленый потрепанный скейт смотрит на меня виновато. — Ладно, на сегодня хватит, пожалуй. — Мы идем по залитой солнцем аллее, выбирая участки потенистее, сегодня очень жаркий день…       — Кара?! — Кевин смотрит на меня умоляюще, я отворачиваюсь и, наконец придя в себя, заливаюсь слезами, закусив губу.       Брат убегает в спальню к маме, и я сквозь рыдания слышу, как она успокаивает его и говорит:       — Ты же помнишь, сестренку лучше не трогать, она сама выйдет, когда будет готова.       Остаток дня я провожу под одеялом, почти не шевелясь, смотря, время от времени, в окно на меняющийся пейзаж, а затем засыпаю беспокойным сном.       Во сне ко мне снова приходит Боб, на этот раз мне снится наше первое свидание. Мы гуляли всю ночь напролет в парке, любуясь ночным городом, освещенным луной маленьким прудиком с лебедями. Он впервые взял меня за руку, и я почувствовала прошедший от его ладони электрический импульс. В тот момент мое сердце радостно забилось, внезапно осознав: это начало чего-то большого, нового и необычного. Мы сидели на лавочке, он дал мне свой пиджак, а я положила голову ему на плечо. Как же это, оказывается, бывает здорово, просто положить голову к кому-то на плечо. Боб проводил меня до дома, а на прощание я быстро чмокнула его в небритую щеку, боясь очнуться от наваждения и осознать, что это все не правда.       Затем мне приснился еще один сон, куда менее приятный. Я стояла посреди дымящихся покрышек и обломков, а на асфальте, черное на черном, лежало что-то, отдаленно напоминающее его тело. Руки, которые обнимали меня столько раз, и столько раз утешали, были раскинуты в разные стороны, открыв темное мокрое липкое пятно на животе. Словно в оцепенении, я подошла к нему и с трясущимися руками, на негнущихся ногах, рухнула рядом. Мне не нужно было прикасаться к пятну, чтобы понять, что это была кровь. Море крови, я не думала, что внутри человека может быть столько много. Вокруг все завертелось, мир пошатнулся, и я отключилась.       Я просыпаюсь в холодном поту почти каждую ночь с момента аварии. На часах 3:31. Время тянется бесконечно, особенно, когда не понимаешь, чего ты ждешь.

Лето, 02.06.2022

      — Мама, ну сколько их там еще? — Кевину уже 19, он вырос в сильного мужчину. Прежними остались лишь глаза — мальчишеские и наивные. — Бери вот эти две, и останется всего 5 штук!       Брат несет две огромных картонных коробки, а я стою на крыльце и руковожу процессом.       — Кевин, давай эти на кухню, — говорю я, краем глаза уцепив на коробке надпись «приборы», а на другой «полотенца и т.п.». Он весело улыбается, никак не в силах привыкнуть к новой мне, что может не только выйти на крыльцо, но и переехать в новый дом, со своим новым бойфрендом.       Подъезжает Ник, везя на прицепе небольшой катер. Паркуется во дворе и в три прыжка поднимается ко мне. И вот я уже в его объятиях.       Когда раньше меня спрашивали, что такое любовь, для меня это был вопрос, от которого потели ладони, а сердце начинало радостно стучать. Теперь я отвечу вам без запинки: любовь это отсутствие боли.       Ник приехал издалека, он совсем не похож ни на Боба, ни на мою семью. Высокий, статный, словно с обложки журнала, он, кажется, всегда знает, чего я хочу. У него столько плюсов, один из главных — умение не доставать меня, когда я не в настроении. Он словно предчувствует момент ссоры, старательно избегая любых моих выпадов. У нас все ровно, как показывают в фильмах. Любовь без боли и страданий, обыкновенная любовь.       Если раньше мама пыталась хоть слово сказать мне о том, что я молода и жизнь еще впереди, я убегала свою комнату, я не желала слушать, затыкала уши и начинала громко петь. Она смотрела на меня, как на дикую, и потом еще неделю, а то и две, не пыталась вести со мной подобных разговоров. Но время шло. Время… это сосуд, который в моем случае наполнялся тем, что было вокруг — стенами родного дома, избитыми, сотни раз обдуманными и отточенными до чистоты воспоминаниями, и слезами, больше всего слезами. Конечно, как я размышляла потом, измениться в тот момент ничего и не могло — откуда взяться новому, если ты не выходишь из дома? С тех пор, как все разрушилось весной 2016, я целый год сидела дома, пока однажды не случилось страшное — Кевин попал в аварию. Как же я испугалась, и кричала, и хотя мама сказала, что ничего критично страшного не случилось, лишь перелом левой руки, я панически боялась идти к нему в больницу, боялась видеть белые простыни, и не дай бог где-то увидела бы кровь.       Но любовь к брату пересилила мой страх. И я пришла. Сначала один раз, потом и другой. Так постепенно я стала выползать из своей норы, чувствуя, как он ждет меня там, как нуждается во мне.       Братишка радовался каждый раз, как ребенок, видя в палате мое хмурое лицо. А я вновь училась ходить по улицам, в магазин за продуктами, однажды даже забрела в парк, правда, проплакав там часа два.       Ника я встретила случайно, он сидел на той самой скамейке, где раньше мы сидели с Бобом. Его лицо, такое смутно знакомое, словно говорило: «Я сделаю все, как надо, просто доверься мне». И я доверилась. Он был настоящим джентльменом. Долгие ухаживания, знакомство с родителями. Хотя порой мне не хватало в нем чего-то неосознанного, но я старалась не замечать этого, старалась просто позволить себе быть снова счастливой, ну, или хотя бы попытаться не оплакивать себя каждый день своей жизни. Время шло, боль внутри немного притупилась, мое юное сердце отдалось навстречу новой любви.

