Кислотные конфеты

      Я смотрела в окно, окидывая взглядом соседние дома, погружённые в сумрак, и цеппелины в небе, на экранах которых всплывали очередные пропагандистские лозунги и кричащие фразы государственных деятелей, работающих на милость тоталитарной машины. Как же я ненавижу всё это. Надеюсь, я очень скоро покину весь этот ад на земле. А пока пытаюсь заработать на то, чтобы уехать отсюда. И для этого я связалась, видимо, не с теми людьми. Но на что только не пойдёшь в этом пропитанном гнилью городе чтобы добиться своих целей.       Я поправила сползшую лямку бюстгальтера, отошла от окна и зашла на кухню, где уже свистел чайник, прося снять его с плиты. Я взяла свою ярую оранжевую кружку, насыпала туда кофе, сахара и залила всё это кипятком. Сделала небольшой глоток. Взглянула на наручные часы. Время было позднее, 7 часов вечера ровно. Обычно в такое время ко мне они и приходят, однако до сих пор никто не пришёл. Видимо, опаздывают, пытаются дотащить друг друга, скручиваясь в три погибели от ломки. Мне всегда было жалко их, но в то же время я прекрасно понимала, что они сами затащили себя в такую ситуацию, употребив эти треклятые леденцы, чтоб им пусто было. И их производителям тоже.       Внезапно зазвенел дверной звонок. Не прерывистый, какой обычно бывает, ведь у этих наркоманов всегда дико трясутся пальцы, чтобы удержать их на одной точке больше двух секунд. Да и звонки эти длиннее от их нетерпеливости. Это не они. Кто-то другой.       Я поставила кружку на стол, подошла к двери и взглянула в глазок. За дверью я увидела мужчину в чёрном плаще и медицинской маске, озирающегося по сторонам. Сняв щеколду, я распахнула дверь и впустила незваного гостя. — Добрый вечер. — Сказала я ему. — Добрый. — Сухо ответил он мне, разуваясь у входной двери. Вскоре он уже сидел в кресле гостиной, так и не сняв маску.       Это был Дориан. По крайней мере, я знала его под таким именем. Те, кто поставляют эту дрянь, хорошо шифруются. Но я хорошо знала эти чёрные кудри, прижатые уши и карие глаза, всегда выражавшие полную хладнокровность. Но что-то сегодня было не так. В них читалось что-то ещё, настораживающее и даже пугающее. — Всё хорошо? — Спросил он меня. — А как ты думаешь? Скоро придут эти уроды, покупать дурь. Опять будут приставать и угрожать. — Ты знала на что шла, Шоколадка.       В этот момент я хотела врезать ему по лицу как следует. Так всегда, когда он называет меня так. Но я сдерживаюсь. Он слишком важен. Пока я ему спускаю шутки про мой цвет кожи и вызывающие формы. Пока. — Да, знала. И даже сейчас знаю. Но мне надоело терпеть нападки этих животных, не иначе. — Они — наш потенциальный потребитель. Пока есть они, у тебя и у нас есть деньги. — Твоя правда.       Я вздохнула. — Но я пришёл сюда не для того, чтобы напоминать тебе это, а по более важному вопросу. — Какому? — В городе появились какие-то фанатики, которые охотятся на наших людей, упиваясь по религии и по какому-то типу, имя которого никто не знает, есть лишь прозвище. Но я не думаю, что оно так важно. Он руководит ими, управляет, промывает мозги. Теперь он открыл охоту на производителей и дилеров кислоты, и они покорно следуют его приказу.       Я выглядела сдержанной и вникшей в суть. В сущности я вникла. А вот сдержаться я была не в силах. Мне стало страшно, внутри всё сжалось. Это были не обычные нарики, которые вечно изъявляют желание тебя трахнуть или выпотрошить. Это были самые настоящие убийцы, за которыми стоял полноценный лидер. — А что полиция? Или Серая Гвардия? — Они ищут их, но пока безрезультатно. Я столкнулся с одним из них пару дней назад. — И что?       Он встал, подошёл ко мне, стянул маску и я увидела то, что под ней скрывалось. Огромный шрам на левой щеке начинался с края рта и доходил почти до глаза. Жуткое зрелище. — Чем это они тебя? — Резаком из плазмы. Горело так, что теперь даже самый сильный пожар покажется игрой в песочнице.       То есть меня могут так же пришить? — А мне что делать? — За этим я и здесь.       Дориан распахнул плащ, достал из внутреннего кармана свёрток и протянул мне. Я взяла его. Довольно тяжёлый. И холодный. Как железо.       Развернув его, я увидела целый набор политика-параноика: три лазерных сигнализаций, плазменный пистолет, резак того же калибра и несколько дурно пахнущих пластиковых шариков. — Что это? — Спросила я у него. — Это каматид — парализующий яд. Бросаешь, шарик раскрывается и человек каменеет как статуя.       Столько мер предосторожности. Неужели они относятся к простым дилерам чуть лучше, чем никак? — Ладно, — Выдохнул Дориан. — разберёшься со всем этим. Расставишь всё, попрячешь и дело с концом. Никто не подберётся незамеченным. — Будем надеяться.       Страх всё ещё ел меня изнутри. А что если все эти прибамбасы вызовут вопросы у комиссии, которая тут бывает каждую неделю? Что если ко мне нагрянет Полиция или того хуже — Серая Гвардия по предлогом «просто поговорить»? Эти мысли не давали мне покоя.       Я взяла пистолет и заряды плазмы для него. Вставила один и взвела курок. Он издал соответствующий звук нагрева вещества.       Я взглянула на Дориана. Он был явно сам не свой. Он бы уже давно отпустил пару-тройку шуток про то, что я чёрная и про мою задницу. Он явно напуган. Сильно напуган. Трясущейся рукой он взял мою кружку с кофе и сделал довольно большой глоток. Почему-то я позволила ему это сделать. — Убивать разрешено, если что. — Сказал мне Дориан, увидев, что я смотрю на него, и поставил кружку на место. Как будто я сама не поняла. Но меня волновало другое. — А куда мне трупы девать в случае чего? — Разрежь резаком, спрячь в пакеты и оставь у мусорного бака в коридоре.       Стало противно, но я понимала, что это вынужденная мера. Дориан же надел маску и молча направился к выходу. Я спешно пошла за ним. Дождавшись, когда он обуется, я попрощалась с ним и закрыла дверь. На два замка, одним из которых я давно не пользовалась.       Я вновь подошла к окну. Здания в тёмно-зелёном цвете, будто бы они находились под водой, ровными рядами строились, собираясь в кварталы и районы. Из каждого угла торчало по две массивных камеры с широкими объективами. Мне стало тошно от вида этих одинаковых казарм. Ещё более тошно стало, когда я вспомнила, что я живу в такой же казарме.       Всех под одну гребёнку. Никогда такого не любила. Ведь каждый человек — индивидуальность, он не должен по чьей-то прихоти становиться таким же, как и все вокруг: читать одни и те же газеты, носить общепринятую одежду, вести себя по общепринятым нормам поведения, навязанными свыше. Они думают, что скрашивает их жалкое существование только телевидение и игры в виртуальной реальности, но в действительности они лишь создают иллюзию свободы, а на самом деле они так же работают на диктаторов и политиков чтобы люди вели себя смирно. Каждый новый выпуск новостей или новая серия безумного шоу смотрят тысячи людей, считая, что это сделано исключительно для них. Они думают, что их аватары в онлайн-играх — отражение их индивидуальности, не понимая, что эта индивидуальность ограничена виртуальным миром, то есть нереальным.       Мои размышления прервал звонок. Прерывистый, долгий. Это они.       Пожалуйста, путь это закончится побыстрее и я наконец-таки отдохну.       Я подошла к двери и посмотрела в глазок. Да, это были они. Трое человек. Стояли, переминались с ноги на ногу, стучали зубами. Жирные волосы, жёлтые зубы, пот в три ручья. Как я уже говорила, жалко, но всё равно они жертвы собственных желаний. — В очередь и по одному! — Выкрикнула я фразу, которую произносила уже по инерции, не понимая, как. Открыв дверь, в комнату ввалился один из них. Его рожа была мне знакома. Он мне часто грубил. Ох, сейчас я отыграюсь. — Вы встретились снова, конфетка. — Невнятно сказал он. Из его рта пахнуло чем-то несвежим. Вероятно, недавно съеденным. — Без лишних слов. Деньги вперёд. — Может сначала ты наконец-таки дашь себя вые…       Он не успел договорить. Прервал мой кулак, прилетевший в его поганую рожу. От удара один его зуб вылетел. — В следующий раз будет больнее, тварь. Деньги вперёд!       Он, злобно глядя на меня своими выцветшими глазами, достал горсть монет. — Тут должно хватить, негритянская задница.       Я взяла деньги и нанесла ещё один удар. В живот. Он нагнулся и сплюнул на пол. Я опустила его худощавое тело. — Чтобы протёр до моего возвращения, иначе не получишь дозу. — Чем? — Не мои проблемы.       Я вышла в зал и пересчитала деньги. 25 кредитов. Даже много. Засунув двадцать монет в карман халата, я подошла к шкафчику, где хранятся пакетики с «конфетами», как эти нарики их называют, взяла один и вернулась к клиенту, которому я врезала два раза и заставила вытирать пол. К слову, вытирал он его своей грязной кофтой болотного цвета, не снимая её. — Вставай. — Командным тоном сказала я. Он покорно поднялся. С трудом, конечно, но встал. Я протянула ему пакетик к дурью и его 5 монет. Он взял всё и пересчитал остатки денег. — Почему ты их вернула? — Потому что одна доза стоит 20 кредитов, а не 25. — И что мне с ними делать? — Я тебе что, нянька? Пойди купи перекусить или оставь, пока не накопишь ещё 20, чтобы новую дозу купить.       Он подвигал большим пальцем монеты на ладони, затем сжал в кулаке. Пакетик с кислотой сунул в карман. — Выметайся и зови ещё одного. — Сказала я. — Выметаюсь. — Тихо сказал он, открыл дверь и вышел. Зашёл ещё один. Без происшествий. А вот третий отделался ссадиной на голове и сломанным пальцем. Самый борзый из всех, но я с ним разобралась. Не так уж это и сложно.       Я закрыла дверь на два замка, затем устало упёрлась спиной в дверь и опустилась на пол, закинув голову. Я вымоталась, как и всегда. Но тут я услышала стук в дверь, примерно на том же уровне, на котором находилась я в данный момент.       Я встала и глянула в глазок. Никого. Но тут опять стук. И опять внизу. Я попыталась привстать, чтобы увидеть, что там внизу. Но я не смогла опустить взгляд ниже.       Я боялась открыть., но повторявшийся стук был всё настырнее и настырнее. Я подошла к столу, на котором лежал свёрток, из которого я достала плазменный пистолет. Медленно вернувшись в комнату, в котором всё ещё повторялся стук, я взялась за ручку двери. На той стороне это услышали, и стук прекратился. Сердце ушло в пятки, всё сжалось. Стало слишком тихо, и это давило на меня. Но я пересилила себя и нажала на ручку и потянула на себя. Не став даже выглядывать, я выставила пистолет через проём. — Кто там? — Громко сказала я, но услышала тихо. — Эм… здравствуйте.       Это был детский голос.       