Жажда адреналина

Люк заметил ее в толпе и уже не сводил с нее глаз. Она танцевала как богиня, как сама Терпсихора, от нее исходили животные вибрации. Маленькие хрустальные кубики искрились в такт. Темная короткая прядь волос прилипла к щеке. Громоздкие серебристые часы на узком запястье отсвечивали синим. Он ходил в этот бар как на работу каждый вечер. Уже неделя, как он приметил ее, и всю неделю она выдавала своим телом такое, что Люку приходилось порой незаметно сдавливать себе член. И методично напиваться. Когда-то он практически не пил. Не понимал смысла в алкоголе. Ему и так было от чего пьянеть, пока Тони не бросил его одного. Тони, единственный его товарищ со школьной скамьи, решил, что с него достаточно, пора браться за ум. И сошелся с Ниной, живущей кварталом ниже, потому что она пекла дивные ароматные пироги и сосала так, что высосала Тони все мозги. Позже обида утихла, но Люк до сих пор не мог взять в толк, почему это произошло. В глазах защипало, Люк схватился за переносицу двумя пальцами и снова уставился на танцующую нимфу. Пируэт, и разлетающаяся юбка из штапеля облепила крепкие ноги. Она всегда была в одной и той же юбке, в облегающей светлой кофточке, какой-то совсем простой. Грудь, правда, маловата, зато крепенькая, остренькая. Плоскую фигуру компенсировала легкость и гибкость в танце. Он совершенно не в состоянии оторвать от нее взгляд, представляя, как она выделывает бедрами то же самое, сидя на нем сверху. Люк промокнул шею салфеткой, скомкал и бросил в стоящую на барной стойке пепельницу. Отхлебнул горького темного пива, поморщился, досадливо экнул, когда заметил, что полилось на рубашку. Хороша, дрянь! Танцовщица нагнулась к лодыжке и не спеша повела ладонью по бедру, прогибаясь в пояснице, глядя на него в упор. Затем задорно рассмеялась и показала язык. Люк почувствовал, как жар растекается по его щекам. Вот же шлюха, а. Трахнуть бы ее, отвесить пощечину. В ушах пьяно гудело. Люк облизнул сухие губы, допил до дна, хлопнул бармену пустой стакан на столешницу: — Еще! — и, сложив ладони лодочкой у рта, крикнул в толпу: — Еще! Да-а-а! Танцуй еще, детка, давай, покажи мне! Девушка снова засмеялась, хрипло, вульгарно, и резко выбросила руку вперед, продемонстрировав Люку средний палец — мол, показала. — Ах ты, сучка, — прошептал тот и начал протискиваться сквозь беснующийся в пьяном угаре народ. — Эй, аккуратнее, ты! — Смотри, куда прешь! — Урод! Ты мне на ногу наступил! Люк, не оборачиваясь, двинул кулаком куда-то вправо, зарычал, бросился на предполагаемого обидчика. Не рассчитав, упал. Его подняли невидимые руки, поддержали за плечи. — Чувак, ну все уже, ну. Все, стой спокойно, тебя никто не трогает. Люк обернулся. Она оказалась высокой, точно намного выше пяти футов, скорее даже около шести, да еще на каблуках. Вот это женщина! — Ну что, краля, может, потанцуем? — А может, посмотрим? — Ее голос был таким же хриплым, тяжелым, как и смех. Юбка липла к ногам. На щиколотках сверкнула серебром металлическая застежка. — Я уже насмотрелся достаточно. Может, ко мне? М? — Возможно, что и к тебе, — снова засмеялась. Губы красные, помада влажно блестит. Вот же блядь, как есть блядь, — да только, боюсь, ловить мне у тебя будет пока нечего. И, пританцовывая, потерлась о его ширинку упругим задом. Ухмыльнувшись, Люк пятерней сцапал ее за грудь — действительно маловата — и тут же словил звонкую оплеуху. — Ты на кого? А? Ты это кому? А? — Люк завелся сразу и с размаху вмазал ей по скуле. Кулак ошпарило огнем, в висках застучало сильнее. На танцполе как-то сразу все смешалось, звуки, руки, люди. Завязалась потасовка. Люк колошматил не глядя, покуда его самого не сбил с ног чей-то хороший хук, послышался звук разлетающихся пуговиц. Он завозился в чужих ногах, силясь подняться. Кто-то позвал охрану. — Стойте! Стойте! Все хорошо, успокоились, человек перепил! Не трогайте, мы вместе, все хорошо, он со мной! Танцовщица нависла над ним. Под ее глазом разливалось красным. — А ну-ка, дружок. Пойдем подышим. — И неожиданно сильными руками подхватила его под мышки. Они выпали на свежий воздух, оставив где-то сзади гулкий звук басов. Она поволокла его вниз по улице, бросила на кирпичную стену спиной. — Ну, знаешь, тяжелый ты, брат. Давай-ка сам теперь. Чертовы каблуки. — Она наклонилась, как тогда, в танце, до щиколотки, расстегнула босоножки и ловко стряхнула с ног. — Ита. — Люк… — сипло прохрипел, сплюнул красным на асфальт. Зашипел. Поднес правую руку к глазам. Она была опухшей и приобрела нехороший синюшный оттенок. — Ну кто ж так бьет, придурок! — Ита нагнулась рассмотреть поближе. — Мазь бы наложить, повязка б не помешала. И изо всех сил ударила его между глаз, а затем боковым в голову. Дзиньк! Люк удивленно начал съезжать по стене, перед глазами внезапно оказался гравий и редкая пыльная трава. Послышалась возня, сквозь вату в ушах, будто вдалеке, раздались голоса. — Ита, простите, но как же теперь быть? Вы уверены? Он алкоголик? Не забудьте, вы нам обещали! — Не беспокойтесь, все пройдет как надо, я более чем уверена. — Да? — Его мягко пнули в бок. — Как-то так и не скажешь сразу. Голоса стихли. Пытаясь сфокусировать взгляд, Люк разглядел босые ступни, подол юбки, а потом его ухо обожгло дыхание. — Запомни меня, красавчик, — шепнула Ита и, подобрав босоножки за ремешки, как-то широко и быстро зашагала прочь. Люк резко отлепился от земли, в бешенство он приходил на счет «раз». Только в этот раз не вышло. В глазах раздвоилось, он потерял равновесие и снова свалился кулем. «Ипош-ш-шла ты…» — подумал он и захрапел. Под утро его растолкал бармен, возвращающийся домой со смены. — Эй, парень, подъем! Хорош тут уже. Люк протер