Ель и омела

Рождество в Японии было прекрасно. Навеянные западной культурой традиции перебрались и в страну восходящего солнца, пусть уже и не несли под собой никакой религиозной основы. Не нужно почитать Библию, чтобы наряжать ёлки, собираться семьями в уютном кругу, дарить подарки. Чуя бы никому и ни за что в этом не сознался, но он очень любил Рождество. Полюбил в тот самый день, когда Коё и Мори устроили достойный праздник своим воспитанникам. Тогда он и понял окончательно, что Мафия — не злодеи, способные только на убийства и жестокость. Это его семья. Впервые в жизни он чувствовал себя на своём месте, ещё более, чем до того, благодарный организации. Его спасли, приняли, дали дом, цель, возможности. Коё любила его как младшего брата, воспитывала как сына, всегда была готова помочь и защитить. Мори не внушал страх, не отпугивал авторитетом. И хотя Накахара прекрасно понимал, что его взяли под крыло из-за его способности — тем не менее, благодарности в нём от осознания не поубавилось. И к своим подчинённым в будущем он относился так же, как относились к нему — с пониманием и доброжелательностью. Он ценил каждого человека, что в мафиозной иерархии числился под ним. Дазай был другим. Даже его напарник не знал, что тот пережил в прошлом, но события эти оставили на ещё детской коже множество шрамов. И с каждым годом они всё прибавлялись — теперь он сам оставлял на своём теле новые росчерки боли и чудом минувшей смерти. Чуя знал каждый наизусть. Несмотря на старания наставников, Осаму не мог по-настоящему оценить рождественскую атмосферу. Не видел в ней смысла. Как и во всей, впрочем, жизни. Когда им было по шестнадцать, Дазай случайно наткнулся на сцену, которую видеть был не должен. Он прогуливался по коридорам основного здания Портовой Мафии, когда услышал из зала приглушённую музыку и чей-то голос. Знакомый, негромкий. Дверь тихо поддалась, новенькие петли смилостивились и не выдали его присутствия. Центральный зал, в котором проходили все встречи и вечеринки в узком кругу исполнителей, теперь был празднично наряжен. По стенам, карнизам, закручиваясь вокруг ламп, вились подмигивающие ему гирлянды. Искусственный снег россыпью белел по углам и на столах, вокруг потрескивающих свечей. А в центре раскинула зеленые пышные лапы ёлка. Она тянулась едва ли не до самого потолка, и невольно в голову закрадывалась мысль: как туда вообще добраться, чтобы надеть на верхушку наконечник? I don’t want a lot for Christmas There’s just one thing I need I don’t care about the presents Underneath the Christmas tree* Узнав популярную рождественскую песню, Дазай только тихо фыркнул. Кому нужны эти дурацкие, пошлые атрибуты никчёмного праздника. А потом к голосу из колонок прибавился ещё один, ещё изломанно-подростковый, но от того не менее мелодичный и красивый. — I just want you for my own, more than you could ever know…** Карие, слегка округлившиеся от удивления глаза быстро нашли Чую. Тот неторопливо расхаживал вокруг ёлки, развешивая сверкающие в свете гирлянд игрушки и негромко напевая. Он пел чисто, почти без акцента — усилиями наставников, мальчишки отлично говорили не только на родном японском. У Чуи, например, список дополнялся английским и французским. Продолжая мурлыкать прилипчивый мотив, Накахара подхватил со стола хрупкий наконечник в виде звезды и плавно взлетел до самого потолка. Окружённый неясным красным свечением, он сам был похож на ёлочную игрушку. Дазай невольно залюбовался. И это при том, что секунду назад он планировал обратить ситуацию против вечного конкурента. Звезда сияла под самым потолком, а Чуя не спешил опускаться обратно. Продолжая невесомо покачивать ногами в воздухе, он поправлял банты и гирлянды. — Make my wish come true, all I want for Christmas is you, *** — тянул он уже немного громче, и Дазай невольно ощутил, как рождественским снегом вдоль позвоночника ссыпаются мурашки. С сияющей лёгкой улыбкой Чуя опустился на пол, медленно поворачиваясь. Как чёртова балерина. Примерно в этот момент он и заметил на пороге Дазая. Тут же умолкнув, мальчишка горделиво зарделся. Покраснели даже кончики ушей, сливаясь по цвету с волосами. Тонкие губы сжались в кривоватую