— Шесть тысяч на то, что это никогда не произойдет. — Десятку на то, что это случится в очень не ближайшем будущем.
***
— Смотри-смотри, — Чимин нагло усаживается на колени к Юнги, что лишь вымученно вздыхает. — Начинается! — Почему ты относишься к их взаимодействию как к новому номеру в каком-то цирке? — Мин флегматично хмыкает, но притом подпирает голову рукой, предпочитая тоже пронаблюдать за происходящим абсурдом. Наверное, даже слепой увидит то, что происходит. За самым дальним столом сидел Чон Хосок — менеджер по финансам. В офисе — «финансир», так как эта работа просто создана для него. Наверное, никто так хорошо не разбирается в таких вещах, как этот парень. Прямо напротив него — еще один. Точно такой же, разве что, завален разноцветными папками со стикерами, на коих что-то было написано маркером. Владелец этого беспорядка — Ким Тэхен. Очаровательный молодой человек, правда очаровательный, и с головой ушедший в свою работу — реклама всегда привлекала его, тем более, когда такая некрупная, но уже популярная и конкурентная компания окончательно встает на ноги, свежие умы нужны. А Тэхен в принципе мыслит «по-рекламски», отчего его идеи часто встречены боссом крайне положительно. И самое забавное в них то, что ни тот, ни другой никак не могут убедительно сыграть полную незаинтересованность друг в друге. Даже солгать — так, чтобы в это правда можно было поверить. Но эти двое, либо совсем дураки, либо слишком хорошо ими прикидываются — да-да, притом все еще не умея врать. — Ам… Хен? — Тэхен раздвигает папки, приподнимаясь. — Тут, это… Лежала небольшая, синяя такая папка. Со стикером, там цифры еще были… Не видел? Я подумал, что она могла упасть на твою сторону. — М?.. А, нет. Я бы положил на твой стол, если что, — Хосок улыбается, чуть смущенно. Они смотрят друг на друга непростительно долго, после этого «недодиалога», и Хосок первый осекается. Вздрагивает, словно от холода, и прикусывает губу. — Посмотри где-то на полу. Или в ящиках, может завалилась куда? Тэхен послушно кивает, трет щеку и вздыхает. Не то, чтобы эта папка была ему прямо вот сейчас нужна — в ней лишь черновики его планов, что сейчас уже готовы и висят в компьютере. Упрямо лезет под стол, хотя точно знает, что эта вещь сейчас лежит в третьем ящике справа, ибо сам ее туда и положил. Делает вид, что будто вспомнил, где пресловутый кусок мягкой пластмассы, улыбается и кладет ее перед собой, списывая цифры со стикера. Хосок, следящий за чужими руками, лишь поджимает губы, и все же поднимает взгляд вверх, на его лицо — Тэхен улыбается всегда так чисто, так искренне, что Хосоку хочется плакать. Внутри: снаружи же, он встряхивает головой так, чтобы прикрыть челкой глаза, и сделать вид, что он что-то читает в давно написанной им сводке. — Ну черт, — Чимин вздыхает, — сегодня, как-то, совсем неактивно они… — Потому что сейчас начало дня, Чимин. И слезь с меня, мне больно. — Юнги пусть и не выглядел разочарованным, но нечто такое он тоже испытывает каждый раз, когда вместо искреннего признания происходит вот этот неловкий разговор. Или что еще хуже — когда после долгого зрительного контакта, от которого пищать готов даже секретарь босса, Ким Сокджин, происходит нелепое «ну, пока» или «ты сегодня по-другому волосы уложил, тебе идет?» и прочее. Кажется, из-за них в офисе атмосфера с привычно серьезной сменилась на азартную — каждый уже поставил в споре пусть и небольшую, но сумму на то, кто же быстрее признается. Ну, или кто этого не сделает вообще. Несмотря на то, что главным девизом и самым важным правилом молодого босса Ким Намджуна было «никаких романов!», эти двое даже не просто его нарушили, так еще и делают это ну как-то совсем уж смешно. Смешно, и даже на взгляд самого младшего в их коллективе, Чон Чонгука, жалко. Конечно, мальцу так кажется просто потому, что его-то чувств никто отвергать не собирался, да еще и каждый день как-то провоцируют, но все же. Это правда выглядит слишком… по-детски? Конечно, по началу это было мило. Серьезно, очень мило — Хосок, обсуждающий на пару с Сокджином девушек из соседнего офиса, внезапно замолкает, стоит Тэхену показаться где-то рядом, или просто попасться ему на глаза. И именно в этот момент вместо пышногрудой и рыженькой Таюи Чону внезапно нравится миловидная, правда миловидная, Сонна, темноволосая, не блещущая фигурой и с забавной квадратной улыбкой. Подозрительно похожая на Тэхена, который пока что ни разу за обсуждением девушек