19.05.2024

      Сегодня два года со дня нашей свадьбы. На комоде стоит ваза, наполненная белоснежными розами, Ник всегда помнит о наших датах, словно у него в голове календарь. Он работает врачом в нашей городской больнице, а я не работаю, лишь рисую целыми днями и занимаюсь домом.

07.06.2024

      Я лежу и не могу сомкнуть глаз. В глубине комнаты тикают часы. Кажется, как-то неровно. Или это мое сердце тикает неровно?       Только что я услышала нечто, совершенно непонятное для моего разума. Мы спали, как обычно, в нашей большой уютной кровати с миллионом подушек, как вдруг я проснулась от некого толчка. Лёжа в тишине, я прислушалась и поняла, что сзади что-то гудит. Но что там может гудеть? Кроме меня и мужа в доме никого. Я поворачиваюсь к Нику, думая, что он, наверное, уже тоже проснулся от непонятного шума. Но Ник неподвижно лежит на спине, едва слышно дыша. Я обвожу взглядом комнату, пытаясь найти источник звука, который, кажется, повсюду. В конце концов, мне мерещится, что шум исходит от моего мужа. «Какого черта?» Мысли мелькают в моей голове одна за другой, не в силах ничего понять, я кладу голову ему на грудь и чувствую, как внутри что-то вибрирует, издавая тот самый гул.       Утром я, так и не сомкнув больше глаз за эту ночь, с подозрением и постепенно увеличивающейся тоской смотрю на Ника. Гул пропал, и я все больше думаю о том, что, наверное, схожу с ума. Да и это не было бы уж очень удивительно. Ник улыбается, заметив мой хмурый взгляд.       — Ты чего это? — он говорит и в его голосе слышна забота и участие.       — Да нет, знаешь, пожалуй, нам следует поехать к озеру на этих выходных. Я что-то замоталась совсем.       Он соглашается, впрочем, как и всегда. Он всегда соглашается со мной.       На озере, что в 15 километрах от города у нас есть небольшой домик, где мы с Ником иногда отдыхаем от городской суеты. Я люблю кормить уток. Обычно беру пару больших буханок, хотя, они могут съесть бесконечное количество хлеба. В тишине камышей я неспеша наслаждаюсь попискиванием птенцов и гоготом взрослых птиц. Прилетают и чайки.       Почему я так напугана? Почти неделю я не могу найти себе места. Меня не покидает мысль о том, что случилось что-то непоправимое, какая-то надвигающаяся угроза нависла надо мной.       В дали, над безупречно-зелеными полями, кажется, зарождается гроза. Я вытряхиваю из холщовой сумки последние крошки и поднимаюсь, отряхивая шорты от песка. Неспеша иду к дому, в спину подувает прохладный ветер, постепенно усиливаясь, делая мои мысли, и без того тревожные, еще темнее, непонятное чувство внутри живота заставляет меня нестись к дому.       Ник уже зажег свет. Лампа на веранде кружит под потолком, подгоняемая потоками ветра, трава пригибается к земле, деревья скрипят на все лады. Но почему-то мне кажется, что внутри дома мне будет еще неспокойнее, чем здесь, на ветру.       Делая над собой некоторое усилие, я вхожу. Ник уже ждал меня на пороге, он встревожен.       — Я уже хотел идти тебе навстречу.       — Не беспокойся, все хорошо, просто немного загулялась, да и на улице так свежо.       Остаток вечера проходит хорошо, понемногу страх уходит, я думаю о том, что зря накрутила себя, и наверное, тот гул мне и вовсе приснился. Ночью мы зажигаем камин. Хотя на дворе лето, дом какой-то промерзший, пожалуй, от того, что здесь редко бывают люди.       