Обратный отсчет до полуночи

— Вы знаете, что делать, Кью. Агенты его уровня на пенсию не выходят, а в таком виде он слишком уязвим. Кроме того, бюджет не рассчитан на лечение агентов его возраста. — Да, сэр, — бесстрастно ответил Кью. — Это ваш последний долг как квартирмейстера, — торжественно заявил М. Помолчал пару секунд, переложил ручку на столе и добавил: — Я удовлетворю вашу просьбу, хотя она, признаться, нетипична, — М заложил руки за спину и внимательно взглянул на Кью. — Исключительно из уважения к вашим и Бонда прошлым заслугам. Понимаете? — Так точно, сэр, — Кью выдержал его взгляд, не дрогнув. Стекла очков поблескивали непроницаемо. — Итак, даю вам двадцать четыре часа. Способ выберете сами, — М откашлялся. — Выполняйте. Кью развернулся на пятках и молча вышел. Он мог позволить себе такую вольность, а точнее, хорошо знал, когда это допустимо. Сейчас был подходящий случай. У него есть двадцать четыре часа, чтобы решить проблему с Бондом — ничего нового, кроме того, что это случится в последний раз.

* * *

Бонд как раз размышлял, что предпочтительнее: пуля или яд, когда дверь открылась. Он продолжил изучать белый больничный потолок, не считая нужным шевелиться. Он давно научился ощущать присутствие Кью на уровне инстинктов. Как и доверять ему свою жизнь, собственно, поэтому не видел в происходящем ничего странного. Кроме, разве что, непосредственно декораций: палата в госпитале МИ-6 его откровенно раздражала. Агент с двумя нулями всегда готов умереть за королеву и страну, вот только в поле, в бою, в крайнем случае — от руки коварного врага в лице прекрасной женщины. Или ее непрекрасного любовника. Но не так! Не в больничной койке, с парализованными ногами, беспомощно ожидающим своей участи. Бонд с досадой вздохнул и озвучил насущный вопрос, не открывая глаз: — Каков твой выбор, Кью, пистолет или яд? Что-то прошуршало по полу, звякнуло, но Кью молчал. Это было непривычно и даже угрожающе, и Бонд поднял глаза: Кью деловито настраивал инвалидное кресло. — Эй, ты решил прикончить меня где-нибудь подальше отсюда, в уютном подвале? Медики не одобряют лишние трупы в своём хозяйстве? — Заткнитесь, 007, — ответил Кью, откидывая с него одеяло и равнодушно оглядывая неестественно расслабленные ноги в джинсах — Бонд потребовал, чтобы его одели нормально. — Помогите мне. Руки-то у вас вполне живые. — Да ради Бога, — фыркнул Бонд. Ему несложно поддержать игру, хотя, если честно, сейчас он как никогда был близок к смерти от любопытства. Чертов квартирмейстер, как всегда, полон сюрпризов. Бонд слишком хорошо знал эту лохматую заразу, чтобы всерьёз надеяться выудить подробности. Но попрепираться с ним напоследок никто не запрещал. Бонд скривился, подтягиваясь на руках. Кью неожиданно без особого усилия подхватил его тяжелые вялые ноги и переместил на подставку кресла, поддержал за плечи... Надо же, а прикидывался слабаком! И он продолжал хранить молчание. Чёлка то и дело цеплялась за стекла очков, Кью недовольно смаргивал и указательным пальцем быстро проводил вдоль брови, убирая локон за ухо. Бонд сглотнул, поймав себя на том, что считает короткие движения и ждет их. Это хоть как-то отвлекало от угнетающей тишины. Она начинала действовать на нервы. Кью, который не болтает, не огрызается и не шипит — не Кью. Ну, подумаешь, последняя миссия. Да и не похоже, чтобы квартирмейстер проявлял какие-то эмоции. Он был просто чрезвычайно сосредоточен, каким бывал в своем царстве оружия и серверов. Бонд задумчиво поскреб вечернюю щетину. — Ты что, мониторами жонглируешь вместо спортзала, так здорово подкачался? — не удержался он. — А с виду и не скажешь. Может, ты и стреляешь лучше меня? Кью закончил настраивать кресло, выпрямился, развернув плечи, и проговорил очень чётко: — Идите в задницу, Бонд, — невозмутимо