Письмо

Эндцайт. 4 стадия рака лёгких. Абсолютно неоперабельные и неисправимые болезни, день за днём всё больше разрушающие их организмы. Разница одна – он проживёт ещё не один год, а она – от силы несколько месяцев… Пусть медицина сильно развилась за столетия опытов, обнаружить опухоль до роковой стадии врачам так и не удалось. Они забрали последнюю надежду. Любимая работа девушки – работа с химикатами тоже забрала её, не оставляя иного варианта. На что? Правда, на что надеялся король прародителей? Какое будущее он желал?.. Однако, чего бы прародитель не хотел, этому не суждено сбыться. Извечная усталость возлюбленной от того, что болезнь забирала огромное количество энергии, постепенно снижала активность их времяпрепровождения. Более того, ей было сложно дышать. С каждым днём всё сложнее. А химиотерапия и облучение, прописываемые медиками, лишь ухудшали состояние. Она почти ничего не ела и сильно кашляла, оставляя на белоснежных платках багровые подтёки. В такие моменты Тсукинами старался находиться рядом, безмолвно помогая справиться с очередным приступом. Однако куда страшнее для самой больной – не узнавать встревоженные лица любимого и его брата, спрашивая их, кто они. И галлюцинации, шагающие с посинением пальцев. В ужасе девушка пыталась растирать их, отогнать могильный холод с предчувствием неотвратимого… Но слабость во всём теле мешала чаще, ходить становилось сложнее, ноги отекали и не слушались, подводя хозяйку и опрокидывая её на жёсткий пол, оставляющий синяки на бледной коже, и без того хранящей на себе тёмные пятна. Самое главное отдых. Самое главное – меньше спать. Ведь каждый следующий сон может стать последним. Или ещё хуже – внезапно ввести в состоянии комы. Карла был рядом до самого конца, глухой к слабым замечаниям брата и доносам приближенных, к волнениям в мире демонов. Мужчина переживал вместе с ней все этапы болезни, забывая о себе и почти ощущая ту же боль. При всём том, самым тяжёлым стало абсолютное отсутствие эмоций. Глаза девушки, горящие любовью и восхищением, стали безразличными, бездумными, лишёнными малейшего проблеска света. Вот и сейчас она зашлась новым приступом кашля, окропляя алыми каплями не только платок, но и одеяло, часть рукава его рубашки. Воздух вырывался из её чуть приоткрытых губ с надрывным хрипом. Ранее радостно бьющееся сердце замедляло свой ход, давление неумолимо падало. Кожа на руках и ногах посинела, и даже едва тлеющий румянец на щеках сменился земляным цветом. Дыхание медленно исчезало, растворяясь в утреннем холоде. Всего спустя час всё остановилось. Всё распалось. Всё исчезло. Ничего. Ничего больше не было. В комнате остался только он… Всё оказалось напрасным. В одно зимнее утро жизнь любимой прародителя оборвалась, словно кто-то разрезал натянутую нить одним лёгким движением кисти. «Мы думали одинаково. Мы читали мысли друг друга. Мы знали, чего каждый из нас хочет, и никогда не спрашивали об этих мелочах. Мы успели привязаться друг другу. И теперь ты оставила меня одного, женщина». Старший Тсукинами аккуратно берёт безжизненную руку в свою. В последний раз. «Алый цвет всегда шёл тебе». В последний раз король видит её, одетую в длинное алое платье. В последний раз, перед тем, как её тело исчезло в камере выхоленного крематория. Кремация занимает около двух часов, поэтому все пришедшие уходят. Почти все. Карла остаётся там, устремляя взгляд золотистых глаз на металлическую камеру. Он был против традиционного японского захоронения. Но приехавший из заграницы отец девушки настоял на соблюдении семейного обычая. Два часа. Ожидания. Воспоминаний. Сожалений. Возможно, в том, что они принимали друг друга как должное, отбрасывая любые отрицательные исходы, и была их главная ошибка. Столь