~~~
Чонгук сидит на софе посреди гостиной, откинувшись на спинку с мягкой обивкой, и ждет. Еще пятнадцать минут нужно потерпеть. Тяжелый вдох и короткий выдох — он старается дышать глубоко и медленно, но каждый рывок за кислородом все равно болезненно отзывается в левой стороне груди. Сердце грызет само себя. Каждый месяц новая порция пыток сваливается на сердечные стенки, когда Тэхён выходит из-за поворота под руку со своим парнем и смотрит на того со всей своей искренностью. Весь тэхёновский свет льется на этого парня, и тот купается в изобилии чужой любви, потому что Тэхен задаривает его всей заботой, которую может отдавать любимому человеку, пока Чонгук скрывается в уборной и склоняется над раковиной, вытирая потекшую из носа кровь и отчаянно пытаясь сделать вдох, не теряя сознания. Он облажался. Облажался настолько, что в двадцать четыре рискует сдохнуть и потерять все. Каждый день начинается с приступа, ночь сопровождается кошмарами, и ситуация не становится лучше, потому что нарушений в организме все больше, а желания образумиться не прибавляется. Чонгуку интересно, в какой момент на его сердце появилось первое темное пятнышко, ведь, когда он пришел к врачу около полугода назад после сообщения Тэхёна, одна треть его сердца уже пестрела чернотой. Где он перестал контролировать свои мысли, если еще задолго до осознания своего отношения к другу начал незаметно умирать? В нем неистово воюют две личности на протяжении этих шести месяцев. Большая его часть хочет прекратить портить себе жизнь и согласиться на врачебное вмешательство, на терапию, с которой сердечная коррозия хотя бы прекратит распространяться, пусть и не исчезнет совсем. Он хочет перестать вскакивать в середине ночи от судорожных конвульсий, которыми отражаются на нем сны с участием Тэхёна, хочет остановить регулярные носовые кровотечения и поток красных платков, забивающих каждую мусорку в его квартире; хочет в кои-то веки выйти на балкон и дышать без помех и страхов, что захватит слишком много воздуха. Но маленький кусочек его не хочет терять нежное чувство, даже если то превратилось в бесконечную агонию. Чонгук думает, что лучше будет смотреть старшему в лицо и сердце будет трепетать, обливаясь собственной кровью, но он будет чувствовать к Тэхёну не пустоту, которая останется после терапий. Он согласен улыбаться Тэхёну на встречах и слушать об очередной годовщине, согласен чуть сдавленно смеяться и трещать по швам, но отказывается терять оставшийся теплый взгляд в свою сторону. Он влюблен в Ким Тэхена невесть с какого момента и не собирается противоречить самому себе. С новой силой по телу проходит покалывание, и Чонгук чувствует, что сгорает — эта боль чувствуется так, словно с его сердца и правда осыпается пепел и все еще тлеет, оседая на легких. Грудная клетка болит и колется, как если бы чувства умели царапаться, подобно кошкам, но это больше походило на пытки колючей проволокой, какой отсекали конечности в эпоху Чосон. Воздуха начинает катастрофически не хватать, а глубокие вдохи уже срываются на полпути, напоминая одышку. Удушье подступает к горлу и почти ощутимо хватается за широкую шею костлявыми пальцами, а Чонгук тянется рукой к галстуку и ослабляет узел — он все равно знает, что не умрет. По крайней мере, не сейчас. Слишком рано. В прихожей щелкает замок, громко хлопает дверь, и Чонгук слабо усмехается, предвкушая очередной долгий монолог от любимого хёна. — Твою, блять, мать. Юнги врывается в квартиру, шурша пакетом в руке, и встряхивает младшего за плечи, ощутимо похлопывая по щеке, но, получая в ответ кривое подобие улыбки и затяжное «хён», давит в себе желание хорошенько врезать Чону по лицу. — Я, блять, думал, ты помер, какого хера ты ржешь? — Чонгук морщится, когда чувствует холодную иглу, протыкающую вену, и особенно неприятное медленное введение лекарства, тягуче скользящего по венам, будто вот-вот застрянет и остановит кровообращение. — Почему ты не покупаешь их заранее, и я снова нахожу тебя полудохлого? — Проект, хён, у меня первый настоящий проект, — голос у Чонгука все еще тихий, но взгляд более осмысленный, когда он смотрит на старшего невесело, но с большой благодарностью, — спасибо, хён. Недолго бы Чонгук жил без Юнги-хёна, поэтому думает, что оставит на него все, что может, когда откинется от очередного приступа. — Ты должен сходить, — Чонгук был готов к этому разговору еще когда понял, что сам не дойдет до аптеки, и решил позвонить Юнги, но они оба знают, чем этот разговор закончится. — Сходи к своему врачу и просто попробуй сходить на терапию хотя бы один раз, тебе же легче станет. Вспомни Чжинёна, его жизнь не закончилась после терапии, ему полегчало. Именно поэтому Чонгук и не хочет. Он никогда не разбирался в силу слабых способностей к медицине, но во время этой терапии в организме происходит едва ли не Третья мировая, в которой у тебя перестраивается вся эндокринная система. И возможным побочным эффектом может оказаться что угодно: от потери чувствительности и до риска больше не полюбить снова. После этой терапии их сокурсник снова стал жизнерадостным и шумным, первым за любой кипиш, кроме трезвенности, но Чонгуку страшно было при первой встрече с ним после выписки. Он напомнил ему психа из фильма ужасов — глаза были такими же огромными и пустыми, как и улыбка, отражающая широкое ничего, словно бы одно неправильное слово — и Чжинён кинется на него и покусает. Чонгуку стоит согласиться на терапию, стоит позволить врачам медленно вытравить из него новое чувство, но он до дрожи боится стать такой же пустой неуправляемой проблемой, сойти с ума и жить в поисках того, что у него бы забрали. Если из него просто вытащат любовь к Тэхёну, то что останется после нее? Чем люди заполняют пустоту? Чонгук уже давно перестал понимать, в чем смысл терапии, если любовь — не то чувство, которое можно просто так вытянуть из человека без последствий. Любовь всегда представляет собой не только привязанность и зависимость, но и доверие, перемешанное с комфортом. Чонгук даже если не хочет, он доверяет Тэхёну больше, чем Юнги-хёну, который опережает друга детства разве что в знании чонгуковой сердечной дилеммы. У Чонгука есть семья, к которой он ездит раз в месяц и усердно скрывает свои проблемы, но у него нет такого спокойствия в собственной комнате, где он провел все детство и юность, как если Тэхён приходит к нему в гости ненадолго, принося свой уют, но точно так же потом забирая все тепло с собой. Любовь — это мысль, ненарочно отпущенная, подобно неосторожному слову, но точно так же ставящая нас перед фактом, который больше нельзя отрицать. До тех пор, пока ты сам не признаешь, ничто не становится правдой. И Чонгук хочет надеяться, у него есть шанс на то, что кто-то перекроет мысли о Тэхёне и перетянет его интерес в свою сторону, но сейчас ему кажется, что Тэхён — единственное, к чему он привязан и без чего вряд ли сможет прожить остаток жизни. — Хён, ты сам-то в это веришь? Ты ведь не до конца понимаешь, верно? — спрашивает Чон, устало поднимая глаза на старшего, и по напряженному лицу напротив понимает, что Юнги злится от собственной беспомощности. У Юнги никогда не было безответно влюбленных знакомых, и он сам не знает, каково это — чувствовать разбитое сердце. Знает разве что Чимин, который в свое время запал на брутального Юнги-хёна первым. — У вас с Чимином с самого начала все было взаимно, — Чонгук принимает от старшего стакан с водой и беззлобно пихает в плечо, — видишь, как тебе повезло. — Ты ведь опять пойдешь сегодня? — тема сменяется моментально, и взгляд Юнги все еще остается нечитаемым. — Я слышал, как ты разговаривал с ним. — Пойду, — кивает Чонгук и мельком косится на телефон, убеждаясь, что тот не пестрит уведомлениями, и смотрит на Юнги жалостливо, прося пощады, потому что он и без того устал, — я ведь для него все еще друг, хён. — Звучит как смертный приговор, — шутит старший, и им обоим смешно и грустно от того, насколько черной получилась шутка. В глазах других Тэхён для него теперь стал смертным приговором, но для Чонгука он все еще тот человек, которого хочется обнимать при встрече чуть дольше, чем всех остальных. Он ждет Тэхёна в их кафе, где они зависают еще со времен прогулов в средней школе, и, как и тогда, у Тэхена волосы, выкрашенные в перламутровый серый, правда, школьная форма и своеобразные толстовки сменились на костюмы или, в свободное от работы время, свитшоты, но непременно с каким-то бешеным принтом. Чонгук видит долгожданную фигуру на входе и радуется первые пару секунд, когда петля на сердце слабнет, и через силу терпит идущий следом за трепетом пинок по предсердиям, отчего те вынуждают измученный орган неравномерно сокращаться — привычная тянущая боль и