Apple boy.

Порыв тёплого летнего ветерка треплет светлую челку, которую парнишка смахивает рукой, а затем вновь берётся за своё дело. Даже летом у этого молодого человека нет ни минуты свободного времени. Так решили его родители, не последние люди в этом государстве, что их сыну положено должное образование. Вот только самого мальчишку никто не спросил, быть может, он вместо всего этого хотел бегать по дорожкам родительского сада в компании сына их прислуги, семейной пары, что обосновалась в этом доме ещё до рождения юного господина. Оторвать взгляд от открытого окна, что выходит прямиком на сад, настолько сложно, что иногда это кажется совсем непосильной задачей. В моменты, когда очередной учитель начинает открывать для Ченлэ, самого любимого и единственного сынишки господ, мир наук, тот неосознанно покидает реальность и погружается в собственные мысли. Его взгляд зачастую цепляется за силуэт совсем юного мальчишки, Джисона, что не покладая рук каждый день ответственно подходит к выполнению своих обязанностей. Он может, кажется, абсолютно все, и иногда Ченлэ кажется, что тот владеет какой-то магией, ведь ни один куст за время трудов младшего не повял. Джисон всегда пахнет яблоками, такими сладкими, что слюна скапливается во рту. Ченлэ каждый раз при виде младшего невольно втягивает аромат чужого тела носом так, что приходится сглатывать. Иначе он будет выглядеть чересчур глупо в чужих глазах, будто не умеющий управлять собственными рефлексами малыш. Про вечно блестящие пухлые губы Пака юный господин предпочитает промолчать, ведь те наверняка имеют кисло-сладкий привкус, не менее яркий, чем вкус яблок из сада родителей Ченлэ. От всех этих мыслей, парнишка невольно вздыхает и переводит взгляд от окна, Пак Джисон, как бы близок он ни был, все же остаётся слишком недосягаемым. Они будто на разных планетах, расстояние между ними измеряется в световых годах. В такой атмосфере продолжать изучение нудной науки становится практически невозможным, и Ченлэ, совсем не задумываясь о родительском гневе, который обязательно его настигнет, роняет голову на руки, притворно тяжело вздыхая. Этот жест не остаётся без внимания. Что-то рассказывавший до этого момента молодой учитель практически мгновенно оказывается рядом с мальчишкой, а затем кладёт свою ладонь на его плечо. - С Вами все хорошо, господин? - в его голосе смешиваются волнение и сомнение, Ченлэ чувствует последнее и изо всех сил старается вжиться в свою роль. Он приподнимает голову и переводит взгляд до боли уставших глаз на молодого человека перед ним, который моментально вздрагивает от удивления. - Все хорошо, мы можем продолжать, - парнишка вновь наигранно тяжело вздыхает, а затем, будто бы невзначай, легко покашливает. Он хочет, чтобы оставшиеся уроки отменили, от них совсем нет толку. Точно не сейчас, ведь там, в родительском саду, ухаживает за яблонями сам Джисон. - Мне кажется, Вы выглядите не очень хорошо, господин, давайте закончим на сегодня, - молодой человек мягко закрывает книгу, которую все это время он держал в руках. Он еще раз бегло осматривает мальчишку, а затем качает головой, сомнения по поводу состояния Ченлэ все же остаются, но он попросту боится рисковать своей работой. – Я зайду к Вашим родителям и сообщу о том, что я был вынужден прервать наши занятия на сегодня. Поправляйтесь, - он негромко прощается по окончанию фразы, кланяется и выходит из комнаты. Ченлэ все равно на то, что скажут родители, он выжидает несколько минут, а затем подбегает к окну и распахивает его настежь. Очередной более сильный порыв теплого ветра треплет не только светлую челку, но еще и полы белоснежной рубашки, которую юноша надел этим утром. Ему очень хочется выбежать на улицу, как когда-то в детстве, когда не было никаких условностей и ненужный разделений на классы, где он и Джисон - лучшие друзья, проводящие дни напролет в компании друг друга. И пусть сейчас все разительно поменялось, Ченлэ вряд ли когда-нибудь сможет выбросить все это из своей головы. Он еще не настолько взрослый, чтобы отказать себе в проказах. Именно поэтому в следующий момент, забыв обо всех своих выдуманных болячках, Ченлэ выбегает из комнаты и направляется прямиком в сад, где лучший друг прямо сейчас занимается растениями. Если бы родители Чжона не мучали того уроками, то он, наверное, днями напролет только и занимался бы тем, что наблюдал из окна собственной спальни за тем, как работает Джисон. Если бы такое было возможно, то он поместил бы это в разряд произведений искусства. Иногда он даже мучается вопросом, почему никто, кроме него самого, не видит, насколько плавны и грациозны движения Джисона, как аккуратно и с долей любви и нежности он придерживает каждую веточку, каждый листик. О том, с каким восхищением и внутренним трепетом Пак касается спеющих плодов, Ченлэ вновь предпочёл бы промолчать. Кажется, ничто не вызывало у Джисона такого восторга, как созревшие яблоки, которые он срывал и частенько украдкой приносил в комнату Чжона. Некий жест с его стороны, говорящий о том, что и он ничего не забыл, только вот статус не позволяет слишком часто обмениваться пустыми репликами. Будь воля Ченлэ, он бы ушёл из дома и прихватил бы Джисона с собой, потому что ему надоели косые взгляды родителей, вечно толкующих о статусах, уроках и ненужных церемониях. Ченлэ не нужна такая жизнь. Жизнь, в которой не будет Джисона. Пак занимает слишком важную роль в голове Чжона, в его сердце. И как бы он ни старался, выбросить младшего оттуда не получается. И если про голову все понятно, то слова о сердце могут вызвать вопросы. Ченлэ и сам не до конца понимает, когда его дружеское отношение к Джисону стало не совсем дружеским, вернее сказать, совсем не. Быть может, это случилось в один из таких же тёплых дней, когда младший подвязывал ветви очередной яблони, быть может, это было осенью, когда все тот же Пак принёс в его комнату парочку необычайно вкусных яблок, которые они разделили на двоих. А может быть это чувство сидело в груди Ченлэ с самого начала, которое он не помнит совсем в силу возраста. Однако важно здесь совсем другое: с каждым днём это чувство лишь становилось все больше, оно просилось наружу. Спокойный и сдержанный Джисон - полная противоположность вечно суетящемуся Ченлэ, заставить молчать которого бывает чрезвычайно сложно. В старшем как будто запрятана батарейка, заряд которой вряд ли когда-то подойдёт к нулевой отметке и попросит подзарядки. Ченлэ всегда и везде, его бывает так много, что предпринимать попытки спрятаться просто бесполезно. Но Джисон не прячется, большую часть времени он всегда в поле зрения глаз Чжона, что не может не радовать последнего. Ведь Пак Джисон та ещё услада для его глаз. Так и сейчас, Джисон буквально кожей чувствует этот прожигающий взгляд, от которого мурашки бегут по коже, над верхней губой появляется испарина, а пальцы мелко подрагивают. Он не может дать объяснения такой реакции своего тела на присутствие Ченлэ, она просто есть, и Джисон уже мало обращает на неё внимания. Он усердно делает вид, что увлечён работой, поэтому и не замечает появления юного господина. Он почему-то боится даже голову повернуть в его сторону, хотя прекрасно знает, что этот несносный мальчишка никогда не причинит ему вреда. Быть может, ему просто хочется услышать, как Чжон произнесёт его имя. Ченлэ пару секунд мнётся на своём месте, перекатываясь с пятки на носок, будто бы девочка, которую вдруг охватило волнение. Он легко сжимает пальцы в кулак, а затем осторожно зовёт младшего по имени, чтобы не напугать ненароком. Джисон, услышав голос друга, сначала замирает с тонкой веткой яблони в руках, а затем натягивает улыбку поярче и оборачивается на голос. - Привет, - ему вдруг очень хочется забыть о формальностях, перестать обращаться к Ченлэ на Вы и кланяться через фразу. Здоровается совсем не по правилам, и если вглядеться в его глаза, заметить там отголоски совести или стыда вам вряд ли удастся. Джисон аккуратно опускает веточку дерева, а затем поворачивается к своему гостю полностью. Он не сразу осознаёт тот факт, что в такое время у старшего должны быть занятия. Но, когда этот момент все же наступает, его лицо искажается, а улыбка из яркой и счастливой превращается в напряженную полоску плотно сжатых губ. - Почему Вы здесь, господин? Разве