замечен не был. Хотя, нередко говорит об их красоте — Ким просто любит красивых людей, и если ему кто-то приглянулся, парень обязательно скажет об этом. Как-то он углядел фотографию сестры Хосока, старшей, так парень просто сыпал в ее адрес комплиментами! Правда, вмиг затих, когда случайно произнес что-то вроде «но ты немного красивее», спеша добавить, что мол, «это потому, что у тебя более точеные черты лица и, вообще, мне пора». Подобные оговорки часто оставались в памяти не только Хосока, наверняка, но и остальных. В основном, больше всех помнит Чимин — он часто протирает штаны рядом с Хосоком, так как тот все же и был идиотом, но довольно интересным молодым парнем. По нему нельзя сразу сказать, но все же — он невероятно умен и эрудирован, и иногда Чимину бывает неловко за то, что он не всегда понимает его шуток или отсылки на какую-нибудь книгу или старенький фильм. Но зато, всегда их понимает Тэхен, отчего о существовании Чимина рядом внезапно легко забыть. И Чимин ведь не против — в последнее время, он греет стул рядом с Хосоком именно по этой причине — посмотреть на то, как же они, черт подери, могут хорошо чувствовать себя рядом друг с другом. Когда дело касается искусства, в особенности — Bан Гога, у Тэхена внезапно прорывается поток слов, которые остаются невысказанными из-за не той компании, где подобное просто не поймут. Но Хосок — понимает. Тэхен может часами говорить о том, насколько его картины хороши, как ему безумно нравятся «Подсолнухи», хотя в них нет вообще ничего особенного, и после с редким для его натуры интересом слушать, что Гог конечно же хорош, но Сезанн тоже ничего, и вообще, его цветовая палитра намного легче, чем яркие цвета Гога, но сравнивать их бесполезно, потому что они разные, и потому, что у Тэхена глаза словно звездная ночь, а ладони Хосока такие же теплые, как день на горе Сент-Виктуар. И вот что из этого было точно сказано в слух?.. Хосок умолкает всегда первым, когда понимает, что слишком нежно держит чужие ладони в своих, а Тэхен словно забывает, о чем вообще говорил, когда кожу прижигает чужое касание. Молчаливо, и «по-серьезному» они отстраняются друг от друга, неловко придвигают стулья обратно — ведь обоим пришлось немного привстать — и снова делают вид, будто ничего не произошло. И гетеросексуальные мужчины делают так каждый раз. Каждый. Раз. Правда, исключение — Сокджин. Его природная любовь к объятьям иногда выставляет его в неловком свете, и даже Чимин как-то был насторожен в его поведении, но и к такому привыкнуть можно. В объятьях нет ничего такого, правда — такое выражение любви к другу или симпатии к нему дело обычное, и даже Юнги иногда позволяет себе обнять Чимина просто потому, что Чимин «обнимательный». Он сравнительно невысок, даже пониже самого Юнги, что делает его легкой мишенью для такого. Даже Тэхен обнимает Чимина крепко-крепко, и тискает, словно плюшевого питомца. Хосок частенько целует его в щеки, игриво, несерьезно и то, только тогда, когда они находятся в неформальной обстановке и не очень трезво мыслят. Но как только лапищи Хосока, загребущие просто, тянутся к Тэхену, внезапно тот всегда трезвеет быстрее остальных и лишь дружески похлопывает по плечу. Тэхен же совсем не расстроенно улыбается, также похлопывает его по плечу и отстраняется утопать в объятьях Сокджина, в котором просыпается просто ненасытное чудище-объятий. Такое поведение, кстати, окончательно убедило Чонгука в том, что эти невозможно правильные хены таковыми не являются. Конечно, удивительно, что в их взаимной симпатии первым прозрел именно Чонгук, будучи лишь наблюдателем, а не Хосок, что был гораздо более проницательным, чем Тэхен. Тот иногда мог не заметить того, что творится у него под носом. А после, разумеется, осознали и остальные. Осознали то, что эти двое не просто обременены суровым, строгим традиционным воспитанием, но еще и безбожно тянутся друг к другу, хоть и всячески ограничивают себя даже в желании просто быть рядом. Поэтому Сокджин таким образом решил эту проблему. Придвинув столы. Мол, чтобы освободить побольше место для шкафов, которых правда было недостаточно. Стоит ли говорить, что шкафы так и не появились, и ни Тэхен, ни Хосок не спрашивали, где они?***
