Глупо и бессмысленно (влюблены)

Это не должно было стать чем-то страшным. Робби, несмотря на всю свою «коварность», не старался сделать кому-то больно. Или убить кого-то, нет-нет. Насмехаться, портить планы, издеваться – это да, в этом был весь Робби. Он не хотел убивать Спортакуса, просто хотел прогнать его, чтобы все перестали наконец так сильно шуметь. Неужели он просил слишком много? Видимо, да. Сейчас его план тоже не должен был стать каким-то… ужасным. Нет. Просто немного газа на улицы города, чтобы все пропахло какой-нибудь помойкой. Это никого не убьет и не покалечит, разве что кого-нибудь особо ранимого будет немного тошнить, но это мелочи. А Робби это подарит несколько дней блаженной тишины и возможности выспаться. «Спортакус бы сказал, что тебе пора лечиться от бессонницы», - с раздражением подумал Робби, но быстро отогнал от себя эту мысль. Он не собирался лечить бессонницу (он мог спать, правда, просто получалось не всегда) и уж тем более не собирался слушать Спортакуса. Не в этой жизни. (И дело вовсе не в том, что Робби был влюблен в него, кажется, с самой первой встречи. Вовсе не в этом). Правда, в процессе создания газа… Робби понял, что он допустил ошибку. Маленькую, казалось бы, ошибку, которая портила все. Робби никогда до этого не занимался химией. То есть нет, конечно, он же был ученым, и у него были какие-то остаточные знания из школы. Что таблица химических элементов приснилась Менделееву, что H2O - это вода… Может, если постараться, он вспомнит формулу какого-нибудь ванилина или даже расскажет, чем алкен отличается от алкина. Но этого было мало. Робби не нравилось чего-то не знать. Ему нравилось в любом разговоре блеснуть знаниями, рассказать что-то о политической ситуации в мире, если об этом заходила речь, включиться в обсуждение различной литературы… Робби называл себя лентяем, но по факту делал много мозговых усилий. Взять хотя бы все эти изобретения. Строил он их пока что не из говна и палок. И не знать химию, с его-то обширными знаниями во всех областях, было как минимум стыдно. Так что Робби закатал рукава, накупил себе различных учебников по химии, не забыв всяких реактивов (как законных, так и не очень, практиковаться надо на всем). Он понимал, какой груз опускает себе же на плечи, но ему казалось, что это стоит того. Он зарылся в учебники в тот же день, когда они пришли. Даже крики всей этой мелкотни и смех Спортакуса не отвлекал его. Единственное, на что Робби позволял себе отвлекаться, это поесть (но он делал это быстро и почти не замечая, что именно он ест) и на редкие походы в туалет. Сон он заменял на кофе, совсем редко все же выключаясь на сон. Химия захватила его. Как только он начал хоть немного разбираться во всех этих формулах, он тут же принялся экспериментировать реактивами, параллельно разрабатывая формулу для газа. Не ядовитого, но вонючего, и желательно, чтобы его не брали какие-нибудь дезодоранты. Фактически, он делал два дела одновременно, стараясь все сразу успеть. Робби и сам не заметил, как похудел. Конечно, это не было чем-то удивительным, он почти не питался, но все же он случайно взглянул в зеркало, когда брел за водой для эксперимента, и ужаснулся. Немного совсем, так, капельку, потому что ощутил легкий запах дыма и побежал к столу, чтобы проверить, что именно там горит. *** Робби не появлялся в городе уже полторы недели. Спортакус честно делал вид, что его это не волнует, но ночами часто не мог уснуть, глядя в потолок дирижабля. Он лишь недавно смог признаться себе в том, что Робби нравится ему. Намного больше, чем он был готов признать. Робби был колючим и вредным, часто придумывал какие-то коварные планы, но… Это ведь было почти ребячество. Спортакусу хотелось очень глупо, совершенно по-идиотски улыбаться, глядя на него, разглядывая его руки, лицо… Спортакус был влюблен в каждую черточку Робби Роттена. Спортакус не спешил называть их «врагами». Ну какие они друг другу враги, честное слово? Спортакус всегда придет Робби на помощь, когда ему это понадобится, и спасет его от всего. Непременно. Но сейчас… Робби исчез на полторы недели, хотя обычно появлялся хотя бы на пару минут, и Спортакус не знал, что ему теперь делать. Идти к Робби в бункер? Слишком глупо и как-то самонадеянно, Робби их даже хорошими приятелями не назовет. Да и как объяснить такое поведение? «Ой, я вот начал волноваться за тебя, потому что влюблен в тебя по уши, и пришел проверить, как ты тут». Отличное оправдание, конечно. - Эй, ты в порядке? – Стефани чуть пнула его по ноге. Сейчас все играли в футбол, и Спортакус сел на скамейку, наблюдая за детьми. Волнение за Робби мешало ему играть нормально. – Выглядишь уныло. - А? Нет, все в порядке, - он улыбнулся, потирая шею. И в этот момент кристалл зазвенел. Когда кристалл начинал звенеть, в его голове сразу возникал образ человека, который нуждался в помощи. Так было легче понять, куда именно следует бежать. Вот и сейчас у него перед глазами мелькнул образ… Робби? Да! Спортакус