сейчас не время для занятий? - в голосе младшего проскальзывают нотки беспокойства, он не хочет, чтобы кому-то из них позже влетело за то, что они отвлекают друг друга от дел. Ченлэ в ответ смеётся своим до ужаса заразительным смехом, что даже напряженные губы Пака изгибаются в легком намеке на улыбку. - Все хорошо, Джисони, не беспокойся об этом, - он мягко улыбается, сцепляя руки в замок за спиной, устоять на месте кажется почти непосильной задачей. Чжону до ужаса хочется подбежать к младшему, коснуться будто бы мимолетно его руки или мягких волос, рассказать о том, как скучно ему сидеть там, в учебной комнате, одному, как хочется вместо это быть на воздухе, пока погода хорошая, проводить бесчисленное количество времени с ним, с Джисоном, говорить, смеяться, бегать и есть яблоки такие же ароматные, как и сам Пак. Но вместо этого он лишь улыбается своей самой хитрой улыбкой, а затем все же срывается с места. Джисон даже вздрагивает, когда руки старшего обхватывают его собственные так крепко. - Я сказал родителям, что чувствую себя неважно, поэтому с минуты на минуту кто-нибудь придёт меня проверять. Пожалуйста, Джисони, как закончишь с делами, приходи ко мне, хорошо? Я буду ждать. Джисон в любом случае не смог бы отказать, даже под страхом получить от собственной матери. Он кивает в ответ, а затем добавляет негромкое «хорошо», слышное только им двоим. День, до самого наступления темноты, тянется бесконечно долго. Так думает Ченлэ, потерявший счёт делам, которые он успел переделать за это время. Пройти проверку перед родителями - легко, сделать все имеющееся домашнее задание - дайте ему час, и ничего не останется, почитать книгу - счёт страниц перевалил за сотню. Вечно неугомонному мальчишке слишком сложно совладать с ожиданием. Разумеется, он понимает, что у Джисона может быть куча важных дел, могут отвлечь родители или что-то ещё, но почему время тянется настолько медленно, Ченлэ не очень понимает. Он бы с радостью сел за управлением скорости времени и подкрутил бы немного педали так, чтобы буквально в следующую минуту в дверь его комнаты раздался стук. Пребывая в своих размышлениях, Чжону не сразу удаётся отличить фантазию от реальности. Лишь последовавший за стуком скрип двери и показавшаяся из-за нее макушка Пака смогли оторвать Ченлэ от его размышлений. Улыбка на лице старшего появляется абсолютно непроизвольно, как будто где-то на подкорке мозга выжжена функция автоматической улыбки, стоит Джисону мелькнуть на горизонте. Ченлэ плевать, даже если это выглядит как минимум глупо. Он машет рукой, подзывая Джисона к себе поближе, чтобы тот не мялся на пороге и уже поскорее вошел внутрь, пока кто-нибудь, родители, например, не заметили их вдвоем. Пак аккуратно прикрывает дверь за своей спиной так, что она не издает ни единого скрипа, а затем, будто бы являясь участником какого-то заговора, прокрадывается вглубь комнаты. - Ты долго, - немного обиженно тянет Ченлэ, чересчур наигранно надувая губы. Он хочет внимания со стороны младшего, скрывать это было бы как минимум глупо. И едва ли ему удается сдержать смешок, когда лицо Джисона на момент искажается в стыдливом выражении, но затем вновь приобретает свой невозмутимый вид. - Извини, хен, мама попросила помочь ей на кухне, - он пожимает плечами, а затем, будто бы вспомнив о чем-то, хмурится и тянется к собственным карманам. Ченлэ следит неотрывно, бесстыдно скользя взглядом по телу младшего, тот все равно навряд ли заметит этот его жест. Джисон увлечен извлечением из собственных карманов пары яблок, таких блестящих и до того аппетитных, что у Чжона внезапно тянет в животе. Он хочет отобрать их поскорее у младшего, вырвать из рук, но вместо этого сдерживается и буквально вытягивается по струнке, будто бы он какой-то хищник. Пак улыбается в ответ, потому что знает о слабости своего хена к этим фруктам. Он вручает тому ароматные плоды и не говорит больше ни слова, надеясь, что после этого старший забудет о своих глупых обидах. Уловка срабатывает, и счастливый до нельзя Ченлэ забирается на письменный стол, совсем не заботясь о том, что представители высшего общества так себя не ведут. Он