Обеденный перерыв наступает всегда в разное время: зависит от того, когда иссякнет терпение определенного человека. Поэтому, нередко можно видеть то, как Чимин в очередной раз жует свою безвкусную траву, пока вокруг него кипит работа, а Чонгук бесстыдно жует сытный бургер, когда следовало налечь б на задания от Чимина, чьим помощником он и является, к примеру. Юнги не часто отвлекается именно на еду — как правило, ему достаточно двух-трех чашек кофе, после которых Чонгук обязательно приносит ему что-то более полезное, и не вызывающее изжогу. О том, ест ли босс вообще, спрашивать не стоит — Намджун сам вряд ли скажет, а Сокджин и вовсе не знает, ибо даже кофе босс предпочитает себе варить сам. И по волшебному стечению обстоятельств, вечными компаньонами на обеде бывают лишь Тэхен и Хосок. Причем, эти двое аномально внимательны друг к другу: так как в основном легко заработаться бывает именно Тэхену, Хосок в такие моменты приносит две порции рамена, что заказал в ресторанчике недалеко, или две чашечки чая, так как почему-то помнит, что Тэхен кофе не любит. Хотя, в этом, на самом деле, нет ничего «странного». Это нормально заботиться друг о друге, тем более, что так делают все. Их компания — довольно молода, и Намджун как раз и набирал коллектив из принципа «помоложе», чтобы сойтись было несколько легче. Исключение, правда, Чонгук — он оказался здесь стажером как-то случайно, правда, ни разу еще не подвел. Просто, если бы не эти недосказанности между ними, конечно же, вряд ли бы кто стал пялиться и внутренне кричать от абсурдности ситуации. Разумеется, если отодвинуть эту неловкость, эти нежные взгляды, смущенные улыбки, картина предстает более мрачная. Во всяком случае, Тэхен с уверенностью может сказать, что как бы его сердце не грело общество Хосока, оно причиняет ему невероятную боль. Будучи воспитанным в строгости, и в основном, отцом, Тэхену сложно адаптироваться к своим чувствам. Адаптироваться к ним, принять их, или хотя бы перестать выть от того, как же сильно тянет в груди, отчего каждый вздох отдается болью. Каждую субботу и воскресенье он проводит с семьей — отец долго был против переезда в Сеул, просто из нежелания менять обстановку и считая этот город откровенно пошлым и грязным — еще хуже, чем «Техас» Пусана*, отчего Тэхену приходилось трудно. Ведь бросить работу он не мог и даже не желал, как бы не негодовал отец и мать, которая была всегда чуть мягче. Наверное, из-за нее внутреннее мироощущение Тэхена более менее цельное, хотя нежная симпатия к Чону просто рвет изнутри. Мама сама по себе не очень любила тяготы запретов, поэтому она часто как-то смягчала углы, когда супруг перебарщивал в своем стремлении воспитать из детей благочестивых людей. Настолько благочестивых, насколько это возможно в едва здоровой идее. Об этом, конечно же, не знают друзья. Тэхену неловко говорить о подобном, просто потому, что его семья действительно сильно отличается от семьи того же Чонгука, и объяснить какие-то моменты будет сложно, а Ким не хочет, чтобы его отца считали сумасшедшим тираном, ведь… Ведь это, кажется, не так, и он вроде любит своих детей. Просто по-своему. Из-за наставлений отца Тэхен старается ограничить себя в Хосоке, ограничить себя в том, что могло бы показаться тому двусмысленным и вообще не давать никаких признаков того, что млеет парень явно не от духоты в офисе, а от чужой заботы, когда тот жалуется на недомогание. Одно время Тэхен даже думал, искренне и без шуток, что за такие отвратительные мысли и чувства его головная боль ни что иное, как «легкий» тычок от Бога. Его семья была христианской, из-за чего более старшее поколение относилось к ним весьма критично — по крайней мере, соседи точно пересмотрели свои взгляды. Что же касается Хосока, то его семью нельзя назвать настолько верующей. Возможно, мама еще и старается придерживаться предписаний и господских правил, просто потому, что она не умеет по-другому, ибо ее воспитание было в религиозной семье, то отец, а вернее, отчим, был другой. Хосок зовет его отцом из-за того, что тот появился в их жизни довольно рано, и этот человек дал им многое, в том числе и воспитание. Жесткое, грубое, иногда даже излишне грубоватое, но… Но то ли из привычности, то ли из некой смиренности Хосок не считает это неправильным. Он считает неправильным то, что безумно жаждет нежных рук коллеги на своих щеках. Такое было лишь один раз, когда Тэхен, как сам и сказал, испугался, что Хосоку стало плохо из-за летней духоты, и все, что он смог придумать — просто похлопать того по щекам. И когда Чон открыл глаза — парень поглаживал его скулы, приговаривая, что это случилось слишком внезапно и он совсем не сумел сообразить, что