Шалость и только шалость

В пасмурный день, когда многие гвардейцы вынуждены были мерзнуть на карауле у парадного въезда или у выхода в дворцовый сад, Горацию досталось место, которое он про себя полагал весьма удобным — в галерее, соединявшей парадные залы с крылом, где располагались покои членов королевской семьи. После обеда, когда все обитатели дворца были заняты своими делами, галерея практически пустовала, а редкие проходящие мимо слуги и фрейлины не обращали на стоящего у дверей гвардейца никакого внимания, что всецело его устраивало. Для него, погруженного в свои мысли, время текло быстро, и он не сразу заметил, как за окном начали сгущаться сумерки — верный признак того, что скоро ему пора будет покинуть свой пост. В ленивых размышлениях о том, красным или белым вином лучше будет сопроводить сегодняшний ужин, Гораций не сразу понял, что его окликнули. — Эй, лейтенант! — наконец долетел до его сознания требовательный детский голос. — Вы, часом, не глухой? Обернувшись, Гораций машинально вытянулся и коротко отсалютовал ружьем — и было из-за чего, ведь в паре футов от него стоял не кто иной, как сам наследник престола. На принца, правда, выражение верноподданнических чувств не произвело сильного впечатления: совершенно не церемонясь, он коротким властным жестом поманил Горация к себе. — Идем со мной, — проговорил он, заговорщически понижая голос. — Мне нужна твоя помощь. — Прошу прощения, ваше высочество, — ответил Гораций ровно и почтительно, — но мне предписано не покидать пост до того, как… — Ты можешь покинуть пост по приказанию августейшей особы, — отрезал принц, выразительно закатывая глаза. — Так вот, я тебе приказываю. А теперь пошли. Делать было нечего — вызвать неудовольствие принца, пусть тому не исполнилось еще и десяти, Гораций отнюдь не стремился; ему оставалось только надеяться, что, если его отсутствие на посту дойдет до полковника, тот поверит в объяснение проштрафившегося лейтенанта. С его превосходительством шутки были плохи: он никогда не думал долго, прежде чем отправить кого-нибудь на гауптвахту, и пока что Гораций с успехом избегал этой суровой участи, надеясь, что удача его будет продолжаться и впредь. Сегодня, однако же, ей предстояло подвергнуться нешуточному испытанию. — Слушаюсь, ваше высочество, — сказал он, забрасывая ружье на плечо и направляясь следом за принцем. Идти, по счастью, им пришлось недалеко — в соседнюю галерею, где не было ни души. Взгляд Горация тут же зацепился за непривычную деталь в обстановке — небольшой деревянный таз, стоящий возле одной из приоткрытых дверей. К этому-то тазу (как оказалось, почти доверху наполненному водой) и подвел гвардейца его высочество. — Помоги мне, — приказал он, глядя на лейтенанта снизу вверх. — В тебе достаточно роста, чтобы меня подсадить. Гораций посмотрел на него, затем на таз, затем на дверь и, понимая, что дело просто не может привести ни к чему хорошему, вздохнул: — Могу ли я узнать, против кого направлена эта акция, ваше высочество? Принц посмотрел на него с сомнением, но, очевидно, решил, что ему можно доверять. — Против мэтра Цугенхоффа, — заявил он, хмурясь. — Он ужасно мне надоел. Господин Цугенхофф обучал принца математике, и от его придирчивости подчас страдали даже служанки, забывшие с достаточной тщательностью протереть пыль. Самому Горацию не приходилось сталкиваться с ним лично, но он довольно наслушался жалоб на дурной характер мэтра, чтобы несколько успокоить свою совесть, протестующую против его участия в этом откровенно хулиганском мероприятии. — Слушаюсь, ваше высочество, — повторил он, прислонил ружье к стене и, коротко, точно в знак извинения, поклонившись, ухватил принца поперек талии. Впрочем, этого оказалось недостаточно, ибо двери галереи оказались выше, чем его высочество предполагал, и Горацию пришлось усадить его себе на плечи, отчего тот пришел в крайний восторг. — Не шевелись! — приказал он, устраивая таз в зазоре между дверью и косяком. Несколько капель воды упали Горацию на лицо, но тот остался стоек; не дернулся он и тогда, когда принц ненароком врезал каблуком ему по ребру. — Готово! — объявил его высочество спустя полминуты, и Гораций не без внутреннего облегчения помог ему спуститься на пол. Они оба оглядели результат проделанной работы и, должно быть, сошлись во мнении, что проделана она на совесть — теперь тому, кому пришла бы в голову идея толкнуть дверь снаружи, грозила настоящая головомойка. — Прекрасно! — заявил принц торжествующе. — Теперь он у меня получит! — Разрешите вернуться на пост, ваше