Осенний дождь

Под порывами осеннего ветра, в эту ночь листва разом сменила цвет с живой зелени на мертвую охру. Мадзима одиноко брел по улицам Камуротё, потягивая сигарету. Сейчас, когда удержать группировку в своих руках было такой сложной задачей, ему осточертел штаб с бесконечно снующими то в офис, то из него подчиненными. От этого Мадзиме хотелось оказаться в таком месте, где его никто не найдет. Поэтому он подорвался со своего рабочего места при первой подвернувшейся возможности, оставив на столе огромную кипу документов. Он сбежал, никому ни о чем не сказав. Чтобы еще и звонки не донимали, Мадзима вынул батарею из телефона и спрятал его в нагрудный карман. Он мысленно представлял себе, какой, должно быть, сейчас поднимется шум в штабе. Ведь примерно сейчас его подчиненные и заметили бы пропажу своего оядзи. Мадзима мерзенько и тихо прихихикнул, как шаловливый мальчишка: он четко вообразил, как Минами и Нишида носятся по всему зданию, переворачивая все вверх-дном. А потом они начнут названивать ему — раз за разом, раз за разом — а вот дозвониться-то и не получится. Время от времени у Мадзимы возникало отчаянное желание предаться рефлексии. И в этот вечер это чувство крайне некстати пробудилось в нем в очередной раз. И все же, сколько бы он ни пытался, ему никак не удавалось стереть из памяти воспоминания о зловонном, мрачном и влажном подвале. Боле того, эти омерзительные воспоминания просыпались в его разуме все чаще. Ведь именно там он осознал то, что испытывает чувства к одному человеку. К человеку, который вынужден был оказаться за решеткой и гнить там четверть века. Мучительнее и горше воспоминаний о подвале, где он лишился глаза, была только память об одном годе. Предательски на эту память отзывалось само тело Мадзимы. В то время он клялся себе, что более всего желает научиться быть одиночкой. Но одиночество это было сродни его нынешней прогулке по ночным улицам Камуротё. — Холодно, блин, — вяло пробормотал он. Ледяной октябрьский ветер ласкал щеки Мадзимы. Он брел, не разбирая пути, спрятав руки в карманы и ссутулившись. Почти уже свернув в один из узких проулков, Мадзима выбросил свой окурок. Вокруг по-прежнему не было ни души. — Дорогой у тебя костюмчик, а, старикан? Ты, видать, большой начальник? Как повезло! Гони-ка сюда свои деньги! Ладненько, а, старик? Услышав со спины этот неприятный окрик, Мадзима спокойно замер на месте, и чуть обернулся — пренебрежительно и вяло. Его окружала группа из 4-5 янки, сжимавших в руках бейсбольные биты и обрезки алюминиевых труб. Его почти задело то, что его обозвали стариком. Медленно окинув малолеток отсутствующим взглядом, Мадзима вдруг преобразился в один миг: его единственный глаз заполыхал огнем такой злости и агрессии, что преследовавшие его янки тут же бросились врассыпную. Медленно и грациозно он обернулся, чтобы подобрать одну из труб, оброненных неудавшимися грабителями. Размахнувшись, он зарядил ей по пояснице одному из янки — как раз тому, что так нагло требовал денег. Не успел мальчишка вскрикнуть, а следом скорчиться от боли на асфальте, такое же угощение получили и его спутники — правда, удары пришлись уже по животам. Мадзима продолжал лупить их по подставленным ему беззащитным спинам. Наконец, он приложил трубой прямо в лицо одному из нападавших. Падая, поверженный янки зацепил и без того хлипкий столбик с каким-то знаком на щите, завалив его на себя. — Печалька вышла, звиняйте. Я большой начальник, но не такого рода, как вы ожидали. Постарайтесь запомнить впредь, ладушки? Оборачиваясь, Мадзима резко и неожиданно врезался во что-то плотное и тяжелое. В следующую же секунду что-то врезалось ему в бок, и правую сторону его тела пронзила резкая пульсирующая боль. Медленно завершив полный оборот, Мадзима бросил взгляд вниз: в боку у него торчал небольшой нож-бабочка. Резко направив удар ногой вниз, Мадзима покривился: у него под ногами извивался мальчишка с разбитым в кровь носом. — Ах ты, мелкий засранец!!! В бешенстве, Мадзима обрушил на янки целый град мощных ударов. И только услышав хруст костей медленно вынул из ножен свой танто. Нож, которым его ранили, упал на асфальт, отозвавшись печальным металлическим звоном. Рану он больше не перекрывал, так что бок Мадзимы тут же окрасился густо-алым, и капли того же печально знакомого ему оттенка окрасили и землю у него под ногами. По телу стал разливаться жар, как если бы к ране приложили каленое железо. — Твою ж ма-ать... Мадзима понял всю опасность ситуации, когда, пошатнувшись, припал спиной к холодной поверхности ближайшей стены. Пульсирующая боль не давала покоя, а из открытой раны продолжала хлестать кровь. Ранение оказалось глубже, чем он мог предположить: в глазах у Мадзимы начало мельтешить. Его взгляд начал мало-помалу застилать волокнистый белый туман. Чтобы не потерять сознание, Мадзима резко завертел головой из стороны в сторону. Неожиданно со свинцового неба над Камуротё начали срываться тяжелые капли дождя. Одна за другой, они падали вниз, окрашивая тело Мадзимы более темными красками. — Так совсем не пойдет, — выдавил он, собрав остаток сил. Ему все же удалось подняться на ноги, и Мадзима преодолел какое-то расстояние, припав к стене, прежде чем снова потерять равновесие. Он снова сел на землю, припав к стене. По мере того, как слабый, накрапывающий дождь набирал силу, превращаясь в ливень, Мадзима постепенно возвращался к реальности. Вдруг он вспомнил, что завтра ему обязательно надо присутствовать на совете правления Тодзё-кай. Разве ему не было сказано, что завтра его проводит туда Минами? У Рокудаймэ сейчас, вероятно, мозги были заняты множеством проблем, связанными с бизнес-сотрудничеством... Мадзима рассмеялся, осознав, что выбрал неподходящий момент для размышлений о работе. Уголки его рта слабо приподнялись. — Кё...дай?.. Прошептав то самое имя, Мадзима улыбнулся шире прежде, чем его веко медленно опустилось, а тело потяжелело. Теряя сознание, он видел то самое лицо...