вскочил на ноги и ринулся в сторону бункера. Он знал, что Робби там и что он нуждался в нем. Может, это наконец-то шанс сблизиться с ним? И если не стать парой, то хотя бы близкими друзьями? О, это много стоило, и Спортакус не думал ни секунды, перепрыгивая через небольшие ограждения. *** Возможно, Робби слишком увлекся. Он не помнил, который именно день провел без нормального сна и сколько кружек с кофе успел выпить за сегодня. У него не выходило создать газ, реактивы грозили закончиться, пускай он и заказал недавно еще одну партию, которая пока не успела прийти. У него потихоньку заканчивались все емкости, в которые можно было наливать кофе, а холодильник, кажется, стоял пустым уже второй день. Робби был не уверен. - Робби! Громкий крик сверху заставил Робби вздрогнуть. Ворча и давя в себе зевок, Робби заглянул в перископ, впрочем, почти тут же отскочил от него. Перед люком стоял Спортакус, взволнованный и немного запыхавшийся. Предательское сердце Робби забилось сильнее, стоило ему подумать, что Спортакус бежал так ради него, но нужно было задавить эту надежду еще на корню. - Чего тебе надо, Спортадурень? – проговорил Робби в микрофон, предательски зевнув. - Робби, впусти меня. Кристалл сказал мне, что ты в беде. Ты в порядке? Ну конечно. Спортакус не стал бы бежать сюда ради Робби. Это просто кристалл. Просто решил, что Робби нужна помощь. Робби в порядке! С ним все за-ме-ча-тель-но! Будет, во всяком случае, как только он разберется с этой гребаной формулой, будь она неладна! - Считай свою миссию выполненной. Вали к черту. - Ты… Ты давно не спал, - сказал вдруг Спортакус, коснувшись пальцами кристалла. – Я вижу. Я не знаю, чем ты там занимаешься, но это может подождать. Ложись. Робби поджал губы. Как же он ненавидел себя за то, что умудрился влюбиться… влюбиться вообще. Всю свою жизнь он лелеял мечту о том, что останется неподвластен глупым чувствам, а теперь посмотрите на него. Он бы сделал все, что угодно, если бы Спортакус попросил. Но просил не он. Просил кристалл, без которого Спортакус бы тут и не появился. Робби не нужна была такая иллюзия заботы. - Пошел вон, - Робби устало протер глаза. – Быстрей, пока я не выпустил на тебя свое изобретение. Тебе это не понравится. Он бы впустил. Впустил бы Спортакуса в бункер, в свою жизнь, да куда угодно, но он ведь понимал, что ему это не нужно. Робби все же надеялся, что мог пока мыслить логично. Сейчас у него было хотя бы легкое беспокойство во взгляде и, возможно, небольшая нежность. Нет, конечно, Робби понимал, что Спортакус смотрит так на всех, но… - Робби, пожалуйста, - Роттен слышал, как Спортакус коснулся руками бункера. - Хей, пойдем, - послышался голос Стефани. – Он ведь все равно не сделает, что ты просишь. Лучше даже не пробовать. - Да, но… - Идем. - Робби, я приду через пару часов! – голос Спортакуса стал чуть тише. – И ты должен спать! *** Он хотя бы попытался. Кристалл пока молчал, хотя Спортакус совсем немного надеялся, что он зазвенит снова. Тогда он сможет на почти законном основании вломиться к Робби в бункер, ведь кристалл именно из-за него уже несколько раз и… Как же это жалко звучало. Спортакусу самому было стыдно. - Ты в порядке? – Стефани присела рядом с ним и улыбнулась. – Выглядишь грустным. - Все хорошо. *** Долбаный эльф. Робби раздраженно передвигался по бункеру, забыв долить в кофе молока и напрочь забыв положить хотя бы ложку сахара. Ему нужно было закончить с формулой, нужно было разобраться наконец с химией. Он должен был понимать ее до самого конца. Робби плевал на то, что кофеин перестал на него действовать. Это все неважно. Сначала он закончит с газом, а потом уже подумает о сне. - Чертов Спортадурень… - Робби зевнул, прикрыв глаза. А последнее, что он ощутил и услышал, – боль и громкий, оглушающий взрыв. *** Кристалл Спортакуса еще никогда не звучал так громко. *** Вряд ли Спортакус так сильно бежал когда-либо до этого. Вряд ли он когда-нибудь до этого боялся опоздать. Вряд ли он когда-либо так сильно ненавидел себя. Когда кристалл почти оглушил его, в голову тут же пришли видения. Они еще не успели закончиться, а Спортакус уже бежал, ничего не видя, скорее просто помня путь, и задыхаясь от ужаса. Он еще не успел добежать до бункера, а уже чувствовал запах дыма. Он знал, что Робби не успел выбежать, и понятия не имел, выж… выжил ли он. Он не хотел думать об этом, но сердце мерзко сжималось, стоило ему представить – каково это, жить без Робби. Без его ухмылок, без его изобретений, без его… Без него. Спортакус просто уйдет вслед за ним. Он прыгнул в бункер, не раздумывая, почти тут же задохнувшись от дыма. Робби он увидел сразу и быстро подхватил на руки, как можно быстрее выбираясь наружу. Часть костюма у него обгорела, а на лице появилось несколько ссадин. Но это была ерунда, а вот Робби… Часть одежды на нем сгорела. А половина лица и плечо напоминали едва ли не кровавое месиво. Робби слабо застонал, пытаясь открыть глаза, а после, видимо, потерял