самоуверенно… А Шин смотрит так, что хочется провалиться сквозь землю от отвращения к своей слабости. Чего добивается его брат? Почему не ушёл вместе с остальными, а остался стоять за дверью? Наивно полагал, что он не заметит? Однако даже если так. Зачем всё это?.. Мрачную одежду прародителя до самого вечера не покидало «амбре» противного помещения и тления. Даже сейчас, перебирая бумаги, сохранившие запах возлюбленной, Тсукинами чувствовал его. Взгляд цепляется за чёрный конверт, на котором выведено только одно слово: «Карле». Его имя… То письмо, о котором они договаривались. В нетерпении мужчина просто напросто надрывает бумагу, вместо того, чтобы аккуратно открыть конверт. Стоило увидеть знакомый почерк, как рука дрогнула. Последние слова дорогого ему человека… «Мой милый Карла, Знаешь, как это странно? Осознавать и принимать, что умрёшь, когда тебе всего 22 года. Дни проносились мимо, работа кипела в моих руках, новые и новые опыты добавляли красок, а дни с тобой – незабываемых воспоминаний. Я думала, что так будет всегда. Я представляла, как ты исполнишь свой план, и у нас будет прекрасная семья. Шин будет возиться с нашим ребёнком, возмущаясь «жульничеству» в игре; я буду смеяться, глядя на них, а ты – аккуратно прикрывать лицо шарфом, чтобы скрыть лёгкую улыбку. Я правда сильно этого хотела. До тех пор, пока не узнала о своей болезни. Но так уж устроена жизнь хрупкого человека. Она мимолётна и непредсказуема. Раньше не понимала, что каждый день дорог. А теперь… Мне страшно. Я не хочу забывать твоё лицо. Я не хочу в один день заснуть и не проснуться. Я не хочу умирать. Я так хочу жить… Я смотрю, как моё тело разрушается. Оно приходит в негодность, и я ничего не могу с этим сделать. И ты тоже. Так что не смей винить себя. Ты всегда делал столько, сколько у меня в голове не укладывается. Да. Как и договаривались, я пишу «посмертное письмо». Читая эти строки, ты уже точно знаешь, что меня нет. Однако я не хочу, чтобы ты переживал из-за этого. В конце концов, всех ждёт одно и то же, даже таких, как ты, – конец. Ты тоже болен… Попробуй сделать отведённое тебе время достойным. Осуществи свой план. Возроди клан, верни силу прародителям. Пусть без меня. Рядом с тобой Шин. Твой брат никогда не оставит тебя, знай это. Ты – его драгоценный пример для подражания, его свет. Пожалуйста, пойми и дай понять ему свои чувства. Он этого заслуживает. Впрочем, я не хочу, чтобы ты забывал обо мне. Поклянись, что не забудешь. Клянёшься? То-то же. Моего тела больше нет, но я обязательно найду способ быть рядом и приглядывать за тобой. Помнишь, мы говорили об ангелах, помогающих людям? Я стану твоим. Я постараюсь, правда! Поэтому, когда почувствуешь, что мой образ рассеивается, выйди на улицу. В такое же зимнее утро, в какое мы с тобой когда-то встретились. Вдохни колющий морозный воздух и пойди в тот парк. К тому дереву, где я с разбегу налетела на тебя и, падая, схватила за шарф, утаскивая за собой... Я хотела бы ещё один день. Один-единственный. Чтобы сказать… Я тебя люблю, Тсукинами Карла. Я люблю тебя. Ты – самый необыкновенный и лучший человек, которого я встречала. Я люблю тебя. Ты – моё Величество. Я люблю тебя. Ты – моя первая и последняя, вечная любовь. Я люблю тебя, Карла. Будь сильным ради нас обоих. Цени каждый день. Иди к своей задумке, но отводи время прогулкам. Посещай картинные галереи. Готовь свои любимые блюда. Не скрывай улыбку. Разговаривай с Шином на личные темы. Научись полагаться на других людей. Прекрати тянуться к идеалу: его не существует. Полюби какую-нибудь хорошую девушку, открой ей свою душу. Будьте счастливы. Делай то, что тебя радует. Живи. За нас обоих. Столько, сколько сможешь.

… До встречи. Навечно твоя, Ликорис».

