Любви нет

Нейтан Прескотт искренне полагает, что любви — нет. Вдыхая ментоловый дым, пациент элитной психиатрической лечебницы в пригороде Аркадии-Бэй, запрокидывает голову вверх и смотрит на кружащих над острыми шпилями башен черных птиц. Красивое место для того, чтобы быть погребенным здесь заживо. Со всеми почестями, регалиями и комфортабельными условиями... гори они в пекле. Лучше бы тюрьма, чем эта гробница для фараонов. Но нет, для таких, как Нейтан, необходимы особенные условия. Ведь он же — Прескотт. А еще он — крайне опасен для общества. Любви — нет, нет... - эхом повторяется в голове. В мыслях же проносятся эпизоды из его жизни «до» склепа. Гребанной, странной жизни-существования. Крик Рэйчел Эмбер. Щелчки фотоаппарата. Тонкая игла, что входит в ее руку. Звук выстрела. Девушка с синими волосами оседает на кафельный пол. Его руки — в крови. По локоть в крови. Любви — нет. Есть только страсть, похоть, влечение... Щелчки фотоаппарата в его голове становятся громче. Вспышки кажутся реальными. Кресты, чернота, торнадо... «У тебя особый талант, Нейтан» - вкрадчивый голос Марка Джефферсона. Отголосок прошлого. Рэйчел Эмбер — их лучшая модель. Рейчел Эмбер — в темной комнате. Бабочки падают, не сумев вырваться из душного плена. У Нейтана Прескотта особый талант убийцы. Он не хотел. А любви все равно нет. Рэйчел Эмбер была прекрасна. Рэйчел Эмбер была готова на все, ради достижения своих целей. Отменная любовница. Лживая актриса. Кровавые полосы на его спине оставленные ее острыми ноготками. Болезненные. Саднящие. Не зажившие до сих пор. Скольким еще ты дарила себя? Скольких еще ты завлекла в свои сети прежде чем... — Прескотт! К тебе посетитель! — оклик надзирателя выведший его из темных воспоминаний. Иногда я скучал по тебе, Эмбер. Иногда, когда особо сильно хотелось... забыться. Но не более того. А все потому что любви — нет. Я ничего такого не чувствовал ни к кому, никог... — Нейтан? — тихий, робкий голос, до чертиков неправильно ласкающий его слух. Пробежавший по спине озноб — он впервые замечает, что на улице холодно. Накрапывает мелкий дождик и капли бисеренками сверкают на ее лице. Колфилд Макс. Болезненная заноза... застрявшая в его сердце. Любви нет-нет — упрямо повторяет голос в его голове, а Нейтан подходит к ней почти вплотную. Не отпрянула, надо же. Ладонью провести вдоль ее тела, не касаясь. Затянута в черное — носит траур по своей синеволосой подружке? У него дрожат пальцы, а под глазами залегли чернеющие круги. Все — бессонница. И никакие снотворные таблетки не спасают. Он каждую ночь лежит с открытыми глазами и все убеждает себя в том, что любви — нет. Только вот все его старания летят в тартар, когда ее образ встает перед его мысленным взором. «Святая, правильная Макс», такая всем помогающая и всех прощающая супергероиня. Всех... кроме него? Должны же быть исключения из правил. Вот он, к примеру, вырезал на своем левом запястье перочинным ножом «любви нет», и почти сразу, на правом, выковырял имя "Max”. Что поделать? Она — его исключение из правил. И никакая физическая боль не сравнится с той, что он испытывал, когда в очередной раз понимал, что им никогда не быть... Если бы твои ногти оставляли на моей спине кровавые полосы, Макс, то... это была бы не ты. Ты не такая, как все. Именно это и делает тебя моим исключением из правил. Любви нет, Макс, потому что рядом со мной нет тебя... — Осторожнее, мисс, мы не даем сто процентной гарантии, что пациент — неопасен... Миллионы тоненьких игл вонзаются под кожу. И ток проходит сквозь него. Макс. Макс. Макс. Каждый раз он твердил про себя ее имя, чтобы выжить. Лечение током? Они серьезно полагают, что смогут стереть его прежнего и воссоздать заново? Она смотрит на его запястье. Она видит свое имя и проводит по шраму подушечками пальцев. — Нейтан... — повторяет Макс и грусть проступает в ее светлом взгляде. Печаль. За него. — Что они с тобой сделали? Он молчит. И смотрит-смотрит. Впитывает-вбирает в себя каждую ее черточку. Прощающая. Ангельская. Не с ним. Между Адом и Раем слишком огромное расстояние. — Он не разговаривает уже неделю, мисс, — поясняет надзиратель, — точно со дня последнего шокового сеанса. Нейтан сжимает ее теплые руки крепко. До боли. Он хочет отогреться ее теплом. Он жаждет... близости с ней. Пусть ненадолго. — Шокового сеанса... — повторяет она, смотря в провалившиеся куда-то вглубь, кажущиеся неестественно-синими, глаза Прескотта. Арктический лед, через который силится пробиться что-то... Нейтан пропах ментоловым дымом и дорогим одеколоном известной марки — не изменяет своему стилю, даже здесь... Макс сама не знает точно, зачем пришла сюда? Свидеться с убийцей Хлои? Растеребить едва зарубцевавшиеся раны? Да ты мазохистка, Колфилд. Нейтан Прескотт похож на ожившего мертвеца. Сжимает ее руки своими ледяными пальцами. И смотрит так, будто хочет прожечь в ней дыру. Так, будто хочет донести до нее что-то без слов. «Ты же умная девушка, Колфилд. Догадайся сама...». И ей бы уйти поспешно из этого жуткого места. От этого жуткого взгляда. Но она не может. Она словно вросла в этот зеленый газон. И, будто под гипнозом, не может отвести от него взгляда. Сейчас Прескотт похож на напряжонного ягуара, готовящегося к прыжку. И от него не убежать — слишком быстр. Нейтан наклоняется к ее уху и шепчет, осипшим от долгого молчания голосом: — Любви нет, Колфилд, согласна? — тебя никогда не будет рядом со мной, Колфилд, согласна? Она силится отступить на шаг назад, но Прескотт привлекает ее к себе. Его хватка чересчур сильна. Надзиратель начинает нервничать. — Все нормально, — успокаивает его Макс. Хотя происходящее нифига не нормально. От Нейтана Прескотта разит смесью каких-то лекарств. Их горечь забивается ей в горло. — Никто из них не сумел причинить мне такую боль, какую причинила ты... — выпаливает он ей в губы. Пальцы Прескотта больно впиваются Макс в ребра. Внезапно у нее перехватывает дыхание. От скорости происходящих событий. От того, что губы Нейтана накрывают ее собственные. Терзают, сминают, стремятся доказать свою власть. А она... она позволяет ему эту дерзость. Не вырывается. Не кричит. Не дает пощечину. На какие-то краткие доли секунды, она, такая правильная, отвечает на поцелуй демона. Еще какие-то секунды проходят, прежде чем надзиратель оттаскивает от нее Нейтана. По рации зовет подмогу. Прескотт улыбается. Победно. По-сумасшедшему. И смотрит-смотрит на нее так... Макс уже никогда не забыть этот взгляд. Он режет, будто самым острым лезвием. Это что-то на грани. Между ненавистью и любовью. Этому не могут дать определение, а потому признают безумием. Когда-нибудь я приду за тобой, Макс... И снова таблетки. И снова разряды тока через все тело. И кто-то незнающий, в его истории болезни напишет: «Нейтан Прескотт искренне полагает, что любви — нет».