лицо ладонью, спросонья не понимая, где он находится. С трудом поднялся, разминая затекшую спину, смачно сморкнулся в пыль. Вот же дрянь. Зачем он пьет? И одновременно пришли страх и стыд. Проверил бумажник — на месте, сигареты, зажигалка. Хорошо, что не шмонали по карманам. К черту бумажник, и наличку, и карты, сплюнуть да растереть. Господи, как же он мог так налажать. Он запомнил ее. Он очень хорошо ее запомнил. Еще бы: целую неделю демонстративно накручивала перед ним хвостом. Бля, ну как же она его так. И как он допустил такое? Люк почувствовал, как по телу разливается тепло, как становится горячо, и предвкушение засвербело в паху. Дав себе внутреннее обещание, что больше никогда, Люк зашел в дом и запер дверь на все три засова. *** Вчера Тони, сидя на кухне Нины, читал им с телефона местную новостную ленту. Снова пропал человек — какой-то заезжий чувак, то ли гастролер, то ли отдыхающий. Такое часто происходит в курортных пригородах. Утонул, заблудился. Нина не понимала и презирала дикарей в палатках или домиках на колесах. Из зависти, конечно. Она считала, что хороший отдых должен быть правильно организован, чтобы не забивать свою голову ненужными бытовыми мелочами или планированием экскурсий. Вот есть гид от туроператора, вот вам завтрак, вот вам достопримечательность, вот вам развлечение на вечер с аниматором. В остальное время можно лежать кверху пузом, жарясь на солнышке. И ни о чем не думать. А зачем? Меньше хлопот, меньше расходов. Меньше пропавших людей. Люк же, наоборот, жалел и скучал по тем временам, когда они с Тони пробавлялись экстремальными движухами и жили под открытым небом. Но ютуб, конечно, все помнит. И тот раз, когда они рванули в Таиланд, чтобы совершить самый чумовой прыжок со скалы с парашютом. Адреналина! Сердце колотилось два дня подряд, ходил как пьяный. И когда они ломанулись там же вплавь до какого-то острова, покрытого острыми камнями. Распорол ногу, воздух выбило из легких прибоем. Пиздец что было! Температурил неделю, лихорадило, заживало плохо. А прыжок Тони с моста? Сейчас-то Тони даже под дулом пистолета не заставишь. А тогда было не остановить, он генерировал идеи со скоростью пулемета. Хотел даже лечь на пути под несущийся состав, но Люку это показалось уже чересчур. Десять лет, десять лет он был безусловно и абсолютно счастлив, пока Тони однажды не вздумалось жениться, осесть и заняться продажей велосипедов. Теперь у Тони был собственный спортивный магазинчик со снарягой, велобайками и деловитым Тони за стойкой, дающим полезные советы новичкам. И Нина в задней части помещения, корпящая над бухгалтерией. БЕ-ЗО-ПАС-НОСТЬ! Иначе Нина откусит голову и даже не поперхнется. Как такой свободолюбивый парень, как Тони, смог стать подкаблучником, Люк абсолютно не понимал. Он засунул, как страус, голову в жопу к жене и ходил за ней хвостом, согнувшись в три погибели. Тони открыл для себя новый вид экстрима — женитьбу, а для Люка рухнул целый мир. Друг не мог взять этого в толк, бухтел и советовал Люку вспомнить, что ему не шестнадцать и даже не двадцать шесть. Говорил, пора бы уже. И что вот в таком статичном состоянии и есть счастье. Без адреналина, опасности, без чувства, что нечем дышать, Люк ощущал себя пустой пластиковой бутылкой, а без Тони он ничего не хотел. Он понимал свою зависимость, это злило еще больше, и тем сильней пылала его ненависть к этой домовитой хозяйственной бабе, которая так и сосала как пылесос. Ничем, кроме ее влияния, Люк не мог объяснить внезапную перемену в товарище. Чего доброго, так они и до детишек докатятся. Тони и младенец. Более нелепой картины Люк себе и представить не мог. Оставшись один, Люк повадился пить пиво и ходить на танцы. Не в смысле танцевать, хотя его тело было закалено, упруго, и он обладал четкой координацией движений. Нет. Ему нравилось просто смотреть. Он брал пинту, а то и две, и смотрел на танцующих. Он начал все чаще заглядывать в стрип-бары. Пристроившись за стойкой в углу, с жадностью всматривался в гибкие тела. Иногда таскал домой ладных девок, что крутили задами по клубам, на один раз. Но они никогда не удовлетворяли его жажду по-настоящему. Люку всегда нравился танец. Это завораживало и пьянило не так, как алкоголь. Не так, как зритель восхищается, аплодирует, взрывается криками одобрения. Даже не так, как работяги в пятничный вечер улюлюкают озверевшим от тяжелой работы стриптизершам, срывая с себя мокрые галстуки. Это было бесиво, как это называл сам Люк. Бесиво. До выноса мозга. Описать свое состояние как-то иначе он не мог. Его взрывало изнутри. Хотелось схватить, облапить, сделать красным, умереть, воскреснуть и парить. Еще выть. Метаться. И кончить. Залить семенем глаза и рот, и чтобы белое смешалось с красным на теле. И смотреть, смотреть, смотреть, как тело кружится в танце. Животные позывы мешались в нем с чем-то сладким и дурманящим. А то, что он хотел сотворить с танцующими, выбрасывало порции адреналина в кровь. Это было намного вкуснее и ярче, чем прыжок со скалы. Люк прошел на кухню, открыл кран, сунул под струю губы и жадно нахлебался воды. Потом намочил затылок, с фырканьем протер лицо. Разлил вокруг, вступил в мокрое, разнес по полу. Пора заканчивать с бухлом. Это уже не доставляет удовольствия, а неприятностей будет не обернуться, случись чего. Вот что он за дебил. Сдернув со стоном футболку через голову, Люк обтер ею влажный торс, не глядя бросил в ванную. Спина ныла, и связки нехорошо тянуло. Рука выглядела жутковато, вряд ли он сможет сесть за руль. Возможно, Тони и прав, уже не двадцать шесть, но Люк считал себя еще ого-го и был в довольно подтянутой форме. Ему нравилось собственное тело, поджарое, крепкое, с