Вечером

Ханамия окончательно ебнулся, и решил прикончить свою команду. Другого объяснения сегодняшней бесконечной тренировке Хироши придумать не мог. Уже мяч перед глазами двоится, форму выжимать можно, а этому хоть бы хны – носится, как в жопу укушенный, и команду заставляет. Фурухаши даже на живого человека стал похож от усталости – жуткий видок, аж мурашки по спине, но с Ханамией фиг поспоришь. То есть, поспорить-то можно, только потом сам не рад будешь. Хироши принял пас, и из последних сил рванул к кольцу. Может, Ханамия растрогается от его энтузиазма, и отпустит уже домой. Ну, или Хироши упадет, ебанется башкой о паркет, и его увезут в больницу. Неплохой вариант. Перед ним возник Хара, и Хироши подобрался, готовясь прорываться с боем. Если Хара ткнет ему локтем под ребра, он точно блеванет. Хоть бы не на себя, а на Хару, двойная радость будет – и майку мудаку заблевать, и Ханамии намекнуть, что пора заканчивать. Хара притерся почти вплотную, обдавая Хироши вонью фруктовой жвачки и пота – примеривался, как половчее ударить, сволочь – Хироши почти зажмурился, готовясь к любой гадости. И захлебнулся воздухом, когда жесткая ладонь схватила его за яйца. Забытый мяч откатился в сторону, а Хироши замер, боясь шевельнуться. Если Хара сейчас решит сделать больно… От ужаса пересохло во рту и задрожали колени. Но Хара не стал сжимать или выкручивать, полапал пару секунд, перекатил в ладони, и отпустил. И сразу в сторону отскочил, ублюдок. Хироши остался на месте, с трясущимися коленками, полыхающим лицом и кашей в голове. Надо было дать этому пидарасу в морду, чтобы жвачкой подавился и сдох, чтобы зубы свои по паркету собирал, но тело наотрез отказывалось повиноваться. Даже заорать не получалось, так и стоял, как идиот, пялился на кривую ухмылку, на мерное движение челюсти, пока голос Ханамии не вырвал его из транса. – Закончили на сегодня, халтурщики. Кто завтра не придет, послезавтра сильно пожалеет. Хироши метнулся в раздевалку первым, игнорируя смешки за спиной, и принялся натягивать одежду прямо поверх мокрой формы. Не хватало еще голой жопой светить перед этим в голову трахнутым извращенцем, точно опять облапает. Эта хуйня продолжалась уже две недели. Две гребанных недели Хара при каждой возможности прижимался своей огромной тушей, шлепал по заднице, щипал за все подряд, ощупывал и тискал. Иногда еще и нес всякую херню, и в ухо дышал, точно как педик, а если не лапал, так пялился из–под челки и лыбился. Хироши каждый раз хотел врезать ему как следует, чтобы думать забыл про свои шуточки, и каждый раз не получалось – ноги становились ватными, руки отказывали вовсе, а в голове звенело, как с похмелья. От стыда, наверное. А Хара, мудак, и не собирался останавливаться, только больше наглел. В команде заметили, само собой, но что толку: Ханамии насрать – слишком мелкая заварушка, Сето насрать тем более, а по роже Фурухаши ни хрена не понятно, может, ржет про себя, а может, о расчлененке фантазирует. Ждать помощи от этих долбоебов явно не приходилось. До общаги Хироши добрался почти бегом, и сразу же влез под горячий душ. Тело еще помнило ощущение чужой лапы между ног, это раздражало даже больше, чем высыхающий пот и ломота в мышцах. Яйца Хироши никогда не были чище, он намыливал их раз пять, но ничего кроме стояка это не дало – мудак Хара как будто клеймо на нем оставил. Дрочить с таким настроем не хотелось: мало ли, что в голову влезет, не хватало еще гомосятину напредставлять, пришлось постоять под холодной водой. И без того херовый день окончательно скатился в говно. К ночи еще и бессонница навалилась, Хироши полтора часа вертелся в постели, пытаясь заснуть. Даже овец пробовал считать – воображаемые овцы трясли белобрысыми челками, через забор прыгали неохотно, и вид имели самый гнусный, но в конце концов, усталость взяла свое, и Хироши сполз в мутный сон без сновидений. Тук–тук–тук. Просыпаться было не легче, чем засыпать. Хироши с трудом продрал глаза, пытаясь сообразить, что за херня ему помешала. Несколько секунд он напряженно вслушивался в тишину комнаты, пока стук не повторился. Какой-то ебанат тихо, но настойчиво ломился к нему в дверь. Хироши догадывался, какой именно ебанат был достаточно охреневшим, чтобы шляться по комнатам посреди ночи, и не ошибся – на пороге стоял настырный пидорас Хара. – Какого хуя приперся, мудила? Давно в морду не получал? – голос вроде прозвучал угрожающе, но Хара все равно радостно ухмыльнулся. – Не шуми, Ямазаки, я, может, мириться с тобой пришел, – огромный розовый пузырь лопнул с тихим чпоком. Хироши старался не смотреть на длинный язык, соскребающий жвачку со щек и подбородка. – Извиняться буду, за плохое поведение. – Хорош пиздеть, – извинения Хары стоят не больше, чем извинения Ханамии, в этом Хироши был уверен. – Говори, зачем пришел, и съебывай. У Хары вдруг сделалось непривычно серьезное лицо, ухмылка пропала с губ, даже жвачку во рту перестал перекатывать. Взлохматил челку, свернув на секунду темным глазом, и выдал: – Хочешь, отсосу тебе? В качестве извинения. Как-то сразу стало понятно, что не шутит. И правда отсосет, если Хироши позволит. Разочарованное обломом в душе тело отреагировало на предложение с такой готовностью, что у Хироши голова закружилась, и только оттоком крови от мозга он объяснил себе неожиданно острое желание согласиться. Хироши, конечно, нравились девки, особенно сисястые, длинноволосые и в коротких юбках, вот только Хироши им на хрен не сдался. Эти дуры любили Ханамию, все шоколадки ему подсовывали, да записочки, а он и рад был стараться, лыбился им, изображал из себя… Даже не понять, кого изображал. Но девки от него текли, это точно, Хироши как-то видел, как Ханамия одну за школой зажимал, красивую такую, рыжую. Наверняка и трахнуть ее уже успел, и пару ее подружек заодно. Но то Ханамия, а Хироши ни одну девицу даже на свидание еще не сводил, и вряд ли скоро сводит. А трахаться хотелось. И какая разница вообще, кому за щеку пихать, почему бы и не Харе. – Совсем ебанулся, – Хироши решительно шагнул в сторону, позволяя Харе зайти в комнату, и закрыл за ними дверь. – Только руки распускать не вздумай, придушу. Хара хмыкнул в ответ, и тут же распустил руки – толкнул Хироши к футону. – Садись давай, и трусы сними. Раздеваться под чужим горячим взглядом было неуютно, но признавать это Хироши не собирался. Да и смущаться долго не пришлось: Хара опустился на колени рядом с футоном, и как только Хироши устроился, склонился над его наполовину вставшим членом. Лизнул на пробу, и сразу же взял в рот. Хироши бы точно заорал, и перебудил всю общагу, если бы не подавился воздухом – ощущения были такими сильными, что он не сразу понял, больно ему или хорошо. Рот у Хары был мокрый, горячий и подвижный, язык скользил по головке, и несколько секунд все было просто охренительно. А потом член скользнул глубже, и Хара резко дернулся вверх, надсадно кашляя и давясь слюной. Хироши смотрел, как он вытирает выступившие слезы, и пытался собраться с мыслями. Что-то здесь не сходилось: он был уверен, что Хара в таких делах опытный – уж очень нагло приставал, как будто сто раз к парням клеился. – Ты вообще сосать-то умеешь? – Спокойно, Ямазаки, научусь, – голос Хары звучал простужено, но самоуверенный вид он уже вернул. – Не в шахматы же играть. И снова взял в рот. В горло пихать больше не стал, просто лизал и посасывал, придерживая у основания, но Хироши и этого хватало – пришлось вцепиться зубами в руку, чтобы сразу не спустить. Насмешек потом не оберешься, это точно. Член уперся в щеку, и Хироши почувствовал… – Эй, идиот, у тебя там жвачка, что ли? – слова с трудом прорывались сквозь хриплое дыхание, а в ушах шумело так, что Хироши с трудом слышал сам себя. Хара согласно замычал, и попытался языком перекатить липкий комочек за другую щеку. Это было уже слишком, удовольствие стало совсем невыносимым – Хироши даже предупредить не успел, всхлипнул, дернулся вверх, и спустил прямо за щеку, заливая жвачку спермой. Хара держал его член во рту еще несколько секунд, потом отстранился, и сплюнул в ладонь. – С тебя жвачка, Ямазаки, – он поднялся, даже не пытаясь спрятать натягивающий ткань штанов стояк, и скрылся в ванной. В раковину потекла вода, наверное, Хара полоскал рот. Хироши улегся на спину, подложив руки под голову, и прислушался к себе. Было тепло, приятно, и сильно клонило в сон. Выпроводить бы Хару, и выспаться от души. А можно даже не выпроваживать, если языком трепать не будет. Хироши сонно потянулся, и перевернулся на живот, пряча лицо в подушку. И пусть подрочит сначала, с таким стояком как-то стремно к нему спиной поворачиваться. Хироши уже почти заснул, когда Хара вернулся из ванной, и присел рядом. Погладил по спине, потрепал по затылку – Хироши одобрительно замычал, подставляя загривок. А потом Хара навалился сверху всем телом, вжимая Хироши в простыни, упираясь лицом в затылок, а стояком в задницу. Надо было спихнуть мудака, но напрягаться было дико лень, да и ничего такого не происходило – через одежду же. Тело сверху было горячим и твердым, Хара дрожал от напряжения, влажно сопел в ухо, и ерзал, как будто старался притереться поближе. Хироши почти спал, покачиваясь на волнах тепла и спокойствия, когда все закончилось: Хара несколько раз крупно вздрогнул, а потом разом обмяк, и тяжело скатился на футон рядом. Последним, что запомнил Хироши, был его довольный шепот. – В следующий раз выебу тебя, Ямазаки. Хироши мог бы сказать ему пойти на хуй, но глаза не открывались, а язык не шевелился. Ничего, послать Хару можно и в следующий раз.