сознание, развалившись у Спортакуса на руках. *** Сначала он услышал мерзкий писк. Он звучал прямо над ухом, и если бы Робби не не ставил будильники чисто из принципа, решил бы, что пора просыпаться. Вот только просыпаться не получалось. Потом пришли ощущения. Он ощутил боль и дикую усталость, на него словно свалился какой-то камень. Робби слабо застонал, не выдержав, и все же открыл глаза. Глаза у него обожгло болью, и он снова зажмурился, чувствуя, как в уголках глаз собираются гадкие слезы. - Робби!.. Спортакус? - Молчи, - его руки коснулась чужая рука. – Ты… Спортакус на секунду замолчал, но руки не убрал. Робби чувствовал, что она мягкая и теплая, и на секунду представил, что может брать Спортакуса за руку, когда ему будет угодно. Это было смешно и нелепо, но кто мешал Робби надеяться? - Произошел взрыв, - сказал Спортакус наконец, и Робби показалось, что голос у него… не такой, как обычно. Какой-то ломанный. Как будто Спортакус плакал. – Ты был в самом эпицентре. Я бежал к тебе на помощь, но… Я не успел. Не успел помочь тебе. *** Спортакус ненавидел себя. Он ночевал в больнице, хотя врачи и пытались отправить его отоспаться, но он не мог. Робби не просыпался уже несколько дней, и пускай врач пыталась объяснить это невероятным истощением и взрывом, Спортакус ей не верил. Стефани приносила ему поесть, пытаясь как-то поддержать, но что она могла сделать? Спортакус виноват. Обещал себе и Робби, что спасет его, когда придет время, а в итоге – ничего не сделал. Подверг Робби смертельной опасности. Из-за него Робби теперь лежит на больничной койке, весь в ожогах и шрамах. Будет логично, если Робби возненавидит его. Когда врач, выглянув в коридор, сообщает, что Робби очнулся, Спортакус едва ли не бежит. Робби, кажущийся теперь маленьким и беззащитным, лежит в постели, весь в каких-то проводах и белых-белых бинтах. Половина лица у него перевязана, ровно как и половина тела. Спортакус знает, что почти все, что под ними, превратилось в один огромный ожог. Спортакус знает, что виноват. Во всем, что произошло. - Я так виноват перед тобой, - Спортакус знает, что нельзя, прекрасно знает, но все равно берет Робби за руку. Гладит по коже большим пальцем. – Пожалуйста, я… - Прекрати, - Робби, однако, руки не выдергивает. Только немного хмурится. Спортакус поцеловал бы каждую морщинку, которая появляется, когда Робби хмурится, но не может. Не теперь, когда он едва ли не убил его. *** Робби выписывают через несколько недель. Робби ненавидит себя. Он не видел одним глазом. Точнее, его зрение очень сильно упало, и врачи говорили, что шансов восстановиться – пятьдесят на пятьдесят. Робби знал, что это означает. Вряд ли он сможет и дальше заниматься наукой, как раньше. Для изобретений нужны оба глаза. Но если бы дело было только в глазах. Робби больше не смотрел в зеркала. Половина его тела стала уродливым шрамом. Часть до сих пор немного кровоточила, так что повязки постоянно меняли. Робби и до этого не считал себя эталоном красоты, но… теперь он был уродом. Хоть бери и отправляй в цирк уродов, он будет там в самый раз. Но хуже всего был Спортакус. Он все время был рядом, сидел за дверью, когда Робби делали перевязку, приносил яблоки и какие-то полезные конфеты (Робби клялся, что даже не притронется к ним, а в итоге съел почти все за раз), находился в палате Робби, был… рядом. Он едва ли не ночевал в больнице, но медсестры прогоняли его, говоря, что Спортакусу и самому надо спать нормально. Робби хотелось мерзко разреветься. Он не понимал, почему Спортакус здесь. У него было полно дел и без мерзкого и уродливого Робби, который лишился в с е г о. У него не было дома, не было его хобби и работы (в конце концов, не просто так он все конструировал, часть изобретений радостно скупалась), даже внешности – и той не было. Наверное, Спортакуса просто грызло чувство долга. Он ведь герой, в конце концов. Как только Спортакус поймет, что Робби больше не нужна помощь (Робби сделает все, чтобы Спортакус так думал), он уйдет. И лучше бы он сделал это поскорее, пока сердце Робби не поверило в то, что Спортакус испытывает к нему хоть что-то. Максимум, чем они могут стать – знакомыми, которые иногда звонят друг другу на праздники. И то, это даже максимум, на который Робби мог надеяться. Нужно было прогнать Спортакуса как можно скорее. Лучше бы Робби погиб в том пожаре. *** Спортакус пытался делать все, что вообще было в его силах, чтобы хоть как-то искупить свою вину. Он знал, что Робби имеет полное право ненавидеть его. Наверное, именно поэтому Робби прогонял его из палаты. И именно поэтому радовался, когда медсестры прогоняли Спортакуса. Но он всегда был упрямым, так что каждое утро появлялся в больнице, чтобы дать Робби очередной пакет с какой-нибудь передачкой (и Спортакус знал, что Робби ел это, и его сердце предательски билось сильнее) и рассказывать, как в городе все по нему скучают. Это не было ложью. Город действительно скучал по Роттену, который, как бы то ни было, никогда не причинял