Чонгуку нравится

       Чонгук смотрит исподлобья и усмехается, когда видит, как Тэ трясёт. Его маленький, беззащитный, изнемогающий от желания мальчик. Какая же прекрасная картина. Чону бы галерею открыть, а в ней фотографии Кима в любой позе. Только это ни к чему, ведь никому другому он не даст смотреть на своего малыша в таком виде, а сам может увидеть это в любой момент. Из раздумий вырывает лишь скулящий звук где-то с кровати, а тело Чонгука непроизвольно двигается ближе к источнику.        На постели Тэхён, такой красивый, особенно при этом освещении: на него падает свет заходящего солнца, от чего и без того смугловатая кожа кажется поцелованной солнцем. Скоро будет и Чонгуком. Рот Тэ непроизвольно открывается от удовольствия, пронизывающего его, потому что целый день терпеть пытку его любимого парня — это слишком. В заднице с раннего утра вибратор, что меняет скорость каждую минуту, хаотично, невыносимо от самого слабого, до сильного, а после среднего. Кажется, будто мозг плавится, потому что даже кончить невозможно — ремешок, что младший нацепил у основания члена попросту не даст. Руки прикованы к быльцам кровати, а ноги закреплены между собой. Особо не поёрничаешь в таком то положении. Ким хнычет, хочет поскорее избавиться от задевающей простату игрушки и ремешка на члене, потому что кончить для него то же, что в раю побывать. Он стоит на кровати, оттопырив задницу, скребёт одной рукой другую, а зубами закусывает наволочку, пока игрушка не переходит на более сильный режим, когда сдержать стоны невозможно. В глазах застыли слёзы, потому что это действительно слишком со стороны Чонгука — взять и оставить его так на весь день, возвращаясь лишь под вечер с работы. Тэхён знает, что их половая жизнь довольно разнообразна, но не подозревал, что настолько. Ким даже не замечает, что Чонгук рядом, потому что в ушах звенит и ничего из происходящего вокруг него, а не с ним, он не видит и не слышит. Даже не хочется.        Чонгук цепляет шёлковую ткань пиджака и с остервенением скидывает на пол. За ним летит и галстук цвета бордо, он не любит этот цвет, но это же подарок Тэхёна. Глаза ни на миг не отрываются от тела его мальчика, скользя от искривлённого в неудовлетворении лица к колом стоящему члену, что трётся о простынь, создавая безумный контраст. Младший облизывает нижнюю губу и аккуратными, будто выкованными шагами подходит с Киму сзади. Одно мгновение ступора, потому что таким он старшего не видел никогда. Руки ложатся на желанные половинки, а чёрные глаза направлены на лицо любимого, который в этот же момент изгибает на подушке голову и расфокусированным взглядом пялится на Чона. С губ слетает тихое:        — Гук-киии, — и веки закрываются, губы сжимаются в тонкую полоску, потому что скорость меняется, а руки, что спокойно покоились на заднице стали поглаживать.        — Ты был хорошим мальчиком, Тэхёни? — в голосе сквозит усмешка, потому что Тэхён всегда хороший мальчик. Потому что Чонгук это знает. Потому что это его хороший мальчик. Потому что Гук сам его так воспитал. Опорочил, развратил, дал ему то, чего мир не давал, переделал под собственный вкус, а самое главное — Тэхёну понравилось. До одури понравилось ещё два года назад и до сих пор нравится. Нравится подчиняться приказам младшего. Ложится под него, когда тот пожелает. Быть только его и получать наказания за малейшие оплошности. Потому что Ким Тэхён маленькая шлюшка папочки Чон Чонгука.        — Не слышу ответа. — и в наказание шлепок. Такой, что на нежной коже остаётся отпечаток пятерни младшего. — Тэхёни… Повторяю вопрос: ты был хорошим мальчиком? Давай же, малыш, отвечай, не зли папочку, — и рука снова со всего размаху бьёт по половинке, а в ответ скулёж, сдавленное дыхание и мелкие, судорожные кивки головой. — Я прошу ответ. — властно. Как будто король приказ отдаёт своим слугам.        — Д-да… Д-да, пап-почкаа, — стонет Тэ, а в голове одни картинки того, как бы Чонгук его быстрей выебал. Жёстче, задевая простату каждым движением. Вдалбливаясь в мягкое тело. Киму хочется ощутить крепкий член в себе, обхватить его нежными стеночками и наконец выдохнуть, потому что пульсирующий возбуждённый член Чон Чонгука — это лучшее, что когда-либо старший ощущал.        Чонгук вздёргивает послушное тело и ставит на колени как можно устойчивее. Давит на позвоночник и Тэ подчиняется, прогибаясь как кошка, выпячивая свою задницу, по которой сразу же приходится шлепок. А после второй и третий, которые прерывает голос с всего одно слово: считай. И Ким считает, срывающимся на стоны хриплым голосом считает. Всё заканчивается на двадцатом ударе, потому что это норма. Потому что это то, сколько Тэ выдерживает. Потому что Чонгук это знает. Сильные руки проходятся по краснеющим местам, а после слышится щелчок и скорость вибратора сменяется с слабого на просто адски быстрый. Тэхён стонет, стонет несдержанно, потому что он в таком состоянии двенадцать часов. С глаз сыпятся искры. По подбородку течёт слюна. Глаза закатываются так, что, наверное, если бы Ким сфокусировал взгляд то увидел бы мозг. С губ слетает жалобное, почти детское:        — Папооочкааа, — Тэ чувствует что вот-вот умрет. Терпеть это всё сил не осталось. Как же вообще такие пытки вытерпеть можно? Возбуждение давно стало болезненным, ему нужна разрядка и поскорее, а ещё лучше было бы, если с чонгуковым членом в заднице. С грубыми толчками. С шатающейся кроватью, что бьётся о стену решетчатым изголовьем, из-за того, что близко поставлена к стене. В такие моменты у старшего нет гордости, нет стеснения, он как оголенный нерв — где не коснись, везде эрогенные зоны, где не притронься — он протяжно постыдно застонет. Всё Чонгук. Он сделал Тэхёна такой развратной шлюхой, что только и может, что раздвигать ноги, жаться ближе и у которой единственное желание чтобы ей засадили по самое основание.        А у Чонгука каменно стоит уже после двух минут, как посмотрит на такого Тэ. Своего скромного, маленького мальчика, что боится не в ту сторону дыхнуть, чтобы не обидеть кого-то. Такого мальчика, что сейчас перед ним, на его послушного малыша, что призывно раздвигает худые ножки и виляет задницей. Такого Кима, который сделает для него — Чонгука — что тот пожелает, даже если абсурд, даже если аморально. Потому что верхом аморальности было начать такие отношения с, теперь, тэхёновым папочкой. Его Тэтэ сладкий мальчик, которому нужна бы ласка и нежность, а не вот это всё дерьмо, в котором тот варится. Но старший настолько любит Чонгука, что позволяет тому любые пакости, любые желания, испробовать всё и на его — Тэхёна — теле. Эта любовь приносит физическое удовольствие на грани с болью. Чонгук любит так. Чонгук любит жёстко, в общественном месте или дома, главное, что со своим пепельным мальчиком.        Чонгук улавливает где-то на периферии сознания стоны и кричащее:        — Выеби меня, папочка, — изнемогающий старший и его едкие, животные желания в такие моменты кажутся лучшим.        — Как пожелаешь, детка, — усмешка, это настолько очевидно даже в выражении голоса Чонгука, что у старшего глаза закрываются, ведь наконец ему подарят то, чего он ждёт целый день.        