переход на короткие вдохи. Видимо, со временем к этому просто привыкаешь окончательно. — Гуки, — тянущий гласные низкий баритон вытаскивает его из омута и всегда позволяет ненадолго забыться и улыбнуться чуть свободнее, — это нечестно, что тебя отпускают раньше. Дискриминация дизайнеров. — Тебе просто стоило не бездельничать дома на больничном четыре дня, а проектировать, — Чонгук ликует, замечая возмущение, и понимает, что у Тэхёна хорошее настроение, раз есть желание спорить, — я вот в любом состоянии делаю все вовремя. — Не ставь себя выше меня, отпрыск архитектурного отдела, — Тэхён детским жестом машет указательным пальцем перед лицом Чонгука, пока тот сдержанно, но легко смеется, — команда интерьера и дизайна еще покажет вам, на что способна. Чонгук охотно верит, потому что Тэхён талантлив, как и половина его коллектива. Чонгук знает каждого из них в лицо, потому что на летучках им всем одинаково прилетает от начальства за дебильную идею для толчка проекта или за недосдачу в сроки. В команде, занимающейся интерьером, всего пять человек, включая Тэхёна, и все они — выпускники лучших вузов, где их из просто способных людей превратили в профессионалов, умеющих пользоваться своими талантами. И этим ребятам везет больше, в силу большего количества людей в команде, нежели их с Юнги архитектурному дуэту. Смотреть на Тэхёна сейчас, такого солнечного и излучающего счастье и озорство, — словно жить с ним в разных мирах. Тэхён говорит без конца, и его глаза сияют, захватывают Чонгука в ловушку, где топят его в чужой душе, в которую он уже окунался до самого дна. Жизнь Тэхёна идет красиво и размеренно — медленно и постепенно он находит то, что люди ищут на своем пути, пока смотрит на мир под своими углами и остается верным себе. Чонгук так восхищается его непокорностью — никто не может им управлять и приказывать, потому что даже спрашивая, что выбрать из двух вариантов, старший возьмет противоположный выбранному. Делает он, как ему вздумается: не спать всю ночь — пожалуйста, прогуляться ранним утром ради пары красивых фото — почему бы и нет, сходить и поискать что-то, если точно не знаешь, чего хочешь — как раз в стиле Тэхёна. Чонгук ходит с ним вместе, рассматривая жизнь с чужого ракурса, с малых лет привыкая к тэхёновским тараканам. Чонгук знает это мышление достаточно хорошо, чтобы говорить, что сейчас старший по-настоящему доволен собой и своей жизнью. И в этой жизни у Чонгука уже есть свое место. Их будто разделяет граница за этим столом, как если бы мир был поделен надвое. Мир, в котором живет Тэхён, пестрит красочными событиями и светом, пока Чонгук глотает горечь несбыточных желаний, якорем притягивающих его к земле, иногда отпуская, чтобы тот раз за разом бился о свои пустые надежды. Тэхёновская улыбка паразитирует на его душе, провоцируя аррозию и новые порции задушенных улыбок и стиснутых зубов, с которыми он сам улыбается старшему. Чонгук гаснет с каждым днем, лишаясь жизни, но выжимает из себя силы, чтобы сохранять улыбку на чужом лице. И это кажется не очень сложным, когда Тэхён такой — он заслужил все то, что имеет. Даже если Чонгуку не нравится этот Дэсон и желание, чтобы тот исчез, превышает все порывы нормально и успешно закончить проект, даже если он наслаждается честью видеть Тэхёна в основном за работой в стеклянных стенах кабинета арт-дизайна, даже если не на него Тэхён смотрит с особым ожиданием и радостью, Чонгуку легче от довольного лица напротив. После всех конфликтов со службами опеки, с семейными разборками за опекунство над старшим Чонгук сам может позволить себе чуть более свободную улыбку, думая, что Тэхён сейчас наконец-то счастлив. Чонгук кивает подобно китайскому болванчику и в основном угукает на рассказы о распрях в пределах арт-дизайн-команды, терпит спокойно искры внутри и готов отсидеть еще добрых два часа, когда слышит до ненавистного звона в ушах знакомый голос, отчего Тэхён смотрит за его спину, глаза его загораются особенно пестро и улыбается он так широко, что не хватало лишь виляющего хвоста. — Дэ, ты тоже сегодня задержался? — произносит Тэхён, чувствуя легкую неловкость от резко поменявшегося лица напротив, но ничего не говорит, стараясь перевести тему. Чонгук на рефлексах почти хватается за сердце, вовремя одергивая себя, и возвращает отпущенный на секунды самоконтроль. Улыбки, посланные не ему, взгляды, которые не для него больше… Даже радость в голосе, смешанную с заботой и мягкостью, уже давно дарят не ему. Тэхён влюблен в другого. — Я подумал, что успею застать вас и подвезти, — парень приветливо смотрит на Чона, пока тот аккуратно поднимается с места. — А я как раз хотел спросить Тэхёна, не подъедешь ли ты за ним, — Чонгук надевает свою куртку и прячет непослушные руки вместе с телефоном в карман, — у меня еще были планы. — Конечно, мы все рабочие люди. Он жмет Чонгуку руку в знак прощания, и младший старается не сдавить чужую ладонь до хруста костей; лишь едва качнув сцепленными пальцами, он все-таки немного резко отпускает Дэсона и машет Тэхёну, сверкая напоследок самой открытой за сегодня улыбкой. На улице Чонгук заворачивает за угол и оседает, скользя спиной по кирпичной стене на асфальт. Тяжелый вдох, и он новой порцией кислорода распаляет пожар, горящий в груди — жжется и болезненно режет каждый новый выдох, будто воздух наполнен осколками стекла. Обида и разочарование селятся на дне поношенной души, когда он думает о вспышке в тэхёновских эмоциях при виде Дэсона, и в груди особенно сильно прокатывается шипастый валик чужих радостей и очарований. В горле встал неуходящий комок, от которого держится чувство накатывающей истерики — обычно она всегда поджидает где-то на грани, но не переступает черту. Чонгуку нужен Тэхён, чтобы погасить опасное пламя, своими языками лижущее его внутренности. Ему нужен Тэхён, чтобы спасти чернеющее, отмирающее сердце, скорбящее по светлому чувству, оставшемуся без ответа. Ему нужен Тэхён и его диванные вечерние объятия, с которыми тот лезет каждый проведенный совместно день, нужно слышать со своей кухни мотивы популярных песен, пропетых глубоким тихим голосом, пока его хозяин занят готовкой и музыкой в наушниках. Он скучает по глупым вылазкам с Тэхёном в поисках чего-то стоящего, скучает по разработке совместных дизайнов и по сюрреалистическим портретам в тэхёновском исполнении — он скучает по своему Тэхёну. Он нуждается в нем. Ему нужно это пресловутое «Гуки», которое он согласен принимать только от одного человека в этом городе. Чонгука плохо слушаются пальцы — он слабо чувствует их от усталости и второго обострения болей за день. Свою роль играют утомление и пустой желудок, который он весь день подкармливал только новыми порциями кофе, чтобы не заснуть прямо в офисе. На быстром наборе Чонгук жмет двойку и звонит Юнги-хёну, а тот по обыкновению приезжает и забирает его, в очередной раз ворча за пропуски врачебных консультаций и необдуманных встреч с Тэхёном, пока у самого Чонгука в голове квадратная улыбка вырезает на сердце новый угловатый узор.~~~
Обычно в февральские дни было пасмурно, но сегодня небо было чистым и позволяло солнцу заглядывать лучами в окна, делясь теплом. Такая погода была по душе Чонгуку, потому что он мог ходить в чуть расстегнутой куртке, жмуриться из-за контраста голубого неба и белизны снега, даже прогуливаться пешком, оставляя машину за пределами рабочей парковки. Плюс, сегодня он в кои-то веки спал беспробудно, и ни разу сердце не вынуждало его колоть адреноблокаторы — это уже отличное начало дня для середины недели. Чонгук сидит за рабочим столом в их с Юнги кабинете, и стул его полуповернут к бумажной проекции, с которой он перерисовывает сконструированное здание в программу построения. Еще одна его радость на сегодня — почти законченное здание, и ничего не барахлит и не зависает, как в прошлый раз, когда он переносил рисунок на компьютер и сервер компании завис, вынуждая перезагрузить. Единственный изъян — чонгукова усталость, но она уже стала ему настолько родной, что кажется обычным состоянием. Видимо, превратилась в хроническую. Врач Чонгука недоволен его состоянием и тем, как оно ухудшилось за каких-то два месяца. Чонгук думал, что более-менее идет на поправку, раз чувствует себя не таким убитым и боли уже не такие частые и не настолько сильные, как были раньше, но врач на это только вздохнул тяжелее и показал Чонгуку снимок его сердца. — Ничего не болит, потому что нечему, — мужчина покачал головой и начал смотреть на остальные бумаги с результатами, — живого места нет, чтобы было что лечить. Он все еще прописывает Чонгуку адреноблокаторы и прочие лекарства, но говорит, что они ему уже без надобности и не играют большой роли. На таком этапе разрушения тканей