четким контуром мышц. Да он еще красавчик хоть куда! Люк улыбнулся в зеркало, огладил безволосую грудь, потянул себя за сосок, ущипнул. ХО-РО-ШО. Его жизнь постепенно налаживалась, хоть на это ушло почти два года. А вчерашняя лошадь из бара никуда от него не денется, она еще потанцует перед ним на задних лапках. Ита-хуита. Вздохнув, Люк полез в душ. *** После обеда, взяв поднос с тарелкой, нарезным ржаным хлебом и графином вишневого сока, Люк плечом толкнул дверь подвала. Щелкнул датчик движения на включение света. Аккуратно, чтобы не споткнуться, спустился по деревянной лестнице вниз. Поставил на верстак поднос, порылся в домашних штанах, достал ключи. Нашарил скобяную ручку на задней части стеллажа, потянул на себя и протиснулся к еще одной двери, обитой листами жести. Три поворота ключом в одной дверной личинке, пять в другой. Люк нащупал в кармане застиранную черную лыжную шапочку, чьи криво проделанные прорези для глаз были неловко обметаны красной ниткой. Рывком раскатал ее по голове, натянул до носа. Жарковато так-то. Но ничего, терпимо. Обеими руками толкнул внутрь дверь, она противно зацарапала пол. — Ну, привет тебе, добрый человек, — сказал Люк, внося еду в комнату. Мужчина у противоположной стены злобно замычал сквозь кляп. Он был на грани, взгляд настороженный и полный страха. Вот оно. Ужас! Он сидит там, обмочившись на земляной пол, и не знает, выйдет ли отсюда когда-нибудь или нет. Это ему не «Пилу» смотреть по кабельному в пятницу вечером. Это все ПО-НАС-ТО-Я-ЩЕ-МУ! Люк вытащил кляп, освободил пленнику одну руку, ногой пододвинул еду поближе. Насвистывая, взял оцинкованное ведро и начал наполнять его водой из садового шланга, что был прикручен к выводу прямо из протянувшейся вдоль стен трубы. Он потряс больной рукой, выругался, бережно прижал к груди. Все не слава богу. — Эй, ты, поел? Пришла пора водных процедур! Молодой мужчина — довольно стройный и когда-то симпатичный, но теперь покрытый бурыми засохшими подтеками крови — застонал, замотал головой, засучил ногами, стараясь слиться со стеной. Очевидно, силы его давно уже покинули, и, похоже, у него был жар. Но после вчерашнего выступления Иты у Люка словно крышу сорвало, и ему это было просто необходимо. Кряхтя, Люк подхватил связанного, как младенца, под живот и сунул жопой прямо в ведро. Пленник орал и извивался гусеницей, но Люк, обмывая его зад ладонью, уже ничего не слышал и не замечал. Он развязал путы, оставив лишь ножную цепь, выбрал на телефоне музыку, нажал «плей». — Танцуй! — И выдернул несчастного из ведра в центр комнаты. Неделю назад этот шустрый малый бойко танцевал с развеселой хохотушкой на открытой пляжной вечеринке. Он выписывал такие затейливые восьмерки филейной частью, что у Люка мгновенно встал. Но сейчас он сразу скорчился, упал на четвереньки, все еще мыча, ноя и мотая головой. — Нет, нет, нет, нет, пожалуйста, нет… — Да чтоб тебя! Ты должен! Мне очень надо! Ты должен! Не беси меня, господи! — Люк носком ботинка подтолкнул его под ребра. Парень снова захныкал и завалился на пол совсем, раскинув руки. Вдоль рук, по всей длине от плеча до кисти, шел узор из надрезов, повторяющий контур мышц. Раны уже не кровоточили, но выглядели довольно плохо — скорее всего, разгоралась инфекция. Люк понял, что сегодня ему своего не получить, и озлобился, подтянул тело к себе за бедра, нетерпеливо завозился, развязывая шнурок. Оттянул резинку штанов под яйца, шлепнул членом по ложбинке между ягодиц. Нетерпеливо присунул. Люк дрыгался на заднице парня битых полчаса, пока не заметил, что проход кровоточит. Мерзость. Заворчал, бросил все как есть, так и не кончив. Вот что такое не судьба, и как с этим бороться! Подобрал поднос и, как был, с висящим над штанами членом, запер дверь и поднялся к себе. Парень не сегодня завтра кончится, это уже и ежу ясно. Боец из него сразу был никудышный, совсем не боролся ни за жизнь, ни за свободу, зря он его вообще притащил. Но с последнего раза прошло уже семь месяцев, и тянущая, выворачивающая нехватка дозы затмила все сигналы разумного. *** Через две недели Люка опять понесло в тот бар. Суровый охранник оглядел его с ног до головы мрачным взглядом, проехался вдоль тела металлоискателем и кивнул в сторону входа. Войдя в зал, Люк снова сразу увидел Иту. На этот раз она была не одна, а с парой: мужчина и женщина стояли рядом с ней у стойки и цедили через трубочку коктейли. Ита смеялась, откидывая голову, обнажая белые зубы. Синяк под глазом, по всей видимости, был замазан, но желтизна все еще отсвечивала с одной стороны лица. Юбка на ней была все та же, цветастая, легкая. Интересно, у нее вообще имеется другая одежда? Люк сжал кулаки. Схватить бы ее прямо здесь. Злость, копившаяся две недели за дрочкой, достигла своего апогея. Хорошо, он подождет. Он умеет и знает, как надо ждать. Так что еще поглядим. Пара рядом с Итой в нетерпении приплясывала и озиралась по сторонам. Будто они не вместе, а просто посторонние друг другу люди, пришедшие по отдельности. И все же чувствовалось, что они знакомы. Вероятно, из-за одинаковых часов, мерцающих на их руках. Громоздкие, один в один как у Иты. Отсвечивают синим электронным табло. Ита оглянулась, поймала на себе взгляд Люка и решительно направилась к нему своим широким шагом. Сумасшедшая. И точно самоубийца. Прильнув к Люку, она обвила его одной рукой вокруг талии, а другой полезла под рубашку царапать ноготками твердый живот. — Люк, радость моя, — промурлыкала Ита, навалилась плоской грудью и неожиданно схватила его за промежность, с силой сдавливая мошонку. — С-с-с-сука, пусти! — Боль брызнула из глаз непроизвольными слезами. Гневом опалило нутро. Ах же ты тварь