Путеводная звезда

– Что тут, блядь, происходит? Джозеф стоял посередине гостиной и смотрел расфокусированным взглядом куда-то Себастьяну за плечо. Он странно держал левую руку, и с неё капала кровь – прямо на белый ковёр, расплываясь по нему алыми пятнами. Чертыхнувшись себе под нос, Себастьян подошёл к Джозефу и схватил за запястье. Подозрения оправдались – ладонь рассекал глубокий свежий порез. Не отпуская чужой руки, Себастьян повернулся, ища взглядом предмет, который Джозеф использовал, чтобы себя изувечить. Перепачканный красным кухонный нож – давно не точеный, затупившийся – обнаружился на полу у дивана. Сразу стало ясно, почему у раны такие неровные края, и грудь словно сжало – начал закипать граничащий с отчаянием гнев. Себастьян не мог спокойно на это смотреть – его трясло и выворачивало. Он помнил револьвер у виска и понимал, что лезвие ножа могло пройтись не по ладони, а выше. А страх – отличная пища для ярости. – Ты совсем ебанулся? – выплюнул Себастьян и, отпустив руку Джозефа, хорошенько встряхнул его за плечи. Джозеф вздрогнул всем телом и посмотрел так, словно только заметил, что в комнате вообще есть ещё кто-то, кроме него. А потом, сонно моргнув, опустил взгляд на собственную ладонь. – Я… – невнятно пробормотал он, – я… я просто… – Что ты «просто»? – голос Себастьяна сорвался на рык. Джозеф мямлил, из него невозможно было вытянуть ни одной связной фразы, и это раздражало в той же мере, в которой пугало. – Джозеф! Ноль реакции. Он не вылезет сам. Так и останется в пугающем трансе, продолжит глупо пялиться на кровоточащую руку. Себастьян слишком хорошо знал это состояние. Замахнувшись, он вмазал Джозефу пощёчину, звук от которой разнёсся по всей комнате. Джозеф вскрикнул и вскинул голову. Себастьян встретился с его предельно возмущённым взглядом и облегчённо выдохнул – тот злился, но пелена сошла. – За что?! Себастьян молча указал пальцем на кровящую руку. Джозеф закусил нижнюю губу, и его лицо исказилось пониманием, виной и стыдом. – Чёрт, – выдохнул он. – И не говори, – процедил Себастьян, сжимая и разжимая пальцы в кулак. – Опять, – прошептал Джозеф. – В смысле «опять»? Джозеф отвернулся. Хотелось схватить его за подбородок и заставить поднять голову, посмотреть в глаза. Возможно, нажать чуть сильнее, чем требуется, чтобы на бледных скулах расцвели синяки. – Я не говорил тебе, потому что не хотел волновать. С тех пор, как мы вернулись, у меня начались… приступы. Почти… как там. Джозеф кинул быстрый взгляд на Себастьяна, и, видимо, ему совсем не понравилось увиденное, потому что он отступил на пару шагов назад. Себастьян тут же шагнул следом. Всё тело натянулось, словно струна, а кончики пальцев начало жечь и покалывать. С тех пор, как они выбрались из несуществующего кошмара, Джозеф жил у него, потому что мысль об одиночестве приводила в ужас обоих. Они отчаянно цеплялись друг за друга, даже спали в одной кровати, и Джозеф постоянно помогал Себастьяну с его приступами, а сказать о собственных не посчитал нужным. Это злило так сильно, что необходимость ударить – что-нибудь, кого-нибудь – ощущалась почти физически. – Продолжай, – холодно проговорил Себастьян, продолжая наступать на Джозефа, который всё ещё пытался пятиться. – Меня накрывает, – пробормотал он сбивчиво. – Я снова чувствую эту… жажду, и… мне хочется… чёрт, Себ, мне хочется кому-нибудь навредить, понимаешь? Когда Джозеф упёрся спиной в стену, Себастьян его в неё вжал, поставив руки по обе стороны от его головы. Себастьян не собирался позволить ему сбежать от разговора. – И лучше, – Джозеф зажмурился, его голос дрожал, – лучше я, чем кто-то другой, понимаешь? – Нет, – тихо проговорил Себастьян. – Не понимаю. Оба затихли. Себастьян смотрел на сжавшегося словно в попытке слиться со стеной Джозефа сверху вниз, а тот упорно прятал взгляд, но щёки у него раскраснелись, и