происходит. Это желание, эта жажда так бьют по сердцу, что хочется просто взвыть. Он с нескрываемой завистью может окинуть взглядом Юнги и Чонгука, и тут же отвернуться. И не потому, что неприятно — Юнги как-то по особому мило смотрелся в руках этого ребенка-переростка, — а потому, что хочется также. Но нельзя, но хочется, и как-то неправильно, и так гармонично одновременно, что это просто ломает реальность. Хосок привык: мужчина есть мужчина, и его любовь, его сердце должно принадлежать лишь одной женщине. Той, которая станет его женой, его любовницей и другом одновременно. Той, которая непременно будет рядом, чтобы Хосок не натворил. И это — правильно, так быть должно и не может быть иначе! Не могло, пока не появился Тэхен. С его медовой кожей, яркой улыбкой, нежным взглядом, забавным ворчанием и полным погружением в работу. С его страстью и любовью к искусству, с его умением радоваться простому солнцу за панорамным окном их офиса. Просто, пока не появился Тэхен. Просто Тэхен. Конечно, порывы к юношам случались и ранее, но каким-то образом Хосок умело сдерживал их. Нередко агрессией, нередко упрашивая родителей о переводе в другую школу. Но от Тэхена убежать, почему-то, не получается. И даже агрессию проявлять тоже — тот как посмотрит своими огромными глазищами, карими, как приятный темный шоколад, как наивно произнесет это чертово «хён?» так, что у Хосока аж колени подгибаются, и… и все. Как ему нагрубить? Хотя, такое бывало, но не специально! Хосок сдерживался, как и Тэхен, отчего это странное поведение, вероятно, Хосоком и не было замечено. Тэхен ничего не мог поделать с собой — строгость отца и его надзирательский тон, что мол, так нельзя, так неправильно, так отвратительно, пошло, ужасно, мерзко, в голове просто доводил до состояния амебы. Чувства словно пламя обжигали его сердце, его мозг, заставляя улыбаться просто от того, что Хосок есть. Что он сидит напротив, работает и даже пусть и не смотрит в его сторону, но вот он. Живой, рядом и… И будь он смелее, будь он увереннее, быть может, и спросил бы напрямую. Но нет. Это мерзко, а мерзким Тэхен не хочет быть. Тем более, для Хосока, от чьего голоса хочется просто растаять. Разумеется, Хосока нельзя назвать первым «парнем у Тэхена в голове». Первым был одноклассник в старшей школе, который довольно грубо дал понять и без вопросов Тэ, что к таким, как Тэ, он испытывает неприязнь. Нет, Тэхен не смог тогда открыться и все такое — просто он был аутсайдером, какое-то время в новом коллективе, и ему даже дружбы не светило с тем, в кого угораздило влюбиться. Проявить симпатию, вот что будет верным. Ведь если тот парень просто дал ему подзатыльник, то Хосок пробил ему череп. И… И в самом деле, нельзя сказать, когда именно у Хосока случился Тэхен, и когда именно сам Тэхен лишился головы. Чон, разве что, может предположить: первый год работы здесь. Он пришел немного позже, чем Тэхен, и много позже Чимина и Юнги, отчего адаптироваться ему было сложно. Много неизвестного, новых людей. Чимин был очень приветлив, Юнги тоже охотно соглашался помочь, пусть и немного ворчал, когда с первого раза у «новобранцев» не получалось. Тогда их с Тэхеном оставили на обеденный перерыв вдвоем — Сокджин провел почти весь день в кабинете Намджуна, лишь изредка выходя к своему месту и печатая какие-то документы, а Юнги с Чимином просто решил провести час в кафе под офисом, что ныне уже не работает. В тот момент Тэхен первым решил начать знакомство, и взял с собой стул. Это ведь сейчас их столы сдвинуты вместе — раньше такого не было. — Я Ким Тэхен. По рекламе, — кивает Тэхен, и открывает контейнер с печеньем. — Ванильное и шоколадное. Будешь? — Чон Хосок. Финансы, — парень удивленно вскинул брови, обратив внимание, какого размера контейнер. — Вау, ты хочешь накормить всех? И не тяжело такую байду было тащить? — Ну, кроме тебя их пока никто не хочет, — пожимает плечами Тэ, наблюдая, как Хосок пробует шоколадную звездочку. — Вкусно? О, мне так хотелось сегодня утром печенья, что я не мог сдержаться! — И сделал с кило? Здорово, однако. Мне нравится… Пойдем лучше в комнату отдыха? Печенье без кофе — не так вкусно. — Я больше люблю чай, — Тэ хмурится. — Но там я видел чайник. Пойдем? Хосоку так запомнился Тэхен, что с тех пор они всегда ходят вместе на обед. Или остаются прямо за рабочим местом, просто убрав все нужное. Беседуют, шутят. Хосок всегда наслаждается этим моментом, пока в голове не всплывает огромный красный