Где-то на кровать приземляется скользкий от смазки вибратор, а Тэ чувствует себя пустым без этой игрушки, за день уже привык. Хочется обратно, хочется кончить не касаясь себя, чтобы только от члена младшего. А Чонгук почему-то медлит, пару секунд ничего не делает, а Киму, вроде, не кажется, что уже вселенная успела перевернуться с ног на голову, слишком долго. А потом чувствует чужой язык у своего ануса и стонет. Гук же знает, как старший это любит, как быстро от такого возбуждается. Но к чёрту это сейчас, если в простынь упирается член, что в эрегированном состоянии с самого утра? Тэ воет, скребёт короткими ногтями по наволочке не замечая звука трескающейся ткани. Невыносимо. Над ним просто продолжают издеваться. С изыском, ведь знают все слабые места и куда надавить чтобы Тэхён давился стонами и слюной. Резко всё пропадает. Приглушённо слышится щелчок двух соединявших ноги замочков. Секунда чтобы привести дыхание в норму, потому что через мгновение в задницу проникает крупный возбуждённый член задевая простату. А Ким буквально умер и всё на что был способен, так это только выстонать перед первым толчком: Гууукиии. А дальше сумасшествие. Рваные толчки, от которых мозг улетает. Чонгук ещё умудрился в этот момент додуматься отцепить руки Тэ. А потом резко перевернуть его на спину, не покидая такого желанного тела.        Тонкие, трясущиеся руки сразу обхватывают шею, соскальзывают, скребут по спине, сдирая кожу. Гуку не больно, но он накажет за это своего мальчика, позже. Сейчас он занят им на столько, что с головой будто в омут нырнул. В глазах старшего слёзы, из груди вырываются хрипы. Тэхёну бы сейчас зайтись в кашле, ведь в горле пересохло, но не до этого. Слюна вязкая, стекает по подбородку, а гланды смочить не может. Сука. Как же запредельно охеренно. Всё тело напрягается, а Гук от этого стонет сдавленно, ведь мягкие стеночки вокруг член обхватывают и сдавливают почти больно, но приятно до одури. Сколько бы жёстко Чон не втрахивал своего мальчика в кровать тот остаётся узким, хотя и принимает его член уже безболезненно. Чонгук подымает голову и смотрит на Кима, тот распластанный на кровати, с спутавшимися волосами, красными, уставшими, слёзными глазами и высунутым кончиком языка. Голова больше в потолок, потому что запредельно круто, когда Чонгук так с ним обращается. Потому что кончить хочется, а от этого всхлипы и скулёж, ведь Тэ знает — если попросить снять ремешок, то Гук будет ещё дольше мучаться старшего. А этого он не выдержит. Ступни холодные и потные, пятки будто изо льда выкованы, но упираются в поясницу Чона, во время особенно сильных толчков даже пальцы на ногах поджимаются вместе с тем, как десять ноготков проходятся по сильной, накаченной спине.        У Тэхёна марево перед глазами или молочное пятно, потому когда голова чуть опускается и в поле зрения попадает Чонгук, то разглядеть можно лишь очертания. Хотя и тех хватает, чтобы понять насколько волшебно и невъебически круто выглядит сейчас Чон. Со спавшей на лоб челкой, что обычно лаком назад уложена, с напрягшимися мышцами, с потемневшим до сливающейся с зрачком радужки и потом, что стекает ото всюду, потому что такие физические нагрузки заставляют напрячься. Младший ловит туманный взгляд Кима и усмехается, тот выглядит как никогда, действительно, дрочно.        Чонгук чувствует, что скоро кончит, посему, будто каменными, пальцами цепляет застёжку ремешка и расцепляет его, давая Тэхёну кончить первым. Пусть и знает: тот зайдётся оргазмом только с его позволения.        — Кончай, малыш, — и заботливая полуулыбка. Пара фрикций и старший тонет в собственном удовольствии, выкрикивая громкие: папочкааа и Чонгукии, оседает на кровати, чувствуя, как следом за ним кончает и Гук.        Оба уставшие, довольные до безобразия, измученные друг другом, но ведь обоим это нравится. Тэ то, что у него просто есть такой Гук. То, как младший о нём заботится и как тот отрывается на Киме в постели. А Чонгуку… Чонгуку нравится, когда Тэхён его просит. Чонгуку нравится, как тот преодолевая смущение просит выебать, сейчас же, немедленно, а главное чтобы это был Чон. Чонгуку нравится такой Тэхён: заплаканный, возбуждённый, готовый на всё. Чонгуку просто нравится Тэ, весь этот хрупкий Тэ.        Именно поэтому они далеко не сказочный, идущий против всех тандем.