Когда Намджун говорит, что это уже начинает походить на одну из первых стадий шизофрении и что Юнги буквально «женат на своей работе», Мин кидает ему в ответ что-то вроде «музыка не работа, музыка – жизнь». Однако он всё же решает выходить из студии чаще, чем пару раз на неделе. Отличным вариантом для него становится ближайший Старбакс. Конечно, комментирует он это всё тем, что ему «хочется кофе с утра», но Намджун всё равно знает, что друг просто уважает его мнение.
С тех пор в кофейню он ходил почти каждое утро, как раз к самому открытию. Конечно же, у Юнги так и не получалось оторваться от работы, поэтому за спиной всегда был рюкзак с любимыми огромными наушниками и потрёпанным блокнотом с текстами для будущих треков.
Бариста сразу обратил внимание на нового постоянного клиента, что раньше всех заявлялся в Старбакс, и, несмотря на раннее время, он всегда ослеплял посетителя солнечной улыбкой. Не прошло и недели, как он начал открывать двери кофейни пораньше специально для утреннего гостя.
– Доброе утро, Юнги-щи! – бариста торопливо прошёл за своё рабочее место, пока Юнги занимал любимый столик в самом углу кофейни, с двумя огромными диванами и затонированным окном, – Вам как обычно?
Юнги мычит утвердительно, не слишком громко, но это всё равно отчётливо слышно на весь пустой Старбакс.
– Один мокко для Мин Юнги! – бариста особенно быстро, уже по отработанной схеме, делает кофе, творя настоящую магию со всем этим оборудованием. Он передаёт стакан в бледные, испачканные синими чернилами руки, получая деньги — без сдачи, конечно же, — и благодарный кивок.
– Хорошей вам работы, Хосок-щи, – кидает по дороге к столику Юнги, делая короткий глоток и обжигая язык.
Таким и было его обычное утро. Крепкое, тихое, обжигающе уютное. С тёмным деревом, ароматом локальных десертов и красной макушкой баристы. С мягкими подушками огромных наушников, исписанными листами и задумчивым взглядом.
Но одним зимним днём всё пошло под откос.
В этот раз Юнги пришёл непривычно поздно. Такое случалось иногда, когда он засыпал в студии или совсем забывал о времени, оказываясь в лапах вдохновения. В зале уже сидела компания довольно шумных «белых воротничков» и какая-то молодая девушка, которая, судя по всему, кого-то ждала.
Но самым непривычным оказалось то, как на его «мне как обычно», с добавленным «только побольше эспрессо», в ответ было лишь секундное молчание и последующее «извините?» незнакомым голосом.
Юнги зависает с опущенным около дивана рюкзаком и оборачивается, уж было подумав, что он ошибся заведением. Вокруг всё то же тёмное дерево, тонированные окна в пол. Сейчас он понимает, что даже по запаху может определить, что это именно тот,
его, Старбакс.
Незнакомый юноша за кассой тихо усмехнулся растерянности посетителя, сразу осознав, в чём проблема.
– Я – новый бариста, – он ткнул указательным пальцем в свой бейджик, – Чон Чонгук. Что у Вас «как обычно»?
Незнакомец... То есть, Чон Чонгук подходит к своему «рабочему месту», готовясь выполнить заказ. У него в ушах пара колечек, капля юношеской невинности в глазах, а отросшие волосы частично собраны в хвостик, забавно торчащий на макушке.
Юнги задаётся вопросом, кому Старбакс продал душу, чтобы получать таких приятных и симпатичных сотрудников? Хосок был лично для него не таким красивым, как этот Чонгук, но от него исходила такая энергетика, что могла перебить всë остальное. И сейчас вот это вот чудо — стоит, широко улыбается в ожидании заказа.
Юнги возвращается в реальность и наконец доходит до стойки.
– А, Мокко. Кофе Мокко. Побольше эспрессо... Пожалуйста, — при общении со знакомыми мы опускаем все формальности, но сейчас Юнги решил, что он, наверное, должен говорить на Вы. Этот Чон Чонгук, он же и его имени не знает, да?
– Ваше имя? – кстати.
– Мин... Ги... Мин Юнги, – Чонгук с наигранной обеспокоенностью смотрит на пустой стаканчик, начиная писать на нём услышанное имя.
– Так много имён. Вы агент ФСБ?
