Перед последним вздохом

Стив дышит медленно, наслаждаясь каждым вдохом и оттягивая момент выдоха. «Перед смертью не надышишься, Стиви!» — вспоминаются слова старого наставника, который когда-то помог впервые поднять самолёт в воздух. Сейчас Тревор тоже парит далеко над землёй, его пистолет направлен на капсулы с газом и через пару мгновений, когда курок будет спущен, а металлы пули и оболочек оружия соприкоснутся, он умрёт. На губах всё ещё горят последние слова: «я люблю тебя». Перед глазами — не ночное небо и показатели полёта, а широко распахнутые карие глаза удивительнейшей в его жизни женщины. «Богиня» — Диану хочется называть только так и никак иначе (Стив уже не узнает, насколько он близок к правде). Мужчина закрывает глаза и крепче перехватывает пистолет, выпуская пулю в её первый и его последний полёт. В те секунды, пока Тревор в последний раз набирает воздух, перед глазами проносится отнюдь не прошедшая его короткая жизнь; он видит чёртово будущее, которого никогда не будет. Это больно, но так адово-сладко. Он крепко стоит на взлётно-посадочной полосе, и в лучах рассвета видит Диану — она, кажется, не верит своим глазам, которые наполняются слезами, и крепко держит оставленные ей часы; чуть дальше от неё лежит какая-то груда металла со смутным человеческим образом, но это совсем не важно. Важно — это то, как она побежала к нему; это то, как он поймал её в объятия; это то, как чудесно вдыхать запах её волос и чувствовать сбитое дыхание куда-то в плечо. Чуть дальше от них радостно машут ребята: Вождь, Чарли и Самир справились со своей задачей на отлично и, что намного лучше, выжили. Войне конец и они — её герои, предотвратившие ещё не один год битв и страданий. Когда Стив целует Диану — крепко, по-свойски, влюблённо — бойцы смеются и улюлюкают, скрывая за этим своё смущение. Но Принс отвечает с такой нежностью, что кажется, будто небо окрасилось в розовый, и что там кричат их друзья совсем не интересно. В Лондоне их встречают Этти, которая жалуется, что сир Патрик пропал (Диана как-то странно и отчуждённо улыбается в этот момент), и празднующая победу толпа. Чуть дальше — стенд с фотографиями погибших и пропавших без вести, но вокруг компании солдат стоит куча обнимающихся парочек и прямо посреди всей этой оды жизни Тревор бухается на колено, вытягивая из кармана куртки старое обручальное кольцо. Когда-то оно принадлежало другой Диане, и протягивал ей его другой Тревор, но у истории есть манера повторяться, на которую Стивен совсем не хочет нарекать. Мужчина смотрит в глаза Принс и думает, что обычная женщина уже заплакала бы, закрывая лицо руками, или кричала бы от счастья, или гордо уходила бы на другой край площади. Но не Диана: амазонка лишь наклоняет голову, с интересом смотря то на возлюбленного, то на украшение в его руках, и в её взгляде сквозит лёгкое непонимание. — Мисс Диана Принс, станешь ли ты моей женой? — У Тревора нет сил на громкую и наполненную эпитетами речь, нет сил на клятвы и пустые обещания. Он только искренне любит эту женщину, живую и прекрасную, и хочет попытаться построить с ней счастье. Богиня улыбается, понимая наконец, в чём дело; но она дитя другой цивилизации, и ожидаемой реакции не покажет. — Да, стану, — она тянет Стива за руку, заставляя встать с ней на равных, и позволяет надеть на тонкий палец кольцо, простое и незамысловатое. Ей оно идёт больше, чем любое современное произведение искусства, но слегка велико. Диана, кажется, немного разочарована, когда кольцо легко соскальзывает с её руки на подставленную ладонь, но Тревор притягивает девушку для поцелуя, не желая, чтобы она печалилась в такой момент. Укатать обручалку сможет любой ювелир, а вот называть Чудо-женщину своей невестой — особенная привилегия, которую капитан пронесёт с достоинством. — Ну что? — у Стивена чувство дежавю, когда он смотрит на уставшее лицо своей секретарши. — Где Диана? — Меряет платье номер сто тридцать семь, — со вздохом отвечает Этти, — и вас, мистер Тревор, здесь быть не должно. — Да я так… — Стив? — Голос у Принс радостный, будто ей сообщили о воскрешении Зевса, и она отдёргивает шторку, стоя в незашнурованном до конца платье, но мужчина успевает отвернуться раньше, чем увидел белый шёлк. — Стив! — Мисс Принс! — Этти вскочила, заталкивая амазонку назад в примерочную кабинку, а Тревор сильнее зажмуривает