крест, и чертова сирена, указывающая на то, что он слишком долго, слишком нежно, слишком любяще смотрит на Тэхена, который замолкает лишь тогда, когда ест. И именно поэтому его рамен часто остается холодным, и по его же словам — не очень вкусным. Этот час часто становится глотком свежего воздуха — тогда можно ненадолго ослабить галстук и снять пиджак, ведь после — эти атрибуты возвращаются, и этот шарм растворяется. Узнавая Хосока лучше, Тэхен с большим усилием старается вести себя хотя бы также, как и Чимин. Чимин довольно серьезный парень, достаточно целеустремленный, но часто валяет дурака, то ли чтобы повеселить себя, то ли других пробить на улыбки и как-то разрядить обстановку. Такая тактика нравится Тэхену больше — такая маска забавного рекламщика нередко помогала ему и в работе, ибо его странные идеи легко можно было списать на эксцентричность, и как ни странно, большинство таких проектов действительно того стоили. Намджун, по крайней мере, доволен. Но на самом деле, Тэхен более спокойный — как раз в обеденный час, когда его голос не звенит басом, а глаза горят огнем, стоит только Хосоку зацепить его увлечение. Или то, чем бы он хотел заниматься. Да, он много говорит, иногда машет руками, палочками, но не так резко, не так громко. Более уютно, отчего иногда становится не по себе, и в некую защиту своих чувств и оправданию, Тэхен способен на всякие странности. Например, резко сделать вид, что переключил внимание и болтать абсолютно бездумно, нервно и громче, чтобы никто не заподозрил чего. Чего-то, чего Тэхен не должен показывать и чувствовать — ведь так нельзя. Нельзя, но можно же: он часто предпочитает отворачиваться, когда Чонгук нагло, по-собственнически обнимает Юнги и целует его в висок, несмотря на то, что здесь есть кто-то еще, а тот делает вид, будто ему неприятно, хотя румянец на кончике носа заставляет младшего чуть ли не прыгать от счастья.Ведь хочется так же.
Возможно, снова, их похожесть и создает меж ними какое-то окно, огромное такое, сквозь которое они не понимают, что притворяются друг другу. Ведь как это еще объяснить, когда только слепой не увидел это притяжение? Хотя, может, он бы и увидел, просто устав от этого спектакля. — Шесть тысяч на то, что это никогда не произойдет. — флегматично отзывается Юнги, касаясь пальцев Чонгука, что обнимает его за плечо. Младший утыкается носом в его макушку, с некой скукой наблюдая за разговором. — Десятку на то, что это произойдет в очень не ближайшем будущем, — Чимин хмыкает и чуть усмехается. — Ты совсем в них не веришь, что ли? Мне кажется, когда-нибудь это должно случиться! — Кстати, вы заметили, что у нас новый чайник? — Чонгук усмехнулся. По-доброму, и умиленно. — Я пересекся с хеном, и он сказал, что «старый испортился, а я обещал Тэхену чашку чая». Кхм, я спрашивать не стал, но это было мило. Ты бы купил мне чайник? — Я куплю тебе сертификат к стоматологу и оплачу все вставные зубы, если ты не перестанешь вести себя как совсем малыш, — Юнги хмыкнул, ткнув парня в бок. Чонгук зашипел, но не отошел — лишь правда умолк. — Малыш. — Воу-воу, — Чимин усмехнулся, выставив ладошки вперед. — Полегче, ребят! Я ведь не ушел. — несмотря на то, что у Чимина и Юнги какой-то особый броманс, не несущий в себе ничего романтического, подобное его… Напрягает? По крайней мере, становится неудобно и правда кажется, словно его тут явно не ждали. — Ну так… Вернемся к ставкам! Чонгукки, каково твое решение? — Шесть на то, что это произойдет в ближайшем будущем. — немного задумавшись произнес он, улыбаясь. — Что, думаешь совсем не проиграешь? — Чимин хихикнул, понимая, что в принципе не очень расстроится, если проиграет. Все-таки, десять тысяч вон для него сейчас — не такая большая проблема. — Ну, надеюсь, что не проиграю. Мне уже не так весело смотреть на то, как они ведут себя. Будто совсем дети. — Как ты, Гукки? — Нет, хен. Не как я. А вообще, мне стоит идти, а то Сокджин-хен решит, что меня пора уволить. — парень тянется и довольно быстро уходит, прихватив толстую папку. — И как ты проводишь с этим ребенком все выходные? — Чимин поджимает губы, улыбаясь. Юнги не очень любит распространятся о своей жизни, в самом деле, просто не считает это нужным, и посему Чимин часто пренебрегает этой особенностью друга, предпочитая подкалывать всеми способами. — Лежа, Чимин. Изредка сидя. Вскоре, к ставкам присоединился и не азартный Намджун. Вообще, как начальство прознало о таком споре — с трудом понятно, ведь вне офиса Юнги, Чимин и Чонгук не говорили об этой афере. Но Намджун мало того, что удивил их своей осведомленностью, но и поставил на Хосока. — Вы правда думаете, что он — первый? — Чимин прищурился, отчего подводка в уголках глаз чуть смазалась. — Ну, будет? — Хотелось бы, — Намджун усмехается, указав на внешний уголок глаза. — У тебя потекло, подотри. Некрасиво выглядит. В следующую пятницу у нас сокращенный день, и в восемь начинается корпоратив. Хочу сделать важное объявление. — Вы женитесь на вашем секретаре? — Второй раз? Нет. Другое, хотя ход твоих мыслей мне нравится, Чиминни. — Что?..***
