— 1 —
Когда на Север приходила зима, темнеть начинало совсем рано. Сумерки сгущались почти сразу после обеда, и даже ярко горящие факелы с трудом разгоняли мрак. Джон хорошо помнил, как в детстве боялся сказки, которую очень любила Старая Нэн. В ней говорилось о том, что иногда на Север приходит настоящая зима, когда солнце годами не показывается на небе. Люди рождаются и умирают в кромешном мраке, дрожа от страха и холода, и никто не может спасти их. Теперь, после смерти и возвращения в мир живых, темнота нравилась Джону куда больше света. Темнота не резала глаза — напротив, дарила покой. В темноте было легче спрятаться от чужих глаз. Отчего ему так хочется спрятаться, Джон старался не думать. У его жизни имелась цель, простая и ясная: защитить Север и свою семью — то, что от нее осталось. Ничто другое не имело больше значения. Холода Джон тоже не боялся, однако каждый вечер сидел у камина, устроившись на шкуре рядом с Сансой. Так она захотела, и это было меньшим, что Джон мог сделать для нее. Он понимал, о чем на самом деле мечтает Санса: вернуть то прежнее, детское, теплое ощущение семьи. Прежде, до того, как умер, Джон и сам хотел этого. В рыжем свете камина Санса выглядела старше. С распущенными волосами она еще сильнее походила на свою мать, Кейтилин Старк. Это сходство, пожалуй, должно было вызвать неприязнь, однако Джон чувствовал только смутную грусть. Прежние обиды больше не тревожили его. — Когда ты назначишь дату казни? — спросила Санса, глядя в пламя. Джон помолчал. Это разговор происходил снова и снова, и он никак не мог найти нужные слова, чтобы убедить Сансу в своей правоте. — Скоро, — ответил Джон. — Когда в Винтерфелл прибудут представители всех северных домов. — Скоро, — повторила Санса с незнакомым прежде ехидством. — Снегопад с каждым днем становится все сильнее. Ты действительно думаешь, что кто-то быстро доберется до нас? Ты такой наивный. Почему не казнить его сейчас? — Пойми, это не моя прихоть, — Джон устал повторять это раз за разом. — Это необходимость. Я хочу судить Рамси, хочу вынести ему приговор и исполнить его у всех на глазах. — В замке достаточно свидетелей! — воскликнула Санса и посмотрела наконец ему в глаза. — Суди его, если так хочешь, но сделай это сейчас, не откладывая. Джон отвел взгляд. На миг захотелось, чтобы камин погас и темнота скрыла его от справедливых упреков Сансы. — Он должен умереть поскорее, — ее губы дрогнули. — Должен умереть за все то зло, что сотворил. Почему ты не понимаешь этого? Объясни, почему. — Он умрет, — невпопад пообещал Джон. — Я просто хочу сделать все правильно. Он попытался взять Сансу за руку, но та дернулась от него в сторону, как от больного серой хворью. — Правильно — это как наш отец? Его судьбу ты хочешь повторить? Джон не знал, что сказать. Наверное, он и в самом деле хотел поступить, как настоящий Старк. Так, как на его месте поступил бы отец. Окажись Рамси в руках Неда Старка, он бы тоже судил его по справедливости. Вот Робб, пожалуй, казнил бы Рамси без суда. Впрочем, какая разница, как поступил бы он, равно как и отец, если они оба мертвы? Они оба мертвы, а Джон отчего-то жив. — Послушай меня, пожалуйста, — Санса придвинулась ближе и заговорила мягче. — Давай убьем Рамси сейчас, иначе он сбежит. Он сбежит, если мы этого не сделаем. Ты не знаешь, какой он человек. Я… Я знаю, поверь. — Нет, — Джон покачал головой. — Он не сбежит. Во-первых, ему некуда бежать, во-вторых, он сильно ранен, в-третьих, его охраняют день и ночь. Рамси будет казнен по всем правилам, и я сделаю все, чтобы он дожил до своей казни. Лицо Сансы помрачнело. Ей было больно, Джон понимал это, однако отказаться от своей правды не мог даже ради нее. — Знаешь, иногда мне кажется, ты хочешь этого, — проговорила Санса, по-детски беззащитным жестом обняв колени. — Чтобы он сбежал. — Почему? — спросил Джон недоуменно. — Зачем мне хотеть, чтобы он сбежал? — Не знаю, тебе виднее. Возможно, дело в том, что Рамси бастард, — на губах Сансы мелькнула злая улыбка. — Он бастард, он Сноу, как и ты. Тебе жаль его, пусть ты и не признаешься в этом. Упрек попал точно в цель: даже сквозь привычную пелену равнодушия Джон почувствовал обиду. Он знал, что бастардам нередко приписывают самые низкие и подлые черты, и с самого детства боялся обнаружить их в себе и стать похожим на такого, как Рамси. Разумеется, Санса не знала этого, не могла знать, но от ее слов все прежние страхи всколыхнулись в душе, и не было той темноты, в которой можно было спрятаться от них. — Хорошо же ты обо мне думаешь. — Джон поднялся на ноги. Санса ничего не ответила: она смотрела в камин, а в ее светлых глазах стояли слезы. Наверное, следовало остаться и утешить ее, но Джон не мог усидеть на месте. Он должен был увидеть Рамси и убедиться, что не стал таким, как он. Даже умерев, не стал.***
