Магия Чехова

Осознавать влечение — тяжело. Признавать его — тоже, но Хикару всегда был смелым и умел смотреть в глаза своим желаниям, даже если тяжело и трудно. И даже — особенно — если противно от самого себя, потому что он, чёрт возьми, замужем, у него есть дочь, и там, дома, на Земле, его ждут и любят. А он... А его влечет к Паше так сильно, будто где-то за ребрами спрятан большой магнит, настроенный на Пашину полярность, и он тянет-тянет-тянет Хикару к Паше, убивая уважение к себе и подпитывая желание к Паше. С этим желанием бороться почти нереально, но Хикару старается. Отгоняет убивающие изнутри мысли, пытается забыть их и не думать о том, как сильно хочется прижать Пашино юное тело к себе. Но это выше его сил, потому что Паша будто издевается, заставляя Хикару сходить с ума. Паша улыбается ему, смеётся над его шутками, касается его по поводу и без, и Хикару тяжело противиться этой странной магии Чехова. Его к нему тянет, он его хочет, как никогда и никого не хотел, и это просто ужас. Хуже всего — то, что они живут в одной каюте. А значит, Хикару вынужден видеть Пашу сонным, уставшим, спящим, улыбающимся, расслабленным. Всяким и всегда. И это сжигает Хикару, плавит его в медленном огне собственных желаний и предательств. И от этого смотреть Бену в глаза неловко, будто Хикару его обманывает. Но пока что самая большая ложь — это его влечение к Паше, о котором он молчит. И Хикару надеется, что так и останется до конца миссии. А потом они с Пашей сталкиваются в ванной. И Паша смотрит на него, упираясь бедрами в раковину. И глаза его блестят от тридцатипроцентного света в помещении. И Хикару не может ничего с собой сделать: подаётся вперёд, сильнее вжимая Пашу в раковину, и целует. И в момент, когда Паша отвечает, касаясь его спины ладонями, Хикару чувствует, как в огне его греховности сгорает все вокруг. Он не в силах этому противиться, просто не может заставить себя оторваться от этих желанных губ. Ведь разве не об этом он мечтал? Не этого хотел? Не в этом боялся признаться мужу? Паша отстраняется первый. — Необязательно ломать себя, Хикару, — тихо говорит он хриплым голосом. — Я выйду отсюда, и мы сделаем вид, что ничего не было. — А тебе — нормально? Вот так? — вместо ответа спрашивает Хикару. Паша кивает и улыбается. — Тогда иди сюда. И целует снова. Это капитуляция чистой воды, белый флаг, который Хикару отчаянно выбрасывает вверх. Паша улыбается в поцелуй и отвечает, с таким же жаром и желанием, с каким сдаётся Хикару. Он подставляет Хикару шею, позволяет кусать и зализывать метки, сам подаётся на прикосновения. Никогда ещё ванная не казалась такой восхитительно тесной, потому что они вынуждены прижиматься друг к другу, соприкасаться телами. И в таком положении не почувствовать возбуждение — просто нереально. Паша толкается бедрами вперёд, втирается в Хикару, и тот вклинивает колено между его ног, раздвигая и чуть надавливая. И Паша стонет, кусая губы и вскидывая голову, впиваясь ногтями в поясницу. Так странно — целоваться в тесной ванной, тереться друг о друга, будто буйные подростки, но Хикару нравится все это. Нравится то, с каким жаром Паша плавится под его руками, нравится то, с каким пылом тот отвечает на прикосновения и поцелуи. Нравится то, что Паша не боится сгореть здесь вместе с ним. Но если это и случится, то это будет вина Хикару, ведь это он столкнул Пашу в это пламя греха. Сам зажег спичку, предав огню то напряжение, что сквозило между ними в последние дни. — Думай меньше, пожалуйста, — Паша отвлекает его от невеселых мыслей, целует в щеку, в скулу, проходит невесомыми поцелуями по подбородку, а после — снова накрывает его губы своими. Руки в эти мгновения скользят по спине Хикару под футболкой, чуть царапают нежную кожу кончиками пальцев, заставляя её покрываться мурашками, а сердце — заходиться в бешеном ритме. Паша перемещает руки ему на бедра, большими пальцами забирается под резинку пижамных штанов и тянет их немного вниз, высвобождая уже возбужденный член. Хикару вздрагивает. От Пашиных прикосновений пробивает дрожью, и обжигающая волна пробегает вдоль позвоночника. А когда Паша обхватывает член ладонью, Хикару только утыкается лбом в Пашино