Я выглянула и увидела за дверью маленькую девочку, на вид которой было 5-6 лет. В беленьком платьице, с бантиком на голове и веснушками на лице. Милая девочка, которая смотрела на пистолет и глаза у неё моргали всё чаще и чаще. Она явно знала, что это, и вид этой штуки пугал её. Я простояла так несколько секунд, находясь в шоке, но потом спешно убрала пистолет и пустила девочку внутрь, выглянув в коридор и спешно осмотревшись.       Девочка вошла и смотрела на меня жалобным взглядом. Такое у меня было впервые. — Так… что тебе нужно? — Спросила я, опустившись. Девочка молча протянула мне свою маленькую ручку сжатую в кулачке. Она его разжала, и я увидела монеты. 20 кредитов. — Конфетки. — Произнесла она своим милым голоском. Очень неприятно засосало под ложечкой.       Я была в ступоре. Не знала, что делать. Неужели, она покупает их себе сама? Такая маленькая. Смогу ли я? Я уже знала, что не смогу. — А к-кому? — Голос дрожал, как и всё тело. Я старалась не упасть, сидя на корточках. — Папе.       Внутри воспылала горечь и ненависть. Посылать собственную дочь к драгдилеру, чтобы она купила тебе дури. Как это низко! — Т-точно п-папе? — Да. Он любит эти конфетки. Я хотела их попробовать, но мама не разрешает. Она говорит, что они плохие.       Ох, девочка. Твоя мама чертовски права.       Я протянула ей руку, чтобы та высыпала мне монеты. Она дёрнулась, когда я это сделала, но, поняв, что ей ничего не угрожает, отдала мне их. Я вышла в комнату и пошла к шкафчику. Никогда ещё звон монет не был настолько противен и неприятен. Но потом они уже звенели не так уж громко в кармане халата. Я открыла ящик и достала один из пакетиков. Сама того не понимая, я делала это медленнее чем обычно. Видимо, чтобы потянуть время, чтобы она как можно позже попала к своему папаше-наркоману.       Я вернулась и взяла её руку. Холодная. Даже слишком. В вложила ей в руку пакетик с кислотой и зажала в кулачок. — Послушай, — Начала я. — то, что мама говорит про эти… к-конфеты (как же противно было это слово), что они плохие, это правда. Никогда, слышишь, никогда их не пробуй. Иначе будешь как твой папа, а ему сейчас не очень хорошо.       Маленькие детские глаза расширились. — Как вы угадали? — И-интуиция, девочка. Интуиция. Теперь быстренько б-беги домой и отдай это п-папе. Но не пробуй. З-запомнила? — Да, запомнила.       Я улыбнулась, открыла дверь и выпустила из квартиры неожиданного гостя. Она развернулась и посмотрела на меня. — Вы хорошая, хоть и продаёте плохие конфетки. Я вижу. Меня не обмануть.       Она усмехнулась. Так, как это умеют делать только дети. Чисто и без лишних оттенков. На душе стало очень тепло. — Спасибо тебе.       Я закрыла дверь, слыша, как по коридору семенят маленькие детские ножки, постепенно затухая. Я не хотела её отпускать. Не хотела её отпускать к человеку, для которого она и покупает наркотики. Не хотела её отпускать туда, где из игрушек у неё наверняка есть только пара машинок и одна облезлая кукла. Я не хотела. Но была вынуждена.       Мандраж не прекращался ещё целый час после её ухода, и я чуть не разлила уже остывший кофе, который я практически по инерции сидела и пила, осмысливая произошедшее. Маленькая девочка, чей отец — наркоман. Я сталкивалась с таким впервые, сколько себя помню в роли драгдилера. Мне так хотелось забрать её к себе, чтобы она больше никогда не увидела весь тот ужас, который она переживает сейчас.       Она дёрнулась, когда я потянулась к ней. Значит, кто-то из родителей её бьёт. Моральные уроды.       Она назвала меня доброй, хоть я и торгую смертью. Она не утратила детское отношение к жизни. В её возрасте это более чем хорошо.       Тут что-то у меня вытащило из размышлений. Я резко бросила взгляд на свёрток. Вспомнила слова Дориана. Надо подготовиться.       Я встала, подошла к столу и достала сигнализации. Кое-как разобравшись в их строении и работе, я расположила их на входной двери, на окне в гостиной и возле моей кровати. Я знала, что это признаки паранойи, но я видела в этом больше плюсов, чем минусов. Пистолет положила под подушку. Резак и шарики с ядом — на полке за картинами. Жаль, что не жа книгами. За ними было бы куда проще. Но их уже давно не продают, хотя у меня есть, но их приходится прятать.       На всё это у меня ушло примерно час. Я взглянула на часы, которые показывали половину одиннадцатого часа. Странно, ведь в это время я уже сплю, а сейчас ни тени сонливости. Даже не зевала. Тем не менее, я всё же легла спать. И ещё долго не спала, вороша в голове всё то, что сегодня произошло. Дориан. Наркоманы. Девочка.       Господь Всемогущий, за что мне это?       Проснулась позже, чем обычно, что опять показалось мне странным. Что-то странное происходит со мной, хотя чувствовала я себя как и обычно. Вспомнив, что сегодня понедельник и бегло бросив взгляд на часы, я быстро сорвалась готовиться, ведь в этот день обычно совершают обход комиссия по порядку в доме, и хотя у меня не было с ними проблем благодаря моим «работодателям», я начала собираться, ведь сегодня особые обстоятельства благодаря оборудованию, которое я вчера установила.       Я отключила сигнализацию у двери и спрятала за рядом стоящей тумбочкой. Так же поступила с сигналками на окне и возле кровати, спрятав их в одно и то же место под кроватью. Вытащила пистолет, резак и яд, переложила их в пустую коробку из-под кукурузных хлопьев, а её запихнула в самый крайний угол шкафчика. Надела рубашку, узкую юбку, туфли — вещи, которые полагается носить даме в обществе. Ненавидела эти вещи, но носить их приходилось, чтобы не вызвать подозрений. Закрыла на замок ящик с кислотой. Всё было готово, когда в дверь позвонили.       Заплетя волосы в хвост, я подошла к двери, как можно более звонко стуча каблуками. Открыв её, я увидела трёх мужчин — комиссию по порядку в доме. Двое в запахнутых плащах и шляпах, за которыми можно было различить только глаза. Впереди них стоял высокий лысый мужчина с широким подбородком и большими ушами. Одет он был в рубашку и брюки с подтяжками. — Добрый день, Лейла. — Сказал он мне. — Добрый день, мистер Райм. — Ответила я ему. — Прошу меня простить, я не успела накраситься к вашему приходу, недавно проснулась, всё пришлось делать второпях. — Ничего, мы и так видим вас каждую неделю.       Я пустила их внутрь. Я шла к ним спиной, но буквально чувствовала, как их похотливые взгляды бегали по мне. С одной стороны да, в узкой юбке и рубашке, да ещё и с такой фигурой, бывает сложно устоять, но с другой стороны они бывают тут каждую неделю и до сих пор не привыкли ко мне и к тому, как я выгляжу?       Райм кивнул двум его спутникам, и они принялись осматривать мою квартиру. Я пригласила его за стол. — Может, вам чего-нибудь налить? — Предложила я. Было очень противно, но я уже приспособилась. Чтобы жить среди лжецов и лицемеров и не стать таким же, надо приспособиться и имитировать их отношение к жизни. — Нет, не надо, я уже завтракал сегодня. — Ну, а я, с вашего позволения, налью себе чашечку кофе. — Как вам угодно.       Я подошла к кухонному гарнитуру и принялась делать себе кофе. Достала строгую чёрную кружку, спрятав свою оранжевую подальше в посуду.       Пока я была занята, мы с Раймом беседовали: — Как у вас дела? — Спросил он. — Всё как и обычно. — Куда-нибудь собираетесь? — Сегодня нет, ведь у меня выходной. — Ах, ну да, как я мог забыть, конечно. На вашей фирме выходные по понедельникам. — Именно.       Красивая легенда, не правда ли? Сама придумала. — И как вы планируете провести сегодняшний день? — Возможно посижу дома, посмотрю телевизор (телевизор стоит в каждой квартире в стране, это обязательно. Но я его не смотрю). — Да, сегодня новостная передача, а вечером будет «Большая гонка». Говорят, состав основных участников будет пополнен после смерти двух гонщиков. Это была жестокая авария. — Ох, не напоминайте. До сих пор мурашки по коже. — Как вам угодно.       Я приготовила кофе и села за стол к Райму. — У вас тут можно курить? — С каких пор вы курите? — Недавно. Вынужденная мера, в жизни и так много стресса. — Оу, понятно. Я, конечно, не курю, но…       Я зацепила взглядом одного из людей Райма, который полез под кровать. В груди внезапно стало пусто от страха. Если он найдёт сигнализацию, то мне конец. — Лейла, с вами всё хорошо? — Вдруг услышала я. Я вышла из оцепенения. — Ох, простите, странный наплыв мыслей. Я не курю, но вам можно, всё равно квартиру проветривать. — Спасибо.       Райм достал сигарету и закурил. Пока он это делал, я вцепилась взглядом за человека из комиссии, который лазил под моей кроватью. В голове эхом прозвучала фраза: «Мне конец». Внезапно он вылез. Мне показалось, что я сжалась настолько, что уменьшилась раза в два. И потом он, как ни в чём не бывало, пошёл продолжать осмотр. Камень с грохотом упал с души. Я продолжила непринуждённую беседу с руководителем. Через какое-то время ондин из его людей похлопал его по плечу и шепнул что-то на ухо. Тот кивнул. — Что же, рад был повидаться, но долг зовёт. — Да, я всё понимаю. Давайте я вас провожу.       Закрыв за ними дверь, я дождалась, когда они войдут в следующую квартиру и только потом щёлкнула замками. Стянула с себя эту удушливую одежду, бросила в стирку, распустила хвост. Задвинула шторы, накинула халат и принялась восстанавливать всё, что пришлось прятать от лишних глаз. Достала сигнализации, которые почти были найдены человеком из комиссии, вернула их на место. Достала из коробки из-под хлопьев всё её содержимое и положила туда, где оно и лежало. Повалилась на кровать в раздумьях.       День начался очень тяжко. Радовало то, что за сегодня придёт разве что двое не особо диких покупателей, но нужно быть готовой.       Весь последующий день я провела как и обычно: читала спрятанные книги, спала, пила кофе. Вечером приняла, как и ожидалось, двоих нариков. Без происшествий, хвала Всевышнему. Повалившись спать, я и не подозревала, что завтрашний день перевернёт всю мою жалкую жизнь.       Я проснулась от сильного запаха гари. Криков. Треска.       Резко сев на кровать, я осмотрела квартиру, но всё было цело, лишь дым скапливался на потолке. Где-то произошёл пожар. Не успев ничего накинуть на себя, в одном нижнем белье я выглянула в коридор осмотреться, что произошло. На меня вывалилось целая туча дыма, стало трудно дышать. Так и не поняв, когда я успела вернуться, распахнуть окно и накинуть халат, я выглянула ещё раз. Сквозь клубящийся туман угарного газа я различила вдалеке коридора языки пламени, которые разгорались не на шутку.       Тут сзади меня что-то запищало. Это была сигнализация. Я резко обернулась, и увидела, как на пол с окна опускается человек в красно-чёрной куртке с глубоким капюшоном, брюках и бандане, закрывавшей рот и нос. В руках блестел плазменный резак.       