глаза и борется с искушением лишний раз посмотреть на невесту — свою невесту. — Стивен, почему ты отвернулся от меня? — В певучем голосе звучит непонимание с оттенком обиды, и мужчина выдыхает, в очередной раз пытаясь объяснить странное устройство своего мира. — Есть такая примета, что жениху нельзя видеть свою невесту до венчания в свадебном платье, — капитан смотрит на искусную лепнину потолка и мнёт полы шляпы в руках, нервничая, как подросток. — Иначе что будет? — Обида исчезла, вместо неё — насмешка: амазонка не стеснялась своего отношения к заморочкам людей. — Беда будет, — в разговор вступает мисс Кэнди, крепкой рукой поворачивая богиню к себе спиной и берясь за шнурки корсета, чтобы затянуть платье; она и так потеряла тут кучу времени, и не хотела терять ещё больше, — брак будет неудачным. — И как неудачный союз может зависит от того, увидит он меня в свадебном платье или нет? — Диана опять наклоняет голову, рассматривая в зеркало себя и спину любимого, который всё же придерживается негласных законов своего общества. — Не знаю, — Этти отвечает честно, не задумываясь — но мистер Тревор сейчас всё же выйдет из комнаты. Стивен действительно торопится покинуть девушек, смущённо наклоняя светлую голову, и Принс лишь вздыхает, возвращаясь к платью. Оно напоминает тот наряд, который она забрала у немки в Бельгии, и относительно не сковывает движения, что является обязательным условием. Амазонка удовлетворённо кивает головой, одобряя, и мисс Кэнди вздыхает облегчённо, не зная, каким богам возносить благодарственные молитвы. Стивен оценивает платье, уже стоя у регистрационного стола. У него нет слов, но слов у него нет в принципе — он волнуется, как детсадовец на первом утреннике, и в тысячный раз повторяет выученную вчера клятву. «И в горе, и в радости, » Диана — само величие и изящество. Тёмные глаза сияют за фатой подобно звёздам, а белый цвет приятно оттеняет смуглую кожу; стоящий за спиной Стива Чарли как-то странно вздыхает-булькает. Под руку невесту ведёт Вождь, неожиданно похожий на гордого и взволнованного отца, а в первом ряду всхлипывает Этти, утирая глаза и потёкшую тушь носовым платком. »… и в болезни, и в здравии, » Оставшись в Лондоне, Тревор, будучи христианином-протестантом, изначально планирует привычное венчание, пока не сталкивается с одной проблемой. Мало того, что Принс не крещённая, она и не планирует — странно было бы ожидать подобного от дочери Ипполиты и Зевса. Пришлось выбрать новомодный регистрационный зал, где плевать, каких вероисповеданий будущие супруги; в этом есть даже что-то символичное. Жаль только, что ни мистер Тревор не смог прилететь вовремя на свадьбу сына, ни амазонки не соглашаются покинуть свой остров. Диана на самом деле даже не уверена, долетел ли почтовый голубь с письмом для её сестёр… Но вернуться туда когда-нибудь не станет для Чудо-женщины проблемой. »… пока смерть не разлучит нас.» Стив берёт тонкие ладони в свои, унимая нервную дрожь. Впереди — куча вопросов, проблем и треволнений, но он уже ничего этого не боится. Зачем, если рядом будет стоять прекраснейшая и храбрейшая в мире женщина? Произнося заветные древние слова, Тревор клянётся не только в этом. Про себя он клянётся уважать, понимать и поддерживать — тоже до конца дней своих, как и положено. Диана говорит легко и уверенно, отвечает на поцелуй крепко и нежно, а новое имя — «ну что, мистер и миссис Тревор!» — встречает радостной улыбкой и лёгким смехом. За какие такие заслуги самолёт Стива разбился рядом с Темискирой — мужчина не знает, но готов благодарить хоть Иисуса, хоть Зевса. — Ой! — Борясь с ключом и замком, Диана не ожидает, что муж подхватит её на руки, едва дверь их нового дома приветливо распахнётся. Капитан лишь смеётся удивлению амазонки, но без сомнений переносит жену через порог, ставя её на ноги только посреди будущей гостиной. Мебели практически нет — её обещали привезти завтра — и стены ещё пахнут клеем для обоев, но здесь так просторно и солнечно, что красоты дома это не умоляет. — И что это было? — Диана вздёргивает бровь, всматриваясь в лицо мужа, вместо того, чтобы осматривать свои новые владения. Богиню в двухэтажный дом, засунутый в ряд таких же вдоль всей улицы — звучит смешно, но большего Тревор пока что дать не может. Когда-нибудь он вернётся со своей женой на ферму отца, но пока что лучше