плечо, потому что не может себя контролировать. Паша не похож на соблазнителя, но все равно Хикару кажется, что это — его вина. Пашины взгляды, Пашины улыбки — это все зародило в нем желание, которое проросло в то, что происходит сейчас, в этой маленькой ванной. Но вместе с тем — Хикару не может его винить, потому что он виноват не меньше. Он толкается бедрами в Пашин кулак, находит его губы своими. Они целуются, жадно и влажно, глубоко и страстно. Хикару задыхается от раздирающих его на куски чувств. Они сталкиваются зубами, Паша даже кусает его за губу. И это все — так остро, так ярко, что Хикару кажется, что он вот-вот кончит, даже не распробовав ощущение Пашиной руки на собственном члене. Он с усилием отстраняется и заставляет Пашу тоже спустить штаны. Прикасается к его члену, проводит по нему ладонью с нажимом, чувствует, как Паша дрожит в его руках. И от этого внутри становится так хорошо, как, кажется, не было никогда. Новая волна возбуждения поднимается откуда-то с глубин души, затапливает все внутри и заставляет двигать рукой быстрее. Паша старается попасть с ним в один ритм. Им это почти удается, но в момент, когда Хикару накрывает головку его члена, обводит ее пальцем, размазывая смазку, Паша стонет, громко и отчаянно, и, задыхаясь, сбивается с темпа. Хикару улыбается, глядя, как шало блестят Пашины глаза, как дрожат его руки — а ведь лучший навигатор Флота! — как алеют его губы от укусов и поцелуев. Но в глазах, кроме блеска и черных от возбуждения зрачков, еще и какое-то особое, изощренное счастье, которого Хикару не заслуживает. Пару раз моргнув, Паша снова начинает двигать рукой. Хикару улыбается и тоже возобновляет движения. Стоны в тесной ванной слышно лучше, чем хотелось бы. Они отбиваются от стен, отдаются эхом где-то внутри и оседают слишком глубоко внутри, заставляя Хикару понять, что он не забудет эти мгновения, как бы сильно он ни захотел. Не забудет — просто не сможет. Потому что как забыть этот вымученно изогнутый рот напротив? Как забыть эти звуки? Как забыть жар прикосновений и обжигающий шепот? Паша шепчет: — Быстрее, пожалуйста, — и Хикару слишком слаб, чтобы ему отказать. Он ускоряет движения, проворачивает запястье, обводит головку, и Паша задыхается от стонов. Хикару впитывает эти звуки, ловит их, сцеловывая с губ, сохраняя эти минуты глубоко внутри, где-то за сердцем, чтобы помнить об этой своей слабости и никогда не забывать, как же низко он может пасть. Все теряется, смазывается в обилии ощущений. Хикару не может ничего контролировать, да и Паша, судя по неровности движений его руки, — тоже. И Хикару просто пускает все на самотек. Руки двигаются сами, находят нужные точки, губы — вторят им, касаясь ключиц и шеи, целуя и оттягивая. Этого всего мало и много одновременно. Кажется, вот-вот — и выплеснется за край, и сметет силой волны, поднимающейся с самых глубин души. Но Хикару не боится — больше бояться уже нечего, падать ниже — в общем-то, тоже. А потому он целует Пашу, пьет его стоны и доводит до разрядки. Паша стонет, вжимается в него бедрами, царапает спину, неглубоко, но ощутимо. Хикару шипит. Паша сжимает руку сильнее, быстрее, увереннее двигает ей вверх и вниз. И внутри Хикару лопается тонкая струнка, которая была натянута до этого, а он даже и не замечал. Она лопается — и он кончает, жмурясь от отвращения к себе. Хикару чувствует легкие прикосновения пальцев на лице — Паша гладит его по щеке, успокаивая и разглаживая отпечатки внутренних терзаний. Хикару открывает глаза. — Ты в порядке? — спрашивает он, улыбаясь. Хикару качает головой. — Нет, правда. Ты действительно в порядке? — Я не знаю, Паш, — честно признается Хикару. — Но точно не хочу пока что об этом говорить. Паша кивает, продолжая улыбаться. Приглаживает растрепавшуюся челку Хикару, стягивает грязное белье, кидая его в корзину для очистителя, моет руки и выходит из ванной. И все это — молча. Хикару наблюдает за ним с безразличием, он слишком глубоко в своих мыслях. И самое яркое, что он осознает сейчас, — это то, что, если Паша будет еще улыбаться ему так приглашающе, будет так смотреть, Хикару пойдет на этот огонь. Потому что он слишком слаб, чтобы сопротивляться магии Чехова.