дышал он тяжело и рвано. Порезанную руку он придерживал другой за локоть, а кровь всё продолжала сочиться – медленно, тягуче. Себастьян посмотрел ниже, чтобы проследить траекторию падения капель, и сердце пропустило удар. Он не верил своим глазам, но у Джозефа, блядь, стояло. Крепко так. Себастьян схватил его за подбородок и заставил поднять голову, посмотреть на себя. Глаза Джозефа блестели, и теперь стало прекрасно понятно, что и это, и румянец были не от стыда или вины, а совсем от другого чувства. – Джозеф, ты что, возбуждаешься от этого дерьма? Тот замотал головой. Румянец расползался всё дальше. – Но у тебя хрен стоит, – вкрадчиво проговорил Себастьян, – так что глупо отрицать, тебе не кажется? – Но не на это же! – почти выкрикнул Джозеф, попытавшись вырваться. Себастьян сильнее сжал пальцы. Точно останутся синяки. Прекрасно. – И на что же, м-м? Молчание. – Джозеф. – Да на тебя, на тебя! – зло выпалил тот и толкнул Себастьяна обеими ладонями в грудь, размазывая кровь по рубашке, но тот перехватил его руки за запястья и грубо прижал к стене. Воздух вокруг казался наэлектризованным, а Джозеф, как ни странно, смотрел прямо в глаза, даже не пытаясь отвернуться. Смотрел смело, с вызовом, и если бы у него не подрагивали едва заметно губы, Себастьян бы даже подумал, что Джозефу совсем не страшно. Если бы Себастьян сказал, что не ожидал подобного, это было бы наглой ложью. Ожидал. Предвкушал. Мысль поселилась в сознании давным-давно, ещё в прошлой жизни – жизни до, – когда они были двумя обычными детективами, в заботы которых входило только распутывание очередного дела и урывание самого удобного места на парковке у участка. Тогда их руки не были испачканы в крови по локти. Тогда Себастьян не просыпался по ночам от удушающих кошмаров, надрывно крича и раздирая ногтями простыни. Тогда рядом с ним спала прекрасная женщина, до плавных изгибов тела которой он мог дотронуться в любой момент, а не переломанный изнутри мужчина, к которому он боялся прикоснуться. Тогда за углом его ждали не монстры, с острых клыков которых свисала недожёванная человеческая плоть, а любимая дочь, которая сначала кидалась его обнимать, а потом со смехом убегала вперёд по коридору, приглашая поиграть в догонялки. Иногда Себастьян всё ещё видел её, только вот бежала Лили прямо в пасть бездушного механизма, который у него на глазах перемалывал в кашу её небольшое тельце. Оторванная ладошка падала Себастьяну в ноги, и он только и мог, что поднять её с земли и прижать к лицу, сотрясаясь в рыданиях и орошая слезами некогда живую плоть. Себастьян стоял на коленях, цепляясь за пустоту, и вырвать из этого кошмара его мог только Джозеф. Только он и только бесцеремонными ударами по лицу, которое, казалось, теперь навсегда разукрасится болезными фиолетово-жёлтыми кровоподтёками. Боль. Перейти из одного состояния в другое, вернуться из кошмара в реальность помогала боль. Была проводником, путеводной звездой, единственной вещью, которая позволяла держаться. Острое, яркое и неимоверно человеческое ощущение. Саднящие щёки, ноющие скулы, разбитый нос. Глотать собственную собравшуюся во рту кровь, раз за разом давить на синяки – сильнее, больше, чтобы не сходили. Чтобы каждый раз прошивало всё тело и вставал член, а для оргазма хватало лишь нескольких быстрых движений ладонью и мыслей о том, кто делил с ним кровать, но не постель. Но пока. Лишь только пока. Это Себастьян наконец сможет изменить. Совершить ещё один переход от старого к новому. Сумеет вылечить Джозефа так же, как лечил Себастьяна он сам. Себастьян отпустил одну руку Джозефа, чтобы обхватить его шею. Тот слабо трепыхнулся, рвано выдохнул и нервно облизал губы, но даже не попытался вырваться. Себастьян сдавил плотнее, а Джозеф захрипел и подался вперёд, притираясь пахом к его бедру. Себастьян глухо зарычал и, не разжимая