На желтоватой бумаге расползалось неровное тёмноватое пятно, забегающее на буквы, выведенные нетвёрдой и дрожащей от напряжения рукой. За ним – ещё одно, другое, третье. Прозрачные капли скатывались по белым щекам, хаотично падая вниз. Они были больны. Друг другом – с момента первой встречи, всегда. И неизлечимыми болезнями, медленно убивающими их. Смерть одного никогда не стала бы неожиданностью для другого. Смерть была реальным и неопровержимым фактом, который невозможно отрицать. Который они обсуждали друг с другом, пока силы утекали и таяли на глазах. До тех пор, пока девушка могла говорить и понимать происходящее. До тех пор, пока она помнила его, и чувства теплились в её хрупком теле. Они оба были больны. Они оба об этом знали. Но сейчас королю прародителей больно так, словно и не было тех бесед. Словно не говорили друг другу «ты справишься» и «будь сильной». Словно не писали «предсмертные письма» для того, чтобы оставшемуся стало легче. Едкое чувство собственной никчёмной беспомощности и сковывающая горькая боль потери выбивали из колеи, заставляли вмиг потерять всё самообладание и выдержку, вдребезги разбивая возводимую им стену. Сколько месяцев он возводил её? И сколько же понадобилось для разрушения? Жалкие минуты, раздробившие самомнение. Сдержанность? Холодность? Спокойствие? Всё идёт прахом. «Моя возлюбленная Ликорис, твои последние слова стали самыми дорогими, которые я когда-либо слышал. Ты подарила мне то, о чём можно было только мечтать, читая красивые драмы Шекспира. Если ты меня слышишь, если ты где-то рядом, знай: я проиграл. Я признаю, что любовь существует. И наша – самая настоящая. Я всегда любил тебя. Прости, что не смог сказать тебе это раньше. Если бы Судьба отвела нам больше времени…» За окном – кромешный мрак. Такой же, как и на душе прародителя, одиноко сидящего в зале. На том месте, где они сидели вместе, разговаривая о прочитанных книгах и новых впечатлениях. На том месте, где отныне он будет один… Однако правда ли один? Тяжёлая резная дверь с тихим скрипом приоткрывается, чтобы пропустить младшего Тсукинами. Стоило ему увидеть старшего брата, сердце сжалось: в этот момент перед ним был не великий и непоколебимый король, не блистающий идеал. Просто человек. Понурый и исхудавший человек, придавленный своим горем, не в силах справиться с ним в короткий срок, как было раньше. – Не ожидал увидеть тебя здесь, брат, – неловко отступив назад, Шин попытался изобразить на лице привычную самоуверенную ухмылку, вышедшую отчего-то надтреснутой. – Кхм… Пожалуй, я… – Ты можешь остаться. Юноша оторопело вскинул голову: эти слова реальны, или его собственный разум помутился под влиянием морока? Он судорожно вглядывался туда, где сидел Карла, пытаясь разглядеть его лицо: не шутит ли? Впрочем, когда в последний раз старший Тсукинами шутил? Выдохнув, Шин ступил вперёд – к обитому бархатом дивану… Прямо напротив прародителей, в камине потрескивали сосновые поленья, а на них плясал пылкий огонь, разнося эфемерное тепло в ближайшие уголки помещения. Однако привычного уюта не было. Не было непринуждённой атмосферы, царившей в такие моменты всего несколько месяцев назад. Не было девушки, сидящей между ними и рассказывающей очередные истории из своего прошлого. Шин грустно улыбается, думая о том, как нелепы его эмоции. Разве не глупо скорбеть о том, кого ранее ты не жаловал? Разве не глупо чувствовать, что этого человека страшно не хватает. Именно сейчас, здесь. Разве… – Не глупо. Волк удивлённо поднимает взгляд на Карлу. Уверенные и непоколебимые слова. На миг снова увидел свой идеал… Однако исчезал ли он? Даже в момент скорби король вовсе не был жалок. Собственное сочувствие было вызвано совсем не этим… Младшего Тсукинами озаряет неожиданное для него признание. В их жизнь пришёл свет, отдавший себя без остатка. Он и изменил. Их обоих. – Ты прав, брат.