Рамси не спал. Он лежал на куче подгнившей соломы и со спокойной улыбкой смотрел Джону в глаза. Тот привычно встретил его взгляд; теперь главным было не моргнуть. Поначалу Рамси вечно притворялся, будто спит, а затем резко «просыпается». Он полагал, что Джон велся на его притворство, вот только он никогда не велся. После смерти Джон получил дар — умение отделять правду от лжи, даже самой ничтожной. Он знал, что Рамси обладал чутьем, подобным звериному, оттого чувствовал его приход и всегда просыпался заранее. — Я видел, как ты моргнул, — улыбка Рамси стала шире. — Сегодня ты проиграл. Джон неохотно кивнул, принимая поражение. Отчего-то после смерти никто не мог выносить его взгляд слишком долго, только Рамси. Возможно, это значило, что внутри он был таким же мертвецом, как и Джон. «Неужели действительно похожи? — против воли пронеслось в голове. — Нет. Не похожи, вовсе не похожи». — Ты наконец-то пришел меня убить? — продолжил Рамси. — Долго же ты собирался. Он потянулся на соломе, явно стараясь устроиться поудобнее. — Нет, — Джон мотнул головой. — Не сегодня. — А когда? — не отставал Рамси. — Ты узнаешь, когда это случится, — отрезал Джон. Они помолчали. Джон прекрасно знал, что тянет с казнью не из жалости, однако никаких доказательств этому найти не мог. Возможно, ему следовало бы подвергнуть Рамси жестоким пыткам, или хотя бы избить. Но разве это не сделало бы их схожими, по-настоящему схожими людьми? Этого Джон допустить не мог. — На твоем месте я бы убил себя, — серьезно сказал Рамси. — В первый же вечер. А ты все ходишь и смотришь на меня без толку. Зачем? — Я — не ты, — Джон стиснул зубы. Рамси, кажется, позабавила эта фраза, и он вдруг сказал то, что Джон втайне боялся услышать. — Но мы похожи, — Рамси ухмыльнулся и заговорил быстрее: — Мы бастарды, я и ты, тебе просто повезло сильнее, но мы все равно похожи, и ты знаешь это, и чем крепче знаешь, тем сильнее сопротивляешься этой мысли. Разве я не прав? Первым безумным порывом было избить Рамси до смерти, чтобы он не смел больше говорить подобное. Однако Джон смог противостоять искушению и не сорвался. Он все еще мог сдерживаться, и одно это делало их с Рамси разными. Однако от подавленного гнева перед глазами потемнело, и руки мелко затряслись. — Ночью снег сильнее пойдет, — проговорил вдруг Рамси тише, словно бы ни к кому не обращаясь. — Следы заметет. Эта фраза прозвучала как угроза — или как намек, но Джон вновь не позволил себе поддаваться эмоциям. Он не хотел ничем походить на Рамси. — Снег не спасет тебя от смерти, — произнес Джон и отвернулся, чтобы уйти. — Увидим, — донеслось ему в спину. Оборачиваться Джон не стал. Последнее сказанное слово напоминало шелест ветра, а не голос Рамси. По крайней мере, Джон решил, что будет думать именно так. Всю ночь ему снились ржавые длинные цепи, тянущиеся из ниоткуда, темница, чья-то кровь на руках и бесконечный вкрадчивый шепот на самой границе слуха. «Мы похожи, — разобрал Джон, прислушавшись. — Спроси у Старых богов, они скажут тебе, что мы похожи». Эта фраза повторялась, кружилась в голове, как поземка, и избавиться от нее не выходило. Джон проснулся от громкого и настойчивого стука в дверь, когда за окном было по-ночному темно. — Он сбежал, милорд, — сказал слуга дрожащим голосом. — Болтонский бастард сбежал из запертой темницы. Исчез, как будто его не было. Он не человек, милорд, он чудовище, он… Джон знаком приказал слуге замолчать. Он отвернулся к окну и увидел, что с неба так и сыплет снег — как и предсказывал Рамси. Рамси, который сбежал. Сбежал, в самом деле сбежал, и никто не знал, как ему удалось это. Судя по всему, Рамси сумел самостоятельно открыть дверь своей темницы, запереть ее за собой и уйти незамеченным для всех. Это казалось невероятным, невозможным. Это случилось. Виски сдавило от боли. — Леди Санса знает? — только и спросил Джон. — Ей пока не сообщили, — отозвался слуга. — Скажите ей, что я верну его к сегодняшнему вечеру, — постановил Джон и начал торопливо одеваться. — Но милорд, снег наверняка замел все следы, вы только сами заплутаете, — осмелился заметить слуга. Джон не стал слушать эти разумные и совершенно не нужные сейчас слова. — Я верну Рамси, — произнес он громко. — Так и скажите леди Сансе. Я его верну и убью сегодня же. Пусть ждет.— 2 —
В Волчьем лесу было тихо. Казалось, будто он невидимой стеной отделен от внешнего мира, где бушевала непогода, где белый снег слепил глаза и безжалостный ледяной ветер сбивал с пути. Джон спешился с коня и прислушался. На своих ногах Рамси не мог уйти далеко, он был слишком слаб. Следовательно, он прятался где-то здесь, совсем близко. Оставалась, разумеется, вероятность, что Рамси двинулся в другом направлении, а Джон напрасно тратит время. Однако он был уверен, что Рамси пошел в сторону леса, просто потому, что здесь легче спрятаться. Просто потому, что Джон на его месте поступил бы так. Нетронутый наст звучно хрустнул под ногами; с дерева спорхнул черный ворон и с пронзительным криком взмыл в затянутое серыми тучами небо. В ушах вдруг зашумело. Джон встряхнул головой и повыше натянул на лицо кусок плотной ткани. Странное, слишком живое беспокойство зашевелилось в груди. Джон хорошо знал эти места, однако на миг ему