какая! Ну, конец тебе. Хватка исчезла так же внезапно, как и появилась. Люк успел заметить ухмыляющееся злое лицо Иты в дверях, выскочил следом, врезавшись в кого-то плечом, заозирался. Ушла, гнида! Придя домой, он долго ходил кругами по комнате, ходил, ходил, ходил, потом не выдержал и швырнул стулом об стену. Тут же завибрировал мобильник. — Люк, здоров, ты там жив? — Тони. — Ты где вообще шляешься, бро? «Какой я тебе теперь, нахуй, бро», — мелькнуло в голове. — Слышь, братан, ты как-то щас не очень вовремя. Давай я к тебе завтра заеду, окей? Часиков в десять. Покеда, друг, — и нажал на отбой. Нервно сделал круг вокруг стола и вдогонку за стулом запустил в стену мобильником. Черт. Вот же гадость какая. Ему очень нужно, просто жизненно необходимо найти кого-нибудь в самое ближайшее время, пока он не чокнулся, пока не слетел с катушек. Ему нужно было вернуть контроль над своей жизнью и снова получить необходимое. *** А назавтра Ита сама поджидала его у выхода из супермаркета. Раннее, мать его, утро, на стоянке почти никого: пара припаркованных автомобилей и его фургон для перевозки мебели. А она стоит, юбка на ветру трепещет, эти синие цветочки уже в печенках сидят. Стоит, улыбается, будто и не произошло ничего. Люк от неожиданности замер, потом сообразил и двинулся в сторону от стоянки, туда, за сетку рабицу, подальше от камер. И уже за углом вспомнил про фургон, но было поздно. Ита догнала его очень быстро, по-мужски расставив ноги, приняла стойку, готовясь нанести удар. Люк бросил пакет на траву, багет покатился и шмякнулся одним краем в какую-то сточную жижу. Одним точным движением Люк сократил расстояние и схватил Иту за волосы, дергая резко вниз. Та потеряла равновесие и плюхнулась на колени, морщась от боли. — Ты кто, ненормальная?! — Но-но-но, потише, ковбой, — просипела она и рванула руками его под колени. Внезапно. Люк припал на ногу, зато настроение быстро возвращалось, он ощутил прилив энергии. Неплохой соперник, хоть и баба. С размаху залепил ей по лицу, рассек губу. Кровь сразу закапала алым на штанину. И в этот момент Ита вывернулась у него из рук, оставив в кулаке клок волос, и саданула по почке, потом еще раз, резво отскочила на дистанцию. И пока он не опомнился, с разворота пробила ему в корпус ногой. Люка отшвырнуло, он оскалился и с рычанием кинулся на Иту, тараня в грудь лбом; сцепились, покатились кубарем, перехватывая друг у друга инициативу. Вот же сильная, сволочь. Он уже сумел добраться до ее шеи и применить удушающий, как с поля, за рабицей, послышались голоса: — Там женщину, что ли, убивают? Господи! Помогите кто-нибудь! Люк бросил полуобмякшее тело, подхватил багет из лужи и рванул на стоянку к фургону. Поворачивал ключ дрожащими руками, тронулся со второй, натужно в брюхе скрежетнуло сцепление. Но самое главное, хорошо-то как. Очень хорошо. Остановившись возле дома Тони, он еще посидел в кабине, глубоко набирая воздух, вдыхая испарения бензина и плавясь в лучах набирающего обороты солнца. Откуда ж ты свалилась на его голову. И на хера козе баян? *** Нина предложила кофе, Тони, как всегда, втыкал в телефон. — Ты гляди, весь уделан черт знает в чем. Нам с Тони иногда кажется, что ты совсем не в себе. Ты скажи, мы же всегда поможем. Ты ведь знаешь. — Нина, отвали. Все в порядке. ВСЕ В ПО-РЯД-КЕ! — А орать-то зачем? — Нина обиженно поджала губы и зло поставила чашку перед ним. Выплеснулось на скатерть, растеклось. — А! Скотство! Тони! — А? Что? — Тони вздрогнул от голоса жены. — Хоть ты ему скажи! Шляется, бухает, спит по подворотням! Еще заразу нам какую в дом притащит! — Да замолчи ты уже, женщина! Люк, братан. Ну ты это… Ну в самом-то деле… А хочешь, рванем, а? Куда-нить… — Я вам рвану! Я вам по морде обоим рвану! Гады! Пашешь тут, пашешь с утра до ночи как проклятая! Спина вечно болит, в глазах песок, чтобы было как надо, вот для нас же, вот как же ты не понимаешь, бестолочь такая… — Голос у Нины сорвался, она всхлипнула и по-детски заплакала, стоя у плиты, закрывая лицо ладошками. — Так, пойду я, ребят, пожалуй. — Иди-иди! — Нина! — не выдержал Тони. Подхватив сигарету из пачки, заправил ее за ухо. — Я провожу. Вышли во двор, молча закурили, щурясь на солнце. — Слушай, Люк, ты на Нину не обижайся, она ж не со зла, понимаешь? Люк затянулся, не ответил. Конечно, понимает. Ага. — Она ж все боится, что я за старое возьмусь, ей же все время мерещится опасность, что я откуда-нибудь упаду, сломаю шею или позвоночник, или меня съедят чертовы крокодилы в джунглях Амазонки, или парашют не раскроется. У нее ж пунктик, оно и понятно так-то. Мы с ней начали готовиться, понимаешь? Ребеночка хотим. Качать там, чтобы было кому стакан воды и всякое такое… Так что усиленно над этим работаем. — Тони хохотнул, потом опомнился, повисла неловкая пауза. Ребеночка. Конечно. Ну, вот и приплыли. Ой, какая неожиданность, прямо за два года их брака понятно-то и не было. — Не парься, бро. Все путем. Серьезно. И у меня все путем. Ты не волнуйся. Я реально все понимаю. Просто у меня сейчас период... Дерьмовый период. — Как-то не очень. Навалилось все сразу, все вокруг давят, ноют, всем чего-то от меня вечно надо. Матери надо, клиентам надо, этим надо, тем надо. А мне, может, тоже надо! — Люк сплюнул, щелчком отправил окурок подальше на дорогу. — Так раз тебе надо, возьми и сделай! А? Ну ты чего! — Не… Куда я уже… — Хозяйку тебе в дом нужно. Оно все будешь под присмотром, да и вечерами не один. Мы с Ниной тут повадились сериалы смотреть, сидишь такой у нее под боком и думаешь: и что раньше надо было? — Ой, не-е-е-ет. Я тебя умоляю, не заводи по новому кругу. Я за тобой в пекло не полезу, гори там один. — Ну хоть девку-то