спасать это сердце медициной бесполезно. Сейчас спасти себя может только сам Чонгук, изменив направление мысли. Но кто такой Чонгук, чтобы менять чувства? Даже если он будет весь день говорить себе, что он Рапунцель, он не станет от этого белокурой длинноволосой красавицей из сказки, так как ему предлагают изменить чувства и мысли, если от повторения «я не влюблен» он не станет менее влюбленным? Первое время, по правде, Чонгук думал, что все пройдет само. То, что время уносит все — не пустые слова. Он думал, что пройдет неделя, месяц, может быть, чуть больше, но он успокоится, и наваждение пройдет. Игру в самообман «пройдет само» он играл недолго, когда понял, что это детский сад — бегать от самого себя и от Тэхёна, которого начал немного избегать. Старший тогда подумал, что Чонгук больше не хочет иметь с ним дела, и, кажется, большая доля сердечной черноты пришла тогда, во время их с Тэхёном ссор и грубых слов. Сейчас много грубых слов в свою сторону слышит Тэхён, а Чонгук давит в себе желание познакомить лицо одного мудака со своим кулаком. Последнее время Чонгук видит Тэхёна чаще обычного, и, конечно, как бы ему ни хотелось радоваться, он не может, потому что старший зачастил к нему не от тоски душевной по любимому другу. Он приходит, потому что не может обратиться ни к кому больше, кроме Чонгука. Тэхён говорит, что доверять кому-то так же сильно, как Чонгуку — выше его сил. Чонгук знает Тэхёна с начальных классов, и этот парень настолько беспечен и непривередлив, что Чонгуку сложно представить, как заставить старшего чувствовать себя не в своей тарелке. Насколько отвратительно с ним обращается этот Дэсон, что Тэхён приходит к нему в поисках спасения от собственной грусти и загонов. Тэхён приходит к нему, убегая от своего одиночества. Родители Тэхёна разводились, когда тот был в старших классах, и ему врали все: от родственников и до знакомых. И, по правде, врать Тэхёну проще простого, потому что в силу своей наивности он слишком легко идет у людей на поводу. Для него было большим ударом, когда он пришел домой раньше обычного и вместо дружной семьи застал цапающихся в гостиной родителей. Тэхён был уже достаточно взрослым, чтобы спокойно переживать развод родителей, но недостаточно готовым к обилию лжи в своей жизни. Чонгук все еще помнит эти отчаянные глаза, когда позволил Тэхёну остаться у него. Точнее, с ним. Тэхёну все равно на любые препятствия жизни, но он не выносит лжи. И этот Дэсон начал ему врать. По крайней мере, старший так думает. Во-первых, этого мудня часто нет дома, и Тэхён не может до него дозвониться, отправляя сообщения будто в пустоту — ни ответа, ни привета. У всех у них как у взрослых людей есть обязанность ходить на работу, поэтому это бы не было таким странным, если бы Тэхён не позвонил однажды другу Дэсона и не узнал, что того в офисе вообще не было. Зато вечером этот незадавшийся врун вернулся с показушно-уставшим лицом и начал делать вид, что слишком утомлен. Во-вторых, он стал меньше разговаривать с Тэхёном. Если раньше отбоя не было от разговоров, то сейчас все, чем удостаивали Тэхёна — скудными приветствиями и стандартным набором фраз, вроде «спокойной ночи» или «как дела», а в остальном, даже если старший начинал рассказывать о своем дне, видел только лицо, уставившееся в телефон. И третье, самое любимое у Чонгука, это телефон. Если он начал прятать от Тэхёна свой телефон, стоило тому просто взять аппарат в руки, чтобы посмотреть время, то это уже даже не намек, а неплохой такой звоночек с сообщением об измене. Но Чонгук не может судить об этом серьезно. Это не его дело и не его отношения. И даже если он очень хочет оказаться на месте этого Дэсона и быть тем, кто обнимает Тэхёна по ночам, Чонгук не станет желать Тэхёну распада отношений. Возможно, в глубине души он даже надеется, что это просто у них такой кризисный период и со временем вернется понимание и доверие. И оказаться на месте этого Дэсона Чонгук все-таки не хочет: быть вруном — сомнительная перспектива. Прежде чем Чонгук успевает фыркнуть на ошибку, допущенную в чертеже, его телефон начинает вибрировать по столу. «Тэ-Тэ» легок на помине, но довольно внезапен для двенадцати дня — обед Чонгука начинается в два. — Хэй, мой обед начнется только через два часа, ты рано решил гнать меня из офиса, — Чонгук смеется и напрягается, слыша тишину и тяжелый вздох. — Гуки, — это звучит нервно и подавленно, и не нужно быть гением, чтобы догадаться, что было этому причиной, — кажется, он и правда кого-то нашел. Улыбка окончательно уходит с лица Чонгука и уступает место злости, раздражение вынуждает крепче сжать смартфон в руках. Тэхён снова чувствует ложь, и повторяется ситуация восьмилетней давности — он начинает закрываться в себе и искать подвох везде и ото всех. Всех, кроме Чонгука. — Хочешь, мы встретимся сейчас? — Чонгук зол, но говорит мягко, потому что расстроенный Тэхён фактически приравнивается по чувствительности к ребенку. — Расскажешь, почему ты так решил. — Ты правда можешь? Тебя отпустят? — что ж, он уже перешел на стадию, когда думает, что отвлекает своими проблемами от важных дел. — Могу, — Гук пишет на стикере короткое послание для Юнги, клея на монитор друга. — Юнги-хён может доделать чертеж за меня. — Может, в наше кафе? — спрашивает старший, хотя Чонгук слышит, что тот уже там, — минут через пятнадцать? — Конечно, закажи нам чай, я угощаю. Потому что хоть кто-то теперь должен это делать. Чонгук доезжает за меньший срок и толкает дверь кафе под приветствие колокольчиков на ней. В кафе пусто, и последняя пара посетителей вышла перед ним — в промежуточные часы тут всегда было немного людей. Но даже среди них раньше Чонгук легко находил Тэхёна, вечно сидящего за одним и тем же столом с блокнотом, в котором он что-то строчил или рисовал. А сейчас старший сидит с пустой страницей и бесцельно смотрит в окно. — Может, нарисуешь меня? — Чонгук приземляется напротив него и улыбается лукаво, слегка щурясь, чтобы выглядеть естественным. И у него получается, раз старший усмехается ему в ответ и в глазах у него мелькают искорки. — Мои блокноты почти полностью состоят из тебя, это уже повод для ревности, — он смеется и прекращает так же быстро, как начал, — если, конечно, ему все еще это важно. Чонгук складывает ладони на столе и берет из рук официантки свой чай, придвигая вторую кружку поближе к старшему, а тот собирается с мыслями, и Чонгук его не торопит, потому что знает, что Тэхёну нужно чуть-чуть времени сформулировать слова в правильном порядке. — Мы сегодня были тут с ним, — Тэхён делает паузы, и Чонгук хочет перестать быть терпеливым и тащить клещами из старшего слова. — Он заказал мне кофе, сказав, что это мой любимый. Чон шумно выдыхает, и ему не нужно объяснять, в чем тут дело. Тэхён не пьет кофе. Он ненавидит его лет с двенадцати и говорит об этом всем. И Чонгук зол до чертиков, потому что в принципе ничего не может сделать. Абсолютно очевидно, что придурок Дэсон прокололся на обычной мелочи и от другого человека уже бы получил скандал и разбор полетов, но ему повезло встречаться с Тэхёном, который никогда не устраивает сцен в публичных местах, и тем более не убедившись в своей правоте. — Во вторник он мне нахамил, — Тэхён смотрит в кружку и пальцами трет ее края, еще ни разу не поднося к губам, словно в этой кружке, как в шаре судьбы, высматривает ответы на свои вопросы. — Он ушел и вернулся только утром, чтобы уйти на работу. Конечно же, Чонгук сразу понял, что Дэсон — изменяющий мудак. Он не знал этого и не мог предугадать, но нужно быть катастрофическим идиотом, чтобы из рассказа Тэхёна этого не понять. Сам Тэхён тоже понимает, но топчется на сомнениях и ищет всему оправдания, просто потому, что это тот человек, в которого он влюблен. Чонгук понимает: он тоже наверняка бы терялся. Страх перед разбитым сердцем есть у всех. — Гуки, — впервые Тэхён поднимает на него взгляд, и у Чонгука обрывается какая-то ниточка внутри от этих запутанных глаз, — он ведь все еще любит меня? Вопрос, который Чонгук ожидал услышать, который должен был прозвучать рано или поздно. На лице напротив — сомнения и надежда, и Чонгук нервно сглатывает, потому что должен быть для Тэхёна хорошим другом, но как хороший друг он должен сказать правду или утешить? Чонгук мечется около пары секунд и собирает воздух в легких для слов, которых не хочет говорить, в которые не хочет верить и которые напоминают ему о том, кому предан Тэхён. — Конечно, он любит, оставался бы он с тобой, если бы это было не так? И глухой выдох выбивается у него из груди острым ударом под дых. Притворство остается на втором плане, когда боль переходит привычный Чонгуку порог и зашкаливает, по ощущениям потроша сердце изнутри. Он почти