показалось, будто он никогда не бывал в этом лесу. Невдалеке Джон увидел на снегу нечто темное. Подойдя ближе и присмотревшись, он понял, что это пятна крови. Сердце забилось быстрее. Возможно, это была кровь раненого зверя, но Джон верил, что она принадлежит Рамси. Одна из его многочисленных ран, оставшихся после их битвы, вполне могла разойтись и начать кровоточить. Джон невпопад подумал о том, что всегда называл Рамси по имени в своих мыслях. Болтоном тот не был (равно как и Джон — Старком), а Сноу… Нет, Джон не хотел делить с ним эту фамилию. Пятна крови вели в чащу и обрывались у небольшого оврага. Чувствуя жадное, нетерпеливое предвкушение, Джон подошел к самому краю — и увидел Рамси, скорчившегося на окровавленном снегу. Он, одетый исключительно в тонкие штаны и дублет, явно пытался спрятаться от холода в широких корнях растущего на склоне дерева. Джон поймал себя на том, что улыбается. После смерти такое редко с ним случалось. — А, бастард. — Рамси выглядел так, будто вовсе не удивлен происходящим, будто хотел быть обнаруженным. — Ну что, убьешь меня теперь? — Нет. — Джон покачал головой и спрыгнул вниз, в овраг. — Верну в Винтерфелл. — Зря, — Рамси растянул губы в улыбке. — Я бы себя убил прямо здесь. — Ты уже говорил об этом, — напомнил Джон. — Говорил, — согласился Рамси. — Но ты все равно не убил меня. Ты медлишь. Ждешь чего-то. Или трусишь? Не удержавшись, Джон залепил ему пощечину. Удар отозвался полузабытым теплом под ребрами. — Кто тебя выпустил? — спросил Джон. — Я сам себя выпустил, — Рамси дернул плечом. — Неужели не догадался? Джона не устроил этот ответ. Он хотел было расспросить Рамси подробнее, но вдруг вспомнил, что оставил лошадь без присмотра и даже не удосужился привязать ее к дереву. Подобная небрежность была совсем не свойственна ему прежде. «Он лишает меня разума, — подумал Джон, глядя в бледные глаза Рамси. — Нужно покончить с этим, и поскорее». — Мы уходим, — сказал он вслух. — Поднимайся. — Не могу, — глумливо сказал Рамси. — Я ранен, разве не видишь? Скривившись, Джон вцепился в потрепанный ворот его дублета и дернул вверх, заставляя встать. — Шевели ногами, — проговорил он, таща Рамси за собой вверх. Склон оврага показался более крутым, чем несколько мгновений назад. Ноги проваливались в глубокий снег, и идти было трудно. Но следовало поторопиться, чтобы не упустить коня. Когда они наконец поднялись, Джону снова показалось, что он никогда прежде не был в этой части леса — что, разумеется, было совершенно невозможным. Джон хорошо помнил, как детьми они с Роббом и Теоном играли в этом овраге в прятки, и Теон вечно прятался ловчее всех. Вот только с Рамси ему это не помогло. От Сансы Джон знал, что Теон смог выжить — и совершил меньше преступлений, чем приписывалось ему. Не то чтобы это помогло простить его, совсем нет. Впрочем, после смерти злость, как и все прочие эмоции, давалась нелегко. Джон хорошо помнил, как шел по следам крови — и осознал, что они исчезли. Снег был чистым и ослепительно белым; серое небо как будто немного прояснилось. Стараясь не показать своего недоумения, Джон упрямо пошел вперед и заставил Рамси идти следом. Он помнил, что совсем скоро будет то место, где он оставил лошадь. Совсем скоро. За следующей сосной. Нужно свернуть правее. «Это не тот лес, — стучало в висках. — Не тот, ты видишь это, ты не можешь не видеть». — Заплутал? — сочувственно спросил Рамси. Джон мотнул головой, не оборачиваясь. — Возможно, Старые боги хотят этого, — произнес Рамси как будто бы торжественно. — Чтобы ты убил меня здесь. Или чтобы мы умерли вместе в этом лесу. Что тебе нравится больше? Джон стиснул зубы: Рамси снова хотелось ударить — за эти слова, за ухмылку — он чувствовал ее, даже не видя, за то, что он словно бы понимал происходящее куда лучше, чем Джон. — До Винтерфелла недалеко, — бросил он. — Ты дойдешь. Рамси помолчал, а потом спросил насмешливо: — А ты? Джон ничего не ответил. Он помнил, что нужно идти на северо-запад. Двигаясь в этом направлении, они рано или поздно придут к Винтерфеллу. «Если это правильный лес. Если там, где мы оказались, есть Винтерфелл». Джон постарался выбросить эту мысль из головы, однако нисколько в этом не преуспел.— 3 —
Довольно быстро Джон потерял счет времени. Он бездумно шел вперед, Рамси ковылял следом, и казалось, будто это продолжается уже целую вечность. Возможно, мутное ощущение не обманывало: давно, почти что в прошлой жизни, Старая Нэн рассказывала сказки о тех, кого лесная нечисть сбивала с пути и водила по лесу до тех пор, пока несчастные не умирали от усталости. Смерти Джон не боялся: по его опыту, она была не страшнее жизни. Однако Рамси не заслужил такого легкого конца, и поэтому нужно было бороться с мороком и идти вперед, к Винтерфеллу. Несколько раз Джону показалось, будто он видит перед собой темный дымчатый силуэт замка — но, разумеется, этот образ лишь мерещился ему. Тем временем погода постепенно портилась все сильнее: ветер пронизывал до костей, снег валил плотной пеленой, и становилось неясно, в