Ночной кошмар

Тотецу, на самом деле, был вечно голодным. Граф Ди не разрешал ему бездумно убивать людей. Тех же, кого граф ему предлагал, Тотецу не очень хотелось есть — кому нужны бомжи и опустившиеся проститутки? Кто вообще на такое позарится? Они же на вкус мерзкие, их мясо воняет, да и вообще, как говорится, приятнее есть бутерброд, зная, что его никто не имел. То ли дело дети. Крис был милым мальчиком. И не только милым — Крис был смышленым, скромным, добрым, но по-детски наивным. Чем думал детектив Оркотт, когда отдавал своего младшего брата на попечение графа Ди?.. Его голову явно не посетила мысль, что в магазине графа встречалось много всяких тварей, в том числе и таких, которые могли быть опасны для ребенка. Граф Ди четко объяснил Крису, чего ему делать не стоит и куда ходить нельзя. А Крис, будучи хорошим мальчиком, держал данное графу слово не соваться во всякие опасные места. Проблема была в том, что рядом с Крисом вертелась не только безобидная Пон-тян, которая могла разве что затереть грязные пятна на щеках мальчика до самой его смерти. Тотецу тоже постоянно был рядом, и... Ему правда нравился Крис. Он был очаровательным ребенком, сейчас таких немного осталось. Тотецу даже в некотором роде хотелось защищать этого бедолагу, который был вынужден общаться не с людьми, но с животными. Но он правда был голоден. Вот уже несколько недель он каждую ночь приходил к спящему Крису. Тот не знал об этом, да и никто не знал — даже Пон-тян, которая сворачивалась у Криса в ногах и, казалось бы, должна была чутко сторожить мальчишку... А сам Крис спал крепко, безмятежно, как только дети спят. У него были прекрасные золотые волосы, мягкие, шелковистые — не сравнить с соломой его старшего братца. Щеки Криса были теплые, и так часто Тотецу видел на них румянец — видел и облизывался, надеясь, что Крис ничего не поймет. Красивые глаза, нежная кожа, еще не огрубевшие от работы руки — Крис казался... Прекрасным обедом, если честно. Не зря любимым деликатесом Тотецу были нерожденые эмбрионы, те, которые еще не дышали отравленным воздухом, не были испоганены кровью матери, невероятно вкусные — и дети, пусть и были чуть хуже по вкусу, все равно были приятнее своих родителей и уж тем более — стариков. От голода Тотецу стал все чаще задумываться о том, как приятно было бы съесть Криса. Криса, который, на самом деле, ему доверял. Считал своим другом. Еще у Криса были прекрасные пропорции. Не как у зрелых людей — Тотецу прекрасно помнил, что чем меньше рука или нога по отношению к телу, тем нежнее мясо. Вряд ли Крис мог оказаться вкуснее того же графа — все же он постоянно травился чипсами и газировкой, которую ему притаскивал детектив Оркотт... Идиот. Граф же пытался приучить мальчика к более-менее здоровому питанию, если, конечно, сочетание пареных овощей и сладостей из дорогих кондитерских подходило под это описание. Если так подумать, они оба портили прекрасный человеческий экземпляр. Вероятно, если бы Крис сейчас открыл глаза, он бы испугался. Тотецу знал, что ночью его черты лица выглядят уже не просто угловатыми, а по-настоящему жуткими. Даже взгляд его едва ли не светился в темноте, выдавая сузившиеся от охотничьего азарта зрачки — да, Тотецу видел в Крисе добычу, видел каждый день, но чаще всего был накормлен или хотя бы просто умилялся видом мальчика. Как должен был бы среагировать ребенок, когда над его кроватью оказалось бы чудовище, если не криком?.. Крис, правда, видел не самого Тотецу, а юношу с рогами и яркими волосами, который то и дело пронизывал его желающим взглядом. — Что ты тут делаешь? Голос у графа Ди был тихий, вкрадчивый, он забирался под кожу и пробегал по спине Тотецу, и тот не мог ему сопротивляться. А когда холодные пальцы графа сжались на его роге, понял, что потерял в один момент все. Рога у Тотецу были очень чувствительные, и граф знал это, как никто. Об этом не говорилось в мифах и легендах, но тот, кто брал Тотецу за рога, мог делать с ним что угодно — по крайней мере, с этим конкретным Тотецу, который проживал в зоомагазине в Чайна-тауне и уже долгое время боролся с искушением съесть маленького мальчика. Тотецу рвано выдохнул, чуть не простонав, и граф, перебирая пальцами по выпуклым кольцам его рогов, потянул его на себя. Тотецу подчинился, дал себя вывести за пределы комнаты Криса, но спокойнее дышать не стал. — Ты мог стать его ночным кошмаром... — Я х-хочу есть, — коротко сказал Тотецу. Граф потянул вверх, и Тотецу привстал на цыпочки, чувствуя, как граф прижался к его спине грудью, а потом и вовсе положил вторую ладонь на его впалый живот. Прижал Тотецу к себе, а тот схватился за его запястье. — Я б-бы не стал есть самого Криса, — чувствуя дыхание графа на своей шее, начал оправдываться Тотецу и зажмурился. Ему не было больно, наоборот, каждое касание графа к его рогам, то, как он сжимал их, как гладил, было крайне приятно, и именно это смущало. — Меня тебе недостаточно? Ах это, точно. Тотецу ведь так и не съел графа. Он до сих пор видел его в своих снах, распластанного на диване и не сопротивляющегося мужской силе Тотецу — он ведь тогда был явно сильнее графа. Тотецу все еще хотелось попробовать вкус его мяса, но у графа были иные методы. — Мне нужно есть еду, — выделил последнее слово Тотецу. — Я слышал, что завтра вечером магазин хотят ограбить парочка наркоманов. Считай это доставкой на дом, — прошептал ему на ухо граф, еще крепче обнимая своими тонкими руками, а потом царапнул ногтем по длинному рогу, и Тотецу чуть не задохнулся. — От-тлично, — пробормотал он, с трудом переводя дыхание. И в тот же момент граф его отпустил, а у Тотецу медленно подломились колени, и он сел на пол перед графом. — Не забывай: Криса есть нельзя. — Я бы и не стал, — пробормотал Тотецу, повторяя, а потом сам потянулся за рукой графа, который снова повел пальцами по кольцам его рогов. — Я надеюсь на это. Потому что, знаешь, детектива Оркотта очень заинтересует смерть его младшего брата с почерком, как у одного серийного убийцы, который выгрыз себе сердце, — со все такой же приятной, как и всегда, улыбкой протянул граф. Тотецу тихо зарычал. Он не врал: не хотелось ужинать Крисом, только вот... У Тотецу буквально было пусто в животе. И ничем хорошим это просто не могло кончиться.