чувствует, как каждая клеточка сжимается, иссыхает и покрывается чернотой; чувствует почти каждую по отдельности и, кажется, может посчитать, сколько их умерло в этот раз. Он не может дышать. Хочет вдохнуть и хватает ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, но не получает ни грамма кислорода — грудную клетку будто сжали в тисках и ломают, поочередно идя по ребрам. Чонгук все-таки сипло вдыхает, сильно стукая кулаком по грудине, и жалеет об этом сразу же, загибаясь над столом от острых уколов в сердце. — Чонгук? — Тэхён подрывается и быстро оказывается над младшим, испуганно хватаясь за руку и сжимая плечо, — Чонгук, тебе плохо? Чонгук! Он хочет сказать, что у него все хорошо, он просто подавился, и сейчас все пройдет, как только он прокашляется; он хочет привычно отшутиться и быстро уйти, загибаясь где-то в подворотнях или в машине. Но сказанные слова с новой силой дожимают из сердца последние соки, и Чонгук царапает кожу сквозь свитер с мыслями, что лучше бы он выдрал уже это сердце с корнем. Глупое сердце, травящееся собственной любовью. Ему нужны лекарства, и он пытается вернуть себе власть над руками, но боль, ослепляющая и до белых мушек в глазах накрывающая с каждой новой волной, сильнее, а Тэхён зовет девушку за кассой, прося помощи. — Да что случилось, Чонгук, черт возьми, скажи хоть что-нибудь! — голос у Тэхёна срывается, ему страшно от непонимания происходящего, и он смотрит за тем, как Чонгук тянется к сумке и хватает ее первый. — Что, что достать? В каком кармане? Медленно перед глазами у Гука начинает размываться картинка, а вдохи все еще даются раз в полминуты, но он собирает рассыпающееся сознание в кучу, указывая в нужном направлении пальцем. Старший роется в сумке и, замечая знак, расстегивает самый маленький карман, находя там блистеры с таблетками и запечатанный автоматический шприц-пистолет, теряясь еще больше. Что дать? А если колоть, то куда? Как вообще ставить уколы? Его в сторону отодвигает девушка-кассир, выхватывая из его рук упаковку со шприцом. Она быстро разрывает стерильный пакет и надевает на наконечник иглу, умело вводя ее Чонгуку в изгиб локтя, предварительно протерев ему едко пахнущей ваткой руку. — Ему же полегчает? Нужно скорую вызвать? — Тэхен мельтешит и тянется к карману с телефоном, когда его запястье ловит Чонгук. — Не надо, — это звучит слишком слабо и хрипло, и старший вздрагивает, впервые видя Чонгука таким. Таким полумертвым. Или он чего-то не знает? Тэхён оседает на стул, когда понимает. Меж его пальцев проскальзывает наполовину пустой блок «Спирола», с глухим стуком падающий на пол. Чонгук всегда говорил ему быть осторожным с эмоциями и мыслями, а старший смеялся, говоря, что он преувеличивает сердечную дилемму. Его Чонгук озорной и любит дурачиться, но заботливый до теплого уюта внутри и оберегает его, хотя Тэхён старше на год. Тэхён прислушивался, потому что все-таки отчасти немного побаивался этих рассказов о безответных чувствах, и принимал чужую заботу как должное, но пропустил все важное мимо глаз. Упустил чужую бледность на лице и темные, сейчас такие видимые круги под глазами за слоем тонального крема. Не обратил внимания на упаковки от шприцов в мусорке у младшего дома, хотя замечал их раньше, не придал значения чонгуковым «у меня еще были дела» каждый раз, когда он говорил о своих отношениях с Дэсоном. Тэхён все спускал на тяжелую работу и отворачивался от действительности, и как давно он был слеп? Тэхен был так занят собой и своей жизнью, что забыл обо всем вокруг. Чонгук заботился о нем все эти годы, но он не сумел позаботиться о Чонгуке. Эгоист. Тэхён не хочет в это верить. — Чонгук, — Тэхён смотрит на бледное лицо и все еще ждет, что это окажется шуткой, — Гуки, это ведь не правда? Ты же не влюблен? Ты не мог, ты же не мог влюбиться в кого-то не взаимно? Тэхён ждет, но Чонгук не начинает смеяться, а девушка-кассир не выпрыгивает с табличкой о розыгрыше, и тэхёновы ожидания бьются о пол почти со слышимым дребезгом, с каким разбиваются вазы. На него куполом опускается реальность, которой раньше он не замечал и игнорировал, а теперь ловит ее, булыжником падающую на голову. Такого не должно было быть, но Чонгук тупит взгляд в стол и поднимает его обреченно и жалко — хочет что-то сказать, но все еще не может отдышаться нормально. Должны ли эти приступы быть такими сильными? Или есть что-то хуже того, что увидел Тэхён пять минут назад? Неужели это настолько больно, что лишает способности дышать и говорить? Тэхён смотрит на парня, с которым прожил половину своей жизни, и ему страшно; ужас накатывает с новой силой от осознания, что Чонгук все-таки влюблен. Чонгук влюблен давно и безответно. Чонгук влюблен. Чонгук умирает. Последний, кем он дорожит больше всего. — Только не ты, — Тэхён шмыгает носом и не замечает, когда в нем стало слишком много всего, чтобы реагировать спокойно, — не ты, ты не можешь. Гуки, ты не можешь вот так просто умирать из-за кого-то. Почему именно ты? Ты же говорил мне быть осторожным, почему не отвечаешь за свои слова? Чонгуку жаль, но он не может ответить ничего. Не потому, что не может — нечего отвечать. Тэхён теперь знает, что его настигла сердечная дилемма, но не понял, кто ее причина. И это кажется на секунду забавным, как Тэхён плачет, проклиная человека, «посмевшего влюбить в себя моего Чонгука», но Тэхён плачет, и Чонгук даже рад немного, потому что сейчас все чувства старшего обращены на него. Чонгук тянется и берет тэхёновскую ладонь в свою, слабо сжимая, и смотрит сверху вниз, приподнимая голову со столешницы. Он улыбается старшему ироничной улыбкой и в глазах своих пытается скрыть обожание, пряча за сожалением, но получается плохо. — Скажи мне, кто этот придурок, и я заставлю его посмотреть на тебя, — судорожно говорит Тэхён, пытаясь выглядеть злым, но явно не с опухшими глазами и мокрыми щеками. Чонгук впервые за долгое время на секунду делает безболезненный глубокий вдох и смеется в свою руку: — Ловлю тебя на слове.~~~
Тэхён появляется в квартире Чонгука все чаще. Точнее, он тут почти постоянно. Примерно Чон понимает, почему старший так часто сидит с ним и стремится куда-то вытащить. Отчасти обидно, но он знает и видит, что Тэхён идет к нему в поисках ощущения собственной важности, и поэтому Чонгук делает выводы, что мудацкий парень Тэхёна окончательно на него забил. На месте Дэсона Чонгук бы уже разобрался с этим всем, чтобы не создавать много лишних проблем. Или хотя бы из-за чувства ответственности за человека, который ему нравился, даже если в настоящем времени он бы не хотел быть с ним больше. Дэсон просто не хочет брать ответственность за то, что станет с Тэхёном после их расставания — все они боятся сердечной дилеммы. Никто не хочет быть виноватым в чьей-то смерти. Поэтому все оттягивают момент и убегают от ответственности, прячась за завесой, но не осознавая, что врут только самим себе. А Чонгук не знает, как ему взять ответственность за то, что будет с Тэхёном, когда он умрет. Если сдвинуть в сторону начавший развиваться комплекс жертвы, то Чонгук знает, что Тэхён тот, кто переживает за него больше всех. Это видно без прочтения между строк, хотя бы по мимолетным взглядам, где среди наигранной обычности скользит секундное беспокойство. Тэхён не поднимает этой темы, не устраивает ссор и выпадов в его сторону, а просто делает вид, что все хорошо, словно бы не произошло ничего необычного. Чонгук благодарен ему за это, но все равно знает, что Тэхёну так же тяжело. Как в подростковые годы, Тэхён стал часто засиживаться у него допоздна и в итоге просто оставался на ночь. Их домашние посиделки не представляют из себя ничего такого, как обычно проводят свои вечера парни их возраста — выпивка и футбол, и если к последнему Чонгук еще имел какое-то влечение, то к выпивке просто по приколу не имел пристрастия ни один из них. Но зато любят лимонный чай и динамичные фильмы. Возможно, иногда кидаться попкорном. Одним вечером, когда они позволили телевиденью развлекать их рандомными передачами, экстремальный боевик ближе к трем ночи сменился трогательной мелодрамой. Чонгук помнит, как в старшей школе Тэхён читал книгу «Виноваты звезды» и грустил над концом так сильно, что Чонгук сам решил тогда почитать, чтобы знать, как утешать друга. К концу фильма Тэхён уже лежал на нем, позволяя себе использовать чужое плечо вместо подушки. Тэхён проникся фильмом, и дыхание его замедлилось, стало тяжелее; он часто вздыхал, и поэтому Чонгук понимал его эмоциональную отдачу на фильм. Самого Чонгука они не так сильно цепляют. Наверное, просто он не такой чувствительный на все эти сентиментальные штучки. На все, кроме Тэхёна. Хейзел плакала на экране, когда Чонгука от дивана оттеснили руки, обхватившие