настоящий вред. Робби был в каком-то смысле дорог всем, пускай и не все это признавали. Но разве могла их привязанность сравниться с той любовью, которую испытывал Спортакус? С этой бессмысленной, обреченной любовью, потому что Робби наверняка ненавидит его. Спросить Спортакус боялся, ведь, в конце концов, он мог и должен услышать положительный ответ. Он выбрал томиться в неизвестности. - Робби, давай я помогу тебе, - сказал Спортакус, когда увидел, как Робби собирает вещи. Спортакус притащил все это недели две назад. Это было почти все, что удалось вытащить после пожара. - Я уже все собрал, - отрезал Робби, укладывая один из своих костюмов. – Мне не нужна твоя помощь. - Твой бункер почти восстановили, - Спортакус осторожно подошел ближе. – Там еще не совсем поправили свет и отопление, но нужно еще всего пару дней, и если ты вдруг захочешь… - Я смогу нормально поспать, укутавшись в одеяле, - огрызнулся Робби, и у Спортакуса, кажется, снова разбилось сердце. – Я повторяю: мне не нужна твоя помощь. Я в порядке. Спортакус только поджал губы. Робби имел право на такую злость, имеет право ненавидеть Спортакуса – это все было логично. Спортакус отлично его понимал. Но он ведь правда хотел помочь. Хоть как-то. - Давай я хотя бы твою сумку донесу. Прошу. Робби сжал лямку сумки в руке. Спортакус закусил губу. Он бы так хотел прикоснуться к рукам Робби, разгладить складочку, которая появлялась на лбу Робби, прижать к себе и пообещать, что все-все будет хорошо… - Ладно. Если тебе так хочется. *** Робби знал, что Спортакус делает это просто из чувства долга. Герой, который не успел спасти кого-то… Наверное, ему это неприятно. Они вышли из больницы вместе. Спортакус нес его сумку в одной руке и шел чуть поодаль, а Робби морщился от света. Яркий свет и раньше его не радовал, а теперь и вовсе причинял боль. Он очень сильно хотел поскорее оказаться в бункере, старом добром бункере, где свет всегда был немного приглушен. Осталось только убедить себя, что Спортакус не переживает за него. Мозгом он понимал, что Спортакусу, в общем-то, плевать, и как только Робби станет лучше, он перестанет так заботиться о нем. Но сердце все равно замирало, как Спортакус неловко топтался на пороге палаты. Он приходил каждый день, практически с самого утра, и уходил самым последним. Робби так безнадежно любил его. Так глупо и бессмысленно. - Ты можешь уходить, - когда он забирал сумку, их пальцы соприкоснулись, и Робби почти вздрогнул. Он почти обрадовался, что теперь половина его тела почти ничего не чувствует, не считая боли (господи, какая же это была наглая ложь, Робби так хотел чувствовать хоть что-нибудь кроме боли). - Я приду завтра днем, - Спортакус не спрашивал, а утверждал, а Робби слишком устал, чтобы спорить. Так что просто закинул сумку на здоровое плечо и спустился вниз. (В бункере правда было холодно, но Робби скорей бы умер, чем позволил бы себе переночевать у Спортакуса. Даже если это будет всего одна ночь. Робби не сможет). *** Следующим утром Спортакус притащил обогреватель. - Я решил, что тебе холодно, - ответил он на молчаливый вопрос и поставил обогреватель недалеко от кровати Робби. - Тебе надо сделать перевязку. Давай я помогу. - Нет! – вышло, наверное, слишком… отчаянно, что ли. Но Робби знал, что выглядит в лучшем случае мерзко, и позволять видеть это Спортакусу… ни в коем случае. Если все, на что он мог надеяться – забота по принципу «я должен», то будет лучше, если Спортакус не увидит эти шрамы. Сейчас спасали только бинты да пластыри, хотя из-под них все равно проглядывали уродливые шрамы, особенно на лице… Как же Робби ненавидел себя. - Я перевяжу все сам, не нужна мне твоя помощь, - опомнился Робби через пару секунд, попытавшись придать себе грозный вид. А потом скрылся в ванной, как никогда сильно желая расплакаться. Но слез не было. Только боль, отчаяние и какая-то дикая усталость. *** Спортакус приходил каждый день. Каждый день он просыпался раньше, чем всегда, готовил Робби поесть (как полезные блюда, так и сладкие, пускай и не мог узнать, какие они на вкус), брал с собой чистые бинты и эльфийскую мазь, а потом шел к Робби. Бинты и мазь ни разу не пригодились. Робби даже не подпускал его близко к себе, не говоря уже о том, чтобы позволить обработать… хоть что-нибудь. Откровенно говоря, Спортакус был бы счастлив, разреши Робби обработать ему хотя бы палец. Хотя бы одну фалангу. Это значило… значило, что у Спортакуса еще есть хоть малейший шанс получить прощение. Но Робби хотя бы позволял ему быть рядом. Не в привычном смысле этого слова, нет, Робби часто просто лежал на своей кровати, которую вместе с обогревателем передвинул в самую темную часть бункера. Спортакус пытался разговаривать с ним, пытался как-то шутить… Один раз даже принес часы. Разобранные. Он ведь знал, что Робби нравится что-то мастерить и что он уже давно не притрагивался к инструментам… Это точно должно было его хоть немного приободрить. - Хей, - Спортакус подошел поближе к