оставаться в Европе, которую всё ещё трясёт после ужасов Первой мировой. — Ещё одна традиция. Так принято, — Стив пожимает плечами, не зная, что ещё ответить. — Понятно. Скажи, а есть ли — женщина отходит от мужа, оглядывая, наконец, стены и пол своего нового дома, — какие-нибудь традиции для того, чтобы жена сообщила мужу о том, что понесла дитя? — Диана как-то странно складывает руки на животе, пока Тревор копается в памяти, ни о чём не догадываясь. — Да нет, вроде нет. А что? — Стивен поднимает голову, смотря на жену, и до него доходит только после того, как женщина говорит ему прямо, в лоб: — Я жду ребёнка. Нашего ребёнка, — миссис Тревор подходит ближе, прикладывая руку Стивена к своему животу, и лётчику чуть не становится плохо: — О Боже… — Зевс тут ни при чём, мы сами, — Диана отвечает абсолютно серьёзно, и позже мужчина обязательно усмехнётся этому, но сейчас его в пору откачивать: Тревор впадает в ступор, переваривая важную новость. — Стив? Стив, тебе плохо? — Женщина начинает волноваться, и у Стивена мелькает мысль, что ей нельзя переживать следующие месяцев девять, и для него это хороший пинок, чтобы прийти в себя. — Нет, нет, всё хорошо… Я так рад, — он обнимает жену крепко, но осторожно, впервые ощущая радость будущего отцовства. Тревор нервно ходит туда сюда, протаптывая перед входом в собственный дом лишнюю дорожку, а сидящие на газоне Самир и Вождь наблюдают за товарищем, спокойно раскуривая трубку и сигарету. Только Чарли не с ними: узнав, что Диана рожает, он предпочёл завернуть в ближайший бар, чтобы выпить тройную порцию за счастье новорожденного и родителей. — Сядь, друг мой, от твоего хождения никому не легче, — индеец, выпустив в небо кольцо дыма, первый нарушает молчание. Слушать его — легче, чем женские крики со второго этажа. Стивен вздыхает, закрывая лицо ладонями: — Мне легче. Лучше ходить, чем ничего не делать. — Тогда ходи, — с непрошибаемым спокойствием отвечает контрабандист, опять затягиваясь. Только Самир неожиданно притихший — складывается впечатление, что он волнуется чуть меньше, чем будущий отец (а может, и больше), и всё быстрее пыхтит сигаретой, сжимая в кармане пиджака полупустую пачку. Крик Дианы стихает до еле слышного стона, но ночь разражается другим — детским воплем, символом надежды на будущее. Стив вздёргивает голову, вглядываясь в светлый квадрат окна, завешенный сейчас шторами. Прежде, чем его друзья успевают хоть что-то сказать, мужчина распахивает входные двери и скрываеся в темноте дома, практически нащупывая дорогу к лестнице. Второй этаж уже освещён, и на его площадку только выходит акушерка, закрывая за собой дверь спальни. Вид у женщины уставший, но удовлетворённый: её работа выполнена безупречно, что тешит. — А, это Вы, мистер Тревор, — она окидывает взглядом помятую рубашку и вздыбленные волосы, оценивая подобную картину далеко не в первый и не в последний раз. Этот хотя бы не пьян… — Можете зайти, но не на долго: миссис Тревор стоит отдохнуть. Стив может только кивнуть головой в ответ: во рту пересыхает, а руки опять трясутся. Как так вышло, что от этой женщины его контузит сильнее, чем от всех атак противника? Но за дверью слышится детское лепетание и ласковый шёпот, и стоять за порогом просто так горят подошвы. Дверь слегка скрипит (надо бы смазать петли), каблуки еле слышно стучат о половицы, и Диана поднимает голову, улыбаясь мужу. Она измучена, с растрёпанным пучком тёмных волос, но глаза сияют, опять; у груди она держит младенца, завёрнутого в его первые пелёнки. — Это мальчик, — богиня шепчет, поглаживая сына по голове, покрытой светлым пухом, — Зенон. — Зенон Тревор? Мне нравится, — Стив криво улыбается и аккуратно присаживается на край кровати, боясь потревожить жену. — Возьми его, — Диана осторожно перехватывает сына, передавая его отцу. Мужчина же еле дышит, боясь что-то сделать не так, но не смеет отказать — его самого тянет к мальчику с огромными тёмными глазами, которые непонимающе разглядывают новый мир. — Ну привет, — Тревор улыбается уже мягче, — сынок. Прикрыв глаза, Стив успевает заметить лишь ярко-оранжевое зарево и на периферии услышать шум взрыва, прежде чем наступает абсолютная темнота. Где-то далеко Диана Темескирская кричит от боли потери, и в ушах у неё звенят последние «я люблю тебя», пока самолёт падающей звездой озаряет ночное бельгийское небо.