постоянную, не обязательно же с ней сразу жить! — Ни временную, ни постоянную! Да что ты привязался ко мне со своими бабами? — А с кем мне еще к тебе привязываться? С мужиками? Ты что, в педики решил податься? — Очень смешно! Обосраться просто! — Прости, бро. Я ж шучу… Мне же хочется, чтобы у всех все сложилось, и у тебя в первую очередь. Жизнь идет, мы не молодеем. А периоды, они у всех бывают. Ты звони или заходи запросто, вот что бы ни случилось! Я помогу! Или мало ли там чего еще. — Спасибо, друг. Ничего, я разберусь, обещаю. И пить брошу. Вот уже бросил, прямо вчера и бросил. Разберусь — и, черт с ним, так и быть, кроватка с меня, ты уж только давай не подведи, делай как мужик! — Люк похлопал Тони по плечу, и внезапно его накрыло чувство чего-то родного. — Разберусь. И с Итой в первую очередь. — Давай, до связи, чувак! *** Вернувшись домой, Люк затеял в доме генеральную уборку. Это не паранойя, говорил он себе. Просто так, на всякий случай. Возможно, его сейчас ищет полиция. Люди его видели, и машину светанул на стоянке. Вычислить как два пальца об асфальт. За мытьем полов он даже как-то удивился про себя, что его не взяли сразу же, у Тони. Он же там час проторчал. Когда Люк оттирал дверные ручки от многолетнего темного налета, ему привиделось, как к нему врываются копы, и что они уже знают. ЗНАЮТ ВСЁ! Перехватило горло, сердце знакомо закачало адреналин по венам. Загудело в паху. Пришлось дрочить мыльными руками, хватая ртом воздух. Позже проверил подвал, закрепил ножки стеллажа саморезами прямо в пол. Нахер. От греха подальше. Разобрал коробки, накидал на полки побольше хлама. Открутил скобу. На верстаке разложил инструменты в художественном беспорядке. К вечеру, когда стиральная машина пошла уже на третий цикл стирки, Люк медитировал на барабан, сидя в одних трусах прямо на полу. Он успокоился. Глубокой ночью, в приступе бессонницы доедая куриную ножку, он уже начал недоумевать. Странно как-то все. И быть того не может. Вот же придушенная баба: жива или нет, неизвестно, но Люку хотелось думать, что жива. Вот его автомобильные номера, пожалуйста, крупным планом, напротив камеры у входа. Вот он сам с багетом, как идиот, нервно дергает дверь на себя и газует так, что следы небось от покрышек остались. Вон свидетели, какая-то женщина и мужчина чуть поодаль. Лиц не разобрать, но сто процентов укажут — да, видели, убивал. Бери — не хочу, тепленького. А пришли бы сразу, точно жариться ему на электрическом стуле. Так почему никто не пришел? Промучившись пару часов, Люк наконец забылся под утро сном. Ответ на этот вопрос нарисовался через восемь дней: Ита как ни в чем не бывало вытанцовывала прямо у него перед носом: посреди пустынной улицы, в свете фар, цокая набойками по брусчатке. Живее всех живых. Плясунья хуева. Облокотившись на капот припаркованной машины, знакомая пара, мужчина и женщина, аккомпанировали ей хлопками в ладоши. Синие цветы на юбке сливались в размытые полосы, как рисунок на волчке. Люк озверел за секунду. С него хватит. Да она издевается просто! Ита — растрепанная, веселая, с живым румянцем на щеках — посмотрела прямо на него и снова оттопырила средний палец в неприличном жесте. Выкуси! Ха-ха! — Что тебе надо от меня? Ты кто такая? Зачем ты меня преследуешь?! — Я та, кто тебе нужен, радость моя! Попробуй возьми меня и узнаешь! — И рванула по дороге вперед. Люк втопил, как подорванный, не оборачиваясь на странную пару, в глазах застило, и перед ним была только одна цель. Да я эту юбку тебе в пизду затолкаю! Ита забежала за угол, и цокот каблуков словно выключили. Ни эха, ни отзвука. Ничего. Будто, свернув в пяти шагах от него, она просто растворилась в воздухе. Запыхавшись, Люк тоже свернул — и ничего! Пусто! Ее нет! Внимательно осмотрел, подергал все двери. Заперто. Ничего. Да что б тебя! Наверняка куда-то забилась, измывается, проверяет его на прочность. Ну что ж, тебе будет хуже. И Люк снова выбежал на главную дорогу. Припаркованный автомобиль все еще торчал прыщом на обочине, странный приятель Иты, скрестив руки на груди, по всей видимости, ждал свою бабу. Он сдвинул манжет, глянул на свои дурацкие часы. И тут Люка озарило. Вот прямо за секунду. Одним щелчком. Сунув руки в карманы, обманчиво-неспешной походкой он подошел к мужчине. Тот удивленно поднял голову, вы что-то хотели? — Не подскажете, который час? — Люк изо всей мочи ткнул в сонную артерию. Подхватил мужика, поволок до своего фургона, хрипя легкими, ощущая привкус железа во рту. Нет, курить тоже надо бросать. Он уже укладывал тело в кузов, когда появилась женщина и принялась истошно вопить: — Ма-а-айк! О боже мой, Ма-а-айки! А-А-А! Помогите! Майкл! Пришлось догнать ее в три прыжка и вырубить. *** Люк впервые притащил в дом пару. До этого у него были только одиночки, парни. Все началось два года назад. Сначала хип-хопер из парка, в синей футболке и безразмерных штанах. Он ревел и дергался три дня, прежде чем Люк заставил его танцевать. Зато когда хип-хопер начал выделывать всякие штучки своим тазом, в Люка хлынул непрерывный приток эндорфинов. Он аккуратно, неглубоко прорезал руки танцора острым ножом вдоль красивых линий мышц по рукам и ногам. Вокруг гениталий обвил красную нить — абы как, он не знал, как правильно, просто ему захотелось именно так, чтобы красное. И вид органа, переполненного кровью, с синюшной головкой, казался угрожающим и красивым. Люк упоенно трахал хип-хопера несколько дней, плюя в отверстие, натирая кожу на члене, пока тот еще мог сопротивляться. Заставлял танцевать, а потом валил ударом на землю и грубо засаживал. Кончая, растягивал края ануса и жадно рассматривал дырку, любуясь, как белое толчками стекает по