Оцепенение прошло сразу же, как только он бросился на меня, пытаясь нанести колющий удар. Я успела увернуться, почувствовав жар раскалённой плазмы около своего живота, и ударить его по руке. Мгновенно среагировав, я выбежала к кровати и выхватила из-под подушки пистолет. Обойма вставлена, осталось взвести. И вот тут сердце ушло в пятки.       Пистолет заклинило. Что-то не давало ему нормально взвестись. А бандит уже стоял напротив меня, раскаляя резак. Я бросила в него пистолет, но это не помогло. Я была в панике. Не знала, что делать. Отходя назад, смотря в глаза своей смерти, я дрожала как осиновый лист. Но тут я упёрлась спиной в шкаф, с которого упала картина. Я вспомнила, что именно там у меня лежит запасное оружие.       Взяв ещё одну картину, я ударила ею наступавшего, чтобы выиграть время. Пытаясь нащупать резак, я дотянулась лишь до тех самых плохо пахнущих шариков. Слова Дориана эхом отозвались в голове: «Бросаешь, шарик раскрывается и человек каменеет как статуя».       Я сделала так, как говорил он. Шарик раскрылся и из него резко заклубился зелёный дым, который тут же заставил незваного гостя отступить назад. Когда он развеялся, я увидела, что он действительно застыл в той позе, в какой он и был: закрывая лицо правой рукой, с резаком в левой и стоя только на носках. Но он был ещё жив, судя по хрипу.       Вот он, мой шанс.       Я достала резак и включила его. Горячая плазма неприятно грела руку, но я не обращала на это внимания. Я вогнала в эту мразь лезвие резака по самую рукоять, от чего тот истошно захрипел. Я повернула его и резко вынула. Хрип стал ещё громче, но затем он стих. Он умер, но продолжал стоять как заколдованный. Яд всё ещё действовал.       А между тем огонь полыхал уже возле входной двери.       Я лишь успела одеть что-то более практичное — джинсы и футболку — взять заклинивший пистолет и резак, документы, деньги, смочить тряпку водой и приложить к носу, и затем вылетела из квартиры буквально через огонь. Я бежала по коридору, задыхаясь от дыма, пытаясь добежать до лестницы. Наконец, добравшись до неё, я спустилась на этаж ниже, но прямо передо мной лестница на следующий этаж обвалилась, и пришлось добираться до лестницы противоположном крыле. Благо, огня было не так много.       Но тут я остановилась. Я услышала детский плач. Очень знакомый детский плач.       Заглянув в открытую дверь, я увидела картину, которую уже не получится забыть никогда: та самая девочка, что приходила покупать наркотики для своего отца, плакала над горящим трупом этого же отца и залитым кровью телом матери. Её лицо и платье было перемазано в саже. Ей было трудно дышать, но она плакала. Из последних сил она завывала, роняя слезу за слезой на своих родителей. Я не могла пройти мимо.       Я забежала в квартиру и схватила девочку за руку. Та дёрнулась, закричав. — Не бойся! — Крикнула я, пытаясь перекричать треск огня. — Это я!       Она, успокоившись и вытерев своей маленькой ручкой слезу со своей щеки, обняла меня, вновь заплакав. — Тётя… помогите маме и папе! Прошу!       Как она может просить вернуть к жизни тех, кто её эксплуатировал? Видимо, они были единственными людьми в её жизни, кто действительно были ей дороги. — Я… Я ничем не могу им помочь. Уже ничем.       Она прекрасно понимала, о чём я, и всхлипывания перешли на истошный крик. Я стояла, обнимая её и не чувствуя нехватки воздуха из-за огня. Я хотела быть с ней, рядом. Но реальность вновь вернула меня из мира грёз, когда и девочка начал кашлять. — Как тебя зовут? — Спросила я. — Анна.       Какое красивое имя. — Слушай, Анна. Нам нужно бежать, иначе огонь доберётся до нас. Ты же не хочешь сгореть?       Она вытерла слёзы. — Нет. — Тогда пойдём.       Не знаю, где я нашла силы, но я взяла её на руки. Одной рукой удерживая Анну, а другой — свои вещи, я ринулась в коридор и побежала к выходу, слыша всхлипывания и слова, произносимые шёпотом: — Мама… Папа…       До выхода я добралась быстрее, чем я успела что-либо понять, и выйдя на ярко освещённую от огня улицу. Оглянулась на здание, некогда бывшее моим домом. Полностью объятое пламенем, его вид грел мне душу. Возможно, потому что я увидела в этом знак протеста системе. А может, что-то другое. Так и не поняла до конца.       Вокруг толпились люди, носились пожарные, очевидцы в одинаковых костюмах и пижамах выходили полюбоваться зрелищем. И только я, в одной футболке и джинсах с девочкой на руках выделялась, как новогодняя ёлка в дремучем лесу. Но к счастью, перед нами затормозила машина, зеркало передней двери которого опустилось, и я увидела Дориана, уже без маски. Анна, увидев его, уткнулась мне в плечо от страха. — Садитесь, вам нельзя тут оставаться. — Сухо бросил он.       Я покорно открыла заднюю дверь и села в автомобиль, такой же строгий и мерзкий, как и всё остальное в этом городе. Анна всё так же сидела у меня на руках. Мы тронулись. Мы молчали минуты две, пока не отъехали от места происшествия. Диалог начал Дориан: — Что за девочка? — Спросил он. — Она жила в моём доме. И ещё она позавчера покупала у меня дурь. — Серьёзно? — Серьёзней не бывает. — Надеюсь, не себе. — Папе… — Подала голос Анна, а затем всхлипнула. — А где её родители.       Я бросила недвусмысленный взгляд на Дориана через зеркало заднего вида, и он всё понял. — Бедняжка. Куда ты её денешь? — Она останется со мной.       Маленькие ручки сильнее вжались в моё плечо, как бы говоря: «Спасибо тебе большое, я этого никогда не забуду». — Дориан… — Хотела я было задать вопрос, но водитель меня перебил. — Менни. — Что? — Моё имя — Менни Лабовски. Дориан — лишь прозвище.       Почему он так внезапно раскололся? Что, больше нет смысла хранить тайны? — Хорошо… Менни. А куда мы едем. — К боссу.       К боссу? К тому самому? К Крысиному Королю? Я многое слышала о нём, причём не очень хорошего. Моё сердце съёжилось в ожидании всего, что угодно. Я не была готова, но заставляла себя поверить в то, что готова. Тщетно.       Внезапно машина остановилась, и Менни, огласив: «Приехали!», вышел из машины. Я последовала за ним.       Забавно. Анна заснула. Мне придётся пережить этот кошмар самому. Может быть, это и к лучшему.       Мы подъехали к ещё одному, такому же дому, в котором жила я. Не удивлюсь, если я поднимусь на тот этаж, на котором жила я, найду тот же самый номер квартиры, и если войду туда, то увижу точную реплику моей квартиры, настолько он был похож на все остальные дома в этом городе. Но мы не пошли ко входу в дом, а за сам дом, и увидев там ещё одну дверь, за которой была длинная лестница вниз, я была поражена, ведь за моим домом ничего подобного не было. — Считай это «корпоративной тайной». — Сказал Менни, увидев моих глазах немой вопрос. — Спускайся, босс ждёт тебя. — Зачем я ему нужна? — Не знаю. Он просто хотел тебя видеть. Именно тебя.       Я, немного повременив, всё же ступила по скрипучим деревянным ступенькам, и с каждым новым шагом я всё больше уходила в объятья сумрака подвала вперемешку с неприятным кислотным запахом. Каждый следующий шаг давался с трудом, ведь вскоре лестницу и вовсе не стало видно. Шла я так примерно минуты две, пока не наступила на твёрдый бетон, холодный и неприветливый. Это уже была на лестница, а пол, по которому я шла уже более свободно, не боясь упасть, да и вдалеке уже был виден поворот, и падал неяркий свет. Запах кислоты усиливался.       Дойдя до конца коридора и заглянув за поворот, я увидела пластиковую ширму, услышала голоса, бренчание стекла и другие самые разнообразные звуки. Дрожа от холода, я отодвинула ширму и увидела большой белый зал с кучей столов, оборудования, по которому ходило множество людей в жёлтых защитных костюмах. Запах кислятины достиг своего пика, были слышны звуки кипения, треска огня, свиста, звона стекла. Люди в костюмах ходили с какими-то пробирками, кастрюлями, пластиковыми формочками. Было ясно, что это за место и что тут производят. Эти поганые конфеты, которыми я так бессовестно торговала. Отсюда мне их, видимо, и поставляли.       Я вошла в зал, и стало невероятно холодно, что ноги самопроизвольно затряслись, а зубы застучали. Но на меня обратил внимание один из людей в костюмах. Он подошёл ко мне. — Как твоё имя? — Услышала я глухой голос из-под респиратора. — Л-Лейла. — Ответила я, пытаясь сдержать трясущиеся зубы. Мой собеседник указал на дверь в конце зала. — Иди туда, босс ждёт тебя.       Я неспешно пошла по залу, превозмогая озноб. Дверь, на которую мне указал один их работников этого импровизированного предприятия, была полностью деревянной, даже ручки были из дерева. Она не внушала доверия, но была единственным, что притягивало и завораживало. Хотя, казалось бы, обычная дверь.       Я взялась за ручку. Холодная. Повернула и потянула от себя. Дверь открылась. Повеяло теплом.       Я вошла в небольшую затемнённую комнату, полностью отделанную из дерева. На полу был постелен дорогой красный ковёр, на котором стоял стол, сделанный явно из ценной породы дерева. За столом стояло кресло, повёрнутое ко мне спинкой. Справа, на диване чёрного цвета, при свете лампы нежились две девушки примерно моего возраста, в откровенных нарядах и как две капли воды похожие друг на друга. Обнимаясь, целуясь, они вызвали у меня отвращение, что я и выразила у себя на лице, как только увидела их. Но тут я услышала крик, от которого дёрнулась и я, и девушки на диване. — Закрой дверь! Холодно!       Я спешно хлопнула дверью и чуть не встала по стойке «смирно», настолько на меня подействовал этот голос. Внезапно кресло повернулось, и я увидела его, Крысиного короля, сложившего руки на груди и сидевшего, положив ногу на ногу. Это был худощавый, с тонкими пальцами и длинными чёрными волосами. Механическая маска, закрывавшая всё лицо, была в форме крысиной морды. Сам Король был одет в строгий фрак с белой рубашкой и зелёным галстуком. Его голос, чуть хрипловатый, искажался маской и был чуть ли не механическим. — Как твоё имя? — Лейла.       Он встал. Я увидела его в полный рост. Он был на полголовы ниже меня. — Лейла? Та самая, которая буквально недавно была вывезена из первого пожара, случившегося впервые за последние десять лет?       Я на секунду задумалась. А ведь и правда, это был пожар, очень редкое явление в таком стерильном городе. И я выбралась из него. — Да, это я.       Король вышел из-за стола, и я увидела не его левой ноге железный экзопротез, державший, видимо, повреждённое колено. Ходил он свободно, что не удивительно, ведь такое устройство фактически заменяет ведь сустав, пока он не восстановится. — И ты работала на нас? — Да.       Он хлопнул руками и повернулся к девицам, которые всё не прекращали свои любовные игры. — Девочке, подайте бедной Лейле что-нибудь согреться, а то она промёрзла вся.       