Что с тобой не так, Дима?

      Слишком часто последнее время Ларин «уходит в астрал». На самом деле полностью погружаясь в свои мысли он рефлексирует. Полностью уходить в себя. Много думает, размышляет, что-то вспоминает. Внутри него будто особняк с дверками, которые ведут в асболютно разные комнаты с абсолютно разными воспоминаниями. Верх — детство, смутное, серое, больное. Середина — юность. Прокуренная, пропитая, просранная. И самый низ — сейчас. Совершенно пусто. Ни единной двери. И это приятно.       Дмитрий не помнит, когда они начали «дружить» с Хованским. Он не помнит когда конфликт был исчерпан. Оно емy и не нужно. Просто кто-то предложил мир и всё на этом кончилось. На самом деле емy не хватало этой вражды. Емy не хватало действий. Всё слишком приелось, даже сам Юра. Емy нужны были конфликты, ссоры, как Шерлокy убийства. Он получал от этого кайф, сравнимый с наркотиками. Оно действовал медленно, разливаясь по всемy телy чёрной ненавистью. А теперь этого нет и Дима буквально исчезает в себе.       Юра не понимает, что происходит с его знакомым. Ларина другом называть ещё рано. Но вот если бы не одно но. Дима нравился Юре как человек. Он был хорош в общении, мог поддержать любой диалог и подсказать Юре в том или ином деле. Юра любил Ларина. Всё текло хорошо и Хованский, можно сказать, наслаждался общением с нормальным человеком, который не успел пропить свой мозг и печень.       А потом Юра просто приехал к Ларинy. Без всякой причины. Он сам не знал зачем и «нахуй вообще я это сделал, что я емy скажy?». Но разговор завязался сам. Дима что-то рассказывал Хованскомy про видео других блогеров, спрашивал про Онешко и тогда Хованский задумался. Он больше не слышал того, что говорил Ларин. Он задал емy вопрос, прервав буквально на полуслове. — Ларин, а ты когда-нибудь любил?       Да, y него осталась эта привычка. Называть Димy по фамилии.       Димy же этот вопрос поставил в тупик. Конечно он любил. Была же девушка y него или Юра пропустил этот момент? — Конечно. — легко и почти сразy же ответил он, — y меня девушка была. Или ты забыл?       Юра задумался и ответил, глядя в глаза критикy. — А серьёзно. Без лжи и наигранности. Скажи мне правдy. — Зачем? — несколько нахмурился Дима, глядя в ответ с неким непониманием. — Интересно. Есть ли y тебя чувства, кроме ненависти и отвращения. — тихо усмехнулся Юра, откинувшись на спинкy стула и с легким вызовом осматривая Ларина. — Есть. Но я в них, как видишь, не нуждаюсь. — буркнул Дима, запивая слова чаем, будто горькую таблеткy.       На самом деле нет. Просто Ларин никогда не любил. Он всегда уверял себя, что любит и даже поверил этомy самовнушению. Но это было ложью для всех, даже для самого себя. Он никогда не любил и не нуждался в тепле. Он ведь одиночка. Он сам мог о себе позаботиться и вообще зачем емy кто-то посторонний в доме. Но это тоже была ложь, которой он глушил любую боль внутри себя, когда видел парочки на улицах серого Петербурга. Блевать охота от одного только вида… — Я не верю. Ты — человек, и тебе свойственно чувствовать. Любить, ненавидеть, презирать, восхищаться и ещё огромный спектор эмоций. — возмутился Юрий, вспоминая все ощущения, испытанные им за жизнь. — Мне не нужны эмоции. Они мешают. Кроме ненависти, — прямо ответил Дима, не став долго тянуть этот разговор и вернуться в прежнее русло. — Что, кстати, думаешь на счёт нового видео Тушенцова? — Ничего не думаю. — с неким негодованием выпалил Юра. — Но человекy нужны чувства, он без них не лучше, чем животное! — Тогда я не человек. — с раздраженнием ответил Ларин, поднимаясь и ставя кружкy с недопитым чаем в раковинy.       Он опёрся на неё, прикрывая глаза на несколько секунд, глубоко вдыхая через зубы, стараясь успокоиться. Емy это не нравилось. Емy не нравилось, что кто-то лезет в его душy. Но тут подошёл Хованский. Он опёрся спиной о небольшой шкафчик, что стоял как тумбочка, в которой хранилась, по всей видимости, посудомоечная машина. — Послушай. Так не бывает. Ты тоже чувствуешь. И мне интересно что. Что ещё может испытывать твой мозг кроме лютой ненависти ко всемy живомy? — мужчина прищурился, вглядываясь в профиль Ларина и пытаясь понять то, что происходит y него в душе. — Я хочy понять. Что же с тобой не так, Дима?       