какую сторону двигаться. Джон понимал, что они заблудились, однако признаться в этом не мог даже себе и продолжал идти, с каждым шагом все сильнее увязая в плотном снегу. Раз в пять шагов он привычно оборачивался, чтобы проверить, не отстал ли Рамси — и каждый раз встречался с ним взглядом. Светлые водянистые глаза смотрели на Джона спокойно, даже с любопытством. «Знает, — досадливо подумал Джон, — знает, что мы сбились с пути». Словно бы в подтверждение этой мысли Рамси ухмыльнулся. Джон отвел взгляд первым. Он вдруг почувствовал, что как будто бы стал мерзнуть сильнее, совсем как раньше, до смерти. Раздумывать о том, что это означает, было не время и не место, и Джон продолжил движение вперед, стараясь не замечать, как мерзко стучат зубы от холода. — Я понимаю, почему ты так зол на меня, — неожиданно проговорил Рамси. Его тихие слова вплетались в завывания ветра, и оттого казалось, будто они доносятся издалека. — О, неужели? — отозвался Джон с неприкрытой издевкой. Рамси не мог не понимать, что поводов для злости — вернее сказать, для безумной ярости — у него имелось предостаточно. — Да. — Рамси помолчал. — Это из-за твоей сестрички. Из-за Сансы. Я ведь так ее обидел, я причинил ей боль, я повел себя с ней плохо, — он сделал паузу и прибавил нараспев, — плохо и недостойно. Джон резко остановился и прикрыл глаза. Злость, что поднималась в груди, горячила кровь, но поддаваться этому обманчивому теплу не стоило. Он помнил, что не должен становиться подобным Рамси, как и о необходимости сохранить ему жизнь. — Закрой свой рот, — процедил Джон. Рамси подошел ближе. — Ты ведь сам этого хотел, разве не так? — теперь казалось, будто его голос звучит прямо в голове. — Она наверняка задирала нос перед тобой, а ты представлял, как однажды проучишь ее. Накажешь за то, что она тебя не любила. Сказанное было ложью, Джон прекрасно это знал. Он никогда не желал Сансе зла, даже в детстве, он давно простил все обиды, он, пожалуй, в самом деле любил ее — и одновременно никак не мог отделаться от вкрадчивого голоса в голове, что шептал: «Что, если Рамси прав? Что, если я действительно хотел этого, пусть и ровно миг, но хотел? Ведь все бастарды по натуре подлецы». Хотелось зажать себе уши, но Джон понимал: это не поможет не слышать. — Или я не прав? Может быть, ты в самом деле только и мечтал о том, чтобы защитить Сансу, и всю свою мертвую семью тоже. Я понимаю тебя. — Рамси вышел вперед и встал перед Джоном; они снова смотрели друг другу в глаза. — Правда, понимаю. Знаешь, давным-давно у меня был брат, и я его убил, чтобы наш с ним отец никогда не добрался до него. Не сделал из него подобие себя, не сломал его, не заставил плясать под свою дудку. Теперь мой брат в безопасности. Он мертв. Никто до него не доберется. Зрачки в глазах Рамси ненормально расширились, на бледных губах заиграла мягкая, мечтательная улыбка, и Джон вдруг задумался о том, сколько притворства в его сумасшествии. Не может же человек и в самом деле быть настолько безумным и в то же время обыкновенным. Улыбка Рамси стала шире. Он чуть вздернул верхнюю губу, показывая по-животному острые белые зубы. — Ладно, хочешь настоящую правду? — Рамси вытянул руку и смахнул с плеча Джона снежинки. — На самом деле мне просто хотелось убить моего брата, вот и все. Отец считал, что во всем виновата корысть и ревность, но он ошибался. Мне нравится убивать красивое. Это приятно. «Почему он не мерзнет, он едва одет», — подумал Джон невпопад. Осмыслять извращенные признания Рамси не хотелось: казалось, будто одна лишь попытка понять сблизит их сильнее, чем печать бастардства. — Сейчас я бы убил его медленнее, — прибавил Рамси после паузы. — Не люблю торопиться, спешка портит все удовольствие. А тебе нравится убивать, Джон? — Нет, — тот резко мотнул головой. Наверное, не стоило отвечать на этот вопрос и поддерживать тем самым разговор, но слова сорвались с языка слишком быстро. — А врагов? — Рамси склонил голову вбок. — Преступников? Тех, кто поступил неправильно? — Это другое, — Джон не верил, что позволил втянуть себя в эти нелепые объяснения и оправдания. Некстати он вспомнил казнь дозорных-предателей. Джон знал, что поступил по справедливости — но вместе с тем знал и кое-что другое. То, что их смерти принесли ему нечто схожее с удовлетворением. — Нет, — Рамси покачал головой. — Так говорят лорды. А на самом деле это не другое. Это то же самое. Терпеть этот разговор становилось все тяжелее. — Хватит стоять. Нужно спешить, — Джон пошел вперед, нарочно задев Рамси плечом. Тот пошел следом, однако не замолчал. — Про меня вечно говорят, что я чудовище, а я все никак не могу понять, в чем же я чудовище, — было неясно, издевается Рамси или нет. — В том, что мне нравится то, что остальные делают из чувства долга? Вернее, врут себе, будто делают это из чувства долга, а на самом деле получают удовольствие, просто стыдятся этого. А я не стыжусь. Мне нравится убивать. — Ты не просто убиваешь, — бросил Джон, не оборачиваясь. — Все дело в том, как ты это делаешь. Мало