Ты заболел?

— Ратайцак, где тебя, блядь, черти носят? — Суши был готов задушить скримера наушниками. Нет, нанести тяжкие телесные, ими же. Вокалист ненавидел, когда кто-то опаздывал, особенно если он просил приходить вовремя. И плевать, что сам Суши опаздывал не раз. Плевать, что Кевин извинился, более того, предупредил об этом. Плевать, потому что Суши зол. Это ёбаное утро не заладилось с самого начала, а вернее ещё вчерашнего вечера. Парень не выспался, завтракал какой-то непонятной сгоревшей субстанцией вместо еды. И соседи, ублюдки, мешали отдыхать. Причём в плейлисте были и песни Эскимосов. Он почти было возненавидел собственную группу. Где это видано, чтобы Суши мешал спать сам себе? Бред. Теперь вокалист метался по студии, отвешивая люлей каждому, кто попадался ему на глаза. И уборка жутко бесила. Ходи, всё складывай, подметай и так далее. Найди все вещи из тура и сложи на определённую полочку. Но этот побочный эффект тура не нравился всем, особенно Ратайцаку с Давидом. Поэтому первый проспал, а второй, как можно чаще выбегал покурить, особенно, когда Суши начинал орать на что-то или кого-то. И Бислеру было плевать, что он сам затеял это всё. Насрать с самой высокой башни Дубая, ибо вокалист зол. Ни в чём неповинный Кевин попал в немилость и начинал выгребать от Суши. — Где носили, там уже нет, — фыркнул Ратайцак. — Что завидно? Естественно, он прекрасно видел, что Суши зол. Именно поэтому вполне осознанно решил грубить другу. Ну, заколебал он со своими психами. Если настроение испортили ему, это не значит, что он имеет право срываться на коллегах. Нужно было послушаться Давида и не приезжать. А ведь Фридрих заботливо написал «Суши в бешенстве». И знал же, что его ожидает, и всё равно ехал. В холод. Да ещё и метель началась. Ратайцак поёжился. — Пиздец, смешно! Я, блядь, когда просил быть? — Бислер выходил из себя. — Или ты специально это сделал? Вокалист так быстро гово орал на скримера, что Кевин понимал среди бранной речи только некоторые слова. Щёки Суши покрылись румянцем и Ратайцак поймал себя на мысли, что друг в таком состоянии похож на какого-нибудь бурундука. Скример хихикнул и прикрыл рот ладонью, чтобы не так палиться перед коллегой. Но, стоявший напротив друг всё заметил. — Хуя ты сейчас угораешь, Ратайцак? Он серьёзно? Не мог же скример честно признаться, что друг похож на озлобленного тушканчика или кого-то похожего. Нет, конечно же, мог, но лучше не делать это сейчас, иначе вокалист к чёртовой матери разнесёт студию. Ханисс подошёл к Бислеру и приложил свою ладонь к его лбу. Тот опешил от манипуляций гитариста. — Мне кажется, Себастьян, ты заболел. У тебя температура поднялась. — Не беси меня! — У тебя горячий лоб. У нас есть градусник? — спокойно проговорил Данскимо, складывая руки замком на животе. — Я тоже уверен, что Суши не в порядке. Точно заболел, — констатировал Ратайцак. — Я слышал сейчас грипп ходит. Бислер закатил глаза и ушёл в другую комнату, кинув напоследок, что «Пиздуйте прибираться, придурки». Группа рассмеялась после того, как Суши хлопнул дверью. Вообще, его считали забавным малым, вот только бесить его не нужно. Но раз уж друг уже был зол, то почему бы не повеселиться? — Кевин, — Фридрих зажал сигарету губами, и начал шарить руками по карманам в поисках зажигалки, — идёшь курить? — Нет, он идёт убирать в звуковуху, — проорал Суши из-за двери. Ратайцак добродушно улыбался и сдвинул плечами, мол, что поделать, работа ждёт. — А ты Суши? — Давид, наконец, нашёл, чем подпалить сигарету. — Нет, и ты не сваливай, а то нифига не делаешь, я вижу. Группа расползлась по комнатам наводить порядки. И настал час спокойствия от Себастьяна. Кевин справился быстрее всех. То ли от того, что плохо убирался, то ли от того, что делал это быстро. Теперь же он, крутясь в кресле, записывал инста-стори. Ребята работают, Ратайцак развлекается, всё, как должно быть. Но веселье перебил Себастьян, заскочивший в комнату внезапно, как герпес утром. Он бросил в скримера мокрую тряпку, начиная орать вновь на коллегу. — Да ты, блядь, издеваешься? — Ратайцак взорвался. — Кевин, вот какого хуя ты меня бесишь целый день? Не успел приехать, а уже выбесил со своими ёбаными инстаграмами. Работы нет? — Что ты ко мне приебался, скажи мне? Я не виноват, что ты не в духе, — Кевин направился к выходу. — И куда собрался, мы не закончили? — Я иду курить, и