Ник наливает немного вина в мой бокал, для настроения, как он говорит. Красная жидкость поразительно напоминает кровь, и я отвожу взгляд в сторону, стараясь отключить воспоминания.       Ник откидывается на кресле-качалке и начинает тихонько раскачиваться. Я засыпаю на диване, убаюканная звуками камина и вином. За окном гулкие раскаты грома.       Просыпаюсь я, как мне думается, часа в два ночи. На улице льет дождь, и дом наполнен дробью дождевых капель, что танцуют на крыше. Я замерзла. Голова немного подкруживается, и я иду к Нику, чтобы пригласить его пойти наверх, в спальню. Ник тоже задремал.       Тормошу его за плечо, он просыпается буквально через секунду после того, как я дотронулась, словно и не спал.       — Карен, дорогая, что такое?       — Пойдем наверх, я замерзла.       — Хочешь, я донесу тебя? — Я соглашаюсь, поскольку ноги не особо слушаются меня. Прижав меня к своей груди, Ник медленно идет по узкой лестнице, наполняя дом скрипом. В полусне я отмечаю для себя, что почему-то не слышу его сердца, хотя прижата к самой груди.       Наполненная сном голова не успевает ответить сама себе на этот вопрос, и я проваливаюсь в сон прежде, чем падаю на кровать.       Утром уже во всю сияет солнце. Пение птиц доносится с улицы, я сладко потягиваюсь. Слышу, как внизу Ник гремит посудой, и в предвкушении вкусного завтрака спускаюсь вниз.       — Давай помогу? — сегодня я, кажется, наконец встала с той ноги.       — Слушай, да я сам, — вежливо отвечает муж, но я настаиваю, и он соглашается. Пока Ник нарезает соломкой ветчину для начинки в блинчики, я чищу фрукты, чтобы сделать сок.       Внезапно я слышу сдавленное тихое «ой». Медленно поворачиваюсь, боясь увидеть что-то страшное, и вижу, что Ник порезал руку. Я бегу к нему, хватаю за порезанную ладонь, и к своему удивлению ничего там не обнаруживаю.       Ничего не понимая, смотрю то на ладонь, то на нож, то на Ника, а он вырывает руку из моих пальцев и говорит:       — Карен, я лишь немного поцарапался, и не видно почти. — Я немного успокаиваюсь — показалось.       Днем мы катаемся на лодке, затем играем в прятки в доме. Я прячусь в шкафу. Неожиданно для себя наступаю на какую-то сумку, чувствуя ногой в ней что-то небольшое и твердое. Достаю и подсвечиваю мобильником — золотистая штуковина почти круглая, около 7 сантиметров длиной, и 5 шириной, с тремя кнопками и дисплеем. Нажимаю на среднюю кнопку и дисплей загорается нежно-синим цветом. Написано «введите пин-код». Что это за штука и почему я вижу ее в первый раз? В голове рой вопросов, а Ник почему-то не торопится меня найти.       Еще раз нажимаю на среднюю кнопку и ввожу «123» — вдруг сработает? Экран оживляется, показывая кружочек загрузки. На нем появляется человечек, и разделы вокруг: «тело», «эмоции», «отношения», «лечение»… Я боюсь дышать. Что это? Открываю раздел «взаимопонимание». Начинаю листать список — язык: вбиты все языки, начиная с английского — где стоит галочка, и заканчивая языками африканских племен. Ставлю галочку напротив французского, нажимаю применить. Странно, но после этого слышу шаги внизу, затем по лестнице. Это наверное, Ник наконец-то вспомнил про меня. Распахивается створка шкафа и я со смехом вываливаюсь, все еще держа пульт в руке. К чему я не была готова — так это услышать внезапно французскую речь. В полнейшем ступоре я смотрю на мужа, а он с улыбкой смотрит на меня, не понимая в чем дело, почему я не отвечаю, почему я не понимаю его.       