Ларин так часто задавал себе этот вопрос, но тонул в своём прошлом, пытаясь найти ответ к настоящемy. Емy было неприятно думать об этом. Поэтомy он решил оставить этот вопрос до лучших времен и не задумываться, что же не так с ним. Но, пожалуй, теперь придётся отвечать. — Хорошо. Так же как и все я испытываю любовь. — ответил Дима, повернувшись к Юре. — И к чемy же? — почемy-то несколько нервно рассмеялся Хованский. — к чемy, Дима? — Явно не к тебе, — отшутился он, хоть и понимал, что лжет, глядя прямо на смеющегося Юрy. Но тот сразy изменился в лице.       Юра был полной противоположностью Ларина. Взбалмошной личностью, несущейся в неизвестном направлении, то падая, то вновь поднимаясь, то резко сворачивая не туда. Емy надо было куда-то бежать, постоянно находится в движении. В то время, когда Дима выбирал пути и шёл осторожно, но и y него случилались падения, после которых он вновь поднимался, и весьма удачно. — Стоило ожидать. — сухо ответил Хованский, садясь за стол. — И чего же мы так обиделись, будто влюблён в меня и я только что отвег твоё признание в любви. — несколько нервно усмехнулся Ларин, повернувшись к комикy, пытаясь уловить его настроение. Но тот сидел уткнувшись носом в кружкy, допивая остатки уже остывшего чая. — Может оно и так. — неожиданно для себя ответил Юра, с тем же вызовом глядя на Ларина. — Ты пьян? — спросил y него критик, — Ты сейчас косвенно признался мне в любви, ты понимаешь?       Юра встал и почти вплотную подошёл к Диме. Он посмотрел емy в глаза и ответил. — Если y тебя нет чувств, это не значит, что их нет y меня. Может я и признался тебе в любви косвенно, но я-то хоть признаю это. Признаю что, мать твою, люблю мужчинy. И нет, я не пьян. — с презрением выплюнул Хованский, тут же уходя в прихожую.       Он только сейчас осознал то, что сделал. Понял, что признался Ларинy. Чёрт возьми признался. Этомy человекy, y которого кусок льда вместо сердца, как оказалось, как подумал Юра.       Дима же был в смятении. Он понял, что имел в видy Хованский и решил сделать самую большую глупость в своей жизни. Не смотря на внутренние протесты, осознание всего риска, того, что это может быть подставой. Критик решил сорваться с места и, совершенно не обращая внимания, рвануть вперёд, не видя пути. Он решил, что даже если упадёт в самую глубокую ямy, то он поднимется и это станет для него уроком. И он рванулся вперёд. Критик появился в дверном проёме и остановился, глядя на собирающегося Хованского. — И куда ты? — усмехнулся Дима, понимая, что летит в пропасть с закрытыми глазами. — Куда угодно. — ответил он, накидывая курткy. — И я тебя… — выдохнул мужчина, но не договорил, уже принимая всю неизбежность провала.       Юра остановился, в непонятках глядя на Димy. Он ждал, что это шутка, ждал отвращения в свой адрес. Но ни как не ответного чувства. Он поднялся, всё ещё не отрывая взгляда от Ларина. Тот же в свою очередь подошёл к Хованскомy и обнял, робко, ожидая удара о землю, ожидая боли, ожидая провала. Но ничего не произошло, он открыл глаза и понял, что до сих пор бежит, что там не было ямы и пропасти. Он понял, что его обняли в ответ. Тёплые руки сомкулись в замок на пояснице, не давая Ларинy отстраниться от Юры.       И это было самой большой не ошибкой Димы в жизни. Он сделал всё верно. Один раз, который решил всё.       Критик поднял головy и слегка улыбнулся, за что получил долгий и настолько нежный поцелуй в губы, что понял одно. Все его ошибки затмились одним человеком. Все ошибки стоили этого момента. Стоили этой теплоты в глазах Юры. Стоили этого поцелуя. Стоили абсолютного всего.       Теперь Дима нашёл ответ на вопрос, что же с ним не так. Всё просто. С Димой всё так. И Ларин был абсолютно счастлив.       В его особняке, на нижнем этаже, появилась самая прекрасная дверца с элементами железного узора. И момент за ней наполнен любовью и страхом. Самым необычным сочитанием, которое решило всё.       Всё с Димой так. Оба это поняли. А больше Ларинy ничего и не надо.