промежности. Адреналин шумел в ушах так, что Люк временно глох. Через несколько дней парень скончался. Совершенно неожиданно, и, надо сказать, Люк совсем этого не хотел! Он честно-честно не хотел доводить до такого. И тут его охватил дикий и панический страх, что все раскроется, что его непременно найдут. Дыхание сбилось, и вот оно, вот оно, то самое чувство. Собрав себя усилием воли, Люк замотал тело в пленку и избавился от него в одном из удушливых, вонючих южных болот. После чего долго сидел в ванне, распаривая тело, слушая грохот в груди и дроча. Дрочить хотелось всегда. Это чувство, что ты близок к оргазму, но никак не можешь его достичь, глодало его после той истории постоянно. И Люк даже начал всерьез задумываться, не нанесло ли ему непредумышленное убийство психологическую травму. Но, немного покопавшись в себе, понял, что более нормальным он еще никогда не был. Внезапно все пошло на лад, и он даже попытался наладить отношения с Ниной. Похвалил ее пирог, раскурил косячок с Тони, сидя на крыльце. После чего помог убрать со стола, и еще часа два они дружно ржали, вспоминая молодость. На работе тоже все заспорилось, завертелось, и внезапно захотелось чего-то большего, он купил фургон, занялся переездами и вывозом строительного мусора. Задумал купить матери тот несчастный тур по Европе, о котором она так давно мечтала. Мол, все знакомые старухи уже съездили, а мне от единственного сына ни внука, ни какой-либо помощи. Только и знает скакать как дурак по крышам да на велике гонять. Но теперь все изменилось, у него появился стимул. Жить и получать от жизни удовольствие. Через месяцев девять он решился и приволок стриптизера из «Стратосферы». «Как ребенка выносить», — думал Люк. Он гладил его кожу, любовался и пробовал установить пилон, но земляной пол для этого не годился. Надо бетонировать, а это мороки и грязи. Поэтому Люк выбросил эту мысль из головы и просто попросил стриптизера крутиться на цепи, свисавшей с потолка. И танцевать для него приватные танцы. Люк садился на стул, хлопал стриптизера по сырой от пота ягодице и просил сделать ему хорошо. Тот был парень крепкий, ничуть не уступал Люку в физической подготовке, поэтому с ним было довольно кайфово. Драйва немерено. Парень дрался как сволочь, сопротивляясь насилию, но Люк сумел расчертить его красными надрезами и перетянуть член. Зато кончил он в тот день раза три, и еще один раз на лицо стриптизеру, после чего Люка прошибло эндорфиновой волной. Белое на красном. Около года Люк питался этими воспоминаниями, но чем больше проходило времени, тем больше он налегал на алкоголь и одноразовых подруг с сомнительной репутацией. Он опять скатывался в депрессию, у него ухудшалось настроение, и он снова принялся ненавидеть Нину. Сначала хотелось схватить ее, трясти, бить головой о стену до тех пор, пока голова не превратится в сочное пюре из осколков костей и кожи, — за то, что отняла у него друга, сделала из него тряпку и посадила на короткий поводок. От безнадеги повелся на того квелого парня с пляжа. Который не принес никакого облегчения — сплошная унылость. Женщину он брать не хотел. Не потому, что его влекло именно к мужчинам, вовсе нет, ему нравились подтянутые крепкие самочки и большие сиськи. Просто такого острого удовольствия он в этом не видел. Он думал, что скорее всего, женщина будет ныть и визжать, канючить или тихонечко плакать, а потом треснешь ей, она и отключится. Неинтересно. Никакого смысла. И вот теперь женщина сидит в своем углу и полностью оправдывает его предположения. Го-о-осподи. Вот что с ней будешь делать. А если попробовать поймать на нее агрессию мужика? Допустим, Люк овладеет ею в присутствии мужа. На что он станет способен, чтобы защитить свою собственность? Возможно, это сработает, но Люк не был уверен. Бойким мужчина не выглядел. Можно ли вообще из него что-то выжать или проще сразу убить? За последние два года Люк абсолютно перестал рефлексировать по этому поводу. Только не сегодня. Сегодня Люк никак не мог до конца расслабиться. Его мысли все время возвращались к Ите. Да, он взял за правило не связываться с бабами, от них один геморрой и головная боль. Но эту, эту хотелось посадить на цепь и прочертить ее красной линией. Перетянуть сосочки. Чтобы они стали налитые и багровые. И как следует ей задать. Люк до сих пор еще помнит хватку ее рук. Крепкая баба. Мощная. С такой могло и прокатить. Только вот что делать с этой парочкой? И кормить сразу обоих не с руки. Ладно. Попробовать стоит. У него колом стоит с тех, пор как он их привез, аж до боли. Стоял, пока он откручивал стеллаж, стоял, пока пыхтел, отодвигая дверь. И сейчас стоит и стоит, а в горле грохочет сердце. Это ЕЁ приятели. Это что-то, принадлежащее Ите. Люк присел возле мужчины, с любопытством рассматривая его миндалевидные глаза. Краси-и-ивый. Жаль, не танцует, ну и черт с ним. Люк будет представлять себе, как танцует Ита, сводившая его с ума столько времени. Он достал острый нож, начал срезать одежду, местами задевая кожу. За спиной снова заголосила баба. Она что, так и будет все время? Может, перерезать ей голосовые связки? Люк развернулся. — Слушай, родная. Давай сделаем так. Ты должна мне пообещать, что не будешь визжать как бензопила. Я это просто ненавижу. Заорешь — сразу перережу горло. Идет? Женщина испуганно замотала головой в знак согласия. — Умничка. — И сдернул с Майкла остатки тряпья. Только наручные часы он никак не смог снять. Дергал, резал, ни туда и ни сюда. Из чего ж они сделаны. В итоге наплевал, оставил как есть. — Эй, ты, пошевели булками, — звонко отпечатал пятерню на белой коже. Мужчина вздрогнул, занервничал, как сумел начал изображать фрикционные движения. Член