Пахнет поражением

Середина февраля — паршивое время. Особенно если четвертый час неподвижно лежать на диване, безотрывно пялясь в темноту за окном. «Его нет четыре часа, тридцать две минуты, пятнадцать секунд». «Во-первых, ты пиздишь про секунды, во-вторых, больше! Это просто кто-то поздно продрался! А теперь Паучка там наверняка убили и выпотрошили, одного-то!» — Я тебя сейчас самого выпотрошу, мудак, — лениво сказал Уилсон, как будто и не проковырял только что от переживаний сорок четвертую дырку в обивке. Нет, сэр, никаких дырок. — Пити кому угодно наваляет. «Рискни черепушкой, неудачник». — Да мне не слабо! «Успокоились оба. Уилсон, убери нож от головы и терзай диван дальше, Питеру не понравится, если он придет и обнаружит тут твои нейрохирургические опыты». С этим аргументом уже было не поспорить, поэтому Уэйд молча терпел все "Питеру скорее не понравится эта морда" еще минут двадцать, прежде чем наконец хлопнула входная дверь, и появился уставший, немного ободранный Паркер. — Знаешь, какой сегодня день, Пити? — Уэйд вообще-то собирался спросить, какого черта он его не разбудил, но, поскольку ответ был очевиден («Потому что ты слишком жалок для того, чтобы хотя бы регулярно спать, а Паучок слишком трясется над всякими мудацкими авокадо вроде тебя!"), он эту часть пропустил и перешел к своим коварным планам, подрываясь с дивана, чтобы забрать паучий рюкзак и зашвырнуть его в самый дальний угол. — Десятое февраля с утра было, а что?.. — Паркер, как единственный разумный и одновременно физически существующий человек («Мутант».) в этом доме, не сопротивлялся, пока Уэйд скакал вокруг него, стаскивая уличную одежду и костюм под ней. Иногда ему было интересно, почему в его честь до сих пор не назвали ни одного урагана, но он не рисковал озвучивать такие опасные идеи. Национальной метеослужбе и Дэдпулу не стоило знакомиться, Паркер был в этом совершенно уверен. — Скука какая! Десятое! Ты видел когда-нибудь более поганое число? Даже хуже, чем двадцать четвертое! Нет, детка, на Дэдкалендаре тридцать первое октября и попрошу придерживаться этой версии! — Не вопрос, — выдохнул Питер, заваливаясь на диван и вытягивая ноги. — Нож и дыры временно посчитаем декорациями, а разговор о порче мебели можно и на потом отложить. Конфеты или... А, черт, с тобой это всякий смысл теряет, читер. — Смотри, я дважды читер! — заявил Уилсон, демонстрируя бутафорские вампирские клыки, которые он успел откуда-то выудить, и сиреневый плед с овечками, очевидно, призванный заменять пафосный черный плащ за неимением последнего. Без шуток про "истинного вампира" и отсутствие нижнего белья под плащом, к счастью, на этот раз обошлось. — Ты дважды придурок, вот ты кто, — усмехнулся Паркер, убирая ноги и хлопая по дивану рядом с собой.— Сюда иди, потому что все твое читерство тебе не поможет, если Великолепный Человек-Паук решил надрать тебе задницу в Мортал Комбат. Спустя еще час Уилсон с гордостью мог заявить, что читерство ему еще как помогло, пусть и другого рода: неожиданно кусать Питера за шею и всячески щекотать оказалось отличной тактикой. «Сладкая восьмилапая попка не потому продула, что ты его за шею кусал, а потому что кто-то неделями безвылазно задротит дома, чмо ты дырявое!» «А чьего грязного рта это вина, что мы сидим дома, хотелось бы поинтересоваться?» «Да вот защищай еще его теперь, нудила! Сам виноват, нехрен такой нежной принцессой быть!» — ...