Коррида

Он для тебя точно бешеный бык — вечно бегущий, встающий на дыбы; хмурые взгляды исподлобья заставляют теряться, а не знающие жалости рога вспарывают в секунду. Который год продолжается эта странная коррида — кто знает? Кто-то скажет пару лет, а ты уверен, что это началось примерно вечность назад. Ты долго держался. Еще вчера блистал, подбадривал публику, небрежным взмахом руки поправляя монтеру. Изящно выходил из-под атак, ослепляя идеальной улыбкой восторженных болельщиков, с приоткрытым ртом следящих за твоими маневрами и уверенных, что тебя даже не задело. «Вы посмотрите на него! Хоть бы что, ни мускул на лице не дрогнул, и сколько высокомерия! А как смотрит! Бедный бык, он совсем измотал его. Бессердечный какой.» — гудели трибуны. А ты крепкий орешек — зубы под улыбкой до хруста стискивал, а на красном крови не видно. По касательной прошло, даже не больно. Только вот шрам навсегда уже останется. И раз за разом улыбка все шире, шепот все злее, а удары все жестче. Теперь стоишь в изодранном костюме, монтера давно затоптана мускулистыми ногами. Последняя атака. Напоследок унизительно обдает столбом пыли, а когда та рассеивается, у публики желчь в горле застревает. Ты больше не улыбаешься. На запорошенном грязью лице отчетливо проступают полосы, очищая кожу. «Шелушиться от соли будет», — проносится в голове, которую ты вдруг опускаешь, а во взгляде недоумение — как же так? Не может быть. Но дыра самая настоящая, так отчетливо зияет в твоей груди, а зрителям даже с самых дальних мест видно — не бессердечный, вон оно, быстро как билось, а теперь замедляется. Ты, конечно, и дыру залатаешь, и быку рога обломать в состоянии, если уж до конца тонуть в этой аллегории, навеянной бестолково болтающим гостиничным телевизором. И пусть болтает — надо чтобы хоть что-то тебя отвлекало, пока ты собираешь вещи с ежеминутными перекурами. Но все твои мысли сводятся только к одному: быку тебя не жаль.