мне откровенно похуй на тебя. Иди ты в пизду, заебал. О, наш Суши не в духе, не трогайте его. У него нет настроения, простите его. Да похуй! И, да, сходи к врачу, у тебя, видимо, действительно температура поднялась. Ратайцак толкнул друга, и вышел на улицу курить. Он нервно сжимал сигарету, думая лишь о том, как достал его за сегодня, мать его, Бислер. К концу уборки эти двое даже не приблизились друг до друга. Поэтому всё прошло тихо. Напряжение, конечно, никуда не ушло, но стало более-менее тихо. Ханисс и Клоссек, будучи людьми смышлёными и умеющими просчитывать ход событий, а проще говоря, хитрожопыми, свалили, как только Суши задумчиво произнёс «Вроде закончили». Они прекрасно знали, что вокалист не в настроении, и лучше, как можно скорее, сделать ноги. Чтобы не пришлось участвовать в ещё какой-то уборке, о которой надумает Суши. Была у него какая-то такая глупая мания, когда все расслабленно выдыхали, он умудрялся обломать кайф. За что не раз получал от согруппников. Быстро распрощавшись, гитаристы покинули студию, даже не предложив злому коллеге подвезти его. — Ну и погодка, — Давид стряхнул снег с плеч и головы, — такая метель. Вы бы домой поспешили, а то застрянете ещё здесь. — Не нагнетай, Фридрих, — фыркнул Суши. — Паскаль, тебя подвезти? — барабанщик пропустил мимо ушей слова вокалиста. — Да, — он быстро покинул студию, оставаться наедине с Бислером не было никакого желания. Суши облегчённо вздохнул, наконец-то он может отдохнуть в тишине. Но он забыл об ещё одном, Кевине. Тот появился, будто из ниоткуда, чем напугал вокалиста. Себастьян схватился рукой где-то в районе сердца. Злость с новой силой накрыла его, и он готов был убить скримера бас-гитарой Клоссека. Или задушить проводом от микрофона. Он уже размышлял о том, как бы прятал труп мужчины, и оплакивал его исчезновение, когда Ратайцак скрылся за дверью. Ну, ему же лучше. Свалил, и хорошо, жив останется. Суши устало присел на диван, его клонило в сон, и он жутко вымотался. Но не тут-то было. Пришла сучка Совесть, которая обнимала вокалиста своими мерзкими руками, шепча у самого уха, какой Бислер мудак. Да, на Кевина он наорал зря. И остальные как бы не при делах. Они же не виноваты, что вокалист не в духе. Оставалось надеяться, что ребята не в обиде или не будут мстить. Все же живые люди, правда? Не станут же они его бить за плохое настроение? Хотя, Суши был уверен, что именно к этому всё и идёт. Кевин снова появился в студии, громко хлопнув дверью, чем снова напугал друга. — Твою же мать, Ратайцак! Ты, блядь, меня до инфаркта доведёшь сегодня! — Я же не знал, что ты такой пугливый. Домой собираешься? — Да, я уже вызвал такси, в течение часа обещали приехать. — Это хорошо, я упаду тебе на хвост, а то у меня там походу машина сломалась. — Ладно, — пожал плечами Бислер. Ему показалось, что скример его простил. Он всегда прощал его, как шаловливого ребёнка. Только взрослого, матерящегося и бухающего. За это Суши им и дорожил. Ратайцак редко читал морали, практически никогда не парил мозг за вспыльчивость вокалиста и всегда поддерживал. И тот факт, что они до сих пор друзья о многом говорил. Бислер подумал, что нужно будет извиниться перед Кевином, хотя тот и не нуждался в этом. Но в этот вечер парням не суждено было добраться домой. Сильный снегопад перекрыл движение города, и вокалисты просто-напросто застряли в студии. Теперь Суши был зол на Давида, тот, как обычно, «накаркал». Поскольку выхода никакого не было, не идти же пешком домой хрен знает сколько, Бислер, замотавшись в плед, улёгся на диване, желая отдохнуть. Не успел он закрыть глаза, как к нему притащился Ратайцак, устраиваясь рядом с ним без проса. Ну, что за человек-то, блядь? Скримеру важно было знать, что происходит с его товарищем. Но он не учёл одного, Суши не любил делиться, особенно сейчас, особенно диваном. — Сам сказал, что я больной, ещё заразишься, сваливай, — пробурчал Бислер, спихивая друга с дивана. — Сука, — вздохнул Кевин, когда его лицо встретилось с полом, — Себастьян, ради всего святого, подвинься, дай мне лечь. — Вот сдался тебе именно этот диван в этой комнате. — Здесь теплее всего. И ты, не скучно. Я хотел поговорить, что с тобой происходит? — Всё хорошо. — Не ври мне, Бислер, — Кевин снова улёгся возле уже злого вокалиста, и отобрал у того часть пледа. — Ну, хули ты доебался to me? — выпалил Суши. — Успокойся, я