поглаживает пальцем гладкую кожицу яблока, а затем вновь обращает свой взгляд на Джисона. - Знаешь же ты как подкупить своего хена, Джисони, - он вновь подзывает младшего к себе, чтобы тот не стоял в углу комнаты, а подошел к нему поближе. Когда до Пака можно дотянуться рукой, все в этом мире становится чуточку лучше. Ченлэ протягивает второе яблоко своему другу, одновременно с этим впиваясь в собственное зубами. Из плода тут же сочится сок, пачкая губы старшего, отчего те становятся блестящими и еще более притягательными, чем раньше. Джисон вздрагивает от этой мысли, но одергивать себя не спешит, как и пробовать собственное яблоко. Прямо сейчас он попробовал бы губы Ченлэ на вкус. Он ничего не говорит, только улыбается. В Ченлэ вновь просыпается свойственная ему активность, он успевать есть яблоко и говорить без умолку одновременно. Он рассказывает о том, как обыграл своего нового учителя, как обманул родителей, которые, кажется, уже даже не обращают внимания на его проделки, ведь их так много, что любой бы устал. Но ведь это он, Ченлэ, любящий быть в центре всеобщего внимания. Рассказывает о том, как переделал кучу дел, пока ждал своего несносного Джисони, как перечитал чуть ли не половину отцовской библиотеки, ведь время очень хитрое и любит идти едва-едва, когда ты чего-то ждешь. Он так увлекается собственной болтовней, что непроизвольно вздрагивает, когда Джисон касается пальцем уголка его губ. Пак в свою очередь осторожным и неспешным движением стирает с кожи старшего капельку яблочного сока так, что Ченлэ вдруг замолкает, неотрывно смотря в его глаза. Движения младшего вновь полны плавности и некой грациозности, как будто он вновь возится со своими любимыми растениями из сада семейства Чжон. Он подносит палец к собственному рту, а затем кончиком языка касается подушечки, слизывая сладкую с чуть кислым послевкусием каплю. Ченлэ почти задыхается в ответ на эти действия со стороны младшего. Он не знает, что было бы лучше предпринять прямо сейчас: возмутиться такой наглости, просто промолчать или податься провокации. Но Ченлэ не был бы собой, если бы выбрал один из двух первых вариантов. Вместо долгих размышлений, он передвигается на крышке стола так, чтобы Джисон оказался меж его ног, а затем льнет вперед к подтянутому юному телу. Руками он накрывает талию младшего, а затем тянет на себя, предотвращая любые попытки к бегству. Джисон выше, и Ченлэ, даже сидя на крышке не самого низкого письменного стола, приходится вытягиваться вперед, одновременно с этим перемещая одну из ладоней на шею Пака. Но заставлять младшего не нужно, он и сам, будучи во власти какого-то наваждения, тянется вперед, желая накрыть губы хена своими. Губы Джисона оказываются гораздо лучше, чем мог только представить себе Ченлэ. Невозможно мягкие и имеющие тот самый привкус сока спелых яблок. Поцелуй, хоть и совсем не умелый, кружит голову так, что щеки Ченлэ пунцовеют. Джисон смущен их положением не меньше, но от этого прекращать поцелуй не спешит. Старшему кажется, что он сходит с ума, когда Пак тяжело выдыхает прямо в его губы. В тот же момент по его телу пробегается многочисленный табун мурашек, и ему кажется, что смутиться сильнее уже невозможно. Джисон, в силу своей неопытности, отстраняется, а затем оставляет еще несколько по-детски невинных поцелуев на щеках своего хена. Губы Ченлэ блестят, а сам он почему-то вдруг теряет всю свою смелость. Вместо лишних слов, он тянет младшенького за футболку поближе к себе, а затем утыкается носом в оголенную ключицу. Джисон не хочет убегать, вместо этого он обнимает маленького хена за плечи и прижимается ближе к нему. От тела Пак Джисона пахнет спелыми яблоками и уличной свежестью, и Ченлэ втягивает этот аромат носом так сильно, что он буквально заполняет его изнутри. Он сжимает в пальцах ткань чужой футболки так крепко, что, кажется, та вот-вот затрещит и порвется. Джисон не говорит на это ни слова, он утыкается носом в макушку старшего, совсем не обращая внимания на то, как мягкие волосы щекочут нос. И какая разница, если в этот момент где-то внизу, на кухне, госпожа Чжон попросила подать его сынишке ужин прямо в постель.