того, что ты убиваешь не из чувства долга, не по необходимости. Тебе нравится мучить и пытать. Неужели ты и впрямь думаешь, что все вокруг такие, как ты? — Почем мне знать? — отозвался Рамси. — Может, и не такие. Может, и такие. Меня ведь никто не остановил, хотя многие знали, что и с кем я делаю. Все побоялись, все закрыли глаза, а теперь ты судишь меня одного. Разве это справедливо? Разве это справедливо — судить человека за его слабости, в которых он честно признается? Поморщившись от летящего в лицо снега, Джон обернулся. Ему нужно было посмотреть на Рамси, чтобы понять, серьезен тот или издевается. Почему-то понять это именно сейчас показалось крайне важным, почти таким же важным, как найти дорогу в Винтерфелл. Судя по блуждающей улыбке, Рамси издевался — или был по-настоящему безумным. — Что ты знаешь о справедливости, — процедил Джон, стиснув кулаки. — Ничего, — Рамси развел руками и вдруг заговорил с жаром: — А ты-то сам много о ней знаешь? Хочешь, наверное, стать таким же справедливым, как твой отец? Так будь! Казни меня своими руками. Как там говорят у Старков? Кто выносит приговор, тот и заносит меч, так? Хотя... Хотя ты же не Старк, откуда тебе знать. Улыбка на его губах стала такой отвратительной, что перед глазами потемнело. Джон толком не помнил ни как замахнулся, ни как ударил Рамси по лицу. Обидными были вовсе не слова, что тот сказал; Джон давно уже смирился, что не станет настоящим Старком. Обидной была улыбка, снисходительная и всезнающая. Улыбка, которую никак не выходило стереть. Рамси упал в снег, но даже стоя на коленях, скалился окровавленным ртом. Джон почувствовал себя как никогда беспомощным и жалким. Выровнять дыхание никак не получалось. — Вот видишь, — Рамси облизнул разбитые губы. — Это приятно — причинять боль. — Да, — Джон коротко кивнул, — причинять боль такому, как ты — приятно. Потому что ты заслуживаешь эту боль. Ты заслуживаешь гораздо более сильную боль. Сделав глубокий вдох, он прибавил: — Вставай. Не притворяйся, будто не можешь идти. — Как скажешь, — Рамси тяжело поднялся с колен. — Не буду. Джон отвернулся и пошел вперед так быстро, словно за ним гнались. Он не видел, куда идет. Только одно было ясно: дорога больше не вела вперед. Она вела вниз.— 4 —
Непроглядная темнота обступала со всех сторон. Выставив перед собой руку, Джон сделал шаг вперед, затем еще один. Ладонь коснулась стены, влажной, холодной и шершавой. «Надо идти дальше, не останавливайся», — шепнул голос в голове, и Джон отчего-то послушался. Он не помнил, сколько шел вслепую, придерживаясь за стену. В какой-то момент впереди забрезжил свет настолько ослепительный, что Джон поневоле закрыл глаза. Одновременно он вспомнил, что однажды уже видел подобный свет. «После смерти, вот когда». Когда Джон снова открыл глаза, то увидел перед собой Рамси. Его руки и ноги были скованы цепями, стелющимися по полу и уходящими в темноту. — Вот видишь, — сказал Рамси довольным голосом, пока Джон пытался собраться с мыслями, — ты такой же, как я. А еще не верил, спорил со мной! Зря. На его разбитых губах блуждала улыбка. — Где мы? — спросил Джон, чувствуя себя до отвращения беспомощным. — Ты мне не говоришь, где мы, — отозвался Рамси. — Поэтому я не знаю. А ты что, все забыл? Джон ничего не ответил. Против воли он вспомнил все, каждый удар, каждое сказанное слово, каждый следующий день, в который не смог убить Рамси, — и хриплый шепот: «Я был прав, я был во всем прав». — Никогда не забывай, кто ты, ведь другие не забудут, — неожиданно проговорил Рамси. Джон вздрогнул. Он уже слышал эти слова, от другого человека и при иных обстоятельствах, и Рамси никак не мог об этом знать. Происходящее вдруг показалось ненастоящим, искусственным, распадающимся на части; Джон закрыл глаза — и проснулся. — Ожил все-таки, — бросил Рамси, сидя у слабого, еле горящего костра. На его скуластом лице играли тени от пламени, и Джон отвел взгляд, чтобы не смотреть слишком пристально. — Где мы? — спросил он, кашлянув. — В пещере, — ответил Рамси, поворошив хворост. — Тебе повезло, что она встретилась нам на пути. — Как мы… — Джон приподнялся на локтях и поморщился от головокружения и боли в затекших плечах. — Я не помню. В Волчьем лесу нет никаких пещер. «По крайней мере, в том Волчьем лесу, который я знал». Рамси посмотрел на него с любопытством: — Совсем ничего не помнишь? Ты едва шел, и мы решили сделать остановку, раз уж нам повезло найти место, а потом ты почти сразу уснул. Джон и в самом деле не помнил, но решил не признаваться в этом. Даже если по лесу их водила нечисть, сдаваться было нельзя. Джон обещал Сансе, что вернется сам и вернет Рамси. Он не имел права ее подвести. — Нужно идти, — Джон резко поднялся на ноги. — Вставай. Однако Рамси и не подумал двинуться с места. — Нет. Мы не сможем уйти далеко в такую погоду. Подойди ко входу в пещеру и посмотри сам, снаружи ничего не видно, только снег. Перед глазами закружились разноцветные пятна. Джон мимолетно отметил, что Рамси будто бы стал выглядеть лучше, и раны явно