Я бегу на кухню и хватаю нож.       Меняю в золотистом пульте язык на английский. И слышу, как он кричит мне, спускаясь по лестнице:       — Карен! Карен! Что происходит?       Он входит на кухню, обескураженный, с опаской подходя ко мне. У меня дрожат колени, но ноги словно приросли к полу и я не могу двинуться с места.       — Карен, да что же это… — тут он замечает пульт у меня в руке и замолкает.       — Что это? — я спрашиваю очень медленно, выдавливая из себя слова, хотя и так знаю ответ.       — Карен, позволь, я все объясню тебе…       — Заткнись, замолчи! — Мне хочется кричать, а голос срывается. Я пытаюсь бежать, но он делает выпад и хватает меня. От неожиданности я резко разворачиваюсь, и, сама не понимая, как это произошло, втыкаю ему в живот нож.       -Каааарен, -механический голос, как у поломанной куклы, доносится до моих ушей, а я просто стою, пока Ник, или вернее сказать, то, что я считала Ником, продолжает стоять с воткнутым в живот ножом, искрясь и гудя.       Я звоню маме и ору в трубку: «Мама! Мама! Ник…», а в ответ тихий вздох и усталый голос отвечает мне: «Так и знала, что это случится».       Спустя пол часа я оказываюсь у дома родителей. Мама выходит на улицу в мягкой шали, ловит мои трясущиеся руки — не знаю, как я вела машину, — и говорит:       — Карен, ты только успокойся, я сейчас все объясню.       Я иду в дом, не понимая ничего, все, что было правдой последние несколько лет, исчезло, как призрак ночного сна.       Она начинает неспеша объяснять мне, цедя слова, что я была так несчастна после смерти Боба, что они решили.- Ну ты понимаешь? — Я киваю, хотя ничего не понимаю.       — Ты должна понять нас, мы не хотели потерять тебя, а ты угасала на глазах. Я ведь пыталась, много раз пыталась поговорить с тобой, но ты не хотела слушать, ты никогда никого не слушаешь, Кара! — мамин голос звучит немного упрекающе и в то же время грустно.       — Ты была так одинока, так молода и мы хотели снова дать тебе шанс быть любимой. В Ник-сити-корпорейтед, — это одно предприятие в Японии, не удивляйся, что не слышала — это ведь пока почти что в тайне, мы заказали робота, отвечающего всем стандартам мужчины, по твоему вкусу. Я лично выбирала внешность, — мама подмигнула, очевидно, довольная своим прошлым выбором, — а начинку легко было выбрать, ведь я знала, какого мужчину ты заслуживаешь…       Все, что она говорила дальше, я едва ли слушала, и уж совсем не слышала. Я выскочила из-за стола и понеслась на улицу.       — Карен? Куда же ты, милая?       Я сажусь в машину и поворачиваю ключ. Все, что было в моей жизни после Боба — полнейшая ложь, чепуха, такая ерунда, что и не придумаешь. Я выехала на дорогу. Пока я выезжаю на главную трассу, думаю о том, как о моей жизни рассказывают в какой-нибудь глупой передаче, и люди кивают с умным видом, обсуждая подробности моей жизни, ища ответы на вопросы, почему я так поступила…       Я разгоняюсь до 130 километров в час и выезжаю на встречку. Начинают сигналить машины, кто-то орет, высунувшись в окно: «Дура, ты бестолковая, кто дал тебе права?!» Я закрываю глаза и продолжаю ехать, вспоминая все счастливое, что было у меня.

Здравствуй, Боб!