кровати, держа коробочку со всеми деталями в руках. – Я знаю, ты любишь мастерить что-то своими руками, и… Ты давно ничего не делал, так что я принес тебе это. Хоть разомнешься, да? И осторожно положил коробочку перед Робби, который лежал к Спортакусу спиной. Робби протянул здоровую руку к коробочке и медленно открыл ее. А потом повернул голову. - Ты идиот? Один глаз был каким-то заплывшим. Лицо у Робби исказилось, и Спортакус понял, что совершил ошибку. Дурацкую, глупую ошибку, и сердце мерзко ушло в пятки. Он сделал еще хуже. - Ты издеваешься надо мной?! - Робби, я… - Я почти ничего не вижу! Ничего! – Робби даже поднялся на ноги. Он был выше Спортакуса на полголовы, и сейчас это выглядело почти страшно. Коробочку он сжал в руке. Лицо у Робби было… обреченное. Злое. Спортакус ненавидел себя. – А ты… Мало того, что сидишь тут каждый день, когда никто тебя об этом не просит, а потом приносишь мне часы! Разобранные! Которые я в лучшее свое время не мог собрать! - Робби, пожалуйста, я… - Мог выбрать более щадящий способ издеваться надо мной, если ты такой хороший! В следующую секунду коробочка полетела в стену. Детали разлетелись по полу (прямо как сердце Спортакуса), а сам Спортакус… Он ушел. Почти выбежал на улицу, только оказавшись в одиночестве громко и отчаянно зарыдав. *** Коробочка полетела в стену, Спортакус выбежал из бункера, а Робби упал на колени, едва сдерживая слезы. Детали рассыпались по полу, но Робби их почти не видел. В бункере и так было темно (Робби выключил почти весь свет), да еще и его зрение… За что Спортакус так? Что такого Робби сделал? Он так и не смог уснуть. Во-первых, потому что у него снова началась бессонница. А еще ему было просто больно, ожоги невероятно болели, и Робби глотал обезболивающие пачками. Только вот они больше не помогали. Возможно, это была одна из причин, по которой Робби накричал на Спортакуса. Может, тот и правда хотел как лучше… Но Робби было больно и плохо (и пусть Спортакус спрашивал, все ли у Робби хорошо, Роттен никогда не говорил ему правду), он хотел спать и просыпался от боли. Спортакус точно не придет больше. Что ж, этого он и добивался, верно? Чтобы Спортакус наконец успокоил все свои супергеройские инстинкты и ушел, оставив Робби в одиночестве. Так всем будет лучше. *** Спортакус пришел на следующий день. - Робби, выслушай меня, - Спортакус, несмотря на то, что Робби пытался вырваться, осторожно взял его за руку. Роттен отвернулся, но руку не вырвал. – Я виноват перед тобой. Очень виноват. Я хотел… хотел как лучше. - Это неважно, - Робби поджал губы, а потом ощутил, как Спортакус вложил что-то ему в руку. – Что это? - Мазь, - Спортакус мягко улыбнулся. – Эльфийская. Она… поможет. И Робби, к своему же удивлению, не стал отказываться. Сжал тюбик в руке и кивнул. Он не верил, что Спортакус снова придет к нему, а тут… Надо же. Будь Робби не настолько усталым, он был бы рад сильнее, но у него не осталось сил. - Спасибо, - отозвался Робби, а потом скрылся в ванной, осторожно смазав ожоги на лице и руке. *** Спортакус знал, что у Робби какая-то проблема. С каждым днем мешки у него под глазами были все больше. А несколько раз Спортакус приходил раньше, чем обычно, и видел, что глаза у Робби были красные и заплаканные. Спросить он не решался, зная, что Робби запросто может его прогнать. Спортакус только добился того, чтобы Робби пользовался эльфийской мазью, и не хотел рисковать даже этим. Он почти гордился тем, что Робби иногда лежал лицом к Спортакусу. Правда, половину лица он бинтовал, а потом и вовсе начал носить медицинские маски. Это было лучше, чем ничего. Но сегодня, стоило Спортакусу оказаться в бункере, кристалл зазвенел, как ошалелый. И в беде был не кто иной, как Робби, который сидел на своей кровати. - Робби, что… - Уходи! - Что… - Я сказал тебе уходить! Спортакус не понимал, что произошло. Еще несколько дней назад у них все было… нормально. Робби даже практически согласился на то, чтобы выйти в город на выходных. А теперь… что случилось? Что должно было произойти, чтобы Робби, который уже почти доверял Спортакусу, вдруг начал прогонять его? - Робби, слушай, я могу тебе помочь, ты только… - Нет, не можешь! – Робби весь ощетинился. Сейчас он походил на дикого зверька, которого Спортакус безуспешно пытался приручить. – Ты поможешь, если уйдешь отсюда, ясно? - Ну уж нет, - Спортакус нахмурился. – Я уже ушел один раз и больше такой ошибки не допущу. Что с тобой? - Ничего! - Робби! - Придурок! – Робби сжал зубы и кулак, а потом отвернулся. – Я не спал уже неделю, доволен? А теперь проваливай. *** Когда Робби не высыпался, он становился раздражительным, а не высыпался он всегда. Еще до этого пожара у него были проблемы со сном, которые не решали таблетки, но в том случае он мог хотя бы просто выключиться от усталости, что и давало ему нормальный сон. Сейчас же он очень хотел уснуть, но боль, которая преследовала его, не позволяла уснуть хотя бы на полчаса. Робби теперь спал урывками, с трудом, и это