не досаждали ему, в то время как он сам снова стал слишком живым, слишком слабым и чувствительным. — Я проверю, — сказал Джон исключительно из упрямства и пошел в сторону, откуда тянуло холодом. Пещера была не слишком большой, и совсем скоро он оказался у входа. Рамси, как ни странно, не солгал: снаружи не было ничего, кроме темноты и снежного вихря. На миг Джону показалось, будто впереди мерцают чьи-то желтые глаза. Он моргнул, и морок исчез. «Во тьме нет чудовищ, — подумал Джон. — Все чудовища здесь, в пещере». Мысль показалась странной и как будто бы чужой, но в ней был смысл. По сути, ни Джон, ни Рамси не должны были жить, пусть и по разным причинам. Не должны, но все-таки живы. — Переждем здесь, — неохотно согласился Джон, вернувшись к костру. Он старался не думать о том, что произошло с его памятью. Рамси кивнул так спокойно, словно бы заранее предвидел, что с ним согласятся. — Я подумал тут, — сказал он, когда Джон сел у костра, — может быть, люди правы, и я чудовище. Я, знаешь… Я как будто самого рождения голодный, и мне всего мало. Всех мало. Взять хотя бы Теона, — это имя явно далось с трудом. — Я захотел его, как только увидел. Он был таким красивым, и я захотел забрать это, чтобы его красота стала моей навсегда. Только моей, ничьей больше, понимаешь? Джон не хотел понимать, но чувство, что описывал Рамси, было ему знакомо. Желание сделать что-то своим и получить в полноправную собственность часто преследовало его, особенно в юности. Однако, в отличие от Рамси, Джон сумел подавить эти порывы. Как хотелось думать, навсегда. — Красоту твоей сестры я бы тоже забрал, — прибавил Рамси с глумливой улыбкой. — Жаль, не успел. — Еще раз скажешь так, и я тебя ударю, — предупредил Джон, рефлекторно стиснув руку в кулак. Рамси, впрочем, не обратил на угрозы ровно никакого внимания: — Или взять власть, ее тоже приятно забирать, — его голос звучал мягко и вкрадчиво, против воли подчиняя. — Я забрал власть своего отца вместе с его жизнью. Я забрал тебя, Джон. Твое внимание, твое сочувствие, разве не так? Эти слова были настолько наглыми и вызывающими, что Джон не сразу нашелся с ответом. Некоторое время он тупо смотрел в светлые и ничего не выражающие глаза Рамси, а затем выпалил: — Ты не заслуживаешь сочувствия. То, что ты делал, невозможно ни понять, ни оправдать. — Может, ты и прав, — легко согласился Рамси. — Но раз не можешь сочувствовать, так пожалей, — на его лице мелькнуло притворно униженное выражение. — Неужели я не достоин жалости? Мне говорили, ты благородный бастард. Добрый. Так пожалей меня, лорд Сноу. Пожалей меня, ведь я, может быть, и не виноват, что родился таким… голодным. Самым ужасным было то, что на секунду Джон и в самом деле ощутил нечто похожее на жалость. Однако через миг осталась только злость — на эти нелепые гримасы, на юродствование, на попытки добиться ответных эмоций. Подойти ближе и ударить с размаху хотелось до дрожи. — Говорят, если принести хорошую, кровавую жертву Старым богам, погода улучшится, и снег прекратится, — произнес Рамси неожиданно серьезным тоном. — Возможно, это твой шанс уйти живым. Подумай об этом. — Я не буду тебя убивать, — твердо сказал Джон. Он не поддавался на это искушение долгое время, не поддастся и теперь. — Никогда? — Рамси посмотрел на него, прищурившись. — Не сейчас, — отрезал Джон. Дальнейшие попытки продолжить беседу он игнорировал. Тусклый костер едва грел, и совсем скоро Джон забылся тревожным сном. Последним, что он помнил, был настороженный и внимательный взгляд Рамси.***
— Как думаешь, сколько мы здесь? — спросил Рамси, когда Джон проснулся снова. Их жалкий костер догорел, и в пещере стало почти так же темно и холодно, как и снаружи, разве что снег не шел. — Не знаю, — Джон пожал плечами. — Может быть, недавно. Или давно. Голода я не чувствую. — Я тоже, — отозвался Рамси. Его голос звучал как будто издалека, и оттого Джону вдруг показалось, будто он совсем один в пещере, а Рамси — вернее, его голос — только мерещится. Это ощущение было таким реальным, что Джону безотчетно захотелось прикоснуться к Рамси. Просто чтобы быть уверенным в том, что его рассудок еще не окончательно помутился. Точно услышав эту мысль, Рамси вытянулся рядом. Из-за темноты Джон не мог рассмотреть его, но почувствовал дыхание у своей шеи и робкое, неумелое прикосновение к руке. — Холодно, — проговорил Рамси таким тоном, будто это объясняло его внезапную осторожность, близкую к нежности. — Холодно, — согласился Джон. Он знал, что должен испытывать отвращение от подобной близости, но желание тепла оказалось сильнее брезгливости. — Наверное, я завидую тебе, — сказал Рамси шепотом. — Ты держишь все то темное, что у тебя внутри, в узде. А я не держу. Не умею. Я свободен, понимаешь? Джон промолчал. Слова Рамси казались не связанными между собой. Возможно, тот и в самом деле был безумцем, не ведающим, что творит. «Я умру рядом с ним, — Джон не хотел об этом размышлять, но прекратить не мог. — Мы никогда не выйдем из этой пещеры». Хотя, возможно, они оба уже