его корпус. Тэхён уронил голову на изгиб его плеча и уткнулся лицом в шею, прячась от развернувшегося на него младшего. — Разлюби его, — слова щекотят шею и так же касаются чего-то внутри, а Тэхён сжимает пальцами его футболку, — я не хочу, чтобы ты ушел. Чонгука умиляет, что он так важен для Тэхёна, и одновременно на душе тяжело от того, как он важен. Может, это не тот смысл, в котором он бы хотел быть значимым, но он не имеет права жаловаться, когда Тэхён цепляется за него так отчаянно, впервые срываясь и говоря, что думает: — Я не смогу заменить незаменимое. У меня нет второго такого, как ты. Чонгук не успевает сказать слов утешения и только начинает думать о фразе «ты не один», когда чувствует более равномерное дыхание и понимает, что Тэхён уснул. А кто такой Чонгук, чтобы будить его и просить перелечь, если они и так неплохо лежат? Сам он засыпает намного позже и только утром получает пинок под зад в прямом смысле слова, потому что его просто скинули с дивана и объявили, что они идут к врачу. Тэхён говорил, что не позволит ему пропускать консультации больше и хочет лично пойти и посмотреть, как обстоят дела. А доктор Син никогда не против любых воздействий на своих пациентов, если это влияет на них положительно. Его удивил и обрадовал факт, что Чонгук мало того что не опоздал, так вообще явился на прием, назначенный на десять утра в законные чонгуковские выходные. Конечно, после всех процедур Чонгук зашел с максимально недовольным лицом в отличие от довольного собой старшего, которого в придачу еще и нахваливал врач, выражая свое удовлетворение тем, что хоть кто-то начал влиять на Чонгука и мотивировать посещать специалиста. — Кому как не другу детства на него влиять, — Тэхён протягивает ладонь для приветственного рукопожатия, — меня зовут Ким Тэхён. На секунду врач меняется в лице и запинается на письме. — Подождите, а вы разве не в курсе… — доктор Син поднимает недоуменный взгляд, но смотрит на Чонгука и вовремя соображает, глядя, как тот незаметно мотает головой. — Не в курсе чего? — рука Тэхёна все еще висит в воздухе, и доктор быстро находится и все-таки жмет ему руку, улыбаясь натянуто. — Что стоит надевать бахилы в больнице, — он кивает на тэхёновы пыльные кроссовки, пока тот отслеживает взгляд мужчины и неловко извиняется. — Ой, простите, — Тэхён встает со стула и добавляет перед тем, как выйти за дверь, — я быстро. Оставшаяся с уходом Тэхёна тишина в кабинете держалась недолго. Чонгук бесцельно рассматривал свои джинсы, макушкой чувствуя докторское недовольство. Или скорее сожаление, примешанное смирением. — Ну и что же мне с тобой, дружочек, делать прикажешь? — взгляд его то ли сочувствующий, то ли укоризненный, но голос звучит с ноткой отчаяния. — Он ведь не знает, верно? — Нет, — Чонгук тяжело выдыхает, потому что предвидел этот разговор. Все пекутся о нем и желают его выздоровления, пока он упрямится и идет на поводу у чувств, — будет лучше, если так это и останется. — А о нем ты подумал? — теперь Чонгук отчетливо слышит укоризну и возмущение человека, отжившего пятьдесят с лишним лет и не верующего в неизлечимые случаи. — Что с ним будет, когда ты умрешь, и он узнает, по чьей все было вине? — Он не узнает. Никто кроме вас и моего коллеги не в курсе. — Даже если так, он потеряет близкого друга, — Чонгук ловит разумные слова и помечает в голове, но не сможет им следовать, потому что уже давно все решил, и нет смысла пытаться его переубедить в обратном. — Если он тебе так нравится, то ради него мог бы хоть попытаться изменить себя. — Вы же знаете, что я пытался. И никто не виноват в том, что у меня не вышло. Печальный опыт отношений, имея чернеющее сердце. Чонгук пытался быть вместе с кореянкой американского происхождения Элис — она была заботливой, и дома с ней никогда не было скучно, но каждый раз, смеясь с ней, он чувствовал себя лицемерным, а когда в следующий раз попытал счастье с парнем из соседнего филиала, Сону, вовсе чувствовал себя неуютно каждый раз, когда элементарно позволял брать себя за руку. Все было как-то не так. Хотелось смеяться, но это ощущалось так, словно ему приходится притворяться. Хотя в какой-то степени он именно этим и занимался, скрывая от своих бывших не отпустившую сердце влюбленность в друга детства. Тэхён возвращается в кабинет и не замечает напряженности, плюхаясь на стул рядом с Чонгуком, а тот радуется, что старший слишком увлечен первым приходом в консультацию по вопросам сердечной дилеммы. Снимок доктор Син поднял перед собой, но сквозь рентген он смотрит на Чонгука. Чонгук знает, для чего был поднят этот снимок — за такой срок посещения этого кабинета он уже научился различать, что к чему на черно-белых пластиковых фото. То, что результат неутешительный, Чонгук видит и сам, но, видимо, прогресс коррозии замедлился, раз изменения такие незначительные и едва заметные. При Тэхёне доктор Син не сказал ничего плохого, лишь выдавая нейтральные утверждения, но по взгляду Чонгук и так знает, что ничего хорошего тут тоже нет. Тэхён был впечатлен и шокирован, когда ему объяснили, что из этого месива пятен сердце, потому что от него остался только небольшой светлый островок, неизвестно сколько еще имеющий сил стоять против моря черноты. Но все, что говорит Тэхён, — это «мы с этим разберемся». Тэхёна стало чрезмерно много в жизни Чонгука, и даже зная, почему старший продолжает приходить, он рад, что Тэхён рядом с ним чаще улыбается. До тех пор, пока однажды не звонит сломленный. Чонгук проводил свой вечер дома, щелкал по пульту, переключая каналы, с бесполезными шоу, и пил свой кофе, не находя в себе желания спать после принятых лекарств. С Тэхёном он не виделся с обеда, что было странно, ведь он не получил ни одного сообщения от старшего, которыми тот заваливал Чонгука, чтобы незаметно проверить, все ли с ним в порядке. Поэтому, когда на дисплее высвечивается знакомое «ТэТэ», он не придает этому значения и не ждет никакого подвоха. — Если ты звонишь ругать меня за то, что я не сплю, то попрошу заметить, что ты сам все еще сидишь в полпервого ночи, — Чонгук говорит это прежде, чем ему отвечают, а затем замирает. — Ч-чонгук, — голос дрожит и срывается, и Чонгук моментально оказывается в вертикальном положении, реагируя на порывистое дыхание и всхлипы из динамика телефона, — Чонгук, это очень больно. Почему оно так болит? — Что случилось? Где ты? — в своей растянутой футболке и домашних трениках Чонгук выглядит как бомж с соседнего квартала, но, не обращая внимания на это, он на ходу хватает куртку и ключи, начиная воевать с неподдающимися кроссовками. — Тебе плохо? Ты один? — Он был там с ним, — предложение обрывается громким сильным кашлем, от которого Тэхён начинает звучать еще более сипло и задушенно. — Прямо в кабинете, когда я зашел. Он даже не остановился, Чонгук, какого черта это так больно? Дважды повторять Чонгуку не надо было — из этого потока слов он был в состоянии построить в своей голове ясную картину, как Тэхён все-таки решил приехать за своим парнем на работу, а вместо упахивающегося Дэсона застает шикарную сцену восемнадцать плюс в кабинете своего ненаглядного. Измена — тоже своего рода отказ. Отказ от своих чувств, в которых признавался. Еле-еле Чонгук смог остановить ненадолго бесконечный лепет и выпытать адрес, где находится Тэхён. Он хочет контролировать его, разговаривать с ним по телефону, пока едет, и не давать замыкаться в своей агонии, но он должен положить трубку и позвонить доктору Сину, чтобы узнать, что он может сделать для человека в первый приступ. Доктор не успевает заворчать на него, задавленный скороговоркой с описанием проблемы, и включает серьезность, надиктовывая, что можно дать человеку без опыта в делах сердечных. Он диктует и просит не давать Тэхёну отключаться в середине улицы и позвонить еще раз, убедиться, что он там еще в сознании, и обязательно привести завтра на обследование, чтобы посмотреть, как обстоят дела. Тэхён берет не сразу, но отвечает и держится стойко, пока Чонгук просит его говорить. Рассказывать о чем угодно, лишь бы Тэхён не молчал и младший мог бы знать, что все еще успевает нормально доехать — он потерял время, долбясь в окошко круглосуточной аптеки. Перед входом в многоэтажное офисное здание Тэхён обнаружился на лавочке, сжимая телефон в руках и прижимая к уху, пока сам согнулся в три погибели и лежит на собственных коленях. Чонгук думает, что старший хорошо справляется для первого раза, но, завидев его, Тэхён роняет голову обратно на колени и начинает плакать. И Чонгук на секунду теряется, прежде чем присесть на корточки, и просит Тэхёна выпрямиться, потому что знает, что дышать с этим и без того сложно, а так, скрючившись, Тэхён делает себе хуже. Рука Чонгука ложится