отвернулся, взялся за ручки и плавно покатил кресло к выходу. На полпути наклонился, чтобы видеть лицо Бонда, и добавил: — Ах, простите. Давно хотел вам это сказать, да всё субординация не позволяла, — и мягко вкатил кресло в лифт. Впервые Бонд не нашелся с ответом. Десяток ехидных и остроумных замечаний вертелось на языке, но ни одно не вязалось с серьезным, усталым взглядом Кью. Больше они не разговаривали. Это было самое долгое и странное молчание за все годы совместной работы. Ни слова, пока Кью вез его по пустынным служебным коридорам, в которых Бонд никогда раньше не бывал. Ни звука, когда они вынырнули из какого-то подъезда с кучей видеокамер под потолком, — зная Кью, наверняка заблокированных. И когда погрузились в подозрительно быстро подъехавшее такси, чтобы в рекордные сроки оказаться в аэропорту, с уже пройденной регистрацией на рейс в Алжир — и тогда Бонд ничего не спросил. Даже тщательное и с виду неторопливое переодевание в туалете не нарушило безмолвия. Кью деловито попшикал волосы Бонда каким-то спреем, превратив его в рыжеволосого, приклеил усы в тон и нацепил очки. Сам он после десятиминутной возни стал блондином с зелеными глазами. При виде уродливых очков с квадратными стёклами Бонд скривился, словно укусил лимон. Но воздержался от комментариев. Он всерьез задумался все же уточнить план, когда они сменили четвертый аэропорт, а Кью, изрядно побледневший, на ходу допивал четвертый стакан чая — обыкновенного, из фаст-фуда! — и беспрерывно колдовал над планшетом. Бонд покрепче вцепился в подлокотники, проклиная своё бессилие, невозможность схватить поганца за плечи и встряхнуть хорошенько. Открыл рот, чтобы высказаться... и проглотил слова. Потому что Кью, яростно набирая что-то на экране, выкинул пустой пластиковый стакан и на ощупь вытащил упаковку таблеток без этикеток. Зубами разорвал ее и разгрыз сразу три. Три, мать их, таблетки. Бонд отлично знал, что это: энергетик из запаса полевых агентов. Глупо задумываться, откуда Кью его достал — он достанет все, если захочет. Но через сутки вымотанный организм просто отключится — и что тогда? Что, будь оно проклято, происходит! Бонд поглядел на свои сведенные судорогой пальцы и медленно, усилием воли, разжал их. Не спрашивать. Не мешать. Кью работает, чем бы это ни было... Судя по всему, в приказе ликвидировать своего агента его что-то не устроило. Место? Бонд поглядел на часы: оставалось пять часов до конца отведенных им суток. Пять часов жизни, если квартирмейстер не решит иначе. Бонд бросил взгляд на удивительно равнодушного таможенника в аэропорту Милана и подумал, что надеяться — это всё же непрофессионально. Наивно. Совершенно глупо. Поэтому он не будет смотреть, как Кью лихорадочно набирает коды и пролистывает бесконечные таблицы данных, как он отбрасывает непривычно золотистую челку со лба, закусывая губу, и то и дело массирует переносицу. А потом снова катит кресло, улыбается полицейским и стюардессам, разговаривает с таксистами и работниками аэропорта на испанском, итальянском и французском. Когда они сели на скоростной поезд в Милане, Бонд просто закрыл глаза и откинулся на подголовник, не желая ни о чем думать. Оставалось три часа — и он не хотел знать заранее, что его ждет в конце сумасшедшего маршрута. Одна мысль сверлила мозг, не давая погрузиться в блаженную внутреннюю тишину, хотя агентов хорошо учили время от времени «выключаться». Успеет ли Кью добраться до безопасного места, прежде чем его вырубит откат от энергетика? Бонд покосился из-под ресниц на дремлющего рядом Кью. Под глазами залегли черные тени, лицо осунулось и заострилось. Свалявшаяся челка трогательно упала на висок, под кожей пульсировала тонкая синяя жилка. Он наконец-то больше не программировал, но, даже отдыхая, не выпускал