Рассыпной без сахара

      Тишина — как ощущение, когда сосёт под ложечкой; голодной кошкой снуёт по квартире. Только сопение слышно. Темнота обволакивает. Женя, заботливой мамочкой, поправляет на спящем Васе плед. Шакулин весь изрисован маркерами — Дима постарался и Женьку это чуточку улыбает. Он смотрит на Васю с нежностью и таким потерянным отчаянием, что Диме, стоящему в дверном проходе становится больно за парня. Больно в который раз.       Женя оборачивается и ловит взгляд Павлова, а тот тихой поступью выходит не оборачиваясь. Тишину не нарушает никто до тех пор, пока Калинкин не наступает себе на горло, и не уходит из комнаты, оставляя спящего одного. Дима на кухне оставил две стопки и курит в форточку. Женя резко, залпом выпивает содержимое одной и тоже прикуривает сигарету, становясь за спиной у Павлова и опираясь на плиту.       Фонарь через дорогу подмигивает. Дима молчит. Они слушают: как тлеет сигарета, как за окнами ездят машины, жизнь кипит в Петербурге даже ночью, как забытый на мелком огне суп, тихо там бурлит в уголочке. Они делят ночь на двоих.       Дима Калинкина понимает, понимает эту безграничную нежность к Шакулину. Он такую тоже испытывал. К ней. А теперь по итогу сын без отца растёт. Павлов к Васе как к ребёнку малому относится. Как к сынишке. Даже пару раз его случайно Никитой назвал. А к Женьке как к брату младшему, наверное. Женя вызывает сочувствие своими глазами потухающими. На то, как Калиныч убивается смотреть больно до невозможности.       Дима разворачивается и кивает Женьку на бутылку, недопитую на столе. Тот только морщится, выдыхая дым в форточку, и смотрит так не осмысленно, расфокусировано, так что Павлов чуть улыбается от привычности жеста. А потом ставит чайник и идёт стелить постель.       Калинкин чудом не промахивается, выбрасывая хабец в форточку, и присаживается у стола на табурет. Дима приходит и наливает чай Жене, рассыпной и без сахара. Такой специально для него дома стоит, уже больше полугода. С тех пор как Женька стал регулярно приходить домой к Павлову и тихо грустить.       Дима единственный, кто понимает Калинкина безоговорочно, не расспрашивает ни о чём, а только заливает ему кипятком рассыпной без сахара и закрывает форточку. С ним комфортно в любом состоянии. Сам Павлов пьёт пакетированный или крепкий кофе с таким количеством сахара, что Калиныч удивлялся, как у того не слиплось ещё чего.       А Павлову от этого сахара в чашке, в горле, в желудке кажется, что раны затягивает. Говорят, что большим количеством сахара люди перекрывают недостаток любви. Дима даже себе не признаётся, что так и есть, а только мотает головой упрямо и говорит, мол, вздор все эти ваши бредни, психологи недоделанные.       Они пьют чай тихо, не смотрят друг другу в глаза. Павлов вообще не смотрит в глаза Жене напрямую. Они больные. Больны Васей. И от этого тошно до невозможного. У Димы к нему такой комок чувств разных, что не разобраться вовек. Он его глушит чаем переслащённым.       После чая они медленно идут в комнату и укладываются на кровать расстеленную. Женю размотало немного, и он только прикрывает глаза. По потолку проходят редкие светлые полосы, отражающиеся от машин за окном. Калинкин к другу жмётся доверчиво и знает, что тот его понимает. Дима к себе его прижимает ласково и жалеет, как ребёнка ударившегося, по голове гладит осторожно, а тот в шею дышит в ответ. У него даже дыхание Васей пропитано.       Женя как котёнок под боком сворачивается насколько может и заснуть пытается, а Павлов погружается в мысли. Рассветёт скоро совсем. Он прикрывает глаза и выдыхает так обречённо, что до боли лёгкие сжимает.       На кухонном столе остывают остатки рассыпного без сахара.