на шею старшего, а свободной он перехватывает ладонь Тэхёна — он хочет получить реакцию на прикосновения, чтобы вынудить его разогнуться. Разбитое в первый раз сердце всегда очень болезненно. Он знает. Это смешанные чувства, когда ты не знаешь, от чего больше тебе плохо — от предательства или физиологических последствий этих чувств, оставшихся теперь без ответа. Чонгук помнит эту лужайку, выжженную у него на сердце, на самом первом снимке, и помнит ощущение взрывающихся клеток; тогда ему казалось, что еще пару минут — и он вырубится от превышения болевого порога. Все, чего он хотел — чтобы побыстрее это закончилось. Он хотел заснуть и чтобы кто-нибудь держал его за руку, чтобы не чувствовать себя одним во всем мире. Поэтому он крепко держит руку Тэхёна в своей и помогает ему встать, позволяя цепляться за себя и лить слезы — быть жертвой измены куда более отвратительно, чем просто быть безответно влюбленным. Чонгук не позволит сейчас ему чувствовать себя как-то не так, ощущать себя неправильным или надоедливым, и дает обнять себя, чтобы немного постоять так и наладить Тэхёну ускользнувшую координацию. Если бы он мог, он бы забрал половину. Забрал бы себе все, пока гладит по серебристым волосам, пока разогревает руками содрогающуюся спину и ловит вибрации от пробивающего грудную клетку пульса. Чонгук хочет сделать что-то большее, чтобы облегчить Тэхёну приступ, но у него есть только пакет из аптеки и дом, который он может дать Тэхёну. И, возможно, остатки себя, чтобы не позволить задохнуться от одиночества.~~~
Тэхён начинает подумывать записаться в спортзал или на какой-нибудь моральный тренинг. Куда там записываются, чтобы выработать в себе силу воли? Ровно неделю Тэхён на полном серьезе начинал думать, что пойти и вырезать себе сердце кухонным ножом — не такая уж абсурдная идея и, возможно, она обойдется ему меньшим количеством боли, чем еженочные судороги и нехватка кислорода. Его сердечная дилемма оказалась весьма болезненной, и он не понимает, как Чонгук умудряется терпеть это столько времени, и Тэхён вздрагивает, стоит лишь представить, насколько больно младшему сейчас, когда на его сердце едва ли осталось живое место. И Тэхён не может понять, в чем суть этого дерьма, если он уже почти здоров. Так же, как первые дни Тэхён чернел и страдал, за две следующие недели начал потихоньку приходить в себя под чутким контролем доктора Сина. Как знакомого Чонгука, он взял его своим пациентом. — Разве это проходит так быстро? — спрашивает он у доктора Сина на одной из профилактических консультаций, заскучав, пока тот расписывал шариковую ручку на стикере. — Ну, у кого как, — мужчина делает пометки в тэхёновой карте и сосредоточен на бланке лечения, однако отвечает, чтобы не отвечать потом, отнимая время других пациентов, — видимо, ты не так уж сильно был влюблен. — Разве чернота определяет степень влюбленности? — Конечно, отдача в сердце прямо пропорционально твоей привязанности, — он рассматривает Тэхёна пару секунд, после чего задумчиво возвращает взгляд к своим бумагам, как бы между прочим добавляя, — я знаю и тех, кто влюблен даже слишком сильно, чтобы можно было что-то спасать. Доктор Син говорит это просто так, но намекая на определенного человека. А Тэхён не настолько туп, чтобы не догадаться, о ком речь. Конечно же, он сравнивал снимки Чонгука со своими, в очередной раз закрывая открытый от удивления рот рукой, потому что даже черные места у Тэхёна выглядели не так плохо, какими язвами пестрило сердце Чонгука. Он делает выводы о соотношении симпатии и степени разрушения, после чего чувствует внутри разочарование оттого, что Чонгук предан кому-то настолько сильно. Или кем-то. Когда вечером Тэхён возвращается домой после работы, за ужином он прервал тишину в комнате. — Гуки, он тебе правда так нравится? — смотревший до этого в экран телефона Чонгук поднял непонимающее лицо. — Прямо до любви? Без шансов? Кажется, Чонгук задумывается на какое-то время и переводит взгляд в глаза Тэхёну, смотря долго и изучающе, словно искал какой-то важный для себя ответ в тэхёновских глазах. Но после недолгой паузы он усмехается и иронично улыбается: — Без шансов. И это бьет Тэхёна даже чуть больнее собственных мыслей о несовершенстве, потому что это несправедливо. Уныние само собой лезет в душу от осознания, что он сам понемногу поправляется, а Чонгуку не становится лучше и вряд ли станет, ведь его Чонгук слишком верный однолюб, чтобы так просто оставить свое. Иногда Тэхён вспоминает школьные беззаботные годы, когда они просто бегали по детским площадкам и стройкам, выискивая кучу приключений на свои задницы. Приключений в виде хорошего такого ремня. Тогда они были молодыми, свободными и беспечными — могли не переживать о том, что могут влюбиться, могли не волноваться о контроле мыслей и даже не бояться признаваться людям. Когда вся эта ахинея с сердцем еще не действовала, они были счастливее и искреннее, без опасок следуя за своими чувствами и желаниями. Тогда они были искреннее, чем стали сейчас, запуганные сердечной дилеммой. Однако даже в таком состоянии Чонгук заботится о нём. В их с Дэсоном квартиру Тэхёну теперь путь заказан, и вариантов, куда пойти, у него немного, но Чонгук без обсуждений забрал его к себе. Когда по ночам Тэхёну становилось плохо, Чонгук соскакивал с кровати, еще не проснувшись до конца, потрепанный и заспанный приносил ему чай и подавал лекарства, как взъерошенный воробушек сидя рядом, на краешке кровати, и чуть поклевывая носом. Он же предложил Тэхёну взять отгул на недельку, чтобы побыстрее оправиться и нормально работать. В моменты, когда Тэхён не верил, что сможет что-то поменять, и боялся остаться ни с чем, Чонгук был рядом с ним и говорил, что Дэсон не стоит его переживаний. Он обнимал и тихо, шепотом, придавая словам особую важность, говорил, что Тэхён со всем справится, что все пройдет, и будет легче, а Тэхёну становилось только тяжелее от мысли, что Чонгук говорит все эти вещи не из пустых догадок. Но именно из-за Чонгука Тэхён согласен стараться. Это придавало ему сил. Чонгук терпел в одиночку почти два года, и никто не сидел с ним так же, как он сидит с Тэхёном. Значимость Чонгука неожиданно стала почти физически видимой, потому что кто он без него? Если бы Чонгука не было, Тэхён бы так и не понял физику перед экзаменами и вряд ли бы сейчас работал там, где работает. Он бы не проводил так много времени в книжном кафе и так и не узнал бы, кем хочет стать в жизни. Без Чонгука он не начал бы рисовать, потому что желание нарисовать забавного друга однажды пересилило его, пусть и получилось коряво. Тэхён бы ни за что не осмелился меняться и делать что нравится, если бы у него не было Чонгука — осознание, что он всегда будет на его стороне и скажет правду, как есть, давало чувство опоры. Без Чонгука он бы сломался еще в семнадцать лет, но Чонгук дал ему повод верить. С Чонгуком комфортно до дрожи в коленках, потому что он окутывает своим вниманием, и с ним Тэхён не чувствует себя пустым, нет ощущения разговора со стеной. Чонгук веселит его, когда настроение отказывается быть солнечным и не дает спокойно насладиться днем. За ним интересно наблюдать, и Тэхён восхищен каждый раз, когда смотрит, как младший вырисовывает на ватманах проекции. Линия за линией на простом белом листе Чонгук возводит дома и высотки, в глазах Тэхёна выглядя будто волшебником, создающим миры. Чонгук, умирая, сам сияет ярче солнца, так как может человек, которого он любит, смотреть мимо него в другую сторону? Этот парень явно раздражает Тэхёна, потому что не видит, что теряет. Но все-таки Чонгук улыбается часто, по крайней мере, Тэхёну. Он смеется с ним, но это отличается от того, как младший ведет себя с остальным персоналом. И Тэхёну нравится чувствовать себя особенным, нравится, как Чонгук на него смотрит, убивая мысль о том, что он кому-то может мешать. В глазах Чонгука всегда есть что-то такое, из-за чего Тэхён совершенно не хочет ему перечить — достаточно просто смотреть в эти глаза и закутываться в голосе. Пускай потом Чонгук называет его беспечным и щелкает по носу. Возможно, чуть так же открыто он ведет себя со своим коллегой Мин Юнги, и Тэхён как-то раз даже случайно озвучил вслух ужасную догадку, когда язык сработал вперед мозга: а не в него ли Чонгук тайно влюблен. После этого он оправдывался под чонгуковские «фу, боже мой, нет, Тэхён, ты что, с ума сошел, фу», а также пришлось покупать на замену разбившемуся новый планшет для Юнги-хёна, который в этот момент как раз заходил в кабинет. Вещи Тэхёна из их с Дэсоном квартиры для него тоже забрал Чонгук. Точнее, он попросил об этом Юнги, в процессе чего консультировал старшего товарища по телефону: — Нет, хён, фиолетовая точно Тэхёна, да, че он там зудит? А ну включи меня на громкую или скажи ему, чтобы завалил свой лживый рот и прикусил язык, пока я этот язык ему не оторвал. Тэхён с журналом в руках сидел на кровати в комнате с открытой дверью, слушая чонгуковские возмущения из ряда «хён, что за детский сад», «пошли его на хуй», «какого черта ты вдруг такой культурный?!», и ему было смешно и тепло на душе от этого. Чонгук не пошел сам за его вещами и послал Юнги-хёна только потому, что опасался, что не сдержится и выбьет из Дэсона все дерьмо прямо на пороге. Чонгук все еще такой ребенок, несмотря на внешне взрослый вид, но Тэхёну и так все нравится. Чонгук нравится ему и с этим. На рефлексах Тэхён хватается за сердце, пугаясь, но боли не последовало. Он подумал неосознанно, просто по привычке, о том, что на уме, и озарение пришло как-то слишком спонтанно. В комнату заглядывает Чонгук и зовет его, чтобы помочь Юнги перенести привезенные вещи из машины, и спрашивает, сможет ли Тэхён побегать между этажами с неработающим лифтом. Тэхён отсылает его, говоря, что сейчас подойдет, пока сам залпом выпивает стакан воды и понимает, до какой степени только что облажался.~~~
