«Зеркальце, зеркальце, скажи мне что-нибудь. Скажи мне, кто самый одинокий на свете?»
Зеркало ничего не показывает. Молчит, показывая лишь непроглядную тьму, как и за день до того рокового дня. Мичиру вздохнула и отложила талисман на стол. Она и не знает, что хотела в нем увидеть. Будущее её уже не интересовало, а прошлого исправить было нельзя. И всё же она механически посмотрела в него, чего-то тогда ожидая. Наверное, старая привычка. Как только она собирается от отойти от столика, внезапный порыв ветра всколыхивает занавеску, на секунду освещая комнату. Нет. Она не хочет этого. Она не позволит себе вновь пойти на поводу своего слабеющего разума. Мичиру находит в себе силы, чтобы опять зашторить окно. Ещё один порыв, уже сильнее, выбивает штору у неё из рук и пропускает бледный луч лунного света, который тонкой полоской прорезает комнату, освещая поднявшуюся над столиком пыль, и идет дальше, упираясь в стену, где четко читается полупрозрачный… Нет. Нет, нет, нет. Мичиру шарахается назад, закрывая пальцами глаза. — Тебя нет. Нету, нету, — твердит она, отступая в темный угол комнаты, пока не натыкается на кресло и не падает в него. Она раздвигает пальцы, глядя сквозь них, не прошел ли мираж. Нет, силуэт находится там же. А теперь он повернул голову в её сторону и беззвучно подошел ближе. — У меня едет крыша… — обреченно произносит скрипачка, наблюдая за призраком, который озабоченно смотрит на неё, словно пытаясь что-то сказать. У призрака голубовато-серые глаза и вьющиеся волосы бледно-светлого оттенка. Само наваждение вполне сошло бы за свой реальный прототип, если бы не цвет — холодный, неживой, еле видимый, словно сотканный из шелка, такой тонкий и…призрачный. Мертвый. Этот дух — или игра больного сознания — чем бы это ни было, оно вновь приблизилось. Мичиру дрожит, боится, не верит, но не может заставить себя отвернуться, поэтому сдается и подается вперед, вглядываясь в любимые черты. Мираж поднимает руку и проводит по щеке Мичиру, вот только та ничего не чувствует. Девушка замечает ещё одно отличие — глаза. Стеклянные, оледеневшие, безжизненные. Такие, какими она их запомнила в последний раз. В последние минуты своей любимой. Уран не хотела умирать. Она не должна была умереть. Этот удар предназначался Нептун. Но воительница ветра приняла его на себя. Мичиру чувствует, что по щекам у неё вот-вот потекут слезы. — Харука… — понимая, как это глупо, Мичиру пытается обнять призрака, но её руки смыкаются на пустом месте. Нельзя коснуться того, чего нет. Это бесполезно. Так же, как бесполезно было тогда пытаться руками закрыть рану на животе, из которой хлестала алая кровь, пачкая белую ткань униформы. Но Мичиру все равно до последнего держала её, пока Харука лежала у неё на коленях. Тено тогда всхлипывала от боли и жалась к ней, пытаясь что-то сказать. — Ми…кха…чи… Я… — слова выдавливались из неё отрывисто, с трудом, но Харука, кашляя кровью и дыша рваными отрывками, всё равно не сдавалась, — Я тебя…кхах… — Я знаю, милая. Я знаю. Я тебя тоже. Потерпи, — успокаивала её Нептун, гладя по голове и убирая дрожащей рукой волосы с потного лба, — Хару…ты молодец. Ты поработала на славу. Отдохни. Все будет хорошо. «Хорошо»… Сладкая ложь. Правда была слишком жестока. Но бледнеющая на глазах Харука и без того всё поняла. Она сцепила зубы и сжала в кулаке ткань униформы Мичиру, давя в себе эмоции и стараясь сохранить остатки мужества. Но ещё один жгучий приступ боли сделал своё, и из Харуки вырвался всхлип отчаяния. — Больно… — ещё один приступ кашля, — так боль…кха…но, Мичиру… Герои книг и фильмов уходили с гордой улыбкой на устах, огоньком в глазах, с трагическими и пафосными словами, полными любви, смело глядя в глаза своей судьбе. Но встретив глаза Уран, Нептун