Одна из них встала, сняла с вешали первую попавшуюся шубу и одела её на меня. Я взглянула на Анну. Всё ещё спала. — А что за ребёнок? — Спросил Король. — Я спасла её из пожара. — Вот как? И где её родители. — Погибли в пожаре. — Жалко этих бедолаг. — Ничуть не жалко. — Прости? — Ничего. Так зачем я тебе нужна? — Понимаешь ли в чём дело, — Начал он. — ты спаслась из пожара, первого за долгое время, и это может вызвать вопросы, ведь ты и эта кроха — единственные, кто спаслись из этого пекла. Тебя будут искать и допрашивать, может даже пытать. И ты в любом случае расколешься о том, что ты продавала наш товар. Поэтому у нас только один вариант… убить тебя.       Внезапно он выхватил пистолет и направил на меня. Я не дрогнула, хотя внутри всё сжалось, как под прессом. Анна проснулась. Я прижала её к себе. — Тише, не смотри. — Тётя, что… — Запаниковала Анна, но я поспешила успокоить её, не отводя взгляд от Короля. — Всё хорошо, я тут немного занята, не смотри. — Прости, — С усмешкой сказал Король. — ничего личного, всего лишь бизнес. И не скрывай своих истинных чувств. Я знаю, что тебе страшно, а ты стоишь как статуя. Ты не такая сильная, какой ты хочешь себя видеть.       Он прав. Чертовски прав. — Это обязательно? — Это вынужденная мера. Опять же, ничего личного.       Послышались детские всхлипывания. Маленькие ручки сильнее вжались в плечо. — А что если я предложу план получше?       Король усмехнулся, а девочки на диване захихикали, будто бы все они что-то знали. Мне уже нечего терять, так почему бы не попытать счастья и не попросить помощи под угрозой смерти? — И что ты можешь предложить? — Я предлагаю вот что: — В голове крутилось множество мыслей, но я смогла собраться и выдала все как есть. — ты дашь мне и этой девочке возможность покинуть страну. Я же в свою очередь забуду о моём прошлом и никому ничего не скажу.       Король замешкался, немного опустив пистолет, но затем вновь направил на меня. — И как я могу быть уверен, что ты ничего не скажешь? — Тебе придётся поверить мне на слово. — Так дела не делаются, Лейла, ты сама прекрасно это понимаешь. — Понимаю, и если я не смогла договориться, то прошу о последнем желании — вывези её из страны, а меня можешь убивать. — Нет! — Послышался крик где-то под шубой. Ручки всё сильнее вжимались в плечо. Стало больно. Король вновь помешкал, обдумывая мои слова. — Допустим, я так и сделаю. — Немного погодя сказал он. — Но вдруг вся информация станет достоянием общественности другой страны? — Ты всегда можешь послать за мной киллера. Я думаю, деньги у тебя на это найдутся.       Повисла тишина. Пистолет всё ещё был направлен на меня. Я терялась в догадках. Мне удалось или нет? Мне радоваться или впадать в уныние? Готовиться к отправке или к смерти? Светлые глаза, скрытые за стёклами маски, будто прожигали меня насквозь. И тут… выстрел.       Детский крик.       Девичьи визги.       Стало невероятно тепло.       Снаряд плазмы попал в стену.       Я стояла, целая и невредимая. Внутри всё будто бы сжалось в один комок. Слова в комнате отзывались этом в голове: — Ладно, чернокожая, тебе повезло. Я поверю тебе на слово и вывезу из страны, как ты и хотела. Но помни: если я узнаю, что ты хоть немного заикнулась о своём прошлом, все мои киллеры в соседних странах откроют охоту на тебя. Уяснила?       Я не могла сказать ни слова. Словно проглотила язык. А может и буквально. Но Король понял всё без слов. — Ты поедешь на товарной барже из Конфедерации Лаберия в соседнюю Карнелианскую Республику. Тебя провезут туда мои люди. А теперь уйди с глаз моих, пока я не передумал. Поднимайся к Дориану, я ему сейчас позвоню и всё объясню и он вывезет тебя и порту. — Х-хорошо. — Это последнее слово, которое я произнесла в этой поганой стране. На всём дальнейшем пути я не проронила ни слова. Я не попрощалась с Менни. Я не объяснила всё Анне. Я не назвала своё имя, находясь на барже. Во мне проснулся дар голоса только тогда, когда я услышала заветные слова, произнесённые из громкоговорителя порта, к которому мы прибывали: — Товарная баржа из Конфедерации Лаберия прибывает на причал номер пять, всем принимающим товар просьба прийти на причал и подготовить талоны на получение груза. Повторяю…       Дальше я уже не слушала. Уже было неважно. Сойдя на причал, я впервые за несколько лет улыбнулась. Я видела людей, не прячущихся под масками лжи и промытыми пропагандой мозгами. Я видела не однотипные жилые блоки, а здания с причудливой архитектурой разных цветов и размеров. В небе не кружили цеппелины с партийными лозунгами. На стенах зданий не было огромных лиц обрюзгших политических деятелей, пляшущих под дудку властей. Я видела людей, а не бесчувственные манекены. Анна дёрнула меня за джинсы. — Тётя… — Лейла. Меня зовут Лейла. — Простите, Лейла. Где мы?       Я опустилась на колени, теперь уже не чтобы передать этой крохе пакетик со смертью, а чтобы искренне обнять и прошептать на ухо: — Анна… мы в Раю.

***

      Очередной вызов. Наркопритон в подвале одного из домов жилого блока недалеко от нашего участка. Бедняги не подозревают, что скоро к ним нагрянут гости. А гостей этих было немало: с десяток Белых Гвардейцев, пара обычных полицейских и я, обычный криминалист, которому всё никак не могут дать повышение. Мы ехали в большом транспортном грузовике с кучей сидений и ящиков со снаряжением. Трясло несильно, но ощутимо.       Я как обычно был весь в себе. Размышлял о своей жизни, задаваясь одним и тем же вопросом: «А почему я всё ещё не мёртв?». И ведь правда, соверши я суицид, мне было бы безразлично на мёртвую жену, на нашего ребёнка, отстающего в развитии и сидящего в детском доме, потому что его отец не способен его обеспечить. На мизерную зарплату в 250 кредитов, на которые возможно лишь продукты покупать, и то только партийные. Мне было бы всё равно на тщетные попытки пробиться на звание выше, хотя бы до следователя. Криминалист — профессия не для меня. Мне не дают полноценно участвовать в операциях, я лишь вписываю сколько трупов и как они таковыми стали. Я способен на большее, но меня попусту не слушают. Конечно, зачем слушать простого криминалиста — отброса в полицейском департаменте.       Рядом со мной сидел серогвардеец. Его кобура с плазменным пистолетом манила меня выхватить его и пустить заряд раскалённой плазмы себе в висок. Но что-то меня сдерживало. Сам не понимаю, что.       Серая Гвардия. Войны в серых доспехах, вооружённые щитом и электричеством. Герои великой партии. Хранители спокойного сна простых людей. Истребители врагов народа. Скорее, истребители врагов режима. За все свои годы работы в полиции я часто сталкивался с этими ребятами, и должен заверить, что с ними я выезжал не только за наркоманами и бандитами. Они брали и обычных граждан, самых безобидных людей, у которых были семьи, дети и счастливая жизнь. Но она резко рушилась, когда кто-то из соседей случайно увидел у него книжку, запрещённую цензурой или пакетик с чем-то, напоминающим наркотики, которые могли оказаться вовсе не наркотиками, а простыми таблетками, и посчитал своим долгом сообщить об этом в полицию. А потом эти люди либо возвращались, но уже совершенно другими, либо не возвращались вовсе. Думаю, не стоит объяснять, что с ними делали.       Я много общался с серыми гвардейцами, и казалось, что все они — поголовно марионетки партии. Их мозги промыты настолько, что они способны совершить всё, что угодно, если к просьбе прибавить фразу: «сделай это во имя РПГКЛ». РПГКЛ — аббревиатура Рабочей партии гуманистов Конфедерации Лаберия — правящей партии. Кучка людей, внезапно ставших главой целой страны и чтобы удержать свою власть, отменили выборы и установили тотальный дресс-код. Во всём. Здания перестраивались и становились похожи одно на другое. Так же и с людьми. В магазинах перестали продаваться яркие цветастые вещи, теперь всё строгое и в тёмных тонах. Так же и с предметами интерьера, и с бытовой техникой, и даже с едой и оружием. И при всём при этом производство всего этого контролируется самой партией. Нет сторонних производителей, а если и появлялись, то от них быстро избавлялись. Опять же, силами Серой Гвардии.       Я знал всё это, но ничего не делал, потому что знал, что если я начну говорить об этом, то за мной приедет такой же отряд Серой Гвардии, с которым я сейчас ехал в одной машине. Но меня останавливало что-то ещё, помимо страха. Сам не знаю, что.       Машина остановилась. Один из серых гвардейцев, который выделялся на фоне остальных более широкими наплечниками и шлемом, выглядящим как средневековый английский шлем с забралом, встал и повернулся к нам. Это был командир отряда. Он начал командовать. — Отряд! Готовность номер 1!       Гвардейцы встали, подняли свои ростовые щиты и электрошоковые посохи. Командир повернулся к дверям. — Отряд! Готовность номер 2!       Гвардейцы включили посохи, от чего те заискрились. Они подняли их, готовясь к маршу. Командир опустил забрало и открыл двери. — Отряд! Бегом марш!       Они повалили из автомобиля строевым маршем. Когда они вышли, я вместе с полицейскими нехотя встал и неспешно вышел из машины. Достал планшет и ручку. В свете уличного фонаря было видно построившихся у входа в здание гвардейцев. Из места пассажира вышел наш начальник, мистер Рамоли: мужчина лет пятидесяти с густой седой бородой и большим животом, который еле прикрывала рубашка и пиджак. Он подошёл ко мне и двум моим коллегам. — Так… Вачовски! — Он указал на одного из полицейских. — Проконтролируй, чтобы все улики были на месте, ничего никуда не пропало. — Есть! — Вачовски отдал честь и убежал к гвардейцам. — Теперь О’Ванн, — Теперь он обращался к другому полицейскому. — с тебя поимка выживших и их опись. — Так точно! — Ну, и ты… Кармер. — Повернулся он ко мне, чуть замявшись. — Всё как и обычно. — Как будто бывает по-другому… — Что? — Ничего, сэр! Так точно!       Я отдал честь, буквально пересилив себя. Часто так делаю. — Хорошо. И это… давай без этих твоих выкрутасов, когда сюда приедут следователи. Ты хороший парень и мне бы не хотелось, чтобы ты вылетел с работы.       Ага, конечно. Ври больше, лицемерная мразь.       Он ушёл и махнул командиру гвардейцев. Послышалась неразборчивая команда, которую я не услышал из-за рёва мотора автомобиля, два гвардейца распахнули дверь и все, как один, забежали внутрь. Я потащился за ними. Медленно и параллельно погружённый в себя. В своём стиле, грубо говоря.       