хватки, рванул на себя и впился в губы. Внутри что-то одновременно ликовало, переворачивалось и отгнивало, отступая в сторону, чтобы освободить место всепоглощающей жажде. Поцелуй получился грязный, неаккуратный. Себастьян обводил язык Джозефа своим, практически вылизывая его рот изнутри. Неосторожные движения отдавались стуком зубов друг о друга, а кто кому прокусил губу Себастьян так и не понял, лишь почувствовал солёную влагу на языке. Дурманящий своей мерзостью вкус заставил ещё крепче сомкнуть пальцы на чужой глотке – надавить кончиками так, чтобы они впивались в кожу, оставляя синяки, ладонью прижать кадык. Джозефу совершенно точно не хватало воздуха, и от этого он совершенно точно готов был дать себя разложить и выебать: прямо так, без подготовки и даже смазки – придушенно стонал, тёрся пахом и терзал ногтями свободной руки запястье Себастьяна, расцарапывая кожу до мяса. Боль, которую Себастьяну с таким рвением возвращали, была не просто желанна – необходима. Позволяла вырваться из клетки собственного зациклевшегося подсознания, пересечь границу сумасшествия. Только вот в какую именно сторону – под вопросом. Себастьян, неохотно разжав хватку, отстранился от Джозефа. Тот сразу же закашлялся, и его рука – та, которую он, ёбаный идиот, порезал – взлетела к шее, чтобы её растереть. На бледной коже оставались ярко-алые следы – кровь всё никак не унималась, а губы припухли от укусов и блестели от слюны. Себастьян низко простонал и накрыл ладонью собственный пах, сжав напряжённый член. Бело-красное смазывалось в один цвет, глубокий и манящий. Хотелось впиться зубами и растерзать, вывернуть наизнанку – наружу всем, что внутри. Каждым желанием, каждым страхом. – Развернись, – приказал Себастьян. Джозеф подчинился моментально: повернулся спиной, прижался щекой к стене. У него тяжело вздымалась грудь и подрагивали руки, которыми он упёрся в холодный бетон. Порезанную сжал в кулак, видимо, в попытке не пачкать обои. Хорошо заметные на сером мазки всё равно оставались, но Себастьяну было плевать. Шагнув ближе, он огладил ладонями ягодицы Джозефа, а затем, прижавшись всем телом, прошептал на ухо: – Тебе нужно научиться себя контролировать, Джо. Научиться себя контролировать нужно было им обоим. Не проваливаться в кошмары наяву, убегать от собственных галлюцинаций, не сдирать кожу мочалкой в попытке оттереть фантомную грязь. Они оба балансировали на грани окончательной потери разума, и достаточно было одного неверного шага, чтобы ступить за отделяющий от сумасшествия край. Но этого не произойдет. Себастьян вцепится в Джозефа несуществующими когтями и сам раздерёт его на куски, чтобы этого не произошло. А затем сошьёт назад, сколько бы времени и усилий на это ни потребовалось. Он готов на всё, чтобы не потерять последнего человека, который у него остался – даже переломать тому все кости по одной. Подавшись вперёд, Себастьян расстегнул ширинку Джозефа и едва ощутимо провёл по члену поверх белья, а щекой потёрся о затылок, носом втягивая сносящий башню запах пота, крови и разгорячённого тела. – Контроль, Джо. – Знаю, – хрипло выдохнул тот. Его штаны упали на пол вместе с бельём, и Себастьян поднёс к его лицу два пальца и оттянул ими угол рта, проталкивая внутрь, за щеку. – Оближи. Джозеф снова подчинился – более, чем охотно, с какой-то неимоверной готовностью. Жадно втянул пальцы в рот, обвёл языком, обильно смачивая слюной. Горячо, влажно. Себастьян глухо простонал и покрепче прижался к голой заднице болезненно твёрдым членом. Когда-нибудь он поставит Джозефа на колени и даст отсосать, но не сейчас. Сейчас ему – им – нужно было совсем другое. Джозефу было нужно, чтобы из него выбили, выебали эту блядскую гниль, которая медленно пожирала его разум изнутри. Перед тем, как убрать руку, Себастьян протолкнул пальцы глубже, почти к самой глотке, заставив несколько