высочество? — осведомился Гораций, более всего на свете желая оказаться подальше от этой проклятой галереи. Принц, уже не глядя на него, милостиво махнул рукой: — Разрешаю. Возвратившись и удостоверившись, что его короткое отсутствие осталось незамеченным, Гораций позволил себе перевести дух. Теперь главной его заботой было удержать на лице непроницаемое выражение, что бы ни произошло — впрочем, в собственном умении скрывать свои чувства ему редко приходилось сомневаться. Он внутренне приготовился услышать звук падающего таза и шум проливающейся воды, поэтому даже не дрогнул, когда они донеслись до него; но когда следом за ними вместо крепкой ругани раздался истошный женский визг, Гораций ощутил, что проваливается куда-то в бездонную бездну. — Флери! — зазвенел в галерее гневный голос Альбертины, одной из многочисленных кузин принца. — Флери, негодяй! А ну, стой! Затопотали мелкие шаги, и его высочество буквально влетел в распахнувшиеся двери. Несколько секунд он стоял на месте, загнанно дыша и озираясь; наконец глаза его остановились на Горации, и принц стремглав бросился к нему. — Скорее! — прошептал он, вцепляясь в рукав гвардейца. — Спрячь меня! Гораций не сомневался ни секунды — мгновенно оценил диспозицию и сделал короткий шаг в сторону, безмолвно приглашая его высочество скрыться за тяжелым гобеленом, закрывающим почти половину стены. Хрупкое телосложение принца позволило ему остаться незамеченным, а Гораций, мгновенно вернувшийся на свое место, собой закрыл от чужих глаз путь его отступления. Сделано это было вовремя, ибо мечущая молнии Альбертина, чье насквозь вымокшее платье и испорченная прическа отнюдь не делали ее вид менее внушительным, уже появилась в галерее и решительным шагом направилась к единственному свидетелю побега принца. — Лейтенант! — окликнула она Горация, приближаясь; он понадеялся, что нейтрально-заинтересованное выражение, которое он попытался придать своему лицу, было достаточно убедительным. — Его высочество был здесь? Куда он побежал? Секунду было очень тихо. Казалось, укрывшийся за гобеленом принц, осознавая ненадежность своего убежища, перестал даже дышать. — Его высочество проследовал в овальную гостиную, — доложил Гораций, изо всех сил стараясь не опускать глаз, но чувствуя, как предательски краснеет его лицо. Тому была причина — он впервые в жизни сознательно пошел на то, чтобы открыто солгать в лицо особе монарших кровей, и преисполнялся ужасом от собственной дерзости. Лишь чудом можно было объяснить то, что Альбертина не заподозрила подвоха; самому же Горацию казалось, что его обман написан на нем огромными пылающими буквами. — Благодарю, — произнесла нечаянная жертва их маленького заговора и удалилась, почти что чеканя шаг. Гораций успел услышать, как она бормочет «…надеру уши так, что он…», а затем ее шаги стихли, как и ее голос. Опасность миновала. Принц вышел из-за гобелена и принялся вытряхивать из волос клубы серой пыли. — Спасибо, — с чувством сказал он, поднимая на Горация глаза. — Ты меня спас. Едва ли тот мог назвать себя польщенным — к сожалению, ситуация к этому не располагала. — Надолго ли это поможет вам избежать гнева вашей кузины? — спросил он, тревожась. Принц посмотрел в ту сторону, куда удалилась Альбертина, и беззаботно усмехнулся: — Ее гнев — штука не очень-то продолжительная. К ужину она уже не будет такой грозной. Я отдам ей мою порцию сладкого, и мы помиримся. Сказано это было тоном, выдающим определенную привычку к такого рода сделкам, и Гораций несколько успокоился. Стоило признать — в его высочестве с возрастом мог проявиться недюжинный дипломатический талант. — Ваше высочество! — вдруг раздался из соседней галереи голос господина Цугенхоффа. — Ваше высочество, почему вы не в классе? Уже три минуты шестого! Принц и лейтенант переглянулись. — Придется идти на урок, — вздохнул его высочество, признавая неотвратимость собственной участи, и вдруг добавил с выражением истинно философским: — Может, и не стоило пытаться его избежать… Гораций, не думая, что его мнение по этому вопросу будет весомым в глазах его высочества, лишь коротко склонил голову. Принц с видом смиренным и решительным, сделавшим бы честь приговоренному к смерти, направился на зов наставника, но замер на полпути, чтобы вновь обратиться к своему новоиспеченному сообщнику: — В следующий раз придумаю что-нибудь повеселее. Например, намажу пол маслом. Поможешь мне? Гораций только вздохнул. Что-то подсказывало ему, что ни воспрепятствовать принцу, ни тем более отказать ему он уже не сможет.