В планшет было вложено пара новых листов со штампами, куда я и должен заполнять всё, что я увижу. Решив сделать оформление заранее, я открыл ручку и принялся писать на ходу. Уже по выверенной схеме, я вписал своё имя в строку «Имя» — Джошуа Кармер. Должность уже была заполнена — криминалист, что в моих глазах выглядело на бумаге больше как издевка или приговор. Дата — 14 марта 2025 года. Объект. Какой это номер дома? Я как раз проходил рядом с вахтой, где на табличке чёрным по белому было написано: «Вахта жилого блока №1364». Переписал номер в строку. Далее — сразу несколько пустых строчек, подписанных, как «Задача». Вписал следующее: «Взятие наркопритона, где распространяются «кислотные конфеты». По предварительным данным, в наркопритоне находятся не более 10 человек с желанием сдохнуть в муч…». Стоп, что? Что я пишу? Я протёр глаза, подняв очки на лоб. Я не опечатался. Как это вообще вышло? Я вынул лист из планшета, смял и бросил в ближайшее мусорное ведро. Промазал.       На новом листе я переписал всё, что было на том, но в строке «Задача» уже следил, что писал. Вышло следующее: «Взятие наркопритона, где распространяются «кислотные конфеты». По предварительным данным, в наркопритоне находятся не более 10 человек и более 1000 унций запрещённых веществ. Контроль операции — капитан Дуглас Рамоли». Забавно. Прошлый вариант мне нравился большие. Далее было огромное исполосованное горизонтальными линиями поле и сверху надпись: «Описание». Здесь мне ещё предстоит что-либо написать.       Я дошёл до спуска в подвал, откуда уже слышались крики боли, мольбы о помощи, эйфорический смех и хрипы. А ещё я почувствовал запах. Такой знакомый, но такой противный запах. Запах кислоты. Запах смерти.       Я начал спускаться, старясь не дышать, ведь запах всё усиливался. Спустившись, я увидел, что подвальное помещение, представлявшее из себя небольшую комнату с стеллажами вдоль стен и большим столом посередине, было усеяно белыми таблетками — теми самыми «конфетами» — и множество людей в штатском, которые уже сидели в углу, прижатые тремя гвардейцами. Один из них резко засмеялся. Его ударили посохом. Бедняга буквально захлебнулся собственным смехом и упал навзничь. Хотя, почему бедняга? Он же чёртов наркоман, с какого я должен ему сопереживать?       На столе лежал ещё один человек, а неподалёку от него — другой, но уже весь в крови. Пора за работу.       Я подошёл к первому, ведь брезгливость пересилила интерес. Итак, посмотрим. По уголкам губ видно белую пену. Кожа сморщенная и сухая. В глазах полопались капилляры. Налицо передозировка. Больше сказать нечего.       У второго же перерезана глотка от уха до уха. Умер от кровопотери. Такую точную рану не мог нанести наркоман. Их трясущиеся пальцы могут только пробурить дыру, а теле ножом. Это кто-то, кто не употребляет эти наркотики. Но кто?       Я вписал все наблюдения в планшет, но свои мысли не писал. Какая разница, если их всё равно не прочтут? А между тем гвардейцы отвели людей наверх, к транспорту. Ко мне подошёл мистер Рамоли. — Давай, заканчивай и поднимайся, скоро следователи прибудут. — Так точно. — Не отрываясь от планшета, бросил я. Слыша грузные шаги Рамоли, уходящие вверх, я бросился осматривать место преступления самостоятельно. Что-то здесь было нечисто, и я вознамерился узнать, что. Кровь трупы была сразу в нескольких местах, исключая то, где держали наркоманов, там кровь других людей и получена другим способом.       Моё внимание привлекли пара капель, которые лежали на полу возле одной из стен, кусочек которой не был закрыт стеллажом. Но стена казалась полностью гладкой. Что это может значить?       Я постучал по ней и удивился. Она внутри полая. Но как такое возможно? Порыскав в поисках переключателя, но не найдя его, я решил выбить эту стену. Это оказалось проще, чем я думал. После второго удара ногой стена потрескалась, а затем и вовсе развалилась. Затем я увидел, что эта стена могла опуститься посредством механизма, который и удерживал её невидимой для всех. Но это уже было неважно.       Я нашёл что-то, за что они меня точно повысят. У них просто не будет выбора. Моя находчивость вновь проявилась в лучшую сторону.       Я взял свой увесистый фонарик и включил его, оставив планшет на столе в подвале. Уходя вглубь коридора, лишь свет фонарика давал хоть какой-то свет. До тех пор, пока я не дошёл до очередной стены. Тоже полая. На этот раз понадобилось два удара фонариком, чтобы её сломать. А за ней совершенно не то, что я рассчитывал увидеть. Хотя, откровенно говоря, я ничего не ожидал увидеть и меня бы удивило всё. Но это меня потрясло больше всего.       Это был затемнённый кабинет в лучших традициях светских аристократов XVIII–XIX века, с деревянным столом, красными стенами и ковром. Здесь было неестественно тепло. Слишком тепло. Подозрительно тепло.       Я подошёл к столу, продолжая освещать себе путь фонариком, ведь к такой полутьме мои глаза не привыкли. На столе было множество предметов: стойка для ручек, странные приборы, термометр, различные бумаги и настольная лампа. Я включил её и выключил фонарик. Теперь я лучше видел и ориентировался в том, что написано на бумагах.       Так, посмотрим. Что это? Отчёт о купле-продаже. Что? Откуда такие суммы? И почему тут не указан товар? Я взял следующий документ и всё встало на свои места. Там была отчётность о поставке товара для производства. Различные химические соединения, кислоты, жидкий азот, вкусовые добавки. Стало ясно, что этот кабинет принадлежит человеку, который так или иначе причастен к производству наркотиков. Я перебирал документы, среди которых были как какие-то локальные отчёты о поведении служащих, так и другие отчёты купли-продажи в разные промежутки времени.       Я взял следующий документ. Он отличался от всех остальных. От выглядел куда более примечательно, напечатанный по государственным стандартам. Сверху был указана «Рабочая партия гуманистов Конфедерации Лаберия». Далее было написано следующее:       «Мистер Клойд МакМэй, более известный как «Крысиный Король». Вынуждены сообщить вам, что из-за угроз извне мы урезаем финансирование проекта «Сладости партии». Вам будет поставляться меньше продуктов для производства продукта под кодовым названием «Кислотные конфеты». Причина во всё большем влиянии и усилении сил экстремистской группировки «Божья кара» и мы заинтересованны в пресечении действий этой группировки. Надеемся, вы примете эти известия с достоинством и уважением. Желаем вам успехов!       С уважением, РПГКЛ, главный председатель — Мартин Ягер», я рядом подпись, причудливо написанное имя главного председателя партии.       Неужели это то, о чём я думаю?       Всё это — проект партии?       Я раскрыл самый главный государственный секрет?       И у меня есть шанс поведать его народу?       Или заставить партии мне платить за неразглашение?       Я ведь стану невообразимо богат, они будут бояться меня. Я заставлю их. — Так, так, так, кто тут у нас? — Внезапно услышал я механический голос сзади и звук взвода плазменного пистолета. Я поднял руки. — Повернись! — Вновь услышал я этот странный голос. Странно, но я повиновался. Я увидел худощавого парня ростом на голову меньше меня. Его лицо было закрыто крысиной маской, которая, видимо, и искажала голос. Это был МакМэй, или Крысиный Король. Он целил в меня из пистолета, который я заметил не сразу. — На тебе полицейская форма. Имя мне! — Вы арестованы, Клойд МакМэй, за распространение запрещённых препаратов. А вместе с вами и партийные председатели, которые финансируют всё это. Вы будете до конца жизни гнить в тюрьме, как настоящая крыса.       Мои угрозы не подействовали. Даже не засмеялся. Продолжал смотреть на меня. — Меня не обманешь коп, твой отвлекающий манёвр не сработал. Назови хоть одну причину не убивать тебя? — Например то, что я знаю то, чего не знаешь ты. — Враньё. — К чему такая уверенность? — Как ты, обычный криминалист, можешь знать что-то чего не знаю я?       Давай, продолжай, мне нравится наш разговор. — Не стоит меня недооценивать. — Что ты задумал?       Тут я услышал звуки и крики. Это они. Следователи с полицейскими. Как же вовремя. Король тоже отвлёкся на короткое время, но этого времени мне хватило, и я успел увернуться из-под траектории пистолета и ударил его фонариком по левой голени. Тот упал с истошным криком. — Что я задумал? Скоро узнаешь.       В порыве ярости я начал бить его по колену до тех пор, пока оно не хрустнуло, и Король завизжал. — Теперь ты никуда не денешься, жалкий преступник, ведь я, доблестный полицейский, остановил теб…       Мою злорадную триаду прервал выстрел из плазменного пистолета, который сжёг мне руку. Болевой шок, я не чувствую боли, но головокружение и рвотные позывы говорили о том, что через несколько секунд будет весело. В моём расплывчатом взгляде я различил, как Король встал и доковылял до другого выхода и тут же его закрыл, чтобы замести следы. И через секунду вбежали солдаты. В это время меня поразила резкая боль. Я закричал так громко, как только мог, а потом… потеря сознания… всё во тьме…       Очнулся я от яркого света, который тут же был закрыт массивной тенью, и что-то коснулось меня с такой силой, что унесло мою голову в другую сторону. Очевидно, ударили, но боли я не почувствовал. Видимо, настолько сильно я был в отключке. Опять свет. Опять тень. Опять удар. Свет. Тень. Удар. Свет. Тень. Удар. И так продолжалось до тех пор, пока удары не стали ощутимее. Я попытался открыть глаза. И вновь тень, но удара не последовало. Сквозь шум в ушах я различил фразу: — Стой, Фауль, он очнулся.       Он не ошибся.       В глазах наконец-то появились чёткие очертания. Я увидел полностью белую комнату, на потолке которой висело пара мощных ламп, а в стене впереди была дверь и тонированное стекло. Слева от меня был небольшой столик с инструментами. Пыточными инструментами.       В комнате было двое людей. Один довольно широкий, увесистый бугай с окровавленными кулаками и кожаном фартуке. Очевидно, это был Фауль. Второй — щуплый старик в белом халате и круглых очках. Сначала мне показалось, что это были мои очки, но потом я понял, что это не они.       Я попытался двинуть руками. Не вышло. Ногами — тоже. Я был крепко накрепко привязан к стулу, на котором сидел.       Старик опустился лицом ко мне, ухмыльнувшись. — Для начала, как ваше имя, господин?       Все извилины мозга напряглись. Казалось, что голова сейчас разорвётся, и не столько от боли, сколько от умственной работы. — Дж-Джош К-Карм-мер. — Это всё, что я смог выговорить. Голова раскалывалась. Тело ломило так, как будто каждая кость в моём организме была сломана. — Итак, мистер Джошуа Кармер. Вы, вероятно, знаете, почему вы здесь.       В голове начали всплывать воспоминания: наркопритон, стены, кабинет, документы, заговор, Крысиный Король, сломанная голень, рука… стоп, а что с моей рукой?       Я опустил взгляд на неё. Не будь я в таком положении, я бы определённо закричал, а так в моих глазах явно читался неподдельный ужас. Она была больше похожа на жареную куриную ногу, только увеличенная в двадцать раз, наполовину обглоданная и без кожицы. — Не отвлекайтесь, Кармер. Вы знаете то, чего не должны знать, так?       