планшет из рук. Они спустились в темноте на крошечной станции, названия которой Бонд не уловил. В ноздри пахнуло влажным запахом цветов и хвои. Блеснули фары, хрустко шуршал гравий под колесами — их снова ждали. Циферблат наручных часов тускло светился — полтора часа до полуночи. Бонд щелкнул кнопкой, выключая подсветку, глубоко и жадно вздохнул. — Оставьте окно открытым, — прищурившись, по-итальянски попросил Кью. Водитель молча кивнул, и Бонд поежился: итальянец, который упускает случай поболтать — это признак подступающего апокалипсиса. Они долго ехали в полумраке, по пустынной трассе, и редкие желтые фонари расплывались неровными пятнами. Миновали пару деревень с уютно светящимися домиками в зарослях кипарисов и кустов, въехали вглубь какого-то поселения и долго петляли по улочкам. Бонд устал запоминать повороты и просто дышал запахом мокрого камня, хвои и цветов. Кью не шевелился, но Бонд ощущал тепло его тела, совсем рядом — их руки почти соприкасались, и казалось, что он чувствует едва заметную дрожь. Машина остановилась внезапно, в тупике. Впереди угадывались очертания забора, деревьев и черепичной крыши за ними. — Благодарю, — вполголоса сказал Кью, а водитель бросил ему связку ключей. Буркнул неизменное: — Прего, — и укатил. Темнота обступила их. Кью со звоном перебрал ключи, выбрал нужный. Калитка отворилась бесшумно и с мягким щелчком захлопнулась за спиной. Бонд взглянул на часы — еще полчаса, и наступит минута безвременья, странная цифра «00:00». Он невольно передернулся. Агенты Ее величества далеки от суеверий, но было что-то потустороннее в мгновениях полуночи... в тихих шорохах во влажной траве, в холодном, чуть горьковатом запахе камня и песка. Бонд посмотрел под ноги, на тускло белеющую плитку двора, и решил, что Кью выбрал совсем неплохое место, чтобы выполнить, наконец-то, приказ. Но зачем было разводить такие сложности? Варианты мелькали слишком опасные — опасно обнадеживающие, поэтому Бонд отбросил их, выпрямился и спросил негромко: — Это здесь? И напрягся в ожидании ответа. Кью пошарил над крыльцом, повернул выключатель — теплый желтый свет облил сгустившуюся листву и каменное крылечко с двумя стертыми ступенями. Кью устало опустился на них, отложил планшет и растер лицо ладонями. У Бонда сжалось сердце. Мучительно, до дрожи в пальцах, захотелось сжать эти худые плечи, даря поддержку. Задвинуть квартирмейстера себе за спину, как прежде, закрывая от всех опасностей... только здесь это было ни к чему. Да и невозможно. — Кью, — позвал он. Голос предательски охрип, и Бонд шепотом выругался. Кью не поднял головы, только дернулся, как от укола током. — Осталось меньше получаса, — неловко добавил Бонд. От жгучей смеси стыда, злости и отчаяния скрутило живот. Какого черта он тянет! Какого... дьявола нельзя вот прямо сейчас его сгрести в охапку и встряхнуть хорошенько? Бонд не выносил ждать. Он привык игнорировать приказы, брать ситуацию под контроль и решать по-своему. Но сейчас душил клокочущую в горле ярость, стискивая зубы, и терпеливо глядел на своего квартирмейстера. Всклокоченного, скорчившегося на крыльце, подогнув под себя ноги и нелепо вывернув ступни в выцветших синих кроссовках... Потому что Бонд признавал за ним право решать. Единственный человек, которому Бонд по-настоящему доверял, единственный, кому без раздумий и сотни раз отдавал свою жизнь под контроль — в сумасшедшей, извращенной близости, которая бывает только между агентом и его квартирмейстером на миссии. И Кью никогда не подводил. Он заслужил своё право сделать выбор сейчас, и Бонд ждал, считая секунды. Ждал, глядя на гротескные корявые тени в желтом пятне света. Ждал, вдыхая прохладный и влажный воздух, стараясь ни о чем не думать, но карауля малейшее движение... И всё же дёрнулся, когда Кью вдруг