Awake with a start

Рамси улыбается и медленно ведёт ножом по своей груди, оставляя на ней длинный кровоточащий порез – недостаточно глубокий, чтобы угрожать жизни, но достаточный, чтобы испытать боль. Джон смотрит на него не моргая. Они здесь одни, в полутёмной комнате, которая промёрзла так, будто создана изо льда. Они одни – и Рамси улыбается окровавленными губами, которые всё никак не заживут после ударов Джона. Рамси будто специально каждый раз прокусывает кожу, чтобы губы кровили, не переставая. Он как будто хочет, чтобы Джон помнил о том, как раз за разом бил, охваченный тёмной яростью, как не мог остановиться. — Эй, — тянет Рамси, снова проводя по груди ножом. — Эй. Это приятно. Хочешь попробовать? Джон не хочет, потому что у него и так вся грудь рассечена шрамами, и это точно было не приятно. Но Рамси будто не слышит его, он подходит ближе, улыбаясь почти нежно, кладёт руку ему на плечо – и Джон почему-то не может её скинуть. — Это тебя согреет, — доверительно говорит Рамси и наклоняется ближе, переходя на шёпот: — Тебе же холодно, правда? — Правда, — будто со стороны слышит Джон свой голос. Его действительно сводит судорогой от холода, который пробирается под кожу, оборачивается вокруг костей и морозит кровь. Так холодно ему было только один раз – когда он лежал на снегу с остановившемся сердцем. Так холодно бывает только на той стороне. — Раны, они всегда греют, — говорит Рамси, сосредоточенно начиная снимать с Джона рубаху. — Тебе будет тепло, обещаю. Первый порез почти не ощущается. Рамси ведёт ножом медленно, осторожно, будто бы готовый прекратить по первому же требованию. И Джону нужно – он должен – это прекратить, но слова не идут, застревают в горле куском колкого льда. Рамси напротив улыбается широко, безумно, но как-то нежно, ободряюще. Проводит рукой по своим порезам, словно показывает, что это не страшно, не больно. Джон поднимает руку, чтобы оттолкнуть Рамси от себя, но вместо этого размазывает кровь по его груди и чувствует тепло. Приятное, согревающее тепло, и Джон не может остановиться, он проводит по порезам сначала пальцами, а потом ногтями, разрывая кожу сильнее, потому что ему нужно добраться до этого тепла. Рамси в ответ глухо стонет и бьёт Джона ножом под правую ключицу. Боль – естественная реакция на такое ранение, но её нет. Джон не чувствует ни боли, ни дискомфорта, он на секунду ощущает огонь, а потом тепло, разливающееся по телу. Это так приятно, что глаза закрываются сами собой, а из горла вырывается хриплый крик, больше похожий на стон удовольствия. Рамси улыбается, наклоняется и пробует кровь Джона языком. Тот в ответ только сильнее раздирает его грудь ногтями, потом дёргается в сторону и подносит свою окровавленную руку к лицу. Она пахнет огнём и металлом, и Джон, совершенно не отдавая себе отчёта, проводит языком по пальцам, пробуя чужую кровь на вкус. Она горькая, и солёная, и неожиданно приятная. Это ужасает Джона сильнее всего прочего. Он хочет сбежать, разворачивается на месте, ища взглядом дверь, но её нигде нет, а Рамси подходит ближе и улыбается. — Не беги, Джон, — говорит он, мягко удерживая за плечи. — Не беги, зачем? Тебе ведь тепло тут? Останься. Джону действительно тепло тут, и он совсем не чувствует боли, а каждый порез и удар Рамси приносит лишь тёплое удовольствие. Его тело не хочет двигаться, желание закрыть глаза и отдаться на волю чужим рукам захлёстывает разум. Но именно поэтому Джону нужно бежать. Он отталкивает Рамси от себя, а сам со сдавленным криком падает назад, спиной прямо на стену, которой нет. Он проваливается в темноту, прямо как тогда. Рамси безумно смеётся окровавленными губами. Джон просыпается в поту, но ему не жарко. Комната натоплена, камин всё ещё горит, но холод, преследующий Джона с самого возвращения, не отступает перед этим теплом. Всё тело дрожит в ознобе, и непонятно от сна ли это, или мороз той стороны навсегда поселился в его сердце. Джон встаёт, одевается и выходит из комнаты. У него нет никаких дел посреди ночи, но лечь обратно и попытаться снова уснуть он не хочет. Слишком странным был этот сон, слишком ненормальным, больным и тёплым. А Джону не хочется такого тепла. Любого другого – но не такого. Он идёт по замку, уже не такому уютному и родному, каким он был всего несколько лет назад, и выходит во внутренний двор как раз к тому моменту, когда Санса выносит Рамси смертный приговор. Санса, которая даже на пустяковые ранения на тренировках Робба смотреть не могла, с холодным выражением лица отправляет своего супруга на смерть. Джон успевает вовремя, не давая спустить собак. Слуги тут же уходят, а Санса смотрит на него удивлёнными, больными глазами. В них читается вопрос «Почему?», но Джон предпочитает его не замечать. Потому что у него нет на него ответа. Санса уходит – разочарованная, расстроенная и разбитая, – а Джон смотрит на Рамси. Тот не отводит взгляда и улыбается окровавленными губами. Джон клянётся, что убьёт его лично – и заходит внутрь клетки.