Ах да, вспомнил. Заговор партии по производству наркотиков. Но зачем им это? Как долго они планируют этим заниматься? Какие цели они преследуют? Вопросов так много, но узнать на них ответ я был не в силах. Придётся играть по правилам пыточной камеры. — Да, з-знаю. — А что же тогда?       Я замешкался. А почему я должен ему это говорить? Это только мой секрет. И партии придётся дорого заплатить мне за эти сведения. Очень дорого. -Я… Я не с-скажу. — Ох ты, и почему же?       Он стоял и усмехался надо мной, как будто я — блоха. Но блоха тут не я, а он, и он будет целовать мне ноги, когда я стану самым богатым человеком в стране. — Жуй песок, гнида. — С презрением сказал я ему и плюнул ему прямо в лицо, на его круглые очки. Он снял их и принялся вытираться своим халатом. — Фауль! Врежь ему!       Я не успел опомниться, как огромный бугай пересёк половину комнаты и зарядил мне прямо в щёку. Я почувствовал, как зуб вылетел из моего рта. Видимо, клык. Старик опять подлетел ко мне. Он истошно кричал, не следя за манерами, за которыми он так бережно следил до моего перформанса. — Ты, урод! Я убью тебя! Убью тебя, клянусь честью партии!       Стоп. Убью тебя. Честь партии.       Внезапно до меня дошло.       Я здесь не для пыток.       Я здесь только чтобы умереть.       Я уже не выйду отсюда живым.       Как и все «враги народа».       Скорее, «враги партии».       Внезапно я вспомнил про жену, ребёнка, загубленную карьеру.       Внезапно захотелось умереть.       Как удобно.       И меня ничто не сдерживало, даже то, что я не мог объяснить. — Так убей меня, грязный старикашка! Я ведь здесь за этим, не так ли?!       Он отшатнулся, не ожидая такого напора. Он не ожидал, что я пойму всё так скоро. Он вынул плазменный пистолет из кармана халата и взвёл курок. — Брат, ты что? А как же секрет? Партийные боссы нам поручили разузнать, что он знает, уже потом убить. — Неужели ты не видишь? Он и так всё понял, зачем тянуть? — Но ведь наш план по… — Забудь про план, этот полицай меня бесит!       Я засмеялся. Впервые за несколько лет. — Вам не выведать этот секрет, уроды. Никогда. Никогда. Никогда. — Проговорил я сквозь смех. — И я не просто полицай. Я — криминалист. Отброс в полицейском департаменте. Каково это, быть оскорблённым? причём не кем-то из верхушки, а простым отбросом и врагом партии?       Было видно, как старик звереет, а его братец Фауль пытался его успокоить. Тщетно. — Я тебя убью, клянусь честью партии! — ТАК СТРЕЛЯЙ УЖЕ, ЧЕГО ТЫ ЖДЁШЬ?! — МНЕ НЕЧЕГО ЖДАТЬ! Я ЛИШЬ ДЕЛАЮ СВОЮ РАБОТУ! Я ПАЛАЧ! — Рабен! — Фауль всё не унимался, пытаясь успокоить брата. — МОЛЧИ, ФАУЛЬ! Я РАЗНЕСУ ТВОЮ ГОЛОВУ ПО СТЕНКЕ, ЖАЛКИЙ ЧЕРВЬ!       Я не выдержал и плюнул ещё раз, попав Рабену на руку. Тот, уже буквально раскалившись от злости, закричал и принялся вытирать руку. Из галантного врача он превратился в цепного пса, коим он и является. Прекрасный способ узнать истинное лицо человека — опозорить его, принизить в чьих-то глазах, и тогда он полностью откроется всем окружающим. — Я УБЬЮ ТЕБЯ, ЧЕРВЬ! УБЬЮ! — Каково это… быть униженным… а, Рабен? — НЕ СМЕЙ НАЗЫВАТЬ ЭТО ИМЯ! ТЫ НЕДОСТОИН! — А кто достоин? Только избранные? Ты не бог, Рабен, и уж точно не властитель всего сущего.       Он кипел, как чайник. Я видел, что он зверски хочет меня убить. Я решил, что хватит с него. Пора. Я уже и сам хочу. — Я УБЬЮ ТЕБЯ! — ТАК СТРЕЛЯЙ, ЧЁРТ ТЕБЯ ДЕРИ! — Я УБЬЮ… — СТРЕЛЯЙ!       Старик наконец-таки спустил этот чёртов курок. Наконец-то. Огонь прошиб мою голову, как я и хотел. В глазах резко потемнело. Но это было неважно. Совершенно неважно.       Вероятно, этот жалкий старик ещё будет издеваться над моим худощавым телом. Выпустит ещё заряд плазмы мне в голову, сердце и может быть между ног. Но это тоже уже неважно.       Моё желание было исполнено.       Дорогая, встречай незадачливого мужа на том свете. Мне есть, что тебе рассказать.

***

      Как же я давно не испытывал это. Даже ломка не была такой сильной, как желание женского тела. Пусть и мёртвого, но довольствуемся тем, что есть.       Я уже не помню своего имени. Я уже не помню, кто я такой. Я уже не помню, где я живу. Я уже не помню, где я нахожусь сейчас. Для меня это всё уже давно потеряло смысл. Мне уже откровенно всё равно на всё. Для меня даже ломка уже не является проблемой, хотя всё ещё мешает спать, но ночам. Единственное, что я помню о себе, так это то, что я человек и у меня есть естественные животные потребности. Одно из них я удовлетворяю прямо сейчас.       Меня не волновало, увидит ли меня кто-нибудь. Меня, со спущенными штанами и трупом миловидной девушки. Какая разница?       Но я остановился. Даже не закончил. Почему? Сам не знаю.       Я принялся шарить по её карманам в поисках хоть чего-нибудь ценного. Нашёл косметичку. В ней помада. Вроде дорогая. Посмотрим, сколько за неё даст этот чёртов перекупщик, имя которого я тоже уже давно не помнил.       Руки опять трясутся словно не в себе. Я это не контролирую, но меня это раздражает.       Опять куча барахла, за которое и ломанного кредита не дадут.       Опа. Знакомое бренчание.       Кредиты.       Спешно вынув их из кармана бедняжки, я не мог поверить своим глазам. В таком неблагоприятном районе я напоролся на труп, у которого ещё не отобрали деньги. Джекпот!       Я пересчитал деньги. 18 кредитов, если я ещё не разучился считать. А я вполне мог.       18 кредитов и помада. На дозу надо 20. Пойду к перекупщику, посмотрим, сколько он даст за помаду.       Натянув штаны обратно, я медленно пошёл, сам не зная куда. Я всегда так делаю, пока не прихожу к нужному мне месту. Так даже удобнее, потому что так я чаще натыкаюсь на помойки, где могу найти еду. Довольствуемся тем, что есть.       Не знаю, сколько я шёл, но в конце концов я наконец-таки набрёл на знакомую мне табличку, которую никогда не мог прочитать. Дверь ещё была открыта, а свет внутри горел. Я вошёл. За стойкой стоят тот самый перекупщик. Он уже надевал своё пальто и собирался уходитт, но увидел меня. Он был не очень рад меня видеть. — Опять ты? — С досадой в голосе сказал он. — Что на этот раз?       Я ничего ему не сказал. Как и любому другому человеку ничего бы не сказал. Не люблю говорить с людьми, вот и молчу.       Я протянул ему помаду. Он взял её и осмотрел её и сказал: — За неё могу дать только 3 кредита.       3 кредита. Наверное хватит. Я кивнул. Перекупщик спешно уложил помаду под стойку и оттуда же достал заветные три квадратные блестяшки. Он бросил их в мои трясущиеся руки, не желая их касаться. Я и не был против.       Выйдя из лавки и направившись дальше бродить по переулкам, я пересчитал все мои деньги. 21 кредит. Но доза стоит 20. Так зачем мне один лишний кредит? Я взял один и без раздумий выкинул его. Зачем он мне?       Теперь я знал, куда шёл. По выверенной дороге, по которой так часто хожу. К дому, к которому ходил как на праздник. Я зашёл в дом, поднялся на второй этаж. Подошёл к двери под номером 24. Позвонил в дверь. Дрожащей рукой. Но какая разница, если он всё равно услышит.       Не знаю, сколько прошло времени прежде чем он открыл. Мне не терпелось поскорее получить своё и хотелось позвонить ещё раз, но я знал, что этот человек довольно строптив и я могу не получить заветный пакетик. Но он всё же открыл. Этот красавец с широким лбом, длинным носом и волевым подбородком. Просто ангел, сошедший с небес. Я поймал его взгляд, полный отвращения и презрения. Ничего, я привык. Он быстро проговорил: — Деньги вперёд!       Я, стараясь его лишний раз не задерживать, протянул те самые 20 кредитов. От их взял и спрятался за дверью. Через какое-то время он явился вновь, протянув мне то, зачем я сюда пришёл. Конфеты. Сладости. Как же я их обожаю. Он отдал их мне и тут же скрылся.       Мне очень хотелось раскрыть пакетик и вкусить это. Но нет. Не здесь. Не у священного места.       Я вышел из дома, спрятав в карман пакетик. Быстро зайдя за угол, я достал его. Наконец-то. Я не вкушал его целые сутки. Как же я соскучился.       Я раскрыл упаковку и вынул пару конфет. Спешно закинул их в рот и принялся рассасывать. Кисло. Очень кисло. Но это поначалу. Потом будет сладко.       Так и было, теперь стало слаще. А ещё стало хорошо. Очень хорошо. Захотелось смеяться. В глазах посветлело. Дрожь в руках прекратилась. Тело больше не ломило.       Это великолепное чувство.       Я засмеялся. Лежал и смеялся. Лежал на холодном бетоне в переулке и беззаботно заливался смехом. Я вспомнил, кто я. Я — Николя ДеЛатт, бывший редактор партийной газеты «Голос Лаберии». Меня выгнали за слишком ярое отстаивание своих идеалов. А потом меня загребла Серая Гвардия. Но я вернулся в этот город, но уже не тем, кем был раньше. В меня вкачивали что-то, из-за чего я пристрастился к наркотикам. К тем самым. К кислотным конфетам. Вероятно ими меня и накачивали. Теперь я вынужден бродить по улочкам города в поисках денег на новую дозу. И я бы давно что-нибудь сделал с этим. Может быть меня бы уже давно не было, но мне сейчас не до этого. Ко мне летит радуга. Я хочу схватиться за неё, полететь, уйти из давящих на меня одинаковых домов, серых людей и гнёта тоталитарной машины. Лишь бы. Лишь бы.       Ко мне подошёл енот. Я поздоровался с ним, он ответил мне тем же. Потом рядом появилось дерево, которое подняло меня на ноги. Стало щекотно. Я засмеялся. Перед собой я увидел весёлого клоуна, жонглирующего шариками, стайку белочек, которые бегали и играли в салочки. Рядом стоял единорог. А радуга всё летала вокруг меня, не переставая радовать меня.       Клоун смешно бросил шарики, подошёл ко мне и принялся щекотать, издавая смешные звуки. Я продолжал смеяться. Белочки, услышав это, подбежали ко мне и принялись петь песню на своём беличьем языке. Это было так смешно. Потом клоун отошёл и подошёл единорог. Он начал тыкать своим рогом вне в грудь. Своим мягким и светящимся рогом, который ещё больше веселил меня.       А потом действие наркотика закончилось…       Дерево бросило меня оземь. Это было не дерево. Это был человек в маске. Клоуном оказался человек с кастетами на кулаках, а единорог — это паренёк с ножом. Белочками оказалась девочка, которая стояла и смотрела на всё это, напевая какую-то песню.       Я истекал кровью. Чувствовал, как жизнь покидает меня. Человек, который держал меня, достал из моего кармана пакетик с конфетами и подошёл к девочке. — Вот, дочка, держи, всё, как я обещал. — Услышал я от него. Затем последовал радостный детский крик.       Я уже не помню своего имени. Я уже не помню, кто я такой. Я уже не помню, где я живу. Я уже не помню, где я нахожусь сейчас. Для меня это всё уже давно потеряло смысл. Мне уже откровенно всё равно на всё. Потому что я мёртв. Довольствуемся тем, что есть.