не помогало. И, черт, от этой боли Робби позорно, мерзко плакал, вцепившись пальцами в одеяло. Удивительно, как кристалл Спортакуса до сих пор не сработал. Робби иногда хотел, чтобы Спортакус пришел сюда, перепуганный, беспокоящийся… Но потом он вспоминал, что Спортакус, конечно же, не беспокоился. Просто инстинкт героя. И от этого становилось еще хуже. - Я не спал уже неделю, доволен? – это вырвалось случайно, и Робби поджал губы, с ненавистью глядя на Спортакуса. А тот… Тот так и замер, словно испугался, и Роттен не мог понять, что произошло. Почему он смотрит на Робби так? Зачем он это делает? - Почему ты не сказал мне раньше? – Спортакус нахмурился и закусил губу. – Почему, Робби? Я ведь боюсь за тебя! - Ты врешь мне! - Да нет же! – Спортакус вскинул руки. – Я не могу врать тебе, Робби! Я хочу помочь! Хоть как-нибудь! Робби скривился, чувствуя, как слезы снова собираются в глазах. Он не хотел плакать при Спортакусе, и так выглядел слишком жалким, но… Герой смотрел на него с жалостью и нежностью, наверное, и Робби как никогда сильно захотелось прижаться к нему крепко-крепко, надеясь, что теперь его защитят от всего мира вокруг… - Я сейчас приду, хорошо? Только никуда не уходи, я скоро буду здесь. И принесу еще мази, я знаю, что она хорошо действует. Спортакус и правда пришел через каких-то полчаса. С аптечкой. Робби с интересом смотрел на эльфа, который рылся в ней, а затем вздрогнул, замотав головой. - Даже не думай. Я не дам ставить себе уколы. - Это морфий, Робби, - ответил Спортакус. – Просто морфий. Ты сможешь поспать, - они помолчали минуту, а потом Спортакус поднял на него усталый взгляд. – Пожалуйста. Ты не даешь мне обработать себе раны, хотя я вижу, что у тебя не слишком хорошо получается, но… Позволь мне хотя бы это. И Робби позволил себе маленький обман. Позволил себе представить, что Спортакус и правда переживает за него, правда беспокоится и раскаивается, и что он не уйдет, как только Робби станет лучше (иногда он хотел, чтобы лучше не становилось никогда, ведь тогда Спортакус был рядом). Рука Спортакуса, сжимающая его запястье, оказалась почти обжигающе горячей, и Робби не заметил, как вцепился в нее, когда игла прошла сквозь кожу. Он так и уснул, держа Спортакуса за руку, и впервые за долгое время смог проспать больше трех часов. *** Спортакус не сумел сдержать тихой истерики, когда Робби уснул. Робби, Робби, Робби… Спортакус иногда удивлялся тому, насколько он сильный. Ему было страшно представить, какую боль он испытывал, раз не мог спать. И не говорит же, упрямец. Спортакус так любил его. Спортакус так ненавидел себя. Когда он сумел успокоиться, то просто не смог сдержать себя. Он мягко провел по волосам Робби, а потом, склонившись, поцеловал его в лоб. От Робби пахло бинтами и эльфийской мазью, а еще, кажется, немного карамелью, и Спортакусу почти хотелось взвыть. Он с трудом заставил себя отстраниться, но руку Робби не отпустил. *** С того дня что-то неуловимо поменялось. Робби все так же лежал на кровати большую часть времени, но теперь они хотя бы разговаривали. Обсуждали что-то. А если и молчали, то это больше не ощущалось как какая-то гнетущая тишина, нет. А если Робби молчал, то Спортакус чувствовал его взгляд на себе. Спортакус никогда не спрашивал, почему Робби на него смотрит. Наверное, боялся спугнуть. Во всяком случае, в том взгляде не было отвращения и ненависти, и Спортакус считал, что это уже хорошо. - Робби, - позвал как-то Спортакус, сам удивившись своей смелости. Робби брал бинты из аптечки и хотел уже скрыться в ванной, но теперь повернулся, глядя на Спортакуса. Одним глазом, правда, Робби редко поворачивался к нему обожженной стороной. - Что? - Я знаю, ты все время отказываешься, но… можно я перебинтую тебе хотя бы руку? У тебя бинты еле как сидят, - Спортакус сглотнул. – Я понимаю, если ты откажешься, но… Робби помолчал. Он отвел от Спортакуса взгляд (мутный до этого зрачок теперь, кстати, был не настолько мутным, и это был хороший знак), закусил губу и вздохнул. А потом вдруг, к удивлению Спортакуса, кивнул, осторожно протянув бинты. - Только лицо не трогай. *** Дело было в ампулах с морфием. То есть нет, конечно же не в них. Не только в них. Когда Робби говорил, что не спал уже неделю, он ничего не ждал от Спортакуса. А он… взял и притащил с собой морфий, чтобы помочь Робби уснуть. В тот раз Робби не смог сдержаться и вцепился в чужую руку, словно она была его единственным спасением. Но его выключило не сразу. Несколько минут он барахтался между сном и явью, удивляясь, почему Спортакус до сих пор не ушел. А потом… Потом Спортакус медленно поцеловал его в лоб, в то место, где нормальная кожа переходила в уродливый ожог. Робби хотел было подняться, закатить скандал, понять, что Спортакус задумал… Но не успел, провалившись в сон. Следующие несколько дней он думал. Было ли это в действительности? Или у Робби, на фоне любви к Спортакусу, окончательно поехала крыша? Спросить об этом напрямую было откровенно