Извращенцы

Шорох. Свист. Удар отдавался в руку, а в ответ его спина прогибалась, резко, надрывно. На фарфоровой коже оставалась красная полоса. Он кусал губы, на белую простынь упала капля. Она не успела впитаться в волокна, создавая маленькую бордовую точку, раздался еще один удар. Тонкая полоска черной кожи с бляшкой на конце была обмотана вокруг кисти в три оборота. Длинный конец женского пояса скользит между лопаток. Где он вообще взял этот пояс, у сестры? У матери? Мэтту все равно, а Кевин не посчитал нужным что-либо объяснять. Удар. На уставленном ящиками и коробками чердаке звук обрывался почти сразу, никакого эха. Рука Мэтта устала, после постоянных подач на тренировке по регби. Тренер осатанел перед игрой с такой же любительской командой из бостонского университета, как будто им предстояло сражаться за первенство мира. Но когда Кевин, тщательно игнорируя горящие щеки и предательски дрожащие руки, протянул Мэтту эту кожаную ленту и сказал вслух, о чем он думает в последнее время и как Мэтт может ему помочь, он не заикнулся об усталости и не задал ни одного вопроса. Он знал, видел в блестящих глазах Кевина — тот боится вопросов, всех этих «зачем оно тебе», «может тебе записаться в команду, там боли хоть отбавляй» или «ты что, псих». Доверие, пусть подгоняемое отчаянием, но искреннее и бездонное доверие Кевина накрыло его с головой, круче чем косяк с самой лучшей травкой в мире. Еще удар. Кевин с шипением втянул воздух, чтобы не закричать. Если его услышат соседи внизу, черт знает, что случится. В лучшем случае просто решат, будто они тут трахаются, сделают выговор, может, предупреждение. До университета даже слухов не дойдет, до семей и подавно. Но в худшем… Отчим Мэтта точно назовет его извращенцем, и о деньгах на вуз можно будет не мечтать. Мать Кевина устроит крестовый поход по церквям, чтобы вернуть извращенцев на путь праведный. Смешно подумать, если бы они были просто геями, всем было бы наплевать, но если один бьет другого, даже по обоюдному согласию — в глазах родственников они уже извращенцы, которых нужно лечить. Удар. Мэтт не видел лица Кевина, который лег животом на одну из коробок, накрыв ее простыней, но внимательно следил за его движениями, за розовыми полосами, появляющимися на белоснежной спине. Тонкие пальцы сжали простыню, но Кевин молчал. Он предупредил, что если захочет остановить все, сам скажет специальное слово. Но Мэтт не собирался доводить ситуацию до такого. Кевин не объяснял, зачем ему все это, но Мэтт и сам догадывался. Они выросли вместе, через дорогу, ходили в одну школу. Мэт знал, в каких условиях живет Кевин, а Кевин знал все про него. Мэтт видел, как мать сводит с ума своих детей проповедями и ежедневными рассказами о том, как жить правильно и сколько всего им нельзя, она сделала все, чтобы Кевин даже думать не смел о Бродвее. А Кевин видел, как Мэтт каждый вечер учится держать удар пьяного отчима, чтобы защитить себя и мать от побоев. Лишь благодаря Кевину Мэтту удалось сдать экзамены настолько хорошо, чтобы его приняли в приличный вуз, а Мэтт потащил его за собой. Но даже здесь мать не давала ему покоя… Удар. Нет. У матери есть свой Кевин, которого она себе придумала. У университета есть свой Кевин, и он живет этим университетом, чтобы выдержать конкуренцию и не свихнуться. Мэтт не будет придумывать своего, когда Кевин сам показал себя настоящего, покорно подставив спину. Удар. Кевин резко вдохнул и вытянул шею, затем обмяк, зажав ладонью рот. — На сегодня хватит. Мэтт выпустил из рук ремень, тот змеей соскользнул на пыльный пол. Он подошел к Кевину, накинул ему на спину черную футболку и обошел с другой стороны. Мокрые волосы прилипли ко лбу, красные влажные глаза, испуганные. — Ты, оказывается, ничего себе выносливый! Но на сегодня лучше хватит, в следующий раз попробуем подольше. Если захочешь. Договорились? — Мэтт опустился на колени так, чтобы поравняться с ним лицом и ухватил его за кисть. Кевин дернулся, хотя его никто больше не бил. Глаза снова наполнились водой, хотя боль в спине утихала. — Спасибо, — сдавленно ответил он, вцепившись пальцами в руку Мэтта. Мэтт улыбнулся, потрепал его по волосам. Кевин не «снимал стресс», как модно говорить по телеку. Кевин хотел почувствовать себя живым, настоящим. Он пришел к Мэтту и позволил себя отхлестать не потому, что хотел «сбросить напряжение», а потому что хотел хоть раз просто быть собой и не думать, правильно это, или нет. Не важно, насколько ему было больно — он ведь не в клуб какой-нибудь пошел, не договорился о встрече на сайте для таких знакомств с человеком, который давно этим занимается. Он пришел к Мэтту, вручил ему этот ремень и свое доверие. Мэтт видел, что Кевин расслабился, опустил голову на его ладонь и закрыл глаза. Спина поднималась ровно, умиротворенно. Мэтт чувствовал себя… восхитительно. Это он поставил Кевина перед фактом, что тот просто обязан поехать за своей мечтой и выбиться на Бродвей, даже таскал деньги со своего заработка на заправке, чтобы тому хватило денег на билеты, а матери Кевина потом сам же соврал, что университет все оплачивает. Именно Мэтт обработал ссадины Кевина, когда их с сестрой с расческами в руках на манер микрофонов распевающими какую-то песню из мюзикла застала мать. Кевин всегда был особенным. И если мир не способен этого понять — это его проблемы. Если этому миру нужно объяснить, если самому Кевину нужно объяснить, не важно каким способом, он сделает это. — Ты… — Кевин поднял голову. — Правда не против? — Шутишь? Только ремень этот так себе. Нужно будет попробовать что-нибудь еще. Кевин хмыкнул. — Подумать только. Квотербек школы, король выпускного и мечта всех девчонок, здесь, со мной, каким-то извращенцем тратит свое время, вместо того, чтобы… — Заткнись, — грубо перебил Мэтт. — Если бы мне не хотелось, я бы отказался. Если я трачу на тебя свое время, то ты тратишь на меня свое. — Но где я и где… — Чтобы я больше от тебя этого не слышал. Понял? Еще раз такое услышу — и никаких ремней. — Я… я не буду! — испуганно покачал головой Кевин. — Вот и молодец, — Мэтт погладил его по щеке, Кевин улыбнулся, с облегчением выдохнул, снова уронив голову ему на ладонь. Если надо будет, он вобьет Кевину эту мысль в голову. Словами или ремнем. Пока он будет доверять Мэтту свою жизнь, Мэтт сделает все, чтобы Кевин прожил ее так, как сам того хочет. Даже если для этого придется заставить сесть на автобус, или исходить кожаным лоскутом спину — пока Кевин верит ему, Мэт сможет все что угодно, из любых подручных средств.