Уэйд? Уэйд! — Чего?.. А-а! Ты продул, паучатина! — Ты жульничал! — Неправда, — сказал Уилсон и попытался загрызть Питера клыками четвертый раз подряд. — Я уравнял наши шансы, быстролапый! — Ага, если ты их уравнял, тогда почему я продул? — Потому что жизнь несправедлива, Пити! — Уэйд покровительственно похлопал его по плечу (слегка измазанному слюной после прошлых укусов) и поскакал на кухню отмечать победу. — Вообще это нечестно, что я каждый раз готовлю! — недовольно сказал Уэйд, высунувшись с кухни два повторения песенки про блинчики с беконом спустя. — Ты проиграл, теперь твоя очередь! Давай дуй на кухню, мне нужен мой завтрак победителя! — Сейчас половина первого ночи, Уэйд, — вздохнул Питер, но требовательная (и жутко смешная с клыками) морда Уилсона в дверном проеме никак не исчезала, и он сдался с горестным вздохом. — Забыл ты, чему я учил тебя, падаван юный? — Да-да, ты не видишь, почему бы благородному Дэдпулу не позавтракать тогда, когда он этого желает. — Моя умненькая детка! "Его умненькая детка", проходя мимо, залепила Уэйду лицо паутиной, но он все-таки доковылял до дивана на ощупь. «Теперь из-за твоих идиотских фразочек мы пропустим Пити в фартучке!» Уилсон думал примерно в том же направлении, а потому срочно стал отдирать паутину. Она, правда, отдиралась только вместе с кожей, но когда это портило такого красавчика? — Смотри-ка, Пити, твоя паутина лечит от вампиризма! — заорал Уилсон, когда все-таки отлепил большую часть. Клыки тоже потерялись в процессе. — Хорошо бы она тебя еще и от отравления потом вылечила, — донесся грустный голос с кухни. Очень грустный для человека, которому надо просто справиться с миской теста. — Я знал, что все это плохо кончится. Даже, я бы сказал, жутко! Уэйд только радостно засмеялся, продолжая свое кровавое дело. — Ты же знаешь, меня ничего не берет, Паучок! Паучок, в отличие от Уилсона, видевший перед собой нечто слишком бледное и тощее для правильного блинчика, не был в этом так уверен. Смех из гостиной перешел в подозрительное булькание, фырканье и отплевывание. — Уилсон, почему тебя нельзя оставить одного ни на минуту?! — возмутился выглянувший проверить, что там происходит, Паркер и, прихватив полотенце, бросился вытирать подозрительно довольного для истекающего кровью Уэйда. — Тебе не кажется, дорогой, что у тебя что-то горит? — невинно улыбнулся Уилсон одно зажившее лицо, два немного кровавых поцелуя и три минуты спустя. Паркер выругался и бросился обратно. Паучье чутье, к сожалению, не опускалось до подгоревших блинчиков. — Знаешь, Пити, когда я просил завтрак победителя, я не имел в виду, что он должен напоминать лицо этого самого победителя... — протянул Уэйд, недоверчиво рассматривая стопку чего-то, что должно было, по его замыслу, быть прекрасными румяными блинчиками с хрустящим беконом, но вместо этого было сгоревшим до углей, а местами каким-то чудом непропеченным. Бекон вообще было лучше не описывать, потому что над его трагичной кончиной Уэйду хотелось плакать больше, чем над Хатико. «Ешь давай». — Пожалуй, это лучше выкинуть, — вздохнул Паркер и уже потянулся к тарелке. — Зрелище точно не для Инстаграма. — Убери свои конечности от моего завтрака! — вскинулся Уэйд, хлопая его по тянущейся лапе. — Лучше используй их во благо и тащи сюда сироп. Лицо Паркера выражало все оттенки сомнения, но бутылку кленового сиропа он из шкафчика все-таки достал. — Вот смотри, сейчас сиропчик нальем, и все ваще отлично будет, — радостно сказал Уэйд, щедро поливая содержимое тарелки. Блинчиками это называть как-то не хотелось, нет, сэр, никакими блинчиками и не пахнет. «Ну что тебе, сраную медаль за героизм дать? Жри уже, видишь, малыш старался!» Ровно через две минуты ничто, кроме нескольких крошек и капель соуса, не напоминало об этом липком черном ужасе, а Уилсон даже сохранил все то же радостное выражение лица. — Я же говорил, очень даже вкусно для первого ра... — Уилсон не договорил, издав полузадушенный хрип. Иногда Питер не контролировал силу обнимашек, нет, сэр, совершенно не контролировал.