Топ десять отказов от Ледибаг

Как Кот Нуар не старался, а его Леди все равно оставалась тверже любого Стоунхарда и всех прочих знаменитых камушков вместе взятых. Первый отказ был выстрелом на поражение — чисто для восприятия Леди как особы женского пола: — Цветочки? На День святого Валентина Коту хотелось порадовать Ледибаг, и он решил воспользоваться вариантом самым… проигрышным. — Сдался мне твой веник. Второй отказ в тот же день ввел Нуара в полнейший такой осадок, заставив даже разрешить рту налаживать связь с полом. Нет, а откуда ж Адриану было знать, что в такой прекрасный для влюбленных праздник у его Леди будет наисквернейшее расположение духа! — Может, подсластить жизнь конфетками? — О боги, видеть их не могу! Третий отказ, конечно же, не заставил себя ждать пощечиной для понимания. Женщины — будьте проще! — Сходим в кино? Там показывают заммурчательную комедию! Ну, уж это, это-то должно сработать! Кто ж не захочет насладиться не только обществом Нуара Великолепного, но еще и просмотром прекраснейшего фильма? — Смеяться? Да мне плакать хочется! Нет, Нуар решительно не понимал этих девушек. Точнее, его Леди. Любая бы давно уже сдалась, кинувшись со щенячьим визгом на шею, а Ледибаг… А Ледибаг только глянет хмуро, кулачком погрозит, может даже, одарит любовной оплеухой и упорхнет красным зигзагом в парижскую тьму. А Кот? А что Кот — он останется сидеть в одиночестве, ждать с придыханием новой встречи и нежно поглаживать ноющий затылок. Да-а, вот она доля безответно влюбленных: никогда не сдаваться! Ведь что может быть прекраснее попытать счастье еще раз, особенно в такой чудесный день, когда освободился с нудной фотосессии и от общества Хлои, не менее нудной в своих размышлениях о смысле важности моды в жизни людей, и на крыльях любви спешишь патрулировать? — Моя Леди, знаешь, для чего сегодня хороший день? Что может быть прекраснее? Да уж явно не четвертый отказ! — Для апокалипсиса? Не могу не согласиться. Ну, ничего, в пятый раз Кот попробует примерить на себе роль девушек с их излюбленным методом «земля подождет, ей не сложно!». — О! Я ничего не пропустил? Да, правильно, невинные глазки, бровки домиком, мордашка немного удивленная, но не лишенная своего очарования — все, что нужно! Ах, еще ж для пущего эффекта надо бы невозмутимо облокотиться о шест и выдавить самую обезоруживающую ухмылку, какая только есть в арсенале по завоеванию сердечек. Но так почему же он все равно пощечиной по самолюбию получает пятый отказ?! — Кажется, одну ступень эволюции. Нет! Надо идти напролом! Надо поставить Леди в тупик, чтоб аж дар речи потеряла от такого нахальства! — Миледи, тебе котик не нужен? Шестью шесть — шестой отказ невозмутимости есть. — Я котов не люблю. Нет, это фиаско, друзья мои. Как бесполезно водой пытаться разрушить стену, так и тут — все нуаровские подкаты сдувшимся шариком машут на прощание ручкой, с обрыва отчаяния кидаясь в небытие. А ведь он поставил себе условие! Хватит мучиться, раз сердце Леди не ему принадлежит, он сдастся, он сам проткнет шарик надежды когтем и даже не оглянется, услышав писклявые завывания мечты. Да, Кот решил отпустить свою любовь, забыть. Но прежде! Прежде он всем своим чисто кошачьим, чисто нуаровским обаянием постарается сразить наповал сердечко Ледибаг. Десять! У него есть лишь десять попыток влюбить в себя камень, а иначе же этот самый камень с лаем погребет Нуара как беднягу Сизифа. Хотя — нет. У него осталось лишь какие-то жалкие четыре попытки! Любовь, как, как тебя завоевать, чтобы не получить седьмой отказ?! — Эм, — хватает за руку после боя в самый последний