Timey-Wimey

Проходит год. Точнее 10 месяцев и 8 дней, считает Драко. Год с битвы за Хогвартс. Год с первой попытки Драко противостоять родителям, темному лорду, времени, традициям, самому себе в конце концов. Поправка: с неудачной попытки. Потому что не успевает брошенная им волшебная палочка долететь до рук Поттера, как холодные пальцы Люциуса впиваются сзади в его шею, заставляя втянуть голову в плечи, рассерженный голос шипит на ухо что-то о чистоте крови и семье, а Нарцисса заливается слезами. Малфой-младший просыпается в холодном поту посреди ночи почти каждый день. (Два через два, считает Драко). Рука тянется к волшебной палочке, но только комкает простыни в жуткий цветочек, слегка проеденные молью в левом углу. На самом деле палочка лежит в тайнике, под третьей слева половицей на кухне, вместе с парой драгоценностей Нарциссы и палочкой Люциуса. Ему нельзя колдовать, нельзя выделяться и повышать голос в присутствии матери. Он исправно каждые три недели подкрашивает черной, с едким запахом, краской отрастающие белые корни волос, каждое воскресенье ходит с родителями в оперу в накрахмаленной белой рубашке и дорогущем тёмно-коричневом костюме. А каждое утро мечтает удушить себя галстуком, который вместо этого идеально завязывает, берет жуткий кожаный портфель и едет в университет. Сейчас весна 1951 года, новая пятилетка только началось, экономика растет, о чем вещают лозунги на каждом столбе, а ещё иногда Люциус, когда слишком сильно входит в роль и за ужином с семьей продолжает играть в Жукова. Всё идёт своим чередом, Нарцисса заводит подруг, сплетничает с ними целыми днями, а каждый месяц исправно пишет на них же доносы. Люциус работает в министерстве, в самом обычно маггловском министерстве, хотя глава, которого иногда напоминает ему прежнего хозяина. Они привыкли и смирились, но Драко 20 и он все ещё надеется что-то изменить. Но он исправно сдает экзамены, посещает собрание компартии и подкрашивает волосы. Он смотрит серыми глазами на серый мир, на однокурсников, прохожих, продавщиц, грузчиков, водителей и кондукторов, он смотрит и не видит их будущего, но и своего тоже. Его не интересует ничего вокруг, пока его внимание однажды не привлекает яркое пятно, которое при ближайшем рассмотрении оказывается двумя девушками и парнем. У девушек разноцветные юбки, высокие прически, одинаково повязанные шейные платки, а у парня ярко синий пиджак, оранжевый галстук и что-то невообразимое на голове. Он подкуривает сигарету одной из спутниц, пока вторая что-то увлеченно рассказывает. Драко услышал только последующий взрыв хохота и чуть не угодил под трамвай. Все вокруг цветет, солнце с каждым днём светит всё ярче и людей в пестрых одеждах становится все больше. Драко натыкался на них буквальной каждый день, краем уха ловил их разговоры, один раз даже подал руку выходящей из автобуса девушке в малиновой в белый горошек юбке, но она демонстративно отвернулась и ушла. А через две недели он не выдержал и, дождавшись когда все уснут, тайком достал свою волшебную палочку и несложным заклятьем перекрасил одну из белых рубашек в ярко-салатовый. В доме было тихо, и удары сердца раздавались грохотом в его ушах. Использование магии после такого длинного перерыва принесло ему несравнимое удовольствие, которое через пару минут сменилось ужасом. И он затолкал несчастную рубашку в самый дальний угол шкафа и лег в постель, завернувшись в простыню с головой и обещая себе больше не прибегать к колдовству. Но через пару дней все повторилось, когда он наколдовал себе клетчатый пиджак в цветах Слизерина. Так продолжалось ещё две недели, Драко почти не разговаривал с матерью и умудрился нагрубить отцу. Но в душе его наконец появилась надежда на что-то, ему хотелось чего-то и это что-то жутко пугало его. Потому что он понимал, что назад пути не будет. И вот в конце апреля Малфой-младший соорудил из своего нового гардероба что-то более менее пристойное (по меркам стиляг, конечно) и абсолютно неприемлемое советской властью и, воровато оглядываясь, вышел из подъезда. Он знал время и место, он слегка опаздывал и вообще был близок к панике, но специально нарочито медленно и лениво продолжал идти вперёд. В горле пересохло, когда он переступил порог и увидел толпу ярко одетых молодых людей, в уши ударила музыка, в глазах зарябило. Он сделал пару шагов, в него тут же кто-то врезался, но Драко даже не повернул головы. Он продолжал идти навстречу своему будущему и улыбка, впервые за долгое время, расплывалась на его лице. * Белые пряди отрастали, а он и не думал их красить, Нарцисса все чаще плакала, а Люциус несколько раз даже поднял на Драко руку, но он продолжал разгуливать в разноцветных рубашках, укладывать «кок» на голове и курить lucky strike. Ночами он пропадал на «Бродвее», учился танцевать и заводить настоящих друзей, пил коктейли из шампанского с водкой и дешевое вино. На него заглядывались девушки и он тоже бывало не мог отвести взгляд от их ярко-красных губ и обтянутых чулками стройных ног, за что однажды получил пощечину, звук которой потонул в очередной джазовой песенке, игравшей на полную. — я кстати, Сая, — к его горящей щеке приложилась та же ладонь, что только что ударила, но теперь холодная и нежная. — я — Драко, — он уже привык, что мог называть свое настоящее имя и никого оно здесь не удивляло. . * Сая чем-то напоминала ему Грейнджер, только теперь Драко не был связан по рукам и ногам чистотой крови, престижем и собственными предрассудками. А ещё Гермиона не носила пышных юбок и вряд ли бы позволила ему на втором свидании под эту юбку залезть. Однажды, около 3 ночи, в свете настольной лампы, накрытой чьим-то шейным платком в горошек, Мэл, новый лучший друг Драко, называл это «афтерпати», оставшиеся адекватные и не очень, гости тихо разговаривали, кто-то перебирал струны потрёпанной гитары, а Драко, уходя домой, в старом грязном зеркале в прихожей заметив, что его воротник испачкан красной губной помадой, почувствовал себя невероятно счастливым. *** Все закончилось, когда Люциус за семейным ужином без эмоций бросил фразу: -Ты уезжаешь. В Америку. Этот тон споров не предполагал, но Драко рискнул. Очнулся он на корабле, когда сила заклятья «империо» рассеялась, без волшебной палочки, с ноющей тупой болью во всем теле и обстриженными под корень волосами.