Тэхён все осознал, переспал с мыслью и даже был у врача, но с ним ничего не происходит. Сердце как было в порядке после восстановления, так и остается чистым и здоровым. Доктор Син выдвинул предположение, что это, возможно, оттого, что Тэхён не получил прямого ответа и не знает, как относится к нему человек. Тэхён пояснил для верности, что его «персона Х» уже сама давно безответно любит кого-то, но врач на это посоветовал ему зайти издалека и сделать несколько проверочных шажков к объекту своего обожания. И тогда Тэхён еще не знал, к чему были все эти советы. Но Тэхён делает. Делает то, что ему посоветовал доктор Син: подсаживается к Чонгуку чуть ближе, сокращает между ними расстояние, когда они прогуливаются, и ждет удара, но ничего не происходит. Он тормозит на смехе Чонгука как под гипнозом и абсолютно уверен, что так выражается как минимум симпатия, но ощущения внутри — только влюбленность, нет никаких убийственных спазмов и болей. Тэхён в один день решается и даже берет Чонгука за руку в машине во время поездки домой, и сердце его колотится в ушах от смущения, но отпускать он уже не хочет и аргументирует это младшему тем, что у него замерзли руки. Чонгук косо смотрит на сцепленные в замок ладони, и внутри у него явно пожар. Не тот, который обычно вынуждает его загнуться, а просто горят щеки, и ему действительно жутко жарко; он два года грезил таким моментом — держать Тэхена за руку, да еще и в этой обычной обстановке и ситуации, словно все так и задумано. Он даже не помнит, когда в последний раз у него был такой быстрый и оживленный пульс. Тэхён стал вести себя странно по отношению к нему. Он вынуждает Чонгука смущаться, и младший становится немного робким, впервые чувствуя себя младше Тэхёна. Раньше он не замечал за собой заминки в разговорах, а теперь все его мысли разбегаются по углам каждый раз, когда Тэхён подбирается особенно близко или втискивается в личное пространство. Он взрослый парень, а чувствует себя пятиклассницей. Это выглядит чертовски подозрительно, и первое время ему кажется, что у него просто уже сдвиг по фазе. Предсмертные галлюцинации, выдающие желаемое за действительное, но он понимал, что это не обман сознания, когда Юнги-хён спросил, что произошло у них с Тэхёном. — А что у нас не так? — Он в тебя чуть не врос, пока обнимал, раньше просто ручкой махал, — Юнги кивает на закрывшуюся за Тэхёном дверь, где в прозрачном стекле видно старшего вместе с его командой. — Ты его взгляд видел? Ему не кажется. Тэхён странный. Но Чонгук не против таких перемен. На что ему жаловаться, когда он даже не думал о том, что Тэхён может быть таким мягким по отношению к нему? Ему нравятся прикосновения Тэхёна, мимолетные улыбки и сияющие восхищенные взгляды — он всегда хотел быть обладателем тэхёновского внимания, а сейчас получает его сполна. Если ненадолго закрыть глаза, то можно представить, что он для Тэхёна чуть больше, чем просто друг детства. Если закрыть глаза, то от легких прикосновений отчетливо начинает веять теплом, в голосе различима нескрытая радость встречи, накрывает атмосфера чужой заботы и обилие нежностей, и Чонгук хочет раствориться в своих фантазиях, чтобы остаться там навсегда, думая, что Тэхён смотрит на него по-другому. Но, открыв глаза, он сталкивается с глазами напротив, и сердце его пропускает удар, когда в реальности он видит то, что воображал в отражении взгляда тэхёновской души. На следующий прием он приходит задумчивый, и желания слушать о преждевременной брони места на кладбище ему не хочется. Привычных шуток от доктора Сина он не услышал и напрягся, потому что мужчина слишком сосредоточенно сегодня вглядывается в его результаты. Чонгук сдал все это еще в начале недели, чтобы посмотреть общее состояние организма и подробный график прогресса заболевания. Там все было так плохо? Он же не умрет прямо завтра? — Да ладно, — он еще раз переворачивает бумаги и выпрямляется, — неужели я все-таки сделал невозможное? — Что, все настолько, что ли, отвратительно? — Чонгук даже привстает на стуле, чтобы заглянуть в листы с цифрами. Доктор Син поднимает на него круглые глаза: — Нет, — он повернул к Чонгуку листок, словно парень мог там что-то понять, — остановилось. Больше не чернеет. Чонгук осознает не сразу. До него доходит медленно, и мысль усваивается, только когда доктор Син, смеясь, снимает с лица медицинскую маску и смотрит на листки вновь, желая удостовериться в своей правоте. Оно остановилось. Чонгук выпускает шумный выдох, ловя в голове невозможную догадку. Это невозможно, говорит он себе, но незадачливая мысль растет в геометрической прогрессии, и на отрывках сознания он боится снова оказаться обманутым, но все в один момент стало слишком очевидными. Его настрадавшееся сердце не может врать. Поэтому он едет домой с навязчивой идеей поставить на кон все. Тэхён ждет его дома, попросив коллегу прикрыть его на работе. После еще одной консультации, состоявшейся скорее чтобы просто поговорить и решиться, с чем доктор Син ему действительно помог. В нем было много сомнений насчет собственных эмоций. Ему хочется быть рядом с Чонгуком, но он путался, не ищет ли в младшем замену Дэсону. Он бы и дальше искал себе причины собственной слабости и зависимостей, но доктор Син выслушал его и сказал, что поиски заботы — вовсе не признак слабости и не способы замены одного человека другим. Это бы считалось заменой, если бы Тэхён лез к Чонгуку, при этом желая вернуться к бывшему, но его чистое сердце — прямое доказательство того, что это не так. Сердце Тэхёна не принадлежит никому сейчас, поэтому он имеет право пытаться любить снова. Отчасти Тэхён понял некую важность и полезность сердечной дилеммы. Между чувствами к Дэсону и Чонгуку есть большая разница, как и в отношении их к нему. Он не чувствовал себя с Дэсоном — приходилось думать, рассчитывать, что сказать, поддерживать диалоги и искать поводы для встреч, а с Чонгуком все это лишнее. С ним не нужно никаких поводов и расчетов — Тэхён просто всегда говорит, что думает, и приходит, когда захочет. В молчании с Чонгуком нет неловкости, какая возникала с Дэсоном на кухне, когда тот сидел в смартфоне, а Тэхён просто смотрел на него с кружкой чая в руках. Это должно называться обыденностью, но Чонгук, даже залипая в телефон, не кажется безразличным, потому что скорее выглядит забавным. И каждый раз, видя что-то смешное, он не смеется сам с собой, а непременно поднимает голову и поворачивает Тэхёну экран. Тэхён смеется, даже если не смешно, просто потому что Чонгук ему это показал. Входная дверь хлопает в прихожей, и Тэхён резко встает с кресла, удивляясь и ловя панику, которой до этого не было. Осознание того, что он собирался сделать, подкатило только сейчас. — Здравствуйте, — хлопает глазами Чонгук в коридоре, — ты разве не должен быть на работе? Тэхён старается быть не слишком нервным, но дергает пальцами края кофты, и у него не получается — его беспокойство все напоказ. — Да, просто, — Тэхён запинается, путаясь, как подвести к разговору, — я хотел поговорить. Мы можем, или?.. Чонгук воодушевляется и скидывает куртку, улыбаясь: — Конечно. Все, что ты захочешь. Тэхён открывает рот, но тут же захлопывает обратно — что сказать-то? Мысли его разлетаются по разным углам, и не зацепишься. Просто «ты мне нравишься»? Но это не то, что уместит все. Как собрать себя заново, рассыпавшегося от волнения? Слишком много он хочет сказать Чонгуку, чтобы уместить все в три слова. Чонгук возвращает улыбку и находит поводы для искреннего смеха, и Тэхён тоже хочет быть для него причиной хорошего