момент, пока Ледибаг еще не скрылась за крышами ночного Парижа, окунутого целиком в ведро с все капающей и капающей водой. Улыбается невинно-моляще — ну, пожалуйста, уж такому мокрому светловолосому комочку любая уважающая себя хозяйка просто не сможет отказать в гостеприимности! — Пригласишь на чай? Чем это не повод ближе познакомиться? Она глянет так угрюмо, хвостики висят убитыми сосульками, а в глазах — тоска зеленая. — Свой пей, — и упорхнет, рассекая капли дождя размытым красным силуэтом. А Котик в одиночестве останется стоять, мокнуть, грустить. У него ж дома только кофе есть! Ладно, ладно, не все еще потеряно. Две попытки могут спасти положение! Нет, все же. Видно, восемь не нуаровское число, ибо восьмой отказ — это очень тяжело! — Ледибаг! — Ну, что еще? — Не дашь… свой номер телефона? — И улыбка такая, невинная-невинная, а какая надежда в глазах! — Спасибо, Кот Нуар. Но у меня есть деньги на счету. А-а-а-а, это катастрофа! Нет! Это ко-то-стро-фич-но! Хорошо хоть есть шанс. Девять — число хорошее для котов! Верно же? А Адриан ведь котик! — Эх, как считаешь, Ледибаг, черная полоса в моей жизни когда-нибудь закончится? — Да, правильно, надо надавить на жалость, чтобы проявила сочувствие к бедному милому котику! Его Леди же добрая, верная, она всегда поможет. Авось — и подлизаться удастся. Авось — и пожалеет, пригрев у себя в объятьях! — Конечно, Котик. — Ох, сердце, постой, успокойся! А вдруг… а вдруг тебя ждет, е-мое, девятый отказ?! — …Жизнь же не вечная. О горе, горе Нуару! Кому сказать — все коты засмеют! Один, у него остался лишь один единственный шанс завоевать сердце любимой. А что, что делать-то? Может… может, да ну их, эти завоевания? Может, просто смириться, вдруг полюбит за то, кто он есть? А что Нуар вообще из себя представляет? Ну, светловолосый, с модельной внешностью, в спандексе ходит — просто мечта любого слэшера! А что еще есть? Чем еще можно, нет, не завоевать, а — очаровать? Очаровать холодное девичье сердечко... Правильно: лапками! — Эй, Котик… — трогает за руку, обеспокоенно вглядываясь в немного тусклые зеленые глаза. — Ты чего так в последнее время притих? Сидят одни, на крыше, а вокруг ночной Париж сверкает сверхновыми. Красиво… Да только что-то на сердце грустно. Посмотрит Нуар на свою прекрасную Леди — без притворства, былого самолюбия. А голубые небеса напротив такие глубокие, такие удивленные. Протянет руки и… — А-ха-ха-ха-ха! К-кот! П-п-рекра-т-ти! А-ха-ха-ха! Д-да что на тебя нашло? — Щекочет героиню, она смеется так заливисто, так искренне, так чисто. Содрогаясь всем телом, сгибается пополам, стараясь закрыться от коготков — не таких, как всегда, острых, а ставших мягкими, нежно проходящих по красной материи. Перестает. Она успокаивается, смотрит снизу в вверх. Глаза весело мерцают. Нуар молчит, и его Леди тоже. А его ли? Чуток толкнув ладошкой грудь в черном костюме, Ледибаг поднимается с холода крыши, отряхивается, поправляет такие любимые, сейчас растрепавшиеся хвостики. Плюет на это, понимая, что бесполезно. Снимает зачем-то красные резинки, поворачивается к Коту. Долго молчаливо смотрит, потом, резко зажмурившись до черных точек в глазах, быстро хватает его за руку. Пара движений — и рассекает звездное небо мерцающей красным кометой. Нуар глубоко вздыхает. Вот и все — последний шанс проворонил. Отчего же? Он вроде кот. Зарывается ладонями в золотистую шевелюру, портя и так уже давно не модельную укладку. Почему-то вдруг хмурится. Переводит взгляд на левую руку. На запястье, облицованном в черную гладкую материю, скромно покоится резинка. Красная. Ее. Его Леди.