беспомощно замотался по бедрам: шлеп-шлеп. Фу. Люк достал красную нить, подхватил мужика под яйца и принялся, напевая, обматывать вокруг мошонки и члена так, будто бинтовал руку. При этой ассоциации Люк снова вспомнил, как целую неделю таскал на груди кисть, поврежденную в драке на танцполе, и снова разозлился. Ита! Нитка стала ложиться туже, врезаясь, и Майки взвыл. Люк расслабил узлы, стягивающие ему запястья и щиколотки. Со всей мочи треснул его по роже — сопротивляйся, ну! Вставай, дерись! Майкл поднялся на ватных ногах, пошатался и попер на Люка, пытаясь дотянуться, насколько позволяла цепь на ноге. Да только вхолостую махал руками. Люк ловко отпрянул в сторону женщины, хохоча. — А если бабе твоей я щас сосок отрежу, то как? Начнешь драться, а? — Ножом он вспорол блузку, вытащил из правой чашечки грудь и ткнул острием в ареолу. Женщина заорала так, что в ушах зазвенело, Люк вскочил и зарядил ногой в голову. Баба криво завалилась в свой угол, зато перестала издавать звуки. До чего же они все-таки громкие и противные в этом отношении. Почему некоторые любят, чтобы под ними бабы орали, — уму непостижимо, как это может вообще кому-нибудь нравиться. Мужчина заорал еще громче жены, кинулся было на Люка, но натяжение цепи рвануло ногу назад, и он плашмя рухнул на пол. — Ага-а-а! — обрадовался Люк, резво оседлал его сверху, держал крепко, не давая сбросить с себя. Борьба напомнила некое родео: бычок был крепким, твердая спина ходила под Люком ходуном. Он сумел придавить плечи Майкла к земле, а сам завозился с застежкой. Трахаться хотелось уже невыносимо. Мужчина под ним истерически забился, роя ногами пол. Но так даже больше вставляло. Попасть членом в задний проход оказалось задачей довольно тяжелой, Люк даже вспотел от усердия, а когда попал, крякнул от боли. Хрен так получишь чего хорошего. Может, пристукнуть слегка чем? Ну сил же нет. Из-под лыжной шапочки пот градом катился по скулам. Хотелось ее сорвать, но ритуал. Не дело нарушать свои же правила. Откуда-то сверху, из глубины дома, внезапно послышались удары, глухие и настойчивые. Люк отцепил от пояса наручники, завел руки Майкла за спину и щелкнул замками. — Тихо! Хоть звук от вас! — Он показательно провел большим пальцем по горлу. В дверь снова забарабанили. Люк накинул дверную цепочку и слегка обалдел от увиденного. На крыльце стояла она, его кошмарный сон, его Терпсихора. И только сейчас он сообразил, что не задвинул жестяную дверь со стеллажом. Изморозь мурашек ссыпалась вдоль позвоночника. — Открывай! — рявкнула Ита низким голосом. И выбила дверь. *** Люк очнулся на земляном полу. Пошевелил ногами, руками, пощупал шишку на голове. Не связан, относительно цел — уже хорошо. Сел и потерял дар речи. Ита и эти двое, уже освобожденные от пут, никуда не делись. Они даже не думали покидать его жилище. Сидели, разговаривали как на пикнике. Женщина, чьего имени он так и не удосужился спросить, с восторгом показывала Ите разрезанный сосок и залитую кровью блузку. — А потом он взял нож и воткнул его мне сюда, представляете! Вот страху-то было! Я так счастлива, так счастлива, что мы выбрали именно ваше агентство! А еще он хотел Майкла снасильничать, очень жаль, что не вышло. — Так потому что мне сказали: по-настоящему! Я старался! Чтобы все натурально! — Надо было расслабиться и получить удовольствие, милый. А ты как всегда: я лучше всех знаю, я лучше всех играю по правилам, я самый честный и самый умный. Вот ты так никогда не получишь повышения со своим характером. — При чем тут это-то сразу? Вот постоянно ты утрируешь! — Не ссорьтесь, пожалуйста. Наш тур еще не закончен, возможно, мы еще сумеем немного выжать из нашего объекта. — Ита, вы такая душечка, говорят, только вам удается раскрутить ситуацию до красной отметки. Остальные балансируют на отметке пять, шесть, редко семь. Нам вас посоветовали в Центральной Справочной. Экстрим-агентство «Красное кольцо» подбирает для желающих самые рискованные туры, не исключен даже смертельный исход, как нам сказали. И всегда ситуация опасности выше восьми! Мы с Майки сначала не поверили, да ладно! Быть того не может! Кто сейчас способен дойти до восьмерки! Но вы! Вы лучший турлидер! Задали нам адреналина на год вперед! Мы даже пострадали! Это так здорово, так будоражит! О, смертельная опасность, что может быть лучше! Жизнь на острие! Все время на грани! Спасибо вам огромное! — Ну что вы, это моя работа. — Ита скромно улыбнулась и поправила складочку на юбке. «Это какой-то бред», — подумал Люк. Бредовее и быть не может. Бред же! Что еще за агентство! Нет таких агентств! Были бы, он бы первый о них узнал! Что за херня вообще происходит! Он попал в кошмар и сейчас проснется! Снова закипело внутри бешенство. Люк незаметно нащупал валяющийся на полу нож и с отчаянным криком бросился на Иту, сидящую к нему спиной. Полоумная женщина снова завопила, Майкл среагировал лучше, резко выбросил руку вперед, закрывая собой турлидера. Лезвие пропороло ему кисть, а когда Люк потянул нож вверх на себя, разрезало руку до пальцев, делая их длиннее. Ладонь разлезлась напополам этаким лицехватом чужого. Но порадоваться победе Люк не успел: пока он замешкался с Майклом, Ита вскочила на ноги. Она перехватила руку Люка и враз выкрутила за спину, принимая нож из его разжатых пальцев, а сам Люк оказался зажат между стеной и рослой женщиной, которая смотрела на него устало и равнодушно. «Это просто ее работа»,— вспомнилось ему. Он захохотал, истерически хохотал и хохотал. Красные нитки, красное кольцо, красные полосы на телах. Где белое? Белое — это жизнь. И ему сейчас жить хотелось, как никогда. К черту экстрим. Он купит удочки и будет ходить на рыбалку