настроения. Чонгук защищает его с детских лет и разрешает прятаться за ним, когда своей храбрости не хватает, и Тэхён согласен отважиться выходить вперед, чтобы также быть опорой. Чонгук распахивает для него, сломленного, руки, делясь своим теплом, и Тэхён тоже хочет вытащить его. Он тоже хочет дать Чонгуку повод верить, что не все потеряно. Потому что он в него влюблен. — Знаешь, я понимаю, как это прозвучит, ведь ты можешь подумать, что ты замена или я тебя использую, чтобы не быть самому по себе, — и это звучит совсем не так красиво, как думалось в голове, потому что заранее заготовленные слова путаются местами, — я имею в виду, не думай, что я пользуюсь тобой, ты ведь для меня такой важный. Лицо Чонгука делается озадаченным, когда он пытается уловить смысл в нескончаемом потоке слов. — Я не думаю, что ты пользуешься мной. — Подожди, я сейчас сформулирую, — Тэхён начинает нервничать слишком сильно, и его взвинченность выплескивается на несчастные ногти, ведь он просто забыл все, что собирался говорить, — как же это должно быть сказано, чтобы прямо правильно было. Чонгук сам уже выглядит немного взволнованным и подается на шаг вперед, беря руку Тэхёна в свою, и тот вздрагивает от контраста холодных от ветра рук со своими, отогретыми домом. Тэхён вдыхает глубоко-глубоко и считает до трех, опускает глаза. — Тэ, просто скажи как есть, ты же… — Ты мне нравишься. Он выпаливает это прежде, чем Чонгук успевает закончить мысль, и приоткрывает зажмуренные веки — любопытство пересиливает страх. Чонгук все еще стоит перед ним и держит его ладони в своих. Он выглядит сбитым с толку, и Тэхён боится, боится сейчас услышать ответ, и теперь осознает, что должен был попроверять еще, еще немного больше времени уделить всему этому, потому что сейчас рискует получить отказ. — Ты мне нравишься, — повторяет он более уверенно, первыми наспех брошенными словами сбрасывая с плеч часть переживаний, — ну, я так думаю, может быть. Ладно, я вру, я немного влюблен, я не знаю, что мне делать с этим, поэтому не молчи, пожалуйста, и скажи хоть что-нибудь, или я сейчас в обморок упаду, если ты продолжишь просто вот так стоять. Тэхён не успевает сообразить, когда на его талии оказывается рука, притягивающая его вплотную, подбородка аккуратно касаются пальцы, приподнимая его лицо, и он выпадает из реальности, чувствуя чужие губы на своих губах. Чонгук целует его медленно, касаясь только губами, словно пробует на вкус. Тэхён теряется от простого прикосновения и цепляется за чонгукову рубашку в поисках опоры, пропавшей под ногами. Он не хочет сравнивать сейчас, но его переполняет дрожь, пробирающая до кончиков пальцев, от наплыва мягкости в прикосновениях. Чонгук чертовски нежен с ним, даже больше, чем обычно, и Тэхён не хочет уходить от рук, скользящих вверх-вниз по его спине. Наклон головы меняется, и Тэхён чувствует чужой язык, скользящий по зубам, и открывает рот шире, втягиваясь в поцелуй. Он привстает на носочки, когда младший собирается отстраниться, и цепляется за широкую шею, не хочет вот так просто отпускать его сейчас, и жмется к губам, кусается, негласно изъявляя свои желания. Голова кругом, и Чонгук сам едва ли держит себя в руках. Тут у него во всех смыслах язык сработал вперед мозга, он не подумал, прежде чем дернуть Тэхёна на себя. Но что он мог сделать, когда старший признается ему с таким обеспокоенным лицом и полным сомнений голосом, и даже не смотрит на него, бегая паникующим взглядом по сторонам, нарочно избегая поднимать глаза на лицо Чонгука. Он просто хотел прервать эту тираду бесполезных слов, когда услышал то, что не рассчитывал услышать никогда. Тэхён в него влюблен. Влюблен в Чонгука. Тэхён любит его. Старший льнет к рукам, как кошка, прикусывает его губы и не позволяет ничему закончиться, словно Чонгук бы мог исчезнуть после этого поцелуя. И Чонгук кладет ладонь на его лицо, медленно отстраняясь, и смотрит на Тэхёна, чьи глаза все еще прикрыты, но близки так сильно, что можно начать пересчитывать ресницы. Тэхён красивый, и взгляд его самый завораживающий из всех, что он видел. Они смотрят друг другу в глаза, и нет искры, нет напряжения, Чонгук только читает по ним чужое смущение и трепет, приправленные звучным в мыслях «ты мне нравишься». «Вру, я влюблен в тебя».~~~
Солнце слишком ярко лезет в глаза, протискиваясь через прозрачные занавески — вот поэтому Чонгук хотел повесить тут огромную черную портьеру, чтобы по утрам вставать как нравится, а не по солнечному будильнику. Но Тэхён любит солнце и белый цвет, поэтому у них по всей квартире на окнах только тюль. Чем только не пожертвуешь ради любимых. Чонгук потягивается руками к изголовью кровати и переворачивается на бок, привычно ища рядом с собой Тэхёна, но, натыкаясь на третью подушку в их кровати и пустоту, вспоминает, что Тэхён сегодня должен был уехать в главный офис с документами и последним отчетом. Все еще работает, пока Чонгук наслаждается выходными. С кухни тянет запахом омлета и терпким ароматом кофе, оставленного Тэхеном, который тот сварил, наверняка зная, что не успеет к тому времени, как Чонгук встанет. Он улыбается, чуть крепче обнимая подушку и жмурясь — солнце уже не кажется таким надоедливым и даже красит утро. Кровать без Тэхёна кажется пустоватой, но одиночество обходит его стороной, потому что еще вчера на этой же кровати Тэхён сидел на его коленях и, припав губами к шее, выпрашивал отложить книги в сторону и уделить ему чуть больше внимания. Ну и разве мог Чонгук отказаться под таким горячим шепотом? Тэхён перекрасил всю квартиру и убрал из интерьера черноту, говоря, что насмотрелся на нее и больше не хочет ничего такого видеть. Он нашел Чонгукову коллекцию снимков, собранных за все время обследований, и растрогался настолько, что даже слезы в ход пошли. Чонгук в тот вечер уже был готов убивать, когда нашаривал биту в шкафу прихожей, думая на воров, слыша всхлипы из квартиры. Тэхён извинялся, уткнувшись ему в рубашку, и Чонгук не понял ни слова, кроме «прости», ибо вся трогательная речь тонула в ниагарском водопаде, который старший распустил на чонгукову новую рубашку. Любимую, к слову. Но Тэхён недолго горевал, и по-обыденному его настроение с чувствительного через пару минут съехало на безобидное раздражение, и он бил Чонгука кулаком в плечо, говоря, что не сердце, так он сам его, мазохиста, прибьет. Несмотря на попытки, это было больше мило, чем устрашающе. Пускай и больно. Чонгук улыбается, вспоминая довольное лицо доктора, с которым тот показывал снимок, и восторг в глазах Тэхёна, когда он в один день решил сходить с ним на прием и убедиться, что младший ему не врет насчет улучшений. Его сердце было чистым, и ритмы на кардиограмме уже давно пришли в норму, отбивая стабильные восемьдесят семь ударов в минуту. Он сам не подберет нужных слов, чтобы выразить, как счастлив чувствовать себя снова выспавшимся и отдохнувшим — это была мечта последних двух лет. Он просыпается по утрам, и больше ему не нужно ничего, чтобы подняться, кроме чашки крепкого кофе, которым его иногда по утрам балует Тэхён, если вдруг встанет раньше. Потому что обычно Тэхёна самого приходится расталкивать по полчаса. Чонгук снова вернулся к бегу по утрам. Он уже давно забыл, как выглядит рассвет по утрам и как можно получать удовольствие от физических нагрузок. У него был адаптационный период к сердечному восстановлению, и это было довольно ощутимым с учетом того, что пришлось взять четыре дня выходных, пока дома они с Тэхёном пытались сбить ему температуру и вернуть дееспособность нормального человека. А сейчас он снова спокойно пробегает по парку утром обыденные три-четыре километра и только иногда может почувствовать дискомфорт, потому что изнутри сердечная стенка все еще немного не до конца восстановилась. Он скучал по обычной жизни без ограничений. Накидывая на плечи олимпийку, Чонгук берет со стола свой чуть остывший кофе и выходит на балкон. Середина июня, но по утрам все еще прохладно и дует легкий, но ощутимый на десятом этаже ветер. Возможно, его жизнь наконец-то налаживается, хотя бы потому, что ему повезло сейчас смотреть за городской суетой с балкона своей квартиры, а не откуда-нибудь повыше. Все начинается в голове. Однажды Чонгук подумал, что Ким Тэхён принадлежит только ему. Приняв решение, он сам выбрал дорогу на кладбище, думая, что никогда не получит ответа. Везение или судьба — он не знает и все еще думает об этом иногда. Жизнь могла бы быть разрушенной, если бы Тэхён, идя впереди него, не оглянулся назад. И еще кое-что: он наконец-то может дышать. Особенно сейчас, когда со спины его живот обхватывают руки, и знакомые губы целуют его шею. Особенно глубокий выдох, с искренней улыбкой. Ему повезло, что все начинается в голове.