линию, а брови сошлись над переносицей. С секунду напарники молча пялились друг на друга. — Ну и кого же ты так желаешь получить в подарок на это Рождество? — почти беззлобно поинтересовался Дазай, проходя в зал, ближе к ёлке и, главное, Чуе. Он, может, и хотел бы вложить в голос побольше злорадства, но просто не смог. Накахара вспыхнул. — Это всего лишь песня! — мальчишка попытался скрыть смущение за агрессией, но Осаму знал его слишком хорошо. — Уверен? — Дазай остановился непростительно близко, глядя на Чую свысока. Тот был достаточно упрям, чтобы выдержать его напор и не сбежать. К тому же, разница в росте была не так уж и значительна. Пока что. И пока что теплилась надежда, что она с годами будет только сокращаться. — Ещё как, — процедил сквозь зубы Накахара и, словно ставя тем самым точку в диалоге, неожиданно подлетел вверх, исчезнув из поля зрения Осаму. Тот лишь языком цыкнул, поднимая голову. Чуя стоял на потолке, вверх ногами, скрестив руки на груди. И смотрел вниз, на Дазая. Он всегда так делал, когда «заканчивал разговор». Из-за высоких потолков напарник даже не мог ему ничего противопоставить, так что приходилось играть на условиях Накахары. Пока что. *** Семья выросла. Теперь совместные празднества действительно походили на шумные семейные сборища — с «Чёрной ящерицей» в полном составе, с Акутагавой и Хигучи, с Каджии. Но ещё одна вещь, в которой Чуя никогда бы не признался — во всём этом веселье и уюте ему не хватало одного до боли знакомого лица. Особенно тяжело было первые пару лет. Он даже не был уверен, жив ли ещё Дазай. Никакая выставленная напоказ ненависть не могла заглушить ощущение пустоты, когда в толпе коллег и друзей не было самого близкого. Last Christmas I gave you my heart But the very next day you gave it away**** Пожалуй, только Коё и Мори знали, почему Чуя скрипит зубами каждый раз, когда слышит эту песню. Они хорошо помнили, как на первое Рождество без Дазая обнаружили его уснувшим за барной стойкой с телефоном в руке. На экране высвечивалось несколько исходящих сообщений. «Знал бы, что без тебя Рождество намного веселее — давно бы убил». «Только попробуй вернуться». «С Рождеством, урод». «Вернись». Ни одно не дошло до отключённого от сети адресата. В тот вечер Чуя надирался вином и виски именно под эту песню, как распоследняя сентиментальная блядь. За четыре года стало легче. Горечь понемногу растворилась, но осадок упрямо выпал куда-то на дно души и отказывался оттуда выметаться. Наверное, поэтому Чуя готов был расстрелять в упор любого, кто поставит эту песню. Она даже не о Дазае напоминала, но о его, Чуи, собственной слабости и тоске, которую он испытывал, отправляя пьяные сообщения в пустоту. *** Tell me, baby, Do you recognize me? Well, It’s been a year, It doesn’t surprise me***** Стиснув зубы так, что заиграли желваки, Чуя резко обернулся и упёрся не совсем трезвым взглядом в проигрыватель. Хироцу и Тачихара, до того мило с ним беседовавшие, выглядели недоумённо. Конечно, молодой исполнитель частенько психовал на пустом месте, но чем ему классическая рождественская песня не угодила — они в душе не представляли. Тот, казалось, вот-вот потянется к спрятанному под пиджаком кольту. — Накахара-сан? — неуверенно позвал Тачихара. Потребовалось несколько секунд, чтобы Чуя взял себя в руки и вновь повернулся к собеседникам. — Всё в порядке? — Более чем, — легонько тряхнув волосами, он усмехнулся и пригубил вино. Настроение, до того такое хорошее и праздничное, было решительно испорчено. Празднование было в самом разгаре, когда Чуя незаметно подхватил со стойки свою шляпу, накинул плащ и ушёл. Он не грустил, о нет. Он был в бешенстве. Чёртов Дазай умудрялся поганить ему жизнь, даже развлекаясь в своём чёртовом детективном агентстве на другом конце Йокогамы. Накахара вполне пришёл в себя за четыре года. Узнал, что бывший напарник жив. Встретил его. Возненавидел почти по-настоящему. А хренова, будь она неладна, песня всё ещё поднимала на поверхность тот самый осадок тоски. И ох, как же Чую это выбешивало. Дверь в его квартиру была не заперта. Напряжение жидкой сталью разлилось по телу, и с глубоким вдохом Чуя вошёл внутрь. Кто бы ни был тем несчастным