секунд давиться, борясь с рвотным рефлексом. Джозеф даже не сопротивлялся, ему, кажется, наоборот нравилось, и да, в следующий раз – а следующий раз будет, тут сомневаться не приходилось – Себастьян обязательно загонит ему в рот кое-что другое. И даже позволит использовать зубы. Растягивал его Себастьян, честное слово, неряшливо. Торопился, слишком быстро добавил второй и третий пальцы, но на каждое неосторожное движение Джозеф отзывался потрясающе пошлым стоном, а бёдрами начал подмахивать практически с самого начала, стоило ему привыкнуть к ощущениям. К третьему пальцу он уже беззастенчиво насаживался сам, и терпения на большую осторожность попросту не хватало. Наскоро приспустив джинсы с бельём, Себастьян вошёл одним резким движением. Джозеф практически закричал, и Себастьян зажал ему рот ладонью, но вовсе не потому, что не хотел слышать эти звуки. – Контроль, Джо, – прикусив чужую мочку, – учись контролю. Сдерживайся. Подчиняй это себе. Джозеф слабо кивнул, и Себастьян начал двигаться в нём, быстро и размашисто. Животное удовольствие накрывало с головой, и впервые за последние недели он не думал о том, как разлетается на куски от выстрела из дробовика чей-нибудь череп. Как его утягивают под пол длинные грязные когти. Как отрубленная гильотиной голова катится по жухлой траве в сторону обрыва. Грань между здравомыслием и умопомешательством разрушилась, осыпалась мелкой крошкой; размылась, растворилась в сдавленных стонах и следах на бёдрах. Разум и его потеря смешались воедино, и Себастьян не знал, не понимал, чего осталось больше. Чувствовал лишь податливое тело рядом и обволакивающую член горячую тесноту, в которую вбивался раз за разом, сосредоточившись лишь на этих ощущениях. Когда Джозеф вцепился зубами в его ладонь и прокусил до крови, Себастьян болезненно вскрикнул, схватил его второй рукой за волосы и резко потянул на себя, заставив откинуть голову на плечо. Укушенной же рукой, которая теперь скотски болела, снова обхватил горло и с силой сдавил. Джозеф, ёбаный провокатор, низко захрипел и широко, довольно улыбнулся. Кровь перепачкала ему губы с подбородком и блестела на зубах. Прокушенная ладонь тягуче пульсировала, отдаваясь прямо в пах и заставляя Себастьяна стонать от прошивавшего насквозь мазохистского удовольствия, которое стало последней каплей. Он кончил внутрь, содрогаясь от силы оргазма и всё сильнее сжимая пальцы на чужой глотке. Джозеф, непонятно когда успевший начать себе дрочить, последовал за ним почти сразу, и его протяжный стон был для Себастьяна словно второй оргазм. Он обхватил Джозефа обеими руками поперёк груди, тяжело и глубоко дыша. Член ещё не упал, и Себастьян продолжал медленно двигать тазом, выбивая из перевозбуждённого и ослабленного Джозефа слабые стоны, больше похожие на всхлипы. – В следующий раз придёшь ко мне, понял? – прохрипел Себастьян ему на ухо, наконец выходя из него и отпуская. Им нужно было в душ: смыть кровь, сперму и пот, а потом к аптечке за бинтами. А потом, возможно, повторить всё ещё раз. Себастьян не собирался пускать ужасы назад в своё и чужое сознание. Джозеф слабо кивнул и, повернув голову, рассеянно мазнул губами по его щеке. Себастьян втянул воздух сквозь сжатые зубы. – Уж лучше я буду делать тебе больно, чем ты себе сам, – заявил он и мотнул головой в сторону ванной, молча говоря проследовать за собой. Джозеф хреново стоял на ногах, но всё же смог пойти самостоятельно. В душе пришлось смывать ещё и слёзы, покрывая чужое лицо поцелуями, в сравнение не идущими со всем, что произошло ранее. Джозеф, в отличие от Себастьяна, до этого момента ни разу не плакал, и это был следующий шаг из того жуткого состояния, в котором они находились с тех пор, как вышли из дверей «Маяка» на болезненно яркий солнечный свет. Мельчайший, оставляющий за собой истекающие кровью следы, но всё-таки шаг.