please i kiss you?

Саган любит целоваться. Точнее, целовать, потому что за шестнадцать годиков ему как-то не выпало счастья сделать этот процесс взаимным. Сагана умиляет, когда остальные кричат и смеются, если он к кому-то лезет губами. Саган кого-то поцеловал — тоже мне новость. Так остро до сих пор реагируют только хены. Чунук с Саганом дружит всю среднюю школу, ему не привыкать, Саган на него руки-губы тоже распускать любит — потому что Чунук бест друг, понятно? А Уджин и сам кого хочешь зацелует. А вот хены кричат. Смеются. Отбиваются. К Сокчолю Саган вообще лезть опасается — не вообще, а губами только. Потому что Сокчоль большой бугай и силу рассчитывать не умеет. Но он не злой, хороший хен, Саган его любит даже после того, как чуть в стену от пинка не улетел, хотя за что? Он даже щеки коснуться не успел. Саган же не просто так лезет, а из любви. Он обижается, когда Чунук говорит, что Саган целует всех подряд, да еще и в прямом эфире — ну что за предательство! Потому что нет. Неправда! Эту честь от Сагана еще заслужить надо. Но Ынсон-хен рядом возмущается: — Всех подряд? Ты уверен? — с лицом человека, который выдерживает девяносто процентов саганоатак. Сагану становится спокойнее. Хорошо, что это говорит именно Ынсон, потому что его Саган любит целовать больше всего. Он ничего не может с собой поделать! Просто Ынсон классный. И поет, как бог, даже неспавший и простуженный, и выглядит, как бог, даже если одет как бомж — Сагану такой стиль не очень, но широченные штаны и свитера, в который три Сагана поместятся, Ынсону к лицу страшно, пусть ходит так всегда. А еще у Ынсон-хена руки. Ну, руки. Вы видели эти руки, эти кисти и пальцы? Если нет, то сходите и посмотрите, иначе полжизни потеряете. Или не ходите, а то влюбитесь не дай бог еще, Саган вас заревнует и убьет. Это же произведения искусства, а не руки. Сагану очень нравится, когда эти руки гладят его по голове или придерживают за плечи, но Ынсон-хен редко бывает таким ласковым. Поэтому приходится все брать в руки свои — не такие красивые, как у хена, но куда более инициативные. И лезть, гладить и трогать — руками, губами, можно вообще целиком на хене повиснуть, как коала, и обязательно куда-нибудь попытаться чмокнуть. У Сагана на Ынсона срабатывает целовательный рефлекс и не срабатывают предохранители. Потому что Ынсон отбивается. Иногда вяло, иногда просто сердито одергивает, а иногда — очень больно и серьезно отбивается. Ынсон-хен не самый сильный человек на земле, и тот же Сокчоль может легко схватить его в охапку и унести куда-нибудь, если хен сильно нудит. Да даже Саган в этом году перерос Ынсона на пару сантиметров (чему втайне несказанно радовался) и шире раздался в плечах. Ынсон-хен бьет. Бьет очень больно. Саган даже кулак закусывает, когда его вторую руку прибивают к столу. Больно, очень. А он всего-то хотел воздушный поцелуй послать. Но Саган не обижается. Зачем обижаться, если можно еще раз поцеловать? Ну, или хотя бы попробовать. И Саган пробует. Получает. И снова пробует. Любой здравомыслящий человек, подумав и составив логическую цепочку, давно бы перестал, но Саган не думает и не собирается. Хочется поцеловать Ынсон-хена — целует. Даже если ладонью закрываются, ее можно убрать, эту ладонь, и вот так за подбородок придержать, чтобы не отворачивались... А Ынсон не отворачивается. Саган догоняет, когда своими неугомонными губами встречает чужие губы: теплые и шероховатые, немножечко обветренные. Ой. Он приготовился, куда поцелует хена после, когда тот увернется, а тут... Саган даже глаза распахивает от удивления. Но к сжатым губам прижимается и даже лизнуть пытается немножко, потому что он всегда сначала делает, а потом думает. Мозги хорошего не посоветуют. А то, что не-мозги, советует ему повернуть хена к себе сильнее и ртом, ну, пошевелить, и Саган выдыхает совсем удивленно, когда Ынсон прихватывает его нижнюю губу, и подождите, это что, язык? Когда Ынсон отстраняется, у Сагана глаза, наверное, совсем как блюдца. А у Ынсона губы поблескивают — от сагановой банановой гигиенички и немножко — от слюны. Ох. Саган тянется к ним еще раз, этим губам — он с перепугу даже не понял ничего — и получает в ухо. — Хен! — по уху — это подло и больно, оно прямо горит, но у Сагана есть дела поважнее болящих ушей. Например, отвести руку и попытаться к хену снова. И получить по второму уху. — Ну хен, — вот теперь Сагану обидно, потому что почему хен снова ломается! Ынсон утыкается обратно в свой телефон, где до этого писал сообщение Сокчолю, чтобы поторапливался, почти сердито. — Хен, не отворачивайся, — вкрадчиво просит Саган, хотя у самого сердце тверкает так, что мама не горюй. — Отстань. — Почему? — Бесят твои поцелуи без предупреждения. — Можно я тебя поцелую? — Нет. — Я поцелую. — Нет. И Саган целует, получает по рукам, и снова целует, и еще поцелует много раз, потому что знает, что Ынсон-хен однажды не отвернется. И тогда Саган точно не растеряется.