идиотом, решившимся влезть в дом одного из сильнейших исполнителей Портовой Мафии, жить ему осталось недолго. И Накахара позаботится, чтобы последние минуты взломщика прошли максимально болезненно. Oh I don’t want a lot for Christmas This is all I’m asking for I just want to see my baby Standing right outside my door****** В голове Чуи моментально всё смешалось и спуталось, стоило ему услышать до боли знакомую песню. Непонимающе нахмурившись, он ускорил шаг и остановился на пороге гостиной. Украшенной, всей в гирляндах, мишуре и свечках, гостиной. А ведь он уже два года свой дом не украшал. Посреди просторного помещения до самого потолка вытянулась наряженная ёлка. А потолки в доме Накахары были высокие. Перед ней, спиной к Чуе, стоял взломщик. Один особенный взломщик. Чёртов Дазай Осаму. В одной руке он держал бокал с вином, второй упёрся в бок, задрав голову к верхушке ёлки и задумчиво вздыхая. Песня из их детства мягко лилась из проигрывателя в углу. — Ты какого хрена тут забыл, жулик? — сквозь зубы прорычал Чуя, так и оставаясь стоять на месте. Он думал, что если пошевелится — рука дёрнется сама собой и прилетит кулаком по чужой наглой роже. Дазай обернулся и растянул губы в лучезарной улыбке. — А ты рано! — он подхватил с журнального столика заготовленный второй бокал и наполнил его вином. — Но очень вовремя — я как раз думал, как добраться до верхушки, чтобы нацепить наконечник. — Да что ты, — Чуя мрачнел с каждой секундой всё больше. Игнорируя чужое недовольство, Дазай подошёл к нему вплотную и протянул бокал. И хотя разница в росте стала куда значительнее, Накахара всё ещё был достаточно упрям, чтобы не отшатываться от него. Чуя смерил предложенную выпивку внимательным взглядом и вскинул брови, поднимая глаза. Цокнув языком, Осаму отпил немного и снова предложил бокал бывшему напарнику. Несколько мгновений они стояли неподвижно, но затем лицо Чуи слегка посветлело, и он всё же принял вино, отпивая сразу щедро. Ему понадобится крайне много алкоголя, чтобы пережить этот вечер. Не то, чтобы он был сильно удивлён. Дазай всегда был непредсказуем. Но вот это всё выходило из ряда вон. После четырёх-то лет тишины. После попыток друг друга убить. Ведь это именно охреневший Осаму взорвал его первую машину. И именно Чуя с момента их встречи в подвале основного здания Мафии несколько раз грозился вспороть ему глотку. И даже почти это сделал. — А теперь ещё раз, внятно — что ты… — он не успел договорить. И даже не сразу понял, почему. Наверное, потому что Дазай впился в его губы своими, мягко сминая и не давая отстраниться. Возмущённый донельзя, зардевшийся как девственница Чуя вцепился свободной рукой в горло Осаму. Тому, впрочем, явно было наплевать. Он отпустил бывшего напарника, только когда полностью распробовал вкус вина на его губах. А когда их взгляды пересеклись — взбешённый и довольный, — Дазай молча указал пальцем куда-то вверх. Подняв голову, Чуя обнаружил прямо над ними чёртову омелу. — Вот же пидорас, — в сердцах выдохнул Накахара, разглядывая предусмотрительно заготовленную подставу, и Осаму счастливо рассмеялся. — Так что, поможешь со звездой? — Дазай улыбался так, словно не было этих лет молчания, словно он всё это время был рядом с Чуей и никогда его на самом деле не бросал. Это ужасно бесило. Как и весь Дазай целиком — жутко, с первого же дня встречи. Но сопротивляться ему было невозможно. Так же — с первого дня. Вздохнув, Чуя отпил ещё немного вина и отдал бокал Осаму, проходя к ёлке. Ступни легко и плавно оторвались от пола. — Где там твоя звезда? ______________________ * "О, мне не так уж и много надо от Рождества, Всего лишь одно желание; И мне не нужны никакие подарки, Припрятанные под рождественской ёлкой". ** "Я просто хочу, чтобы ты был моим; хочу сильнее, чем ты можешь себе представить". *** "Исполни мою мечту; всё, что мне нужно на Рождество - это ты". **** "На прошлое Рождество Я подарил тебе своё сердце; Но на следующий же день ты вернул его мне". ***** "Скажи, малыш, Ты узнаёшь меня? Что ж, прошёл целый год, Я не удивлён". ****** "О, мне не так уж и много надо от Рождества, Я прошу лишь одного: Я просто хочу увидеть моего любимого На своём пороге".