***

      Грязь. Похоть. Убийства. Чревоугодие. И всё дело рук этого проклятого режима. Это нечестивая земля, и во имя Господа я отчищу её от скверны. Моими руками и руками моих братьев вершится правосудие в этом мире. Мы — карающая длань Господа Всевышнего. Нас прозвали террористической организацией «Божья кара», но террористы тут не мы, а партия, что вершит самосуд над неугодными и теми, кто противится их системе.       Первая наша атака прошла успешно. Партия прекрасно знала о нас и даже выделяла какие-то средства на нашу поимку, но им не удалось предотвратить первый за долгое время пожар в городе, в котором никто не выжил, исключая некую девушку и маленькую девочку. Но это и не важно. Не важно вчера. Не важно завтра. Важно лишь здесь и сейчас. Ведь сейчас будет срыв покровов и свержение власти Рабочей Партии Гуманистов. Конфедерация Лаберия вновь станет свободной, как и все мировые державы. Мы спасём это государство.       Я стоял на одной из крыш городской жилой коробки. Я называю их так, потому что своим видом они были похожи не иначе как на коробку. Рядом со мной стоял один из моих братьев, который переговаривался с другими по рации. Вскоре он обратился со к мне. — Господин Фокс, — Сказал он. — всё готово, можем начинать.       Я окинул взглядом соседние коробки, простиравшиеся вдаль. — Пора, брат, отчистим эту страну от скверны во имя Всевышнего. — С гордостью в голосе сказал я и протянул ему руку. Он вложил в неё рацию. Я поднёс её ко рту и нажал на кнопку. Треск, затем тишина. Я скрывал трепет в голосе как только мог, и получилось у меня это хорошо. — Братья! Сёстры! Время пришло! Объявляю начало великого похода сынов Божьих против нечестивых, поганых и грязных политиканов, продавших свои души Дьяволу ради власти и богатств. Окажите честь начать новую главу в истории Конфедерации Лаберия.       Я окончил говорить. Ответов не последовало. Их слова ничего не скажут. Скажут за них их же действия.       Вот оно. Началось.       Прогремел первый взрыв.       Здание неподалёку покрылось густым чёрным дымом и ярко-алым огнём.       Затем ещё одно.       И ещё.       Вскоре весь квартал был покрыт огнём и дымом, и я, наблюдая за всем этим, был переполнен гордостью за своих братьев, трепетом от начала такого грандиозного события и праведным гневом к тем, за кем я скоро отправлюсь, и отнюдь не с дружеским визитом. Тёмная пелена ночи опускалась на город. Время вершить правосудие.       Мои братья вышли на улицы, разбивая витрины магазинов, лобовые стёкла машин и выкрикивая фразы о нашем крестовом походе. Внизу началась паника. Люди принялись убегать, а братья лишь гнали их прочь, как скот, коим они и являются.       А вот и первые машины рыцарей ада — Серой Гвардии. Они повалили из своих машин, строясь поперёк улицы, словно защищая врата в преисподнюю, блокируя пути моих братьев, но они пробьются. Всевышний им поможет. Внизу началась перестрелка. Гвардейцы выхватили плазменные пистолеты. Мы вооружены так же, как и вы, жалкие шестерни режима. Послышались крики, визг летящей по воздуху раскалённой плазмы.       Пора было переходить к следующей части плана. — Брат мой. — Да, господин Фокс? — Спускайся и предупреди остальных. Будем принимать гостей.       Он поклонился и быстро спустился по лестнице вниз. Я, немного погодя, спустился за ним.       Тот дом, в котором находились мы, единственный во всём квартале не пострадал. Это точно вызовет у них подозрения. Братья на улицах знают, что делать. Они заведут их сюда и тут свершится второй этап.       Спустившись на пару этажей ниже, я отдал честь паре своих братьев, что следили за порядком. На четвёртом этаже меня остановили трое из наших бойцов. — Господин Фокс! Мы нашли предателя в наших ребят!       Я нахмурился. Не каждый день такое услышишь. — Что этот грешник себе позволил? — Употреблять богомерзкие конфеты.       Чёрт тебя подери! Да как он смел?! — Приведите его ко мне.       Трое братьев послушно ушли в комнату неподалёку и выволокли четвёртого, которого называть братом было противно и выше моих сил. Он выглядел потерянным и напуганным. Один из солдат вытащил из его кармана пакет с таблетками, которые и являлись тем самым наркотиком. Четвёртый взмолился: — Господин Фокс, прошу вас, это недоразумение, это всего лишь мои таблетки от… от…       Я схватил его за подбородок и посмотрел в его глаза. В его мерзкие и ужасные глаза, зрачки в которых были расширены. Взглянул на его руки. Они дрожали. Без лишних слов я выхватил пистолет, взвёл его и спустил курок. Последнее, что он успел сказать, прежде чем его голова превратилась в дымящееся нечто, было что-то в духе «Помилуйте!», но я не успел разобрать, ибо он не успел договорить. — Спрячьте тело в глубинах этой коробки, где ему самое место.       Они послушались меня. Я же спустился в самый низ, где за дверьми уже происходила бойня и Серая Гвардия пыталась пробиться сквозь заслон в наше временное обитель. Большая часть наших братьев и сестёр собралась тут, многие раненные, но не сломленные. — Итак, братья, время определиться. Для осуществления плана нам нужны добровольцы, способные на самопожертвование во имя нашей цели.       Они все начали мяться. Как я их понимаю. Но вскоре чувство справедливости и гнева возьмёт своё и они выступят, готовые на все. Так и произошло. Десяток смельчаков вышли из толпы. Я улыбнулся. — Молодцы. Горжусь вами. Ваша задача — сдерживать натиск Серой Гвардии, отвлечь их внимание, пока второй этап плана не будет приведён в исполнение. Вам всё ясно?       Они кивнули. — Отлично. И да поможет вам Всевышний.       Я по очереди пожал им всем руки, а между тем послышались звуки приближения Серой Гвардии. — Пора, братья. Время пришло. Все за мной!       Я направился вглубь этой коробки в поисках нужной двери. За мной шли почти все мои братья по крови, с которыми мне довелось столько пережить. Многие перешёптывались за моей спиной, обсуждая либо произошедшее, либо грядущее, либо на отстранённые темы. Мне было неважно. Важно лишь то, что они верны мне, а я им. Наконец-таки я нашёл нужную дверь. Дверь ведущую в подвал. Я открыл её и пошёл вглубь коробки, где был тайный проход, сделанный нами же, через который мы без происшествий попадём наружу и под общее напряжение в городе направимся к виновникам этого филиала Ада на Земле.       Пройдя немного дальше, мы оказались в подвальном помещении, в котором один из стеллажей уже был отодвинут, а за ним был выбит проход, в который я и вошёл. Там было слишком темно, потому я достал из кармана куртки фонарик. Повернув направо, как и вёл нас сам путь, мы вышли в канализацию, а в ней прямо напротив нас я увидел лестницу наверх. Перескочив через зловонную трясину, как потом и сделали все остальные, я начал подниматься по лестнице. Подняв крышку, отделявшую нас от мира снаружи, я вылез с задней части, где нас уже ждали множество фургонов. Я быстро сел в один из них и принялся ждать, когда мы будем готовы. Вскоре мы тронулись, и длинной колонной мы направились по улице. Когда мы отъехали достаточно далеко, я включил рацию и сказал: — Начинай, брат. Да прибудет с тобой Всевышний.       И выключил. После минутного ожидания за нами прогремел взрыв. На воздух взлетела именно та коробка, где мы и находились. С большей частью Серой Гвардии внутри. И нашими братьями и сёстрами. Надеюсь, Господь приготовил им в Раю особое местечко.       Я вновь включил рацию и сказал. — Братья и сёстры, переходим к третьему этапу. Направляемся в здание партийных заседаний. Пора положить конец этому Аду.       Наша колонна направилась к центру города, где и стояло это высокое здание в форме огромного монолита, освещённого с разных сторон. Три стены, усыпанные множеством окон, прятали в своит недрах настоящую бюрократическую машину, работающую на благо партии, но во вред простым людям. Сейчас мы разворошим это пчелиное гнездо.       Огромная колонна окружила массивное здание. Из машин повалили наши войны. На входе стояло четверо серых гвардейцев. С ними быстро справились. Огромная толпа ликовала, а я поднялся на ступеньки к главному входу и встал одной ногой на труп одного из гвардейцев. Поднял руку. Все замолкли. — Мои дорогие и любимые братья и сёстры, — Обратился я с трепетом в голосе. — мы стоим на пороге великого события, которое мы творим своими руками прямо сейчас, в этот самый момент. В этом здании прямо сейчас сидят эти грязные, грешные, богохульные и мерзкие политиканы из Рабочей Партии Гуманистов Конфедерации Лаберия, которые отрпвляют эту землю, этих людей и эту страну. Пришло время искоренить эту скверну из некогда великой страны. Войдите в это здание, убейте всех, кто там находится, разгромитв все комнаты, не оставьте и камняна камне, а после предайте огню, очистив эту великую землю от гнёта богомерзких уродов, котопые просто дорвались до денег и власти. Вперёд, уничтожьте то, что создано Дьяволом!       Толпа возликовала. Все они ринулись к главному входу, оббегая меня. Я же, ощущая полное удовлетворение и счастье, стоял с раздвинутыми руками и закрытыми глазами, гордо подняв голову. Когда топот рядом прекратися, я открыл глаза. Достал пистолет. Пора наведаться к старому другу.       