Лучше бы Юнги был агентом ФСБ. Он бы тогда заранее получил информацию о смене сотрудника. Вместо того, чтобы его вот так вот застали врасплох.
Юнги даже не успевает достать свой блокнот, как чувствует запах Мокко, и за спиной слышится стук стаканчика о горизонтальную поверхность. Заказ уже готов, и он хватает кофе, стараясь как можно скорее забиться в свой излюбленный уголок, чтобы успокоить сердце.
Облегчённо выдохнув, Юнги садится, но почти сразу рядом со столиком, словно какой-то официант, оказывается Чонгук.
– Простите, но я не могу делать Вам кофе бесплатно, Юнги-щи – начальство, думаю, не одобрит,– Мин растерянно ойкает, смущается ещё больше и достаёт ценные бумажки, аккуратно, словно они хрустальные, передавая их в руки баристе.
Он уже надеялся, что этот Чон Чонгук пойдёт обратно к кассе, как положено — ведь никого из его коллег, видимо, пока не было на рабочем месте, — и наконец перестанет сотрясать всё то гейское, что ютится глубоко в душе Юнги, но как бы не так. Мин уже понял, что сегодня не его день.
— Так значит, Вы постоянный посетитель? — спрашивает бариста. Его большие, как будто оленьи, глаза становятся ещё больше. Он выглядит таким по-детски наивным, и Юнги на все сто уверен, что он старше мальчишки.
— Постоянный. Я удивлён, что мне до сих пор не дают скидку, — как можно более буднично отвечает он, грея руки о горячий стакан.
— Я мог бы бесплатно угостить, но уж точно не на рабочем месте, — когда Юнги поднимает взгляд, Чонгук ловит его и подмигивает, тут же отворачиваясь на звон дверного колокольчика. Он уходит, оставляя Юнги с участившимся пульсом, гейской паникой и остывающим переэспрессовым Мокко. Вот же мелкий засранец.
Что ж, этот бариста оказался не хуже Хосока. Но всë же, Юнги был бы не против вернуться на пару дней назад, когда тот, вероятно, подписывал заявление об увольнении. Хосок был тем, с кем можно как-нибудь выпить. Чонгук же тот, из-за кого обычно уходят в запой.
***
На следующий день Юнги приходит, как это и бывает, до открытия. Даже раньше, чем когда-либо. Просто потому что в студии было скучно. Среди черновиков с текстами о кофе и больших глазах... Да, просто скучно.
Дверь была закрыта, а за ней ещё не одетый в форму Чонгук работал шваброй, активно виляя бёдрами, видимо, под какую-то песню. Юнги простоял так ещё пару секунд, смотря на чужие чёрные брюки через затонированное стекло, а потом всё же постучался.
— Если ты собираешься приходить так каждое утро, то я не смогу зажигать под гёрл-группы, — надулся Чонгук. Он нагло говорил с ним на «ты», но Юнги как-то не обращал на это внимания, — Ты уничтожил мою рутину.
«Ты тоже», подумывал сказать он, но всё же не сказал, поглядывая на обиженного ребёнка. Чонгук, с ещë не завязанным фартуком, сделал ему обычный Мокко.
— Юнги-щи, помогите, пожалуйста, — вернувшись к формальностям, он повернулся задом к посетителю. Юнги сначала прокрутил в голове не самые хорошие варианты того, как мог помочь, а потом, когда бариста сунул ему в руки кончики завязок фартука, его осенило. Он сделал аккуратный бантик и довольно хмыкнул, — Спасибо! Теперь я точно должен Вам кофе.
Именно поэтому сегодня Чонгук не взял с него денег. Юнги усмехнулся, пряча улыбку за своим Мокко. У него были другие ожидания, но и это тоже неплохо.
Чонгук вторгся в его жизнь, переворачивая всё с ног на голову, словно неугомонное дитя в отделе плюшевых игрушек.
Теперь постоянный посетитель чуть ли не поселился в Старбаксе, задерживаясь там до обеда и в поисках вдохновения часто поглядывая на баристу. Тот по-детски глупо хлопал глазками, буквально светясь изнутри, когда принимал заказы, в не такие занятые дни обязательно заводя с клиентами какой-нибудь будничный разговор, о погоде там, например.