Вероятно, пятница — самый удивительный день на неделе. Особенно для Чимина и всех тех, кто принял участие в споре. Так вышло, что кроме их узкого круга друзей — ведь вне офиса Намджун друг и приятель, а не начальник — в споре участие приняли и другие, более «незнакомые» им лично коллеги. Так, милая Таю, с присущей японке уверенностью поставила на Хосока, пророча ему первый шаг; переводчик же, Джексон, и вовсе решил поставить на Тэхена только потому, что «в этого парня не верят». Конечно, все-таки голоса каким-то образом «сравнялись», и Чимин однозначно решил не пить до тех пор, пока корпоратив не закончится. Ну, или пока эти двое не сделают что-нибудь, ведь абстрактные ставки внутри дружеского круга уже потеряли свой смысл, и пятничный вечер был самым ожидаемым событием. Ведь днем окончательно сформировалась и сумма, вышедшая немаленькой, и количество поставивших. Чувствуя себя каким-то букмекером, хотя Чимин не уверен, этим ли они занимаются, парень с нетерпением ждал вечера. К восьми все оказались в сборе. — Так вы правда женаты? — Юнги пьет вишневый сок, с некой грустью отмечая, что ждать нормального алкоголя как минимум пару часов. — И почему не сказали? — Зачем? — пожал плечами Сокджин, поправляя аккуратную бабочку. Она не контрастировала с белой рубашкой, так как была совсем блеклой. — К тому же, то, что мы женаты совсем ничего не меняет. — Разве что, ты откусишь у меня половину компании, если разведешься со мной, — Намджун усмехается, целуя Джина в висок. — В конце концов, наши отношения находятся за пределами фирмы, и я его также эксплуатирую, как и вас. Особенно его, ведь секретарь — правая рука босса. — По-моему, левая. — кашляет Чонгук, не упуская возможность поддеть хена. В самом деле, сейчас не та обстановка, где следует придерживаться исключительно формального стиля. Ведь через пять-шесть часов им будет одинаково хорошо или плохо. — Тоже хочешь шутку? — Сокджин усмехается, скрестив на груди руки. Вообще, его подобное не обижает — в конце концов, они сами Чонгука таким «воспитали», просто позволив так шутить и язвить. Хотя, если бы он искренне хотел кого-то обидеть, это вряд ли бы выглядело так. — Пс-с-с, Хосок и… — Чимин тычет Юнги в плечо, чуть удивленно вскинув брови. — Вместе? Вслед за Хосоком вошел и Тэхен, причем немного растрепанный. Парень отчаянно пытался пригладить волосы, но очевидно, те были против. Вскоре они приблизились к компании. — Вечера, — кивает Тэхен, вздохнув. — Пойду все же водой приглажу. Не могу уже, — ворча, парень удалился в туалет. — Мы ехали на мотоцикле, — Хосок потер нос. — Его машина сломалась, и надо было что-то придумать. Вот. — Вы могли бы и опоздать, — Юнги пожал плечами. — Это же не работа, где Намджун за опоздания карает. — Тэхен не любит опаздывать. Как-то, мы застряли в лифте, из-за чего опоздали вместе с Салли. Он так перенервничал, что как раз после этого и взял отгул. — Хосок поправляет галстук, более неформального вида. — У тебя есть мотоцикл? — Чонгук улыбнулся. — Научишь? Юнги не разрешает мне брать свой. — Хен, Чонгук. Иначе ты даже как пассажир туда не сядешь.***
Время шло, и Чимин по-прежнему оставался самым трезвым. Груз ответственности и чужие деньги немного напрягали, но что делать — сейчас, или никогда! Ну, точнее, не совсем никогда, но все же. От мероприятия прошло уже порядка двух часов, и уже вынесли алкоголь. Впрочем, никто против не был, и посему постепенно обстановка совсем становилась легкой, и непринужденной. Объявлением Джуна было то, что летом они точно открывают филиал в Кванджу, за который довольно долго вели переговоры. А это дело — ну грех не отметить! — Почему не танцуешь? Ты же умеешь, — Хосок, уже с болтающимся на шее галстуком, подходит к Тэхену сбоку, и кажется, немного его пугая. — Прости, если испугал. — Все нормально, — парень вздохнул. — Просто