Утешение

Башир выглядит совершенно потерянным после смерти Дакс. Уже несколько месяцев прошло, а он до сих пор мрачнее тучи и молча сверлит взглядом каждого, кто заговорит с ним. Сначала О'Брайен радовался, потому что Джулиан имел обыкновение болтать, пожалуй, даже пиздеть без умолку, выражая бурный восторг или же свою неконтролируемую звериную ярость, а будучи в подпитии, мог и в потолок пальнуть, из-за чего они потом крепко ругались с Майлзом. А тут неожиданно стало заметно, как ловко он обращается с техникой, как хорошо у него варит котелок и каким он может быть надёжным и исполнительным боевым товарищем. Но спустя какое-то время О'Брайена начала угнетать эта молчаливость. Неужто заскучал по старым добрым временам? Если раньше Башир был как дикое пламя пожара, которому и масла не надо было, то теперь - затоптанное пепелище, источающее вялые клубы едкого дыма. И ни горячей крови, плясавшей искрами в глазах и на языке, ни дикой воинственной радости от побед или горестного воя от поражений. - Ненавижу, когда ты оказываешься прав! О'Брайен мысленно усмехается. Хоть капля прежнего Джулиана Башира ещё осталась на Дефайнте. Но и от неё следа не остаётся, когда они триумфально проводят закованного в кандалы регента по променаду. Команда яростно налегает на алкоголь, ликующе гремя бокалами, а Джулиан, единожды подняв свой, теперь тихо цедит трофейный бладвэйн в тёмном углу подальше от остальных. Капитан неспешно подходит и останавливается совсем рядом. Ему даже спрашивать ничего не надо, Башир наверняка или сам станет изливаться, или пошлёт. Но вместо этого Джулиан просто поднимает глаза к О'Брайену. Огромные грустные глаза, как у продрогшего пса, который хочет, чтоб его пустили в дом, но боится даже подойти. Да хоть бы у порога лечь позволили, хоть бы скупо провели рукой по загривку... Они удерживают зрительный контакт, и пауза тянется слишком долго, но затем Башир, словно спохватившись, встряхивает заметно отросшими волосами и усмехается горько, даже злобно. О'Брайен вдруг ощущает, как хочется запустить пальцы в эти встрёпанные пряди, но лишь крепко жмёт острое худое плечо. Впрочем, и это для них уже много больше, чем товарищеский жест. - Погано, - констатирует Джулиан, вертя в руках пустой бокал. Он сидит на широком дугообразном подоконнике в каюте О'Брайена и смотрит куда-то в бесконечную тьму космоса. Хозяин, чья голова была привычно занята бытовыми проблемами, растерянно оглядывается на товарища. Дефайнт на ремонте, и невольный капитан не может перестать переживать, как бы их инженеры не попортили его малышку своими "это будет эффективнее". Почему-то у О'Брайена техника в руках оживала быстрее, чем у них, но пост капитана - его бремя, и снимать его с себя он не собирается хотя бы потому, что остальной экипаж - это почти такие же недисциплинированные оголтелые головорезы, как и Башир, которых нельзя оставлять наедине с оружием. - Что ты сказал? - наконец выныривает из раздумий Майлз. Джулиан бросает на него разочарованный взгляд. Даже ведь не огрызнётся напоследок. Совсем парень расклеился. Он отставляет бокал, собираясь уходить, но вдруг останавливается у самой двери, несколько секунд стоит в молчании, а затем оборачивается, и Майлз снова видит эти полные тоски глаза. Даже удивительно, какая ахиллесова пята оказалась у этого кровожадного мальчишки, который мог резать глотки направо и налево, смеясь и горланя боевые гимны, как настоящий клингон. Да даже подыхая в луже крови и месива из собственных внутренностей, он бы шипел как змея и сыпал проклятьями от досады, что не прирезал своего палача, но не жалел бы о том, на что потратил свою жизнь. И все же сука-любовь оказалась поострее батлета и похуже самого долгоиграющего кардассианского яда. Наверное, всё, что О'Брайен может сейчас предложить Баширу, - дружеское молчание. Впрочем, иногда и его достаточно. Джулиан колеблется, а потом опускает голову О'Брайену на плечо и тихо рычит, злясь на себя и на происходящее. Майлз и сам несколько теряется от непривычно близкого контакта, но не отталкивает, не найдя в этом ничего неприятного. Он опускает ладонь на чужую спину. Усмехается участливо, почти нежно. - Переживи, наконец, это дерьмо, Джулиан. Тот только фыркает на замечание товарища. Дефайнт стремительно мчался домой, неся на себе новые боевые шрамы, новые потери и новую победу. Добравшись до своей маленькой каюты, Майлз присаживается на кровать, потирая уставшие глаза. Через пять часов они вернутся в свою старую тюрьму, которую теперь называют домом, и капитан рассчитывал потратить это время на сон, которого вечно катастрофически не хватало. Мужчина не сразу замечает жалобный писк вскрываемого замка, но тихий шорох двери и такие же тихие неуверенные шаги уже явно свидетельствуют о том, что у него гости. - Не учили тебя стучаться, а? - Майлз, преодолев