умерли, замерзли в снегу, и ничего из происходящего сейчас не имело значения. — Мне хотелось, чтобы кто-то меня остановил, — продолжил тем временем Рамси. Он придвинулся еще ближе, и теперь его прохладные губы касались уха. — Чтобы у кого-то хватило храбрости. Но все боялись меня, я ведь чудовище. Человек не может быть таким, как я. А ты… Ты не боишься меня. Что бы я ни говорил и ни делал, не боишься. — Зачем мне тебя бояться? — отозвался Джон, чувствуя себя почти польщенным. — Я знаю, что ты человек. У тебя кровь из раны текла, и губы до сих пор разбиты. Вряд ли с чудовищем могло случиться такое. — Кровь, — задумчиво повторил Рамси, а затем прибавил насмешливо: — на самом деле никто не может меня остановить. Но это и не нужно, потому что я не хочу останавливаться. Я соврал тебе, Джон. И снова тот почувствовал острый приступ бешенства. Рамси играл с ним, дразнил его, и хотелось ответить на это, поставить на место. Джон сделал глубокий вдох: Рамси по-прежнему вытягивал из него все самое плохое и гнусное. — Кто тебя выпустил? — вновь спросил Джон, чувствуя, что в ответе на этот вопрос скрывается некая важная правда. — Хватит спрашивать, — в голосе Рамси послышалось раздражение. — Ты знаешь. «Я не знаю», — хотел сказать Джон, и одновременно понял: это ложь. — Нет! — выдохнул он, только чтобы поскорее забыть эту ложь, забыть и перестать понимать. Рамси негромко усмехнулся, сжал ладонь Джона крепче и сказал: — Да. В этот момент в голове как будто сломалось нечто невидимое, и воспоминания хлынули сплошным потоком. «Это был я, — с некоторым удивлением осознал Джон. — Я его выпустил». Выпустил так ловко, что никто не заметил, отвел всем глаза — после смерти Джон, как оказалось, научился и такому. Выпустил и дал уйти. — Зачем? — спросил Рамси. — Зачем ты сделал это? Они с Джоном словно бы поменялись местами, и теперь была очередь Рамси задавать вопросы. — Я не хочу быть похожим на тебя, — ответил Джон, и это был самый честный ответ из возможных. — А когда ты рядом, пусть и в темнице, пусть и покорный моей воле, я чувствую… Чувствую, будто становлюсь похожим на тебя, и если убью, стану еще более похожим, потому что твоя смерть доставит мне удовольствие. — А если не убьешь? — голос Рамси зазвучал вкрадчиво. — Если не убью, то буду искать в себе твои черты, пока не сойду с ума, — Джон усмехнулся. — Лучше всего нам обоим было бы умереть здесь, в лесу. Рамси не сразу ответил. Пытаясь услышать его дыхание, Джон вдруг вспомнил, что взял с собой меч. Поначалу он подумывал оставить оружие в замке, чтобы не иметь искушение использовать слишком рано, но в итоге сменил мнение. В лесу подстерегало немало опасностей, не стоило оставаться без защиты. Один удар мечом — и приговор будет исполнен. Возможно, тогда это безумие станет терпимым. Втайне Джон знал, что не избавится от мыслей о Рамси, даже если убьет его. Наверное, это было личным проклятием, или же платой за новую жизнь, наставшую после смерти. С куда большим удовольствием Джон бы умер окончательно. — Но что такого плохого в том, чтобы быть мной? — произнес наконец Рамси. — Я не понимаю. Это другим плохо, а не мне. — Все ты понимаешь, — процедил Джон. — Ты просто издеваешься надо мной. — Издеваюсь, — легко согласился Рамси. — Мне нравится, как ты злишься, это смешно. Пожалуй, эти слова стали последней каплей, подточившей и без того дрогнувший самоконтроль. Резко развернувшись, Джон стиснул горло Рамси и с силой вжал его в каменный пол пещеры. — Я убью тебя, — пообещал Джон. — Убью и справлюсь с тем, что случится потом. Это ты хочешь? — Кто знает, — хрипло ответил Рамси. Джон почему-то знал: тот улыбался, шепча эти слова, и только за это хотелось его уничтожить. — Давай, чего ты ждешь? — прибавил Рамси. — Сделай это. Убей меня. Джон прикрыл глаза. Отчего-то ему показалось, будто сказанное Рамси значило нечто большее, будто он просил не совсем о смерти. Наверное, во всем была виновата темнота, в которой Джон ощущал себя свободнее, чем при свете. В темноте можно было сделать что угодно, ведь никто не увидит содеянного, даже ты сам не увидишь. — Позже, — сказал он, разжав захват на горле. — Я убью тебя позже. В этот момент Рамси подался вперед — и перехватил власть, заставив Джона лечь на спину. — Ты будешь помнить меня, — сказал он. — Всегда. Каждый день. — Зачем мне это? — соврал Джон. Он знал, что будет помнить, что никогда не сможет забыть. — Потому что я так хочу, — отозвался Рамси и, склонившись, крепко поцеловал Джона в губы. Это был скорее укус, довольно короткий и болезненный. Джон попытался вырваться, но Рамси удерживал его на месте с нечеловеческой силой. — Ты будешь меня помнить, — произнес он, удивительно ловко запуская руку Джону в штаны. — Потому что я — это ты. Никогда прежде Джон не фантазировал о подобном. По крайней мере, не о Рамси, сама мысль о такой близости отвращала. Однако когда тот обхватил его член и начал двигать рукой так, словно они делали это прежде и знали вкусы друг друга, Джон сдался без сопротивлений. Он знал, что будет зол на