задумался… Это мне? — он смотрит на второй бокал с шампанским. Он бы выбрал вино, что было в другой руке Хосока, но его заметно меньше — видимо, этот бокал уже пригубил именно он. — Да. Хватит тебе пить один сок. Совсем не расслабляешься, — Чон протягивает тому бокал с шампанским, — я не пробовал, но Чонгук говорит, что оно легче чем вино. — Спасибо. — Тэхен немного флегматично смотрит в бокал, и залпом выпивает половину. Жмурится и урчит, словно его нечто обожгло. — У-у-у, он тебе наврал! Уф, стой… Аж повело. — Тэхен смеется, понимая, что выглядит немного глупо. Пить он, к слову, совсем не умеет. — Ну, если его пить именно так — то точно будет плохо, — Хосок смеется и обнимает его за плечо. — Пойдем к остальным, тебе нужно развеяться. Когда Хосок увел Тэхена к танцующим, Чимин даже расстроился, но надежду терять не стал. Во всяком случае, алкоголь всегда расслабляет. По крайней мере, чаще всего так и происходит, и остается только ждать, когда же так и случится. Но это не мешает веселью, правда? … Танцы Тэхену быстро наскучили — он довольно галантно вышел из круга танцующих, предпочитая отойти к дверям кабинета босса — из-за высоковатой перегородки и общего полумрака его точно не видно. Он так считает, да. И хотелось, чтобы так было — шампанское постепенно ударяет в мозг, несмотря даже на то, что Тэхен-то выпил всего ничего. Два бокала, и то, последний — неполный. Подобные вещи растворяют самообладание и светлый рассудок — холодный расчет горит адским пламенем, а сердце, заточенное убеждениями, наставлениями и прочими цепями, постепенно освобождается. Тэхену от бессилия и сломанной реальности хочется просто сесть где-нибудь и просто разреветься, просто от того, насколько же трудно любить, когда нужно наоборот, не любить. А хочется любить еще больше, еще горячее. Причем того, кто тебя после даже намека должен возненавидеть, в худшем случае, ну, а в лучшем — просто подзабыть о твоем существовании. Но ему так не хочется! Ему хочется взаимности, как у Юнги с Чонгуком. Как у Намджуна с Сокджином, хотя тех он видит все же реже, так романтично близко. Хочется, чтобы даже как в дорамах дешевых. В таком случае, не хотелось показаться совсем асоциальным. Просто хотелось напиться, причем так, чтобы потом остаться здесь и отсыпаться хоть сутки! «Это все ты виноват, Хосок.» — думает Тэхен, примечая бокал вина. Шампанское дало в голову, разумеется, но также быстро выветрилось, что вообще не устраивает Кима. Брюнет устроился у столика с алкоголем и нетронутыми закусками, совсем потеряв какие-то внутренние правила этикета. Смешивать ничего он не стал, но вот на вино вынужденно налег, отчего не заметил Хосока. Сейчас, конечно, видеть его хотелось меньше всего. Потому что и без того в горячей голове Тэхена взрывается гребаный вулкан. Расслабленный Хосок, с бокалом вина на перевес уже был заметно хмельной, но от него веяло какой-то… Странной аурой? Без пиджака, с едва держащимся на шее галстуком Хосок идет прямо к нему, чуть пританцовывая и ярко улыбаясь. Настолько ярко, что хочется ослепнуть. — Тэхенни, я искал тебя, — раздосадованно говорит Чон, ставя бокал на столик. Он чуть пошатнулся, но уперся рукой в стол и встряхнул головой. Челка, чуть влажная, прилипла ко лбу, отчего тот забавно хмурится и запускает пятерню в волосы, оголяя лицо полностью. Хосок красивый — у Кима зубы сводит от того, насколько он ему нравится. Кажется, алкоголь в крови резко подскакивает даже без бокала-другого. — Почему ты ушел? — Не хочу танцевать, — запоздало отвечает парень, поджав губы. Он щурится, словно стараясь что-то понять, но застывает, когда рука Хосока оказывается на его щеке. Чуть взмокшая, но теплая и безбожно приятная. — Хо…? — Откуда же ты взялся на мою голову? — Хосок смотрит прямо в душу своими потемневшими от хмели глазами, улыбается белоснежно, и почему-то, немного грустно и радостно одновременно. — Тэхенни, откуда ты такой? — возможно, Чон был бы более разговорчив, если бы был трезв. Но такого бы, будучи трезвым, он бы себе не позволил. Парень легко гладит чужую щеку, спускаясь ниже, к самой талии, как-то вульгарно погладив Кима по груди. Тот лишь снова приоткрывает рот, словно хочет что-то сказать, но молча, отчего походит на рыбку. Такую, красивую, с мутным взглядом рыбку. Хосок прижимает того к себе за талию, касается губами его взмокшего лба и прикрывает глаза. От Тэхена пахнет потом, немного, и совсем чуть-чуть вином — судя по каплям на белоснежной