оладушки

      В это утро Мирона Яновича, стоящего перед зеркалом после душа, мучили две мысли. Во-первых, Мирон располнел. Во-вторых, со Славой они стали трахаться в два раза чаще. Оба этих вывода пришли Мирону в голову одновременно, хотя об их связи он сначала не догадывался. Не то, чтобы они раньше со Славой делали это редко. У них была довольно бурная сексуальная жизнь, а в самом начале они вообще успели собрать все мало-мальски пригодные для этого углы и помещения, что нередко приводило к казусам, из-за которых воспитанный Мирон краснел и смущался, а Слава только ржал как лось. Но в последнее время Слава как помешался. Он лез к Мирону постоянно, как будто не мог видеть его и не начать тискать, что, естественно, заканчивалось сексом. Не то чтобы Мирон был против, ему наоборот льстило, что он вызывает у Славы такую бурю эмоций. Но где - то на вторую-третью неделю Славиной любвеобильности Мирону это начало казаться подозрительным.       Свой изменившийся вес Мирон вообще заметил только после того как, выложили видос с отбором заявок на фб. Все как один начали говорить, что он поправился, на что Мирон отшучивался, мол, зима же. Но, приглядевшись к себе, понял, что да, щи он отрастил что надо. Он никогда особо не следил за собственным весом, всегда был худым, в особо тяжелые периоды жизни, когда не хотелось есть, жить, его худоба часто доходила до болезненности. А если он уплетал еду с аппетитом, значит все было ок, и не о чем беспокоиться. Сейчас же он понял, что, походу, переборщил и с аппетитом, и со спокойной размеренной жизнью, полной Славы. Хотя, какая спокойная жизнь с Гнойным. Но факт остается фактом, Мирону было хорошо, кошмары отступили, собственные мысли, страхи, сомнения никуда не делись, но терзали его гораздо меньше.        Мирону пришла в голову мысль, которая тут же показалась ему абсурдной. Вдруг Славина любвеобильность связана с его прибавившимся весом? Какой-то бред. Но чем больше Мирон об этом думал, тем больше ему казалось, что не такой уж это и бред. Особенно, если вспомнить как самозабвенно Слава тискал его задницу, бока, бедра, называя при этом «мой пирожок, чебурек, пухляш» и прочее. Мирон не особо обращал на это внимания. Это же Гнойный, он постоянно говорит что-нибудь неадекватное. И делает, кстати, тоже. Мирон продолжал пристально разглядывать себя перед зеркалом. А щеки. С ними у Славы вообще были особые отношения. Он их постоянно трогал, сжимал, тянул, тискал, целовал, кусал, облизывал. Мирон пару раз даже чувствовал себя лишним на этом празднике жизни.       Ощупывая свой живот и бока (не такие уж и большие!!!), Мирон начал вспоминать, а когда он, собственно, начал набирать вес. И тут же замер, с ужасом вспоминая, как Гнойный, где-то с месяц назад, удивил его тем, что начал готовить. Он варил супы, готовил вкусное жареное жирное второе и даже пек!!! На шутки Мирона по поводу Сонечки-хозяюшки и обещания купить фартук, он только ухмылялся, продолжая лить сгущенку на оладьи для Мирона. От воспоминаний о последних Мирон блаженно прикрыл глаза и облизнулся. Оладьи были у него самыми любимыми. Но он тут же резко распахнул их: Гнойный его откармливал!!! Вот же пидор!!!       Поправив полотенце на бедрах, втянув живот и воинственно нахмурив брови, Мирон пошёл в спальню. - Гнойный! - крикнул он, громко хлопнув дверью. - Что? Где? А? – резко сел тот на кровати, но, увидев Мирона, улыбнулся и лег обратно, сладко потягиваясь. – В чем дело, мой пирожок? Чего кричишь? Лезь обратно в кровать, я соскучился. Пирожок нахмурился сильнее. – Нет, Гнойный. И у меня для тебя новости. - Какие новости? - лениво протянул Слава. - И почему ты называешь меня Гнойный? Что случилось? - он снова сел. – Оксан, ты что, залетела? - и начал ржать над своей шуткой, дурацкой, как всегда. Мирон покраснел от злости. - Нет, Сонечка. Мы садимся на диету и начинаем бегать по утрам. - Зачем это? - прищурился Слава. - А затем, что я стал похож на тюленя. - Ооо, моя девочка переживает из-за лишнего веса. - Максимально дурацким тоном сказал Слава. - Оксан, я люблю тебя такой, какая ты есть. Не забивай голову глупостями и иди к папочке. Мирон не выдержал. - Слышь, ты, папочка, – шипел он, приближаясь к Славе. - Вообще-то, это ты со мной сделал! Домашняя выпечка от Гнойного! Я мог бы догадаться о твоих коварных планах. - Каких планах? Ты о чем, Мирка? - невинно хлопал глазами Слава. - И почему это «мы садимся»? Я не виноват, что кое-кто жить не может без моих оладушек. - А потому, что тебе тоже не помешает сбросить вес, беременная цапля. Мирон пихнул его в живот. Слава, воспользовавшись тем, что он подошел близко, схватил его за руку, потянул на кровать, подминая под себя. - Я похудею, Оксан, - он глядел на Мирона своими светлыми честными глазенками. – Но тебе худеть не надо, - быстро продолжил он. - Мне нравится, как ты выглядишь, очень. Тебе идет. Ты не тюлень, просто больше не похож на умирающего. Разворачивая полотенце на его бедрах, целуя и обнимая, Слава продолжал говорить всякие глупости, что-то о том, как папочке нравится здоровая Оксана и что сейчас, ублажив ее, он напечет оладушки, как его девочка любит. Подставляясь под поцелуи и тая в больших и красивых Славиных ладонях, Мирон думал о том, что обязательно начнет худеть. Завтра, например. А сегодня будут его любимые оладушки.