Твои сломанные крылья — моя посмертная ноша

«Потому что сказать — всё равно что зажать в тиски свою голову и усердно давить виски; всё равно, что огромной битой себе под дых, потому что не смог сдержать свой сухой кадык.»

      Где ты сейчас?       Мчишь по шумной трассе, гудящей от непрерывного потока машин и искрящейся неоновыми вывесками ночного города, разноцветными бликами отражаясь в стеклянных стенах небоскребов, рассекающих ночную гладь иссиня-черного неба. Изо всех сил вдавливаешь ногой упрямую педаль газа и крепче сжимаешь пальцами кожаный руль, чуть сильнее закусывая нижнюю истерзанную губу. В голове назойливой мухой кружится одна единственная мысль: «я не должен быть здесь».       Где ты сейчас?       Сидишь в придорожном кафетерии, обсуждающем события уходящего дня и пахнущим дешевым кофе за пару смятых бледно-зеленых купюр, завалявшихся в заднем кармане порванных и совсем уже изношенных джинсов некогда ярко-голубого цвета, подаренных на день рождения любимым человеком. Отбиваешь ритм изгрызенными ногтями по затертой деревянной столешнице, делая очередной глоток неприятного напитка, который и напитком-то назвать нельзя, сильнее вглядываясь в залитые солнцем деревья. В голове пуще прежнего вьется одна единственная мысль: «я не должен быть здесь».       Где ты сейчас?       Идешь по заброшенным окраинам очередного дрянного городка, скучающего за бывалым величием и навевающим отвратительное чувство скуки, смешавшейся то ли с ностальгией, то ли с отвращением, то ли с ржавчиной чуть ниже лопаток. Чертыхаешься от капель дождя, дробью отбивающихся о черную макушку, натягивая темно-красное, почти бордово-черное худи по самые уши, благо капюшон хоть как-то спасает, и извлекая несколько искр из поцарапанной зажигалки для губительного никотинового вдоха излюбленных Marlboro. В голове в сумасшедшем танце заходится одна единственная мысль: «я не должен быть здесь».       Где ты сейчас, Дерек Хейл?       Все пытаешься выбросить из головы худощавого мальчишку с замысловатой россыпью родинок по бледной коже, так прочно засевшего под грудной клеткой?       Все пытаешься выкурить из лёгких запах горького шоколада и машинного масла, так прочно въевшийся от мягких прикосновений в собственную грубую кожу?       Все пытаешься выцарапать свою же дату рождения/смерти на надгробном камне, ломая ногти и сдирая с онемевших пальцев кожу о бетонные плиты, пытаясь вырыть яму для терзающих воспоминаний?       Где ты сейчас, Дерек Хейл?       Стоишь у очередного треклятого светофора, еле сдерживаясь от того, чтобы рвануть на красный и разбиться вдребезги, лишь бы не понимать, не осознавать, не чувствовать того, что сам растерзал их счастье, лишив какой-либо вероятности на безоблачное будущее. Сбитыми костяшками терзаешь несчастное кресло, насквозь пропитанное пролитым ореховым латте, его любимым, и поворачиваешь регулятор громкости на радио, желая заглушить скребущее, царапающее, разрывающее чувство собственной вины, смешанное с отчаянием и злобой, какой-то паршивой песней.       Где ты сейчас, Дерек Хейл?       Стоишь на пороге в одних шортах, даже не запыхавшийся после изнурительной тренировки, и лениво наблюдаешь за возбужденным мальчишкой, колотившим в дверь лофта несколько секунд назад. Выслушиваешь оживленную болтовню неугомонного подростка, то и дело касающегося напряженных мышц и заглядывающего прямо в глаза, и твердо выдыхаешь проклятое: «нет» прямо в его макушку. Зубы сжимаешь изо всех сил, чтобы не выдать вулканы, нещадно сжигающие все то живое, что этот гиперактивный паренек в нем пробудил, и молишься, чтобы он понял, чтобы сдержался, чтобы не осуждал.       Лучше быть мертвым от руки охотников, чем от недоумевающего взгляда подростка, правда, Хейл?       Лучше отказаться от этих чувств и отдать Стилински рыжеволосой Мартин или шебутной Тейт, чем позволить разрушить, испортить, очернить самое светлое создание во всем мире грубыми мужскими руками, по локоть заляпанными собственными грехами?       Лучше погибнуть в одиночестве где-то на краю трассы, в грязи и пыли, чем знать, что коньячно-медовые глаза снова неистово жгут после очередной бессонной ночи в поисках его же, а тонкие пальцы вновь дрожат от беспокойства?       Лучше для кого, Хейл? Для твоего «эго» или для брошенного мальчишки с некогда любящим огромным сердцем, теперь истоптанным высокими каблуками той самой Мартин и исцарапанным острыми коготками Тейт, не сдержавшейся во время полнолуния?       Но не они стали причиной его гибели, ты и сам знаешь.       Ею была отдаляющаяся напряженная мужская спина с чернильным трискелионом и захлопнувшаяся дверь у самого носа.       Ею был ты, Дерек Хейл.       И это ты должен был быть на его месте.