просто хочу узнать, почему ты сегодня такой злой? — тихо сказал Ратайцак. — Чёртовы соседи гудели до полшестого утра. Я нихера не выспался. Заебали, — он устало потёр глаза рукой. — Ты же тоже гулянки устраиваешь. — Но у меня музыка не ебашит с вечера и до утра. Если бы я не отключился, то возненавидел бы «Scene» и «Crystal» окончательно. Придурки, как же меня заебали эти сукины дети. — Ты слишком к ним придирчивый. — Они слишком мудаки. — И поэтому ты решил делать нервы мне? — Да, блядь, поэтому. Я не выспался, мой завтрак нахуй сгорел, а мозгу мало места в черепной коробке. Ещё и эта уборка, и ты со своим Инстаграмом. — Заебись, — скорее себе, чем Суши, выпалил Ратайцак, отворачиваясь от друга. Он устал от вспыльчивости Бислера. Да, этот малый неиссякаемый источник энергии и дичи. Но порой хочется хорошенько его въебашить головой в стену. Более противоречивой личности Кевину не приходилось встречать. То Себастьян добрый и весёлый, то через миг злобная субстанция. Хотя, когда он бесился, то походил на тушканчика какого-нибудь. От этой мысли Ратайцаку становилось веселее. В скором времени Суши раздосадовано вздохнул, и проговорил «Кевин, извини, погорячился». И тот простил. Ну, невозможно обижаться на этого ребёнка, пусть и далеко не детского возраста. Это же Бислер. И скример знал его слишком хорошо, чтобы подолгу злиться на него. Все же любят Себастьяна, даже сам Себастьян любит Себастьяна. Отчего-то Суши громко захохотал. — Чё ты угораешь, как припадочный? — не выдержал Ратайцак. — Это дико смешно. Два взрослых мужика на одном диване, под одним пледом. Думаю, обнимать тебя или нет? — Если тебя что-то смущает, можешь отдать плед мне и проваливать. — Дохрена хочешь. Поблагодари, что я тебя не выгнал. — Спасибо, величайший, — Кевин повернулся к коллеге, закрывая глаза. — Ратайцак, — тот что-то невнятно ответил, — ты, правда, не злишься на меня? — На придурков, как ты, не обижаются. — Мудак! — Весь в тебя. Утро выдалось чуть лучшим, чем просто хреновым. Тело Кевина затекло от неудобного дивана и Суши, который полночи пытался избавиться от скримера. Проснулись парни от дикого хохота Фридриха и хихиканья Паскаля. Суши скинул руку Ратайцака с себя и сел, осматривая комнату. Через несколько секунд его взгляд всё же сфокусировался на драммере и гитаристе. — Голубки проснулись, — воскликнул Фридрих. — Мы тут за них переживаем, абы они не подохли в студии, а эта парочка нашла, чем заняться. Суши, вижу ваши отношения перешли на новый уровень, уже спите вместе. — Давид, тебе напомнить сколько раз ты просыпался в одной постели с Шилло и Клоссеком. Даже Данскимо не миновал этой участи, — фыркнул Себастьян. — Я что у тебя не единственный? — Паскаль воскликнул это слишком громко, чем вызвал смешок у вокалистов. — Нет, но самый любимый, — ответил спокойно Фридрих, — И это было до тебя. Гитарист довольно заулыбался, приблизившись к ударнику. Языком он провёл от линии челюсти по щеке и скуле до самой брови Давида. Вокалисты с драммером мысленно поморщились. Хотя, нет, Суши с отвращением отвернулся. В отличие от остальных, Фридрих всегда любил подшутить над их с Паскалем вымышленными романтическими отношениями. Шилло поначалу это жутко раздражало. Одно время он даже подумывал над тем, чтобы треснуть барабанщика чем-то тяжёлым по голове в тёмном переулке. Но потом Паскаль привык, и даже ставал инициатором разных ситуаций, которые сподвигали шаловливых фанаток фантазировать об их далеко не дружеской привязанности. Давид, даже будучи в отношениях, не упускал возможности подыграть Паскалю или создать неловкую ситуацию. Хотя бы, как сейчас, называя гитариста «любимым и единственным». Практически вся команда, ударялась во все тяжкие с одной мыслью «Я же рокер, так что нахрен предрассудки». — Пойдём, Давид, нельзя трогать хомячков в брачный период, — засмеялся гитарист, разворачиваясь к двери. Фридрих последовал за ним. Они уходили под испепеляющие взгляды вокалистов. И можно было уверенно сказать, что обстановка накалилась к этому моменту так, что воздух, казалось, начинал плавиться от раздражения Суши и Кевина. На что ритм-гитаристу с ударником было по большому счёту плевать. Уже в дверях Фридрих приблизился вплотную к Паскалю, придерживая за локоть и тихо шепча. — Шилло, ещё раз ты меня оближешь, и клянусь всеми богами, я оторву тебе твою чудную блондинистую голову.