вскочил, как ужаленный. Выхватил пистолет из-под полы пиджака — крошечный, почти дамский Глок. Вскинул подбородок, и Бонд отшатнулся — так яростно заблестели под стеклами очков дикие, безумные, как у кота, глаза. — Решайте, 007. У вас есть выбор: или это, — он щелкнул предохранителем, — или мы остаемся жить здесь, пока вы не встанете на ноги. Я изучил медицинские отчеты — ваш случай похож на инсульт, ничего непоправимого. Есть методики. Но вы слушаетесь меня беспрекословно. Выбирайте! Тёплая летняя ночь вдруг дохнула холодом. Бонд всмотрелся в расширенные зрачки, в подрагивающие губы, в пистолет, лежащий в руке как влитой... во рту пересохло. Кью боялся. Он отчаянно боялся, что его агент выберет смерть — потому что больше не за что сражаться. А Бонд просто не мог оставить Кью. Он цепенел при мысли, что случится, если... — М найдёт тебя и сотрет в порошок, придурок, — выдавил Бонд. Кью только презрительно усмехнулся. — Я подкинул им столько ложных следов... и даже один почти верный. Но приведет он не к нам, а к двум преступникам, которые сегодня ночью сделают дорогущую пластику лиц... Они чрезвычайно похожи на нас, и сегодня ехали через Лондон, а мы сменили внешность, и... к черту! — он сжал пистолет. — Решайте, 007! — Ты конченый идиот, — ласково сказал Бонд. Щекочущая легкость вдруг разлилась по телу, наполнила голову звоном. — Я выбираю тебя. Слышишь? — он подался вперед, чуть не вжимаясь лбом в блестящее дуло, понизил голос: — Не зови меня 007, или я решу, что ты мечтаешь вернуться и снова командовать агентом с двумя нулями, а это просто розыгрыш. — Бонд договорил и на крошечную секунду застыл, ошпаренный мыслью — а вдруг и правда, жестокий финал, сложная многоходовка в духе М... Но Кью медленно опустил пистолет, глядя поверх очков недоверчиво и пристально. — Я поставлю вас на ноги, Бонд, — повторил он шепотом, — даже если вы в это не верите. Я заставлю поверить, — голос его сорвался. Он закашлялся, потер переносицу и убрал оружие. Бонд протянул руку, и Кью сжал его ладонь ледяными пальцами. — Нас все-таки найдут. — Конечно, — Кью пожал плечами и добавил философски: — Месяцем раньше, месяцем позже... — увидел ошарашенный взгляд Бонда и бледно улыбнулся: — Я шучу, мистер Бонд. Мы, разумеется, поменяем место жительства, и не один раз. На восстановление у вас уйдет как минимум год, но результат того стоит. — Снова буду прыгать по крышам? Кью смерил его взглядом: — Стрелять и бегать — точно. — И где же? Нас опознают рано или поздно, если сунемся в спецслужбы или охрану. — Только не в той стране, куда мы переедем по выздоровлении, — Кью презрительно выпятил нижнюю губу. — Я заранее позаботился о контракте, потому что профессионалы вроде вас там на вес золота. Ну и я тоже пригожусь, — он ухмыльнулся по-мальчишески лукаво. Бонд, облизнув губы, быстро уточнил: — Что за страна? — Индия, — огорошил Кью. — Индия, и на климат не жалуйтесь. Справитесь. Бонд откинулся на спинку кресла. Стиснул подлокотники — он ни за что бы не признался Кью, что реакция его, после первой мысли о безумии этой затеи, была невозможная — жаром адреналина по венам, так, что пальцы задрожали. Все-таки надо подлечить нервишки, да и остальное. Мелочи, когда рядом квартирмейстер. Его собственный, можно сказать, личный. Бонд ухмыльнулся тоже и, отбросив сомнения, ухватил Кью за руку. Плевать, тот видел его всяким, но ни разу не отвернулся и не бросил. Сильные шершавые пальцы сомкнулись на тонком запястье. Через пару секунд Кью вполне профессионально выдрался из стальной хватки, но лишь затем, чтобы сесть по-турецки перед креслом, прямо на землю, и переплести пальцы с Бондом. Легкий ночной ветерок шевелил неровные тени, но они больше не таили угрозы. Пахло цветами, камнем и свежестью. Пахло жизнью. А слова были вовсе не нужны.