прочитала в них лишь боль и первобытный страх. — Я ведь… — слабеющий голос попытался звучать спокойно, но перед последним словом дрогнул и окончательно сломался, — умру?.. Ответа не последовало. Мичиру никогда ещё не чувствовала себя такой жалкой и беспомощной, как в тот раз, когда её Харука, такая непривычно слабая Харука, плакала, уткнувшись в её шею, пока она укачивала её, как ребенка, продолжая шептать, что всё будет хорошо, что она рядом, и что скоро всё закончится, потому что это было единственное, что Кайо могла сделать. Мичиру была той, кто держала её в руках, пока жизнь ускользала из Харуки, капля за каплей, медленно и мучительно, пока не ускользнула вовсе. Нептун не проронила не слезинки, на лице её не дрогнул ни один мускул. И все же, было видно, что с последним вздохом Уран в ней самой что-то умерло. Смысл жизни ушел, оставляя после себя лишь тяжесть горького одиночества. — Х-Харука?.. Хару? Ответь, милая… Хару! Пожалуйста, пожалуйста, нет, нет, нет… Е-ещё немного… Посмотри на меня… — Мичиру ласково звала, умоляла, взывала, и не узнавала своего собственного голоса, таким тщедушным он выходил, — Очнись, Рука… Нет, не очнется она. Никогда больше на неё не посмотрит теплым и любящим взглядом, не сожмет руку, не улыбнется дурацкой, но такой искренней улыбкой, не покраснеет от неловкости… Ни-ко-гда. Её больше нет. Когда Кайо осознала, что всё кончено, она аккуратно закрыла Харуке глаза и заторможено уставилась в пустоту, до сих пор держа ещё теплое тело в руках. Не хотелось в это верить, не хотелось ничего делать, не хотелось существовать. Хотелось закрыть глаза и не просыпаться. Сзади послышались шаги, и кто-то из других сенши положил руку ей на плечо. Дальше Мичиру мало что помнила. Кажется, она сорвалась, позволила наконец бушевавшему в душе шторму вырваться наружу. Она закричала. Истошным, горьким, первобытным криком, вырвавшимся наружу из самого нутра. Воспоминания на этом обрывались. Дальше шел серый туман из бесконечно тянущихся дней и ночей, прошедших после потери. Призрак, похоже, этого не знает. Эта Харука не понимает, почему Мичиру так на неё смотрит, и пытается даже вытереть слезы из уголков её глаз. Мичиру не помнила, когда точно посещения начались, но с тех пор они повторялись всё чаще, пока не свелись к каждой ночи. Сначала это сбивало с толку, потом — пугало, сейчас — приносило осознание своего безумства и соблазн увидеть любимую ещё раз. — Уходи, прошу… Черт, Мичиру ведь и сама не верит в свои слова. Но надо. Надо постараться ещё раз. Надо ожесточить своё сердце и пересилить себя. Кайо жаждет ещё минуты с любимой, но эта бледная тень — лишь копия её Харуки, обман, и она это прекрасно понимает. Хотя…кому она врет? Мичиру рада и обманываться. Отпустить окончательно её она не может. Может лишь прогнать — на время. — Тебя нет. Призрак недоуменно смотрит на неё. Вот же я, здесь, так и говорит она. Видение успокаивающе улыбается и наклоняется к губам скрипачки, находясь в паре миллиметров от её лица. Мичиру собирает всю свою волю, всю боль от утраты и поднимает на поверхность памяти мельчайшие детали случившегося. Она должна сама в это поверить, понять, принять. Вспомнить ослабевшую хватку, оборвавшееся дыхание и тяжесть безвольного тела на руках. Результатом становится вопль, по громкости и отчаянию подобный тому, который она испустила в тот роковой день. — Ты мертва, слышишь?! Ты умерла, Харука! Призрак рассеивается за долю секунды, оставляя девушку с зелеными волосами в полном одиночестве в полумраке опустевшей квартиры. Девушка встала, зашторила окно и вернулась, чтобы тяжело осесть в кресло. Согнувшись пополам, она спрятала лицо в ладонях. Выступающие на худой спине лопатки затряслись в такт жалобным всхлипам.«Я — самая одинокая на свете…»