себя после, но сейчас… Сейчас Джон подумал о том, что они с Рамси, должно быть, действительно совсем одинаковые, и впервые эта мысль не вызвала отвращения — напротив, отозвалась горячей волной внутри. Джон не думал, что сможет дойти до разрядки, он чувствовал себя слишком замерзшим и усталым. Но в какой-то момент Рамси как будто отдал ему часть своих сил, и это позволило кончить. Это — и неуместное ощущение неодиночества. Когда, переведя дыхание, Джон попытался коснуться Рамси, тот резко отпрянул и не позволил. — Теперь, — выдохнул он еле слышно, — ты можешь меня убить. Ты обещал, что сделаешь это. Джон прикрыл глаза. Ощущение неодиночества растаяло, будто его и не было. — Я держу свое слово, — сказал Джон. — Нужно проверить, не прекратился ли снег. Ты умрешь снаружи, а не здесь. «Потому что снаружи у твоей смерти будут свидетели, пусть и молчаливые, а здесь я с тобой один», — осталось несказанным. — Хорошо, — сказал Рамси. — Пусть будет так.— 5 —
Когда они вышли из пещеры, снег почти прекратился, небо просветлело и даже ветер почти не дул. Оглядевшись по сторонам, Джон заметил, что они с Рамси находятся в кругу чардрев. Подобного места не было в Волчьем лесу. Джон постарался не думать о том, где они все же оказались и вернется ли обратно хотя бы один из них. — Вставай на колени, — приказал он. — Покончим с этим. Рамси послушался. — Хочешь зачитать мне приговор? — спросил он негромко. Джон покачал головой. — Ты и так знаешь, в чем виновен. — Думал, ты не упустишь случая мне напомнить, — Рамси посмотрел снизу вверх и ухмыльнулся. Он казался сейчас не безумным, как всегда, а обычным, ничем не напоминавшим чудовище. Джон, разумеется, понимал, что это всего лишь иллюзия, в которую никак нельзя верить. — Не смотри на меня, — приказал он. — Можешь рубить медленно, — бросил Рамси, послушно опустив голову. — Я не боюсь боли. Джон ничего не ответил. Он не понимал до конца, что чувствует. Все должно было случиться не так — но как именно было бы правильно, Джон уже не знал. Ощущение, будто вместе с Рамси он убьет некую часть себя, становилось все отчетливее. «Это пройдет, — сказал себе Джон. — Пройдет, когда я вернусь домой». В том, что вернуться в Винтерфелл можно было, только убив Рамси, сомнений не было. С этой мыслью Джон занес меч. Он вспомнил о доме, о том, что его ждет Санса, и эти мысли помогли избавиться от дрожи в руках и очистить голову от ненужного. Пусть и на миг. Меч со свистом прорезал воздух. Даже не глядя, Джон знал, что обезглавил Рамси одним ударом. Он не заслужил подобной легкой смерти, но любая другая сделала бы Джона слишком похожим на того, кого он казнил. Кровь на снегу казалась очень яркой. На тело Джон старался не смотреть. Внезапно совсем рядом раздалось конское ржание. Поначалу Джон подумал, что это только слышится ему, но звук повторился еще раз. В ушах зазвенело, перед глазами вспыхнули разноцветные точки; когда приступ дурноты прошел, Джон обнаружил, что стоит ровно на том месте, где оставил коня. Тела на снегу не было. От нереальности происходящего закружилась голова, но Джон не позволил себе упасть. Конь ласково ткнулся ему в плечо, и от этого простого прикосновения страх отступил. Нужно было вернуться в Винтерфелл и узнать, что случилось. А тело… Возможно, то, что оно навсегда осталось в другом мире, было к лучшему. Оседлав коня, Джон стремительно поскакал назад, домой. Теперь, по крайней мере, он точно знал, что не собьется с пути.***
— Ты вернулся! — Санса подпрыгнула и крепко обняла Джона за плечи. — Я так за тебя беспокоилась. Прости, прости меня за то, что я тебе наговорила. От ее волос пахло морозом, и от этого запаха хотелось чувствовать себя живым. Почти таким же живым, как рядом с Рамси. — Это ты меня прости, — отозвался Джон, прижав Сансу к себе. — Прости, что не принес тебе труп этого ублюдка. Я… Я расскажу тебе, что случилось, но пока знай одно: он мертв. — Но я и так это знаю, — Санса отстранилась и недоуменно посмотрела на него. — Тело нашли в богороще, почти сразу после твоего отъезда. Я послала людей, чтобы они вернули тебя, но они приехали назад ни с чем. — Погоди, — Джон нахмурился; все в который уже раз показалось ненастоящим. — То есть… То есть его убили? Но кто? — Никто не знает, — Санса пожала плечами. — Как и того, кто позволил ему сбежать. На его теле нет ран, он как будто бы упал замертво, и все. — В-вот как, — голос дрогнул. Джон помнил, как занес меч, помнил кровь на снегу, помнил метель и пещеру, и то, что Рамси говорил ему. Все это было настоящим, куда как более настоящим, чем то, что происходило с ним сейчас. — Что сделать с телом? — спросила Санса, помолчав. — Люди волнуются. — Отдай собакам. Жаль, если пропадет такое хорошее мясо, — ответил Джон с ухмылкой. Санса посмотрела на него исподлобья, точно не узнавая, но затем согласно кивнула. Под этим напряженным взглядом Джону вдруг показалось, будто сказанные слова принадлежат не ему, а кому-то другому, похожему на него, но не до конца. Но, как и многое другое, это было всего лишь иллюзией.