себя, отнимает от лица руку, чтоб опять встретиться с хмурым взглядом красивых глаз. С каких пор он использует слово "красивый" в его описании? Впрочем, отрицать справедливость этого будет разве что слепой. Джулиан был неприлично хорош собой и так же неприлично любвеобилен. А ещё до смешного раним и сентиментален. Он садится на пол рядом с О'Брайеном, и грустно опущенная голова явно свидетельствует о том, что корпоративные пьянки неизменно навевают на него мысли о погибшей подруге. А к кому идти плакаться, как не к лучшему другу! Майлз бездумно опускает руку на встрёпанные жёсткие пряди, приводя их в ещё больший беспорядок. Он бы не сделал так, если б в нём не плескался ромуланский эль пополам с чудовищной усталостью. И если бы не проклятое лазурное пойло, которым заливалась глубокая тоска, Джулиан, пошатнувшись, не поднялся бы на колени и не опустил бы голову на чужое плечо, умоляя об утешении. У О'Брайена нет сил не то что возмутиться, подумать, насколько двусмысленно всё это выглядит. Он обнимает худые плечи рукой, чуть крепче, чем мог бы, жмёт к себе чуть ближе, чем стоило, и слабо улыбается, когда чужие руки оплетают спину. И ему становится так спокойно, все его мелкие тревоги меркнут в сравнении с ощущениями. Кажется, что это не совсем правильно, и в то же время - что это единственное верное решение сейчас. Для Джулиана. Но только ли для него? О'Брайен не особо помнил, что происходило дальше, словно из жизни вычеркнули эти несчастные пять часов, и вот он уже покидает каюту с полным ощущением, что минуту назад в неё вошёл. - На этом свете мне точно не выспаться. Он бредёт по тёмному коридору Терок Нор к своим апартаментам и уже оказывается внутри, но шелест слишком поздно скользнувшей назад дверной переборки заставляет его напрячься. Он успевает повернуться и схватиться за фазер прежде, чем узнаёт преследователя. Секундное замешательство позволяет тому толкнуть О'Брайена к стене, впрочем, тот не готов был сопротивляться. - Какого чёрта ты... В следующую секунду Башир вжимает его в стену тёмной каюты, елозит руками по бокам, оставляя на шее горячее влажное дыхание, от которого у Майлза вдох застывает в горле. А в голове всё тот же вопрос "Какого чёрта?.." Какого чёрта он не может пошевелиться, что опять творится с его ебанутым другом, и откуда, мать его, это тянущее приятное напряжение в теле?! Но он уже знает ответы на все эти вопросы. Закрывает глаза. Шумно тянет носом воздух. Знакомый, особенно яркий сейчас запах, яркий как никогда и невероятно будоражащий. У О'Брайена такое чувство, словно наконец заработал грёбаный универсальный переводчик, и он совершенно точно понимает не только себя самого. Он бездумно поворачивает голову, чтобы чужие губы наконец нашли его, и это становится чертой, за которой остаются сомнения. Руки как змеи оплетают тела, сдавливают кольцами. Джулиан целуется как зверь, грубо, порывисто, то ластясь губами и языком, то кусаясь, и Майлз тихо смеётся. Башир расценивает это по-своему и отстраняется настолько, насколько ему позволяют чужие объятья, яростно смотрит в глаза, ожидая чего угодно, только не... - С возвращением, Джулиан. Майлз улыбается, видя знакомый оскал. Он скучал по нему прежнему. Ладонь с талии соскальзывает ниже, плавно двигается между ягодиц, чтоб затем надавить, заставляя Джулиана вздрогнуть и прильнуть теснее, вжимаясь налившимся кровью членом в чужое бедро. Да у Майлза самого колом стоит, и пальцы нетерпеливо заползают под одежду, чтоб снять её. Башир в ответ на это быстро расправляется с молнией чужих брюк и забирается под ткань белья, плотно охватывает ствол. О'Брайен тяжело выдыхает, с наслаждением ловя ощущения, которые вскоре сменяются другими, ещё более яркими. Джулиан отстраняется и, удостоив товарища коротким взглядом, опускается на колени. Майлз запрокидывает, голову блаженно жмурясь. Пальцы путаются в тёмных жёстких прядях, сердце колотится, разливая по венам раскалённую лаву. Хорошо. Чертовски хорошо. И чертовски мало. Майлз не хочет терпеть долго, тянет за волосы, заставляя запрокинуть голову и выпустить член изо рта, а затем хватает за грудки, вынуждая подняться. Спустя считанные секунды они валятся на кровать, попутно сдирая друг с друга одежду. Башир змеёй извивается под О'Брайеном, притираясь плотнее, лаская и царапая везде, куда может дотянуться. - Что ты за животное... - выдыхает Майлз, снимая губами солоноватый пот со смуглой кожи. - Пошёл ты!.. - хрипит Башир, толкаясь навстречу чужим бёдрам с особенным ожесточением, сопровождая это хриплым вздохом, и О'Брайен, отвечая на призывные действия, прихватывает зубами кожу на загривке, оставляя первый значительный синяк и получая на это одобрительный скулёж. У него не было страсти к садо-мазо, но теперь, похоже, появится. Потому что Баширу это нравится. А Майлз для своего мальчика всё сделает.