сингулярность.

Видеть тебя так близко, что искривляются пространство и время. Страх заговорить с тобой и понять, что тебя ещё нет. Оставлять твои окурки на прилавке вместо денег. Дотянуться до тебя и навсегда убежать в лес. - Всё? – Пальцы нервно сжимают край скатерти, люстра под потолком горит лишь наполовину, а луна бросает в окно слабые отблески. - Ульян, давай мы не будем горячиться… - Рудник безнадёжно пытается достучаться до девушки сквозь выстроенную между ними стену, но сигналы не доходят, застревая где-то в материи. - Игорь… - Голос почти не дрожит, потому что нельзя плакать. Не сейчас. – Это безнадёжные отношения ведут нас в никуда. Восемь лет. Восемь лет мы не двигаемся с мёртвой точки. – Девушка обессилено опускает голову, невольно цепляясь взглядом за их совместную фотографию, закусывает губу, чувствуя, как вместе со скатертью под её пальцами рвётся сердце. - Мы ещё можем всё исправить. – Шепчет мужчина, кладя руку на хрупкое плечо, но его резко отталкивают. - Уходи – шепчет Пылаева, чувствуя, как поглощает истерика. – Уходи! – Кричит она. Слёзы текут против воли, горло зажато в тисках. - Я люблю тебя. – Рудник прижимается к её губам в быстром прощальном поцелуе, исчезая в темноте коридора. Это всё, понимает Ульяна. Всё так, как она хотела, понимает Ульяна. Он не покинет её душу никогда, понимает Ульяна. Я всё ещё здесь, я в тебе навсегда, как чай, пролитый в любимую книгу. Девушка вбегает в спальню, падает на кровать, укрываясь одеялом и пытаясь спастись от реальности, спрятаться, закрыться - бесполезно. Противный внутренний голос шепчет, пуская вязкую горечь по позвоночнику: Это ты, ты всё разрушила. Она плачет. Плачет, размазывая идеально нанесённый с утра макияж. Плачет, размазывая свои чувства по холсту жизни. Сложно вспомнить, когда начались проблемы. Просто в один момент Пылаева поняла, что всё это просто бессмысленно, и этап в треть её нынешней жизни пора заканчивать. Пора взрослеть. Руднику в душе всё ещё пятнадцать, и если двадцатилетней Ульяне это нравилось, двадцатипятилетнюю Ульяну это забавляло, то двадцативосьмилетняя Ульяна видит в этом лишь стагнацию. За стенкой орёт чей-то кот, и Пылаевой хочется кричать вместе с ним. И она кричит, срываясь на хрип, избивает его подушку, а потом безжизненно сворачивается на его половине кровати, подгребая под себя ноги. Воспоминания накатывают оглушающей волной. - Ульян, задержись, пожалуйста, после занятий. – Он берёт её за руку, и мир замирает на пару секунд, чтобы взорваться тысячей осколков. - Ты мне нравишься. – Говорит он, и Ульяна понимает, что готова шагнуть в любую бездну, чтобы услышать это ещё раз. - Я люблю тебя. – Говорит он, и Ульяне кажется, что вот сейчас она точно готова. Он уходит, и Ульяне кажется что вот оно. Шагнула. Солнце начинает всходить, когда на глазах высыхают слёзы, а голос сорван до хрипоты. Девушка встаёт, чтобы попить воды и укладывается обратно, безжизненно глядя в потолок. Пылаева думает, что готова пролежать так вечность. Она поворачивает голову, натыкаясь взглядом на лежащее на тумбочке кольцо. Гарик подарил ей его на их пятилетие. Ещё не пора, сказал он тогда, но совсем скоро. Скоро не наступило. Ульяна выходит на балкон, захватив по дороге резервную пачку сигарет для таких случаев (когда у них вообще начались такие случаи?). Часы показывают шесть, на улицах потихоньку начинают появляются люди, а девушка лишь глубже вдыхает никотин, наблюдая за жизнью. В ней жизни не остаётся. Ближе к десяти телефон начинают обрывать звонками, СМС пишет даже улетевший от всей суеты Карпенко. Решетникова грозится оторвать голову, а сообщение Нестеровича содержит лишь лаконичное: Он у меня. Бухой. Говорит, что не сможет без тебя. Я тоже не смогу хочет написать Ульяна. Но ничего не пишет. К вечеру становится ещё хуже. Она плачет снова и снова, но уже тихо, в подушку. Пять стадий принятия пройдены. Душа мертва. Она мертва. Если сингулярность - она такая, то меня всё устраивает.