Я вошёл в здание. Мои братья и сёстры исполняли мой приказ со всем своим энтузиазмом, но мне сейчас было не до них. Я поднялся по очередной лестнице, пройдя мимо большой стойки, где принимали посетителей государственного здания и через большой коридор направился к лифту. Наконец дойдя до него, я нажал на кнопку. Спустя несколько минут, которые я терпеливо ждал, лиыт приехал и открыл для меня свои двери. Войдя в негои бросив взгляд на панель с кнопками, имитирующее план здания, я нажал на самую верхнюю. Цифра на ней гласила «451». Самый последний этаж. Лифт тронулся.       За всё время нахождения в лифте я потерял ощущение времени. Я не знал, сколько времени прошло. Нечколько секунд. Может, минут. С может даже часов. Но когда прозвенел сигнал о том, что лифт прибыл к месту назначения, я машинально взвёл курок. И не зря.       Стоило лифту открыть свои двери как на меня набросились два Серых Гвардейца с электропосохами. К счастью, я оказался изворотливее, и вскоре они пали замертво. Лифт закрылся.       Послышались хлопки. У окна стоял худощавый немолодой мужчина лет шестидесяти в строгом фраке. Он повернулся ко мне. Я знал это лицо, которое ехидно глядело на меня. Я направил пистолет на него. — Вот и он, сам предводитель великой «Божьей Кары» Стивен Фокс. — Хватит поясничать, Марти. — Я бы попросил обращаться более почтительно. Я - Мартин Ягер, главный председатель Рабочей Партии Гуманистов Конфедерации Лаберия. — Скоро уже будет нерабочей, если уже не стала, ведь все твои шавки из партийной группировки наверняка мертвы. — Они мне и не были нужны. — О чём ты говоришь?       Ягер вздохнул. — Стив, мы уже оба размениваем шестой десяток, неужели так трудно понять? — Это идёт в разрез с нашими общими интересами. — Ох, Стивен, Стивен, я ведь тоже человек и тоже имею свойство менять свои идеалы, принципы и интересы. — Ты променял всеобщую свободу на личную выгоду? Как это подло и низко. Мы строили Лаберию не такой. — Те времена давно прошли. Свержение прошлого диктаторского режима пошло этой стране на пользу. — Этот диктаторский режим никуда не уходил, да, Ягер? — Ты слишком радикален, Стив. Саманташвили правил как самый настоящий тиран, заставляя людей бояться его и жить в вечном страхе расстрела. А теперь оглядись вокруг. Кто-нибудь их них боится моей партии? Кто-нибудь из них боится меня лично? Нет. Все они живут свободно. — Свободно, да? В одинаковых домах, с одинаковыми тонами одежды, с одинаковой едой на столах, с одинаковыми желаниями по жизни. Это ты называешь свободой? — Это вынужденная мера. Чтобы дать им полноценную свободу, нужно ограничить их в рамки их же быта, чтобы свобода им таковой и казалась. Они могут делать всё, что хотят до тех пор, пока они сами же не пойдут против режима. — А как же свобода выбора? Свобода вероисповедания? Свобода мысли? Свобода действия? — Это миф, мой друг. Дай человеку свободу и он ещё долго будет сидеть, не понимая, что ему с ней делать, и в конечном итоге он разленится и не примет никакого решения. Хотя нет, вру. В конечном счёте, лень это тоже свобода выбора. — Не все люди таковы. Это естесвенный отбор. Кто-то просидит всю жизнь у телевизора в объятьях свободы, а кто-то на эту свободу оденет ошейник и выдрессирует так, чтобы побывать везде, где ему только вздумается, работать тем, кем ему хочется, заниматься тем, что ему нравится. — Эти случаи единичны. — Но они есть. Даже ты этого не отрицаешь. Но из-за твоей системы регулирования людских желаний и потребностей они не могут раскрыться. — Потому что нам такие тут тоже не нужны. Это просто сорванцы, которые решили, что им всё дозволено. Потому я силой их принуждаю к этому. — Что ты имеешь ввиду? — Помнишь известия о том, что в городе появился страшный и ужасный по своей мощи наркотик? Как их там прозвали? Кислотные конфеты? Неважно. Суть в другом. Это партийный проект. Мы финансировали их производство. — Но… Но зачем? — Как ты уже говорил, среди обычных людей всегда есть те, кто хочет большего и иногда они идут на более радикальные меры по отстаиванию своих свобод. Поэтому нужен ещё один ограничитель, который не позволит им думать о чём-то подобном. У них просто не останется выбора. — Значит все эти бедолаги-наркоманы на улицах города… это всё твоих рук дело? — Не все, конечно же. Кто-то стал их принимать сам по себе, кто-то поддался потоку мнений его «друзей», а кто-то просто протерял смысл в этой жизни. Но первая волна наркоманов… да, это были именно они. Враги народа. — Враги народа? Скорее неугодные партии. — Они угрожали не только нашему мирному существованию, но и такому же существованию всех жителей страны. — Даже не жизнь… существование… — Ты так и будешь цепляться к словам? — В коротких фразах иногда куда больше правды, чем к длинных монологах. Из них я понял, как сильно ты изменился, Марти. — Не называй меня так, ты, жалкий перебежчик! — От перебежчика слышу.       Внезапно Ягер тоже выхватил пистолет. — Я могу вытерпеть даже тот факт, что ты позорно сбежал после бунтов, бросив меня на произвол судьбы, но чтобы заявляться сюда и разбрасываться необоснованными оскорблениями… это уже слишком. — Я герой этой страны. Я могу себе это позволить. — Я тоже, но я себе такого не позволяю. У нас много общих титулов, в том числе и спасителей от узурпатора Саманташвили и создателей новой, свободной Лаберии. Но ты с позором ушёл, а я остался, создавая новый, идеальный мир. Без тебя. — Господь спас меня от мучительной кары бытия одним из создателей этого апогея антиутопизма. — Опять ты со своими религиозными бреднями! Я много терпел этого, когда мы были как братья, но теперь я могу сказать тебе это в лицо: иди к чёрту со своими выдуманными сказками про Бога и других святых. — Я прекрасно знал, что ты недолюбливал моё вероисповедание и что недолюбливаешь его и сейчас. Не зря же в стране принят атеизм. Я знал, что это твоих рук дело. — К такому выводу придёт даже младенец. — Я не понимаю одного… когда наши когда-то абсолютно схожие идеалы и принципы внезапно стали полностью противоположными? — Может, потому что мир не стоит на месте? Я после нашего прихода к власти и после первых бунтов понял, что людям необходимы рамки, в которых они смогут чувствовать себя свободнее. Но ты, испугавшись народного гнева, сбежал, а я, сначала пав духом, но потом поднявшись из пепла с помощью нового друга смог создать идеальный мир, в котором нет места насилию и кровопролитию… до тех пор, пока ты не появился. — Погоди… новый друг? — Да, представляешь, тебе нашлась замена, Фокс. Он всё это время находился с нами в этой комнате.       Внезапно руки затряслись. Пот потёк со лба. В комнате прозвучал звук возведения плазменного пистолета. Я повернулся и увидел его: низкого, ниже меня на полголовы юнца в причудливой механической маске в форме крысиной морды. На левой ноге стоял протез. Я уже видел этого человека раньше.       Крысиный король.       Он целил прямо в меня. — Познакомься, Стив, — Сказал Ягер. — это Клойд МакМэй, моя правая рука. — Так вот какое у тебя имя, мразь. — Сквозь зубы прошипел я на Крысиного короля. — Я бы попросил более уважительно к владельцу всех производственных предприятий в Лаберии. — Ответил он на мой выпад. Я был в шоке. Глава всех предприятий? Да ещё и заведует производством конфет? И правая рука Ягера? Что-то тут не так. — Кто ты такой, Клойд? — Я… скажем так, я — тот, кто помог твоему другу вместо тебя в трудный момент, заслужив куда больше почестей и привилегий, чем ты, старик. — Клойд, где твои манеры? Что за грубости? — Вступился Мартин. Видимо, ещё не растерял остатки чести. Но внезапно произошло то, чего не ожидали мы оба. Король выхватил ещё один пистолет, взвёл его и направил на Марти, выпалив фразу: — Ты тоже молчи, Ягер.       Такого поворота не ожидали мы оба. Потом переглянулись. Поняв друг друга с одного взгляда, как в старые добрые времена, мы перевели пистолеты на него. — Клойд… что всё это значит? — Спросил Ягер. — Это значит, что ты - глупец, который не смог разглядеть элементарный заговор, затеянный одним человеком, вот что это значит. Всё это время я втирался к тебе в доверие, добивался высоких постов, оставаясь в тени для всей страны. В конечном счёте я стал твоим другом и товарищем, как когда-то им был Фокс. И сейчас у меня подвернулся прекрасный шанс избавится от обоих спасителей Лаберии. О да, я чувствую этот правденый гнев ко мне. Я знаю, что вы хотите меня убить. Давайте, сделайте это. Убейте меня. У вас есть хорошая возможность сделать это.       Он провоцирует нас. Ягер прекрасно это понимал. Как и я. Мы стояли, не выпуская его из виду. Наши руки дрожали, но мы крепко держали пистолеты в руках, целя прямо в Крысиного короля. А потом… — Поздно, старики!       Два выстрела, от которых мы не успели увернуться. Поразило нас обоих. Меня в сердце. Мартина в живот. Плазма жгла и плавила наши органы, оставляя бесформенное месиво. Я упал на колени, бросив пистолет на землю. Неужели всё кончится так бесславно для нас обоих?       Последнее, что я видел, прежде чем упасть навзничь, это то, как Клойд подошёл к столу, снял маску, закурил и поменял таблички на офисном столе. Вместо «Матрин Ягер, главный председатель РПГКЛ» стало «Клойд МакМэй, главный председатель РПГКЛ». После этого моё лицо встретилось с полом.       Кто-то когда-то говорил, что герои не умирают. Так вот…       Умирают.