Однажды тихим днем (un dia en el mundo)

Когда Кон зашел в комнату, Тим мирно спал. Он видел, как опускается и поднимается его грудь, в каком-то умиротворяющем ритме, и, сам того не замечая, подстроился под этот ритм, не сомневаясь в том, что их сердца в данный момент забились в унисон. Работали они по тому же принципу: Тим говорил прыгать — и Кон уже был в воздухе, Тим менял парадигму одним махом с легкой улыбкой — и Кон тут же подстраивался под ритм; действия, возникающие в голове Тима, совершались телом Кона. Иногда, глядя на Тима, он чувствовал, что воздух между ними был чем-то большим, чем сигналами синапсов и нервными импульсами. Странно было видеть его спящим. Кон не помнил, когда такое было в последний раз, но Тим лежал перед ним в его комнате (своей комнате — грань, разделяющая личное пространство каждого из них, давно стерлась) так, словно в его распоряжении было все время мира. — Эм, — Кон опустился на колени перед кроватью, прикоснувшись рукой к животу Тима. Тот вздрогнул, открыл глаза и моргнул несколько раз прежде, чем закрыть лицо рукой, сонно, едва заметно улыбаясь.— Что ты здесь делаешь? Тим пожал плечами, а затем потянулся. Перед глазами Кона предстало гибкое, изящное тело, сплошь покрытое шрамами. Тим потягивался до скрипа в костях, и Кон почти слышал, как недовольно отзывались на это старые шрамы. Он не убрал руку с его живота, легко поглаживая большим пальцем одну из затянувшихся отметин. Поднявшись, Кон стянул с себя ботинки, небрежно откидывая их в сторону, туда же полетела и куртка. Он подошел к кровати и устроился рядом с Тимом. Тим вытянул руку, снимая с него очки. — Я приехал утром, но тебя… — непроизвольный зевок заставил его замолчать, и он осторожно положил очки на тумбочку. — Тебя не было. — Я был на учебе. Кто тебя впустил? — Кон положил голову на плечо Тима. Тот пах сонливостью, потом, костюмом Красного Робина и какой-то химией. Кон поморщился. — Твой консьерж, — Тим повернулся, положив ногу на бедро Кона, и тот быстро приспособился к новой позе, естественной, как дыхание. — Я ей нравлюсь. — Ты должен прекратить манипулировать бедной женщиной. — Я ничего не делаю, — но Кон знал, что тот довольно улыбается, не чувствуя ни малейших угрызений совести. В течение нескольких минут они молчали, и Кон стал впадать в дрему, буквально витающую в комнате и превращающую тело в желе. Устраиваясь поудобнее, он уткнулся носом в шею Тима и тут же вздрогнул, услышав его бодрый, низкий, чуть хрипловатый голос. — Тебе ничего не надо делать? У тебя же вроде есть обязанности — готовка там, ну, или другие вещи, которыми занимаются взрослые люди? Кон вздохнул, не открывая глаз. — Заткнись и спи.