Преисподняя

Не нужно умирать, чтобы попасть в преисподнюю: в Белфасте она разверзается на каждом шагу, распахивает алчущую пасть, впивается крошевом арматуры и снайперскими пулями, утаскивает случайных и намеренных жертв в свою ненасытную утробу. Там не расставляют по возрасту и росту, по вероисповеданию и статусу, по званиям и должностям: обгладывают и переваривают всех и только требуют, требуют, требуют добавки. В этом заложен особый смысл — заглянуть в преисподнюю при жизни. Избранные даже остаются целыми и невредимыми. Белфаст окаймлен салатовой зеленью; ржавые пятна засохшей крови, въевшиеся в стены домов вдоль улиц, — что веснушки. Кровное дитя Ирландии. Что вам нужно, чужаки, вздумали оторвать его от матери? «Знамя» [1] плещется над городом, лютые ветра над побережьем развевают его так, что тень покрывает все шесть графств Ольстера. Покрытые знаменами, то и дело возвращаются на родину те, кто это самое «Знамя» развернул. В сени его умирают чаще и все бесславнее. Генерал-майора Аларика Энтони Моргана Белфаст раз за разом выплевывает невредимым: челюстям не хватает мощи, чтобы перемолоть такую добычу. Редкое, неповторимое везение, сродни чуду — или колдовству. На неуязвимого Моргана объявлена охота, за его голову причитается баснословная награда. Не иначе, убийца превратится в национального героя и будет причислен к святым. Уже два года фанатики безуспешно служат по Моргану тайные черные мессы: нет ничего проще, чем убрать командующего, который вечно на виду, напоказ, словно дразнит охотников, но его воистину не берут ни порох, ни нитроглицерин. На оборотной стороне веры «Шинн Фейн» [2] убеждены, что он заговоренный. Арилан возражал против его отъезда и личного руководства операцией, которой конца не видно — и не будет, пока не испустят последний вздох те, кто ее задумал. Арилан это предвидел, в рафинированного церковника накрепко вживлен недюжинный политик. «А для знамен во все времена были знаменосцы», — так он сказал. Это был едва ли не единственный раз, когда Арилана не услышали. А может, до Моргана все-таки дошел ответ на женитьбу на вдове государственного преступника. Риченда молчала, но думала именно так, он-то знал — и не потому что жена плакала в ночь перед его отъездом. Дома — впервые за два с лишним года дома — Бриони, разительно, до боли похожая на покойную Бронвин, обнимает его и долго не отпускает. Ее светлые волосы расчесаны на безупречный пробор и заплетены в безупречные косы. Родительская гордость. Келрик ничуть не соскучился: у него неважные оценки, его интересует только, какова изнутри «Каменная дева» [3], и он засыпает Моргана вопросами о торпедах, системах слежения и цветах кнопок на панелях управления. Ему нужна маленькая, но точная копия! Морган скупо улыбается. Вряд ли Келрика заинтересовала бы «Каменная дева», какой она стала в тени «Знамени»: грузная тюремная баржа, обвязанная колючей проволокой, — и ее начинка из немытых тел. Брэндон, долговязый и чуть угловатый, как все подростки, крепко жмет отчиму руку. Он подрос на добрых четыре дюйма с последней встречи, про себя отмечает Морган. Взрослый. Вовсю ломается голос. Брэндон бредит Королевской военной академией, разумеется. Безупречный Морган по духу. Софи, которую Морган в последний раз видел неуверенно стоящей в манеже, недовольно хнычет, а затем и вовсе ревет, когда отец хочет взять ее на руки. Она единственная унаследовала чудесный рыже-золотистый цвет волос от матери и голубые глаза от отца. Софи вертится и брыкается, хотя Бриони громко шипит на нее: это же папа, дурочка! Морган сдается, отпускает дочь, и та прибивается к Брэндону, прячется за его ногами, крепко обнимает за колени; таращится на чужака, глазищи у нее блестящие и круглые, как вишни, — и