по воскресеньям. — Поцелуй меня, что ли, — прохрипел он ей в лицо. Ита улыбнулась и коснулась его рта прохладными нежными губами, протискивая язычок между его зубов. Люк ощутил, что к бедру прижалось нечто твердое, что-то… Он просунул свободную кисть между их телами и схватил Иту между ног, сминая легкую ткань. — Так ты мужик?! — неверяще воскликнул он. — Я женщина, ублюдок! — И острие ножа прошило Люку шею чуть выше кадыка, гася его свет навсегда. *** — Фир, сладкий, я дома! — пропела Ита, скидывая обувь на пороге. Приятно снова пройтись босыми ступнями по мягкому ковру. Приятно снова быть дома. Они вернулись сегодня утром, сдали в офисе G-маячки для перехода, подписали бумаги, сфотографировались на память возле логотипа компании с четой Брэдшоу. Ита проводила их до мед-модуля и села писать отчет о проведенной работе. Провозилась до часу, а ей невыносимо хотелось в душ. Менеджеры по продаже туров всегда подходили к выбору объекта крайне скрупулезно, они подавали заявки в Управление хронозащиты, те просчитывали все временные изменения. И только после этого визировали окончательный маршрут. Но отчеты Управление требовало регулярно. Люк бы все равно скоро погиб. Сорвавшись по пьяной лавочке, напал бы на соседа, Тима О’Коннела, здорового верзилу. И Тим вытащил бы нож, спрятанный в носке. Защищаясь, он ударил бы в шею. Люк умер бы мгновенно. Это как без страховки лезть на скалу. Похоже, ты облажался, Люк. По факту, Люк был мертв уже триста пятьдесят четыре года. Прах к праху, и храни тебя там не знаю что. По результатам данных из Хронозащиты, Тим О’Коннел возвращался под утро домой, когда увидел, что дверь соседнего дома открыта настежь. Тим не брезговал поживиться за чужой счет, у него было огромное количество долгов и малое количество здравого смысла. Обшарив дом, он толкнулся в подвал, где обнаружил тело соседа. Что и вернуло историю на круги своя. Ита заглянула в супружескую спальню, прошла в столовую, по пути подхватила яблоко со стола, с наслаждением откусила большой кусок. Сзади тихо подкрался муж и, обняв ее со спины, сжал обе маленькие грудки. Ита замурлыкала, задрожала, выгнулась кошкой и потерлась щекой о его бороду. — Ты не представляешь, малыш, как я скучала. — А я тебе говорю, бросай свою работу, переходи в офис. Будешь самым продуктивным менеджером по продажам туров. Ты же клиентам сможешь продать все, включая пыль с твоей обуви! У тебя путевки с руками оторвут. Это же не как прийти к девочке, которая мямлит невразумительное, ты бывалый полевой работник. Я думаю, в зарплате ты не потеряешь, возможно, даже приобретешь! — Приобрету… Что я там, кроме бумажной пыли, приобрету. Если только аллергию. — Ты приобретешь безопасность. Я думал, мы с тобой уже все обсудили в прошлый раз? Или нет? — Его рука плавно поползла по бедру жены и нежно сжала член под юбкой. — Что это на тебе такое невразумительное? Неужели ваши реквизиторы не могли подобрать что-нибудь поудобнее? — Ой, это все, что они смогли экстренно найти. Боже. Брэдшоу купили горящий тур, все бегом-бегом, срочно-срочно, из натуральных тканей подходящего размера была только эта юбка. Я не могла ехать в своем, ты же понимаешь. Нельзя оставлять следы. Хоть одно волокно неизвестного им состава, и все! Одежда — это же не защищенные G-маячки, это постоянный риск. Ее могут сорвать, повредить, откусить… — Откусить? — Фир продолжал наглаживать член теплой ладонью от основания до головки и обратно. Немаленький ствол налился тяжестью. — И такие случаи были. — Ита развернулась к мужу лицом и куснула за нижнюю губу. — Да? И какие же случаи у тебя были еще? — Он ответил ей поцелуем и запустил другую руку между ягодиц. — Слушай, ну все, давай эту дрянь снимай, а то я сейчас ее покрошу на тряпочки. Ита стянула юбку по бедрам вниз, перешагнула через мятую ткань, обвила мужнину шею. Его пальцы нащупали вход — там, в глубине, чуть дальше за шелковыми яйцами. Сразу два, указательный и средний, легко погрузились в горячее тело жены. Неспешно начали двигаться. — Может, ты меня уже трахнешь, пока я тебе все случаи из практики не показала?! — Люблю, когда ты злишься, дорогая, — ответил Фир, завалил ее спиной на пышный ковер и вошел сразу на всю длину, отчего Ита вскрикнула и замлела. Он брал грубо, толкаясь, быстро. Сжимая ее член, чуть подрачивая не в такт. Он так скучал, пока она была в командировках, и у него отчаянно сосало под ложечкой. Сердце грызла непроходящая тревога. Накануне отъезда Иты позвонили из Детского центра и сказали, что им выписано разрешение на ребенка. Они съездили в Центр вместе, сдали необходимый генетический материал и вроде обо всем договорились. Эта поездка — последняя! Все! Пора уже завязывать. Их время создано для того, чтобы растить детей, ни о чем не волнуясь, без войн, без преступности, без насилия. В мире, где даже прыжок с самолета безопаснее похода в туалет посреди ночи. Но сегодня, заглянув в глаза жены, Фир увидел в них сомнение, растерянность, страх перед жизнью рядового обывателя. Боязнь неведомого ей покоя. Задрожав, Фир начал спускать в растянутый анус Иты. — Обещай, что не вернешься к своей опасной профессии. Ты не можешь больше так рисковать! — Я обещаю, сладкий. Честное слово, обещаю. А теперь отсоси мне, пожалуйста, эгоист чертов. — Она надавила ему на затылок, вынуждая спуститься вниз, и с улыбкой подставилась под его ласку. Муж выпустил головку изо рта и снова посмотрел на нее вопрошающе. — Обещаю! Клянусь! — Рассмеялась, ероша его волосы. «Действительно, — подумала Ита, кончая мужу на теплый язык, — куда уже это годится». — Все эти экстремальные штучки больше не про нее. В конце концов ей уже не шестнадцать. И даже не двадцать шесть.