Встречи с Намджуном тоже плавно перетекли из студии друга в кофейню. Тот ничего не говорил, лишь гордясь хёном. Конечно, однажды заметив взгляды в сторону баристы, он всё же сказал пару слов. Но Юнги лишь отмахнулся, стараясь больше не палиться перед другом.
Иногда они с Чонгуком пересекаются взглядами, буквально на секунду — кто-нибудь обязательно отворачивается. Бывает, что мелкий ведёт себя как засранец, чаще такое случается утром, когда делает попытки флирта. Вот такая вот у них странная рутина.
...Пока однажды, примерно в обед, когда Юнги обычно уже собирается обратно к затворничеству в студии, бариста не подсаживается к нему со стаканом кофе и ланчбоксом с домашней едой.
— Можно к тебе подсесть? — он опять опустил формальности, — У меня просто обеденный перерыв...
— Конечно, — без сомнений говорит Юнги. И нет, его ладони не вспотели. Только если чуть-чуть.
— Точно? Ты обычно уходишь в это время, — Чонгук осëкся. Кажется, это прозвучало слишком заинтересованно.
— Всё в порядке.
Юнги кинул взгляд за спину Чонгука, где кассой орудовал его коллега, Ким Тэхён. Тот пользовался популярностью из-за своей красоты и неординарного стиля, даже имея фанклуб из нескольких студенток, что чуть ли не визжали с него, приходя почти каждый день после учёбы. Они, кстати, были одной из причин, почему Юнги стрался уйти до обеда. Но не сегодня.
Он перевёл взгляд обратно на Чонгука, что хомячил за обе щёки домашнюю еду, поглядывая на старшего. Чон тоже красив. Но он будто красив
только для Юнги.
Боже, его гейский краш — грёбанный симпатичный бариста из Старбакса за углом. И всё это в канун Нового Года. До тошноты клишированно. Ещё не хватает, чтобы тот ему номер на салфетке оставил.
Они начинают обсуждать всякое, и Юнги кажется, что, даже не смотря на всю эту неловкость, ему никогда и ни с кем не было так легко общаться (кроме Намджуна, но это не в счёт — они практически братья). Чонгук говорил с ним о музыке, о кофе, еще о чём-то, что он уже никогда не вспомнит.
Сегодня Юнги не смог уснуть, строча тексты, словно на него снизошла муза (шатенка с по-детски большими глазами, от которой всегда пахнет кофе).
Утром следующего дня, несмотря на это, всё как обычно. Он приходит немного пораньше, вешает куртку на вешалку, кладет рюкзак на диван своего любимого столика.
— Один Мокко, — басит Тэхён из-за стойки, когда Юнги оборачивается к нему. Тэхён ловит шокированный взгляд, и добавляет, — У Чонгука сегодня вечерняя смена. Он решил поменяться.
Решил поменяться? Сам? Ну да, конечно же, Юнги вчера всё испортил. Пока еще не погружаясь окончательно в свои негативные мысли, он решает всё же для начала сделать заказ:
— Как обычно, — тихо произносит он, впервые говоря такое Тэхёну.
— И мне как обычно, — доносится со стороны входа вместе со звоном дверного колокольчика. Юнги оборачивается и видит Чонгука. В тёмно-коричневом пальто и горчичного цвета рубашке, с порозовевшими от мороза щёчками и влажными от снега волосами. Он снимает пальто и широко улыбается, смотря на Юнги так, будто всё это было спланировано заранее. Юнги поворачивается обратно на Тэхёна и встречается с точно таким же взглядом.
Да ну нет.
— И всё за мой счёт, — добавляет Чонгук. Юнги чувствует, что он в ловушке.
Обычно люди ходят на свидания по вечерам. Бывает, обедают вместе. Но рано утром? Юнги всегда считал, что утренняя романтика — это поцелуи под одеялом, завтрак на двоих. Он надеется, что до этого они с Чонгуком тоже дойдут. А пока достаточно пустой кофейни, обжигающего кончик языка кофе, тёплых сонных взглядов и искренней болтовни.
***
Намджун о чём-то громко спорит с Юнги в его же студии, сидя за оборудованием, пока за их спинами дверь не открывается, пуская незваного гостя.
— Хён, я принёс кофе. Почему ты не отвечаешь на сообщения?
Чонгук шокированно смотрит на Намджуна, Намджун шокированно смотрит на своего друга.
— ...Я всё обьясню!