громко, от души всхлипывает еще раз или два: мол, не подходи! Бриони недовольно поджимает губы и прячет руки за спину. Брэндон гладит младшую сестру по волосам. У него виноватое лицо. — Простите, отец. Моргану стискивает горло, но остатки слез достались чужим мертвым детям: малышкам с первыми бантами на коротких волосенках; глупым конструкторам бомб, едва освоившим азы химии и физики и подорвавшим на этих азах себя и домашних; случайным разгильдяям, вздумавшим прогулять школу за минуту до уличной перестрелки; малолеткам, которым родители сунули в руки оружие прежде, чем те научились ходить… Солдаты умирают во имя долга, террористы — во имя мнимого долга, но к гибели детей привыкнуть нельзя. В Белфасте смерть — это непрерывная лотерея, черную метку может вытянуть любой, кто сунулся в пул. Не нужно быть солдатом Британской армии, или ИРА, или ольстерским повстанцем: пуля не постесняется заглянуть даже в коляску, самодельная бомба сдетонирует напротив детской, потому что у папаши кривые руки. Маленьких мучеников собирают по кускам или находят начиненными железом: здесь они ничем не отличаются от взрослых, чересчур дееспособных жертв. На своих детей, живых и здоровых, слез у Моргана уже не хватает, и спазм медленно проходит. — Она тебя вспомнит, — обещает Риченда, пока Брэндон уносит Софи спать. Та поверх плеча старшего брата с подозрением смотрит на Моргана и, гримасничая, скалит молочные острые зубки. — Или узнает и полюбит заново. Ничего страшного не случилось, милый. Ты дома. Морган кивает. Он не приезжал, хотя до Уэльса всего-то море переплыть, потому что знал: это его ослабит. Так и есть. У Риченды теплые руки и ласковые глаза, Риченда источает мир, как Бог источает благодать. Морган не верит больше в Бога — или в его присутствие, — но верит в Риченду. Всему, что он любит — целой вселенной, — она положила начало. Морган исповедуется ее коленям в ночных кошмарах и ненависти, в том, что дочь его забыла, а сын не понимает места отца в своей жизни. Риченда не отпускает грехи, но ни к кому другому он бы не пошел. Она гладит его по волосам, молча целует. Она понимает. Кто еще мог бы понять, как не Риченда, союз с которой был скреплен под виселицей. — Ты хочешь найти Бога в аду, Аларик? Почему-то Моргану это не кажется вопросом. Он трясет головой, стискивает жену в объятиях. Бога можно обрести только в ней. Арилан звонит поздно вечером, когда дети уже спят. У его голоса нет интонаций — и не бесконечные линии связи тому виной, — за ним не угадаешь выражения лица; повезло тому, кто стал другом истинного серого кардинала, вхожего к министрам и принцам, хотя Морган вовсе не уверен, что считается таковым. — Ты остаешься при штабе, Аларик, — сообщает Арилан после короткого приветствия. — Я знаю, ты не хочешь оставлять своих людей, но человек твоих способностей нужен здесь. Никто не хочет, чтобы тебя случайно убили. — Ты разве не слышал, Денис? Болтают, что я заговоренный. — Вот таких-то и убивают случайно, — прохладно звучит на другом конце. Аристократ Арилан не любит затасканные шутки. — Ты остаешься при штабе. Приказ готов. Обрадуй Риченду. Жду завтра в десять. Морган закрывает глаза. Короткий наплыв малодушного облегчения настигает его, а следом накрывает жгучий стыд. — Кто займет мое место в Белфасте? — Младший Халдейн. Ему самое время. До завтра, Аларик. Преисподняя — для обжига молодых. Сноски: [1] Операция «Знамя» (Operation “Banner”) — операция Британской армии во время Конфликта в Северной Ирландии (1969-1998 годы). [2] «Шинн Фейн» — ирландская националистическая партия. [3] «Каменная дева» (HMS Maidstone) — британский военный корабль, участвовавший в Конфликте. В 1971 году был использован как тюрьма для содержания пленников без суда.