рубашке, тот таки умудрился пролить немного на себя, и не растереть. Хосок жмурится, прижимает еще сильнее, словно хочет слиться с замершим Тэхеном, и обнимает уже его всего-всего, касаясь чужого затылка. От Тэхена пахнет Тэхеном, а это лучший парфюм, который когда-либо унюхивал Хосок. Еще ничего так сильно не выбивало землю из-под его ног. — Хосок… Боже, — кажется, Ким задыхается; здесь душно, давит немного, из-за выпитого, на голову и такой теплый Хосок. Нет, не теплый — горячий, Тэхен чувствует, как горит его тело сквозь рубашку, чувствует, как горит его шея, и Тэхен, брезгливый как чертов лис, не сдерживается и прижимается к ней носом. Его ведет от запаха, его ведет от легкой горечи, его ведет от Хосока, что сжимает руки на его талии, и этого уже достаточно, чтобы Тэхен оказался готов абсолютно на все. — Оттуда, откуда и ты. Тоже на мою голову. Ты, весь. — Прямо таки весь? — Чон поджимает губы, мутно смотрит в чужое лицо, и кажется, слышит треск. Такой, неприятный, словно разбивается стекло: видимо, с таким звуком разрушаются последние моральные запреты. — Весь-весь, — кивает Тэ и кладет ладони на его грудь, ведя выше к воротнику. Сжимает плотную ткань, словно накрахмаленную и кажется, совсем не дышит. У него были поцелуи, и даже секс, но что первое не принесло ему удовольствия, что последнее, отчего пришлось извиняться перед девушками, ведь… У него не возникало к ним такого желания, как сейчас к Хосоку. Хотелось не просто целовать, а просто лобзать чужие губы, сминать, кусать, с пошлым чмоком позволять целовать себя с языком, а брезгливый Тэхен такое совсем-совсем не любит. Черт возьми, ему хочется Хосока всего. Особенно его душу, такую чистую и такую любимую, что парня по-настоящему пленит не алкоголь. — Что же ты натворил, черт возьми, — причитает Чон, и на мгновение он трезвеет, лишь для того, чтобы погладить Тэхена по скуле. Его точеные черты лица, его большие глаза, пухлые губы и щеки сводили Хосока с ума с того момента, как только в первый раз захотелось прикоснуться. Так, как сейчас: грубовато, наверное, но с искренним желанием остаться рядом. Не на один раз, и даже не на два — навсегда, на постоянное, навечно. Раз и навсегда. — Ким, блять, Тэхен, — Хосок вымученно урчит и целует чужие губы, запуская руку тому в волосы на затылке. Он сжимает чуть сильнее, чем наверное, следовало бы, но Тэхен мычит что-то в поцелуй и тянет на себя его за ворот, отчего они нелепо сталкиваются зубами. — Ты чего дерешься? — Хосок облизывается, даже не замечая, как бокалы с алкоголем, позади Тэхена исчезают. Он совсем забыл, что они здесь ни разу не одни. — Извини, — Ким вздыхает и тычется губами в его подбородок, закатывая глаза. — Как же, блять, хорошо…***
Некоторое время назад — Ты не видел Тэхена? — Хосок хмыкает, привлекая тычком в бок внимание Чимина. — Что-то я потерял его. — Мм… Нет, — Пак пожимает плечами. — А что? Хотел вытащить его на танцы? Если да, то он что-то не в духе. Я пытался пригласить его станцевать вальс, чтобы выиграть бутылку шампанского, но он отказался, а Юнги танцует как дерево. Пришлось брать Чонгука, и… — Да-да, — отмахивается Хосок, словно от надоедливой мухи, — не знаешь, значит… Хорошо, поищ… Вот он! — Чон удивленно вскинул брови, узнав Тэхена со спины. Он нервно дернул плечами, поняв, что вблизи столика никого нет. — Если несложно, займи как-нибудь танцующих и не танцующих. Чтобы не мешали. — Что ты хочешь сделать? Эй, если это что-то безумное, то… Ну, убирай давай бокал, хватит тебе! — в голове Чимина еще свежо воспоминание, когда Хосок предложил прокатиться на машине в парке аттракционов. Больше не нужно. — Безумное… Да. Давно пора было сделать это, — Хосок убрал челку назад, пусть и держаться она в таком положении не будет, и чуть толкнул того бедром. — Не пускай к нему Чонгукки. Этот малец заставляет меня ревновать. — Чт… О боже, — парень растерянно охнул, видя, как Хосок крайне уверенно и немного даже смело, пусть и неровно, отправился ближе к Тэхену, провоцируя у Чимина дельфиний писк. — Теперь эта бутылка нужнее мне, — озадаченно говорит Чонгук, подошедший к Чимину с каким-то — уже забытым — вопросом. — Охренеть просто, — он не то, чтобы представлял нечто такое. Ему искренне казалось, что между этими двумя произойдет что-то более нежное и по-нелепому романтичное, но этот поцелуй… — И еще мне нужно к Юнги. Видел его? — Я ослеп, Гукки, — сипло говорит Пак и улыбается, вытерев лоб от пота. — Наконец-то, черт возьми!