***

Ранним утром, после звонка, видно, уже по привычке, в класс, сотрясая все двери и окна, врывается Маринетт. Заспанная. Растрепанная. Чего Адриан, конечно же, не замечает. Все его внимание сосредоточенно на одной вещи — нелепо смотрящейся на юношеской руке красной девчачьей резинке. Маринетт, дождавшись снисходительного кивка головы от мадам Бюстье, уже, очевидно, давно смирившейся, кометой пересекает класс, после чего осторожно плюхается за парту рядом с Альей, удивленно глядя на сосредоточенно пребывающего в астрале Адриана. — Чего это с ним? — тихо шепчет подруге, на что та пожимает плечами, как-то странно косясь на брюнетку — то ли сочувствующе, то ли подозрительно. — Не знаю, подруга. Как пришел, с самого начала такой. Все на резинку пялится, — поясняет, складывая руки на груди и впиваясь взглядом «ничего не хочешь сказать?». — Что? Какую резинку? — недоумевает Дюпэн-Чэн, а внутри у нее начинает скрести все поверхности противный огонек ревности. — Да на руке. — Алья еще раз смотрит на Маринетт тем же нечитаемым странным взглядом, в большинстве своем концентрирующимся на распущенных волосах подруги. — Тонкая такая. Прямо как твои… Красные. — Чего?! — бедняжка от шока аж с места подрывается. — Маринетт, что-то не так? Ты с чем-то не согласна? — с напрасной надеждой спрашивает учительница литературы на весь притихший класс. Видно, не читали, сволочи. А ведь школьная программа! — Может, есть что сказать об отношениях мистера Дарси и мисс Беннет? — А? Д-да… — брюнетка хмурится, ожесточенно проигрывая в памяти… все. Все те дни, проведенные вместе, бок о бок. Те случайные неслучайности, те неожиданные разговоры, встречи. Те глаза, порой смотрящие прищурено, что так несвойственно ангелам с поднебесья. Те улыбки... Нет. Те именно что кошачьи ухмылки! — Да они идиоты! Раз так долго ходили кругами… — Глаза у всего класса именно что кругами оглядывают вскочившую одноклассницу. Даже Адриан оторвался от созерцания прекрасного — красной резинки… его Леди. — Боролись с гордостью, смиряли чувства… — Маринетт продолжала, но уже глядя на удивленного Агреста, чьи глаза по мере понимания смысла, вкладываемого в слова, становились все больше похожими на глазенки остального класса. Копеечного вида зеленые изумруды все же достигли, после резкого перехода: — Знаете… а я бы не отказалась от чая. С конфетками. Кто хочет? Угощаю. Сегодня ведь хороший день для этого. А еще утром я такие красивые цветы видела! Около кино. Там сейчас одну комедию показывают. Смотрите, не пропустите. А, вспомнила! У меня ведь деньги на телефоне закончились. Видно, черная полоса пошла… И, да, А-адриан… ты не отдашь мою резинку? Красную такую. — Немного все же сбивается Маринетт, обращаясь к своей любви, Адриану, с немым обожанием и полными любви глазами глядящего на нее. Да неужели догадался! — А то я, знаешь ли… — Широкая радостная ухмылка. У обоих. — Котиков очень люблю.       А вот и… полноценный десятый. А то ведь в прошлый раз как-то неопределенно все закончилось. Но только это не отказ уже, не отказ. Ведь и у котиков черные полосы в жизни заканчиваются. Да и не только у них. У божьих коровок тоже…