страшно, и Робби томился в неизвестности. Да даже если спросить… Как бы это звучало? Жалко. Как и все, что Робби вообще мог говорить о Спортакусе. Но, проанализировав все (и посмотрев в камеры, которые он как-то установил в бункере шутки ради, и вот надо же, пригодилось), он понял, что Спортакус п р а в д а поцеловал его. В самом деле поцеловал его в лоб, чего точно не стал делать, если бы заботился о нем только из-за «инстинкта героя». Но зачем? Мысли путались, а Робби был слишком пуглив, чтобы все же поговорить со Спортакусом на эту тему. Так что большую часть времени они по-прежнему молчали, хотя эльф обживал пространство в бункере, храня в холодильнике Робби свою еду, готовя на его кухне… Даже притащил с собой небольшой стул и неяркую лампу (потом выяснилось, что он боялся побеспокоить глаза Роттена, и его сердце защемило от нежности) и периодически читал книги. Иногда даже вслух, и это тоже помогало Робби уснуть, в чем тот, конечно, не признавался. Робби решил начать с малого. В конце концов, все эти поцелуи – еще вовсе не показатель. Но… наверное, если Робби позволит ему перебинтовать руку, ничего плохого не случится. Руки Спортакуса так и остались горячими. Он с каким-то почти благоговением держал Робби за запястье, осторожно втирая мазь, а потом с не меньшим благоговением наматывал бинты. У него и правда получилось лучше, теперь они хотя бы держались крепко. - Спасибо, - Робби кашлянул, а потом, забрав оставшийся бинт, скрылся в ванной. Ему осталось только перевязать лицо. Он не хотел, чтобы Спортакус видел… видел это. Отвратительный участок его тела, красный и гладкий, который навсегда останется таким. Робби навсегда останется уродом. Радовало только то, что зрение постепенно возвращалось, и, если не восстановится до конца, то Роттен хотя бы сможет сделать себе операцию. Или носить линзы. Но Спортакус… даже при всем желании, носи Робби хоть десять линз сразу, он ведь ни за что не полюбит… это. Робби разбил бы стекло к чертовой матери, но Спортакус все еще сидел там, так что пришлось просто перевязать себе лицо и успокоиться на этом. Это было вообще единственное, ради чего Робби смотрелся теперь в зеркало. *** Спортакус был готов плакать от счастья, когда Робби позволил ему обрабатывать ожоги на руках. В этом скоро исчезнет необходимость, а мазь хорошо действовала, потому что раны заживали достаточно неплохо. Если бы кто-то спросил, стал ли он любить Робби меньше из-за шрамов, Спортакус, не задумываясь, ударил бы этого кого-то по лицу. Даже несмотря на то, что Спортакус не любил драться. Спортакус не мог любить Робби меньше, наоборот, с каждой минутой он, казалось, влюблялся все сильнее. Спортакус влюблялся в то, как Робби иногда позволял себе улыбаться, в то, как он зевал по утрам, в растрепанные волосы и несказанное «спасибо», которое отражалось в кружке с чаем, которую Робби просто поставил перед Спортакусом со словами «без сахара». Спортакус так любил его. *** Робби было бы легче, не люби он Спортакуса так сильно. Было бы легче выгнать его из бункера (потому что Робби просто не мог сделать этого, ведь лучше хоть такая близость, чем никакой вовсе), было бы легче… Да просто дышать было бы легче. Спортакус приходил каждый день, как по часам, только иногда забегая предупредить, что сегодня у него какие-то другие дела. И то, все равно прибегал предупредить и приносил поесть. К Робби иногда приходила гадкая мысль покалечить себя еще как-нибудь, лишь бы Спортакус остался, но он не стал этого делать. Спортакус не останется. Он здесь, просто потому что не успел спасти его. Ничего больше. И, пускай Робби больше не выгонял Спортакуса с тем же ожесточением, что раньше, споры у них все же возникали. - Я не понимаю, зачем ты делаешь это, - сказал Робби, тыкая вилкой в принесенный Спортакусом торт. Торт был с синим кремом и взбитыми сливками, а по вкусу, наверное, был черничный. – Я не смогу тебе ничем отплатить. - Мне не надо оплачивать, - пожал плечами эльф. – Ты мой друг, и я хочу тебе помочь. - Я тебе не друг, - Робби сжал вилку в руке. – Объясни, на кой черт ты делаешь это все? Приходишь каждый день, делаешь… все это. Я не понимаю и не хочу чувствовать себя так, словно я у тебя в долгу. - Но ты не… - Тогда объясни сейчас же! Они несколько минут смотрели друг на друга, не сводя взгляд, а потом… Робби показалось, что что-то у Спортакуса надломилось, он весь на секунду сгорбился и отвел взгляд, чтобы буквально через мгновение снова посмотреть Робби в глаза. Роттен почти испугался, потому что взгляд у Спортакуса был почти жесткий, болезненный и какой-то почти несчастный. - Ты нравишься мне, Робби. Робби показалось, что внутри него что-то громко треснуло. *** Спортакус… Спортакус устал. Он не устал от Робби, не устал от того, что каждый день он шел к нему, как на казнь (ведь взгляд Робби, его злость и его боль были самой настоящей пыткой), вовсе нет. Он устал от своей бесполезной любви. Устал от своего глупого желания поцеловать его так, чтобы у Робби дрогнули колени. После Спортакус, несомненно, снял бы с него всю одежду и стянул бы все бинты, и вел бы языком по чужому телу. Робби, наверное, извивался бы и краснел, но… Спортакус уже несколько раз просыпался от этого сна. И каждый раз чувствовал себя так, словно извалялся в грязи, еще и заляпав Робби. Робби никогда не ответит ему взаимностью. Ни за что. Но когда Робби снова спросил Спортакуса, зачем он делает это все… Он не мог соврать ему. Спортакус не любил врать, а соврать Робби и вовсе не мог. Так что он нырнул с головой, думая, что их последний день общения вышел не таким, как Спортакус представлял. Он бы испек для Робби торт получше, если бы знал, что больше не посмеет подойти к нему. - Ты нравишься мне, Робби. Робби замер. Он смотрел на Спортакуса, ошарашенно и удивленно, и эльф с какой-то отстраненностью думал, что мазь у Робби скоро закончится. Нужно будет передать со Стефани, наверное, ее Роттен прогонять не будет… - Ты шутишь, да? – произнес Робби с каким-то злым всхлипом. Спортакус сглотнул. – Нравлюсь? Нравлюсь?! Вот… вот таким?! Спортакус посмотрел на Робби. Тот сжимал губы, а повязки на лице, и так сидевшие не слишком крепко, почти упали на стол. Робби втянул воздух и закашлял, отводя от Спортакуса взгляд. - Не ври мне, Спорталузер. Это не смешно. - Я не шучу, Робби, - Спортакус не понимал, почему Робби реагирует… реагирует так. Было бы логичнее, если бы Робби прогонял его, кричал на него, проклинал… Но Робби просто смотрел на него, распахнув рот, а Спортакус не мог понять, что Робби чувствовал сейчас. - Я… нравлюсь тебе? - Да. - Нравлюсь? - Да, Робби. Нравишься. *** Робби молчал. Да и что он мог говорить сейчас? Спортакус сказал, что Робби ему нравится. Нравится. Нра-вит-ся. Робби привык жить, думая, что Спортакус никогда не ответит на его чувства взаимностью, а теперь... Теперь он не знал, что делать. Отвечать взаимностью? Или это просто, чтобы поддержать его? И как только Робби поправится, Спортакус уйдет? Робби не знал. Он не любил чего-то не знать. - Это не обязывает тебя ни к чему, - сказал Спортакус после небольшой паузы. Он медленно встал, словно оттягивая что-то. – Правда. Я не буду заставлять тебя даже терпеть меня! Только Стефани будет передавать тебе мазь, ты пользуйся ей, пожалуйста, а я… - Постой, - Робби отвел взгляд. – Постой. Если я и правда… правда нравлюсь тебе, то… Ты... Ты тоже нравишься мне, Спортакус, - после этих слов отчего-то стало легче. Со спины будто сняли камень. Спортакус замер, как и стоял – полубоком к Робби, глядя в стену. А в следующую секунду Робби оказался прижат к Спортакусу, который вдруг оказался очень близко. Спортакус обнимал его, как самое дорогое, что у него вообще было, а Робби беспомощно вцепился пальцами в его одежду. От эльфа пахло пряностями и пОтом, а еще чем-то… чем-то странным, но Робби нравилось. - Все хорошо, - шептал Спортакус, пока Робби, не веря вообще ни во что, тихо плакал ему в плечо. Боль, державшая Робби последние несколько месяцев, отступила. И Робби позволил себе на мгновение развалиться на осколки, надеясь, что Спортакус соберет его обратно в случае чего. *** Спортакус думал, любить сильнее уже невозможно. И он никогда так не ошибался. Сейчас, когда их общение можно было назвать «отношениями», Робби открывался ему с новых сторон. Спортакус был за любой тактильный контакт, и Роттен, зная это, звал Спортакуса смотреть вместе фильмы, прижавшись к дивану. Робби сидел рядом с ним, когда они ели вместе. А однажды наконец вышел вместе со Спортакусом из бункера, уже поздно вечером, когда остальные жители Лентяево спали, и держал эльфа за руку, крепко переплетая их пальцы. Спортакус любил представлять, как целует Робби. Реальность оказалась в разы лучше. В реальности Робби тяжело дышал и краснел, постоянно трогал бинты (не свалились ли?) и замирал на несколько мгновений, когда они отстранялись друг от друга. В реальности Робби был не против поцелуев вместо слов «спасибо» или «пожалуйста». Вместе с их признанием друг другу Робби стал… спокойнее? Он больше не дергался, когда Спортакус звал его, и почти спокойно давал перебинтовать себе руку. А когда Робби, отведя почти восстановившийся уже взгляд, спросил, может ли Спортакус помочь с перевязкой лица, Спортакусу казалось, что он умер и попал в рай. Слишком невозможно это было. Слишком… Слишком интимно. - Тебе правда нравится… это? – Робби махнул рукой на свое лицо, пока Спортакус плавно втирал мазь в практически зажившие раны. Благодаря мази они будут едва заметны, когда заживут, но Спортакусу, в общем-то, было все равно. Он любил Робби любым. - Правда, Робби, - он улыбнулся и поцеловал Роттена в подбородок. – Я люблю тебя, и я готов повторить это еще миллионы раз. Больше всего на свете я влюблен в Робби Роттена. - Ты иногда такой дурной, - ответил ему Робби и осторожно посмотрел в зеркало. – Я тоже тебя люблю, Спортафлоп. - Я знаю. Робби засмеялся, и Спортакус снова поцеловал его, плавно опустившись на шею. У них все было хорошо.