Плачь

      Когда Ричи проходит мимо, Патрик улыбается. Жутко так, растягивает широкий рот в маньячной ухмылке — от уха до уха. Прижимает подбородок к груди, облизывается, словно сожрать хочет. Не далеко от истины. Ричи думает, что его, Патрика, тотемное животное не волк (в овечью шкуру спрячем убитых детей), а самая настоящая гиена, питающаяся падалью, потому что еще немного, и Ричи точно сдохнет от страха.       Ситуация складывается до смешного простая: хочешь защитить друзей — будь готов подставиться (Ричи все еще наивно надеется, что только метафорически).       Наверное, он даже не удивляется, обнаружив в своем шкафчике черлидерскую форму и сложенную вдвое записку. «Примерь-ка, щеночек», — ничего лишнего, красивым, аккуратным почерком (Ричи ожидает чего угодно: зловещих закорючек, пентаграмм на полях, кровавых чернил, но не этого). Его прошибает крупной дрожью.       Ричи хочет схватить чертовы тряпки и швырнуть их Патрику в его ухмыляющееся лицо прямо посреди школьного коридора, обозвать больным ублюдком и никогда больше даже не смотреть в его сторону (избегать его наводящего ужас сумасшедшего взгляда); Ричи знает, что наденет эту гребанную юбку и сделает все, что прикажет Патрик, чтобы защитить Билла.       Надевать женское шмотье унизительно — видеть при этом свое отражение в зеркале, не сметь отвести взгляда. Ричи смотрит — словно наказывает себя; словно хочет пережить все эмоции разом: стыд, смущение, злость, чувство несправедливости, от чего-то легкое возбуждение. Чтоб потом, когда увидится с Патриком, не чувствовать ничего. Позволить себе безвольно подчиниться (может, ему даже понравится).       На секунду в голове Ричи мелькает мысль все-таки помочь себе таблетками матери. Может, ему повезет и их окажется достаточно много, чтобы через несколько дней его нашли на полу ванной в луже собственной блевотины. Может, он даже успеет онемевшими пальцами выцарапать имя Патрика.       Ричи знает, что у него никогда не хватит смелости так поступить; Ричи знает, что он никогда не поступит так с Биллом, Стэном и Эдди. Но какая-то его часть все же хотела бы узнать, как родители отреагировали бы на мертвого Ричи переодетого в девчонку. Отец, наверное, как всегда пожал бы плечами и философски изрек что-то вроде: «ну, с кем не бывает», а мать бы напилась и мастерски играла горем убитую мать. А через два дня они бы снова укатили в тур. Ричи от этого осознания почему-то даже не обидно. Сколько он уже один справляется со своими проблемами?       Поэтому Ричи смотрит: юбка оказывается чуть великоватой и совсем несексуально (как кажется Ричи) болтается на худых бедрах, постоянно норовя сползти, ноги кажутся особенно худыми и бледными на фоне яркой, желтой гофрированной ткани; синий топ, с желтой окантовкой по краям, несуразными складками собирается на месте несуществующей груди и открывает слишком много голой кожи, оголяя впалый живот и выпирающие ребра, на которых все еще виднеются чернично-охровые синяки. Патрику точно понравится.       — Просто красотка, — наигранно весело сообщает Ричи своему отражению в зеркале; он не знает, чего ему хочется больше: рассмеяться или разрыдаться. — Хоть сейчас на панель.       Еще унизительнее оказывается шагать по улице после комендантского часа в одной черлидерской форме и накинутой поверх куртке, постоянно одергивая подол чересчур короткой юбки.       К счастью, людей на улице оказывается не так уж и много. Да и те не обращают на Ричи никакого внимания. Наверное, потому что в Дерри вообще ни на что не обращают внимания, и школьник, переодетый в черлидершу — не исключение; наверное, потому что Ричи с его отросшими кудрями и вправду может сойти за девчонку. Угловатую, костлявую, уродливую, но девчонку.       От этой мысли Ричи становится еще более неуютно, ладони потеют, и когда вдалеке он замечает Патрика, поджидающего его под единственным рабочим фонарем на углу Джексон, ему вдруг импульсивно хочется сбежать — развернуться и бежать до тех пор, пока ноги не подведут, и он не свалится у какой-нибудь обочины; а, может, ему повезет и рядом окажется водосток и тогда голоса мертвых детей смогут утянуть его к себе в кромешную тьму. Ричи так же понимает, что дороги назад уже нет, поэтому он делает глубокий вдох, еще раз нервно одергивает юбку и прячет дрожащие руки в карманы куртки, шагая в освещенный фонарем круг света.       Патрик смотрит на него не отрываясь. Одобрительно хмыкает, жутко улыбается одним уголком неестественно красных в подобном освещении губ. Даже не моргает, и Ричи внезапно как никогда чувствует себя жертвой. Все, это конец. И он сам зашел в клетку со львом, предусмотрительно заперев за собой замок и проглотив ключ. Выбраться можно только позволив себя выпотрошить. И на секунду Ричи кажется, что именно это Патрик и собирается сделать.       В конце концов, они оба знают, что рано или поздно Патрик убьет его. И если вы спросите Ричи, то лучше рано. Так, по крайней мере, не придется снова и снова чувствовать стыд и унижение за свою трусость.       — Ты весь дрожишь, щеночек, — почти елейно говорит Патрик, словно коршун, наклоняя голову, вглядывается в лицо Ричи, точно старается уловить каждую эмоцию. Его обычно пустые, холодные глаза загораются азартом и предвкушением. — Садись, — похлопывает ладонью по раме велосипеда. — Мы же не хотим, чтобы с бедным Биллом Денбро, который и так многое сейчас переживает, случилось что-то плохое, — говорит, наигранно выпячивая нижнюю губу, и сводит брови на переносице, словно Пьеро. Почему-то на ум Ричи тут же приходит образ другого клоуна.       Железная рама велосипеда Патрика неприятно впивается в голую кожу, заставляя содрогаться на каждой кочке, и Ричи уверен, что после этой поездки синяков на его бедрах появится еще больше. Если, конечно, он переживет эту ночь, чтобы это увидеть.       Не упасть ему помогают сильные руки Патрика, которые словно защитные прутья на американских горках не дают ему выскользнуть и свалиться. Ричи знает, что в отличие от американских горок, его защита в любой момент может позволить ему умереть.       Останавливаются у ужасающего, податого тленом, полуразрушенного дома на Нейболт. По спине Ричи тут же бегут мурашки, и он только благодаря невероятному упрямству заставляет себя подойти к двери вслед за Патриком. Наверное, это то, чего ты заслуживаешь, Балабол.       — Можешь начинать плакать уже сейчас, — предлагает Патрик; смотрит на Ричи, но словно в никуда, будто мыслями уже давно там, внутри гребанного дома — вероятной погибели Ричи. — Люблю, когда маленькие сучки плачут и молят о пощаде.       Ричи непроизвольно вздрагивает, поджимает губы и